– Я тут таскаю мясо через проходную, чтобы прокормить тебя, дармоеда… Сколько можно мусолить эти две ложки? Час уже сидишь! Или тебе мать плохо сготовила? Жри, давай!
Ваня ткнулся от подзатыльника носом в тарелку. Константин тяжело вздохнул, глядя на сына. Слабого, вечно ноющего. Взгляд отца до краев наполнился брезгливостью, но потом засветился решимостью и упрямством.
– Я из тебя выращу человека! Сядь прямо! – Ванино плечо резко дернули. – Ешь!
– Папочка… миленький… Ну, пожалуйста… – захныкал тот.
– Ешь! Ишь, театр тут устроил!
Мальчик положил ложку в рот и, зажмурившись, проглотил. Рвота моментально вывернула скудное содержимое желудка обратно.
– Вот, сучонок! Специально, бл…!
Отец сдернул сына со стула и потащил к зеркалу.
– Посмотри! Только посмотри на себя! На кого ты похож?
В большом, загаженном мухами зеркале, отразилась маленькая фигурка в голубой рубашке и шортиках, на колготках – мокрые пятна, лицо с огромными глазами, в которых светился ужас…
– Разве ты на человека похож?
От следующей затрещины Ваня кубарем покатился под сервант, – оттуда снова донесся плач.
– Еще хоть раз пикнешь – убью!
Звуки под столом превратились в тихие всхлипы.
– Иди отсюда! Вали с глаз моих!– гаркнул отец. – Пусть завтра мать сама тебя в садик ведет!
Ваня, зажимая рот ладонью, быстро исчез в своей комнате, а Константин Воронцов включил телевизор…
Они вышли из дома, когда отец еще спал. Варвара не укоряла сына за привычку останавливаться и задирать голову кверху. Она просто молчала, стараясь попасть в такт с маленькими шажками Вани. В раздевалке его как всегда ласково встретила воспитательница.
– Ванечка, здравствуй мой хороший… Ой, а шишка-то почему? Упал? – голос вскоре настойчиво повторил, – Упал? Варвара Дмитриевна…
Та нервно засуетилась возле шкафчика, затем подтолкнула мальчика к двери в группу. Сын послушно скрылся и его звонкий певучий голосок зазвучал среди гула других детей.
– Ну, да, упал…
Женщины понимающе уставились друг на друга. Варвара выпалила:
– А что я могу? Он – отец! Плохого не сделает!
– Разве так можно относиться к ребенку? Тем более, к такому. Ваня -очень хрупкий, ранимый. С тонкой душевной организацией. С ним так нельзя!
– Чего?
– Я говорю, вы или ваш супруг его сломаете. Все дети же разные! С ним надо только лаской, как можно мягче… Заниматься с ним. У него очень богатое воображение, очень чуткое восприятие. Вы понимаете, что у вашего ребенка есть талант, которого нет у других? Ну, так его надо развивать! Это ваш долг как родителей – помочь раскрыть его способности и давать любовь, поддержку. И он на старости лет будет вам заботливым и чутким помощником.
– Ой, не знаю… Муж из него хочет сделать мужчину. Вы знаете, он у нас теперь почти каждую ночь, – женский голос перешел на шепот, – каждую ночь мочеиспускание… Да-да… Даже ума не приложу…
Воспитательница нахмурилась, быстро перебирая в памяти события последнего месяца и довольно громко отчеканила: "Ни разу не замечала, чтобы Воронцов здесь мочился! Ни разу! Интересно, почему дома он сикается, а здесь – нет? Вам не приходит в голову, что…"
При этом воспитательница не обратила внимания на то, что Людочка Коновалова теребит жидкую белобрысую косичку и внимательно прислушивается к разговору. Тот факт, что мама Вани Воронцова украдкой, по – секрету, что-то поведала воспитательнице, привел ее в полнейшее возбуждение. Через мгновение Люда уже влетела в группу и, бросив полный превосходства взгляд на Ваню, с тем же придыханием зашептала на ухо своей подружке Марине: "А Воронцов то … представляешь…" Блеск девчоночьих взглядов отразился в боязливых глазах мальчика, как в зеркале. В раздевалке же спор только разгорался.
– Это не ваш ребенок! У вас вообще дети есть?
– Нет…
– Вот и не лезьте! Своих нет, а меня учите! Что вы понимаете?
Варвара раздраженно хлопнула дверцей ящика и демонстративно повернулась спиной, под нос выговаривая: "Учительница тоже мне нашлась!" Воспитательница растерянно всплеснула руками, но все же повторила:
– С ним так нельзя…
Глава 7
Как-то вечером воспитательница бросила на Воронцова беспокойный взгляд.
– Ванечка, ты что-то бледный у меня. Ты себя хорошо чувствуешь? Да? Может тебя к врачу отвести? Правда, поздно уже…
Едкий запах лекарств от белого халата, и сразу же воспоминание о стеклянном шкафе, полном колючих уколов и пузырьков с чем-то горьким, заставили того быстро-быстро замотать головой. Воспитательница уточнила:
– Не хочешь? Я все же посмотрю, есть ли врач. Посиди здесь.
Воронцов уселся на стульчик. Рядом играли несколько девочек и еще один мальчик, которого по обыкновению забирали последним. Ваня наблюдал какое-то время за ребятами, и вдруг заметил, что Люда Коновалова смотрит прямо на него. Ваня быстро отвернулся, понимая, что та знает про него самое ужасное. И уже успела рассказать, наверное, всем. Все знают про то влажное пятно. Не только мама теперь беспокойно шарила по утрам рукой по его простыни, но и нянечка с опаской и неодобрением здесь, в садике. Мечта превратиться в комара и улететь вновь забралась в его голову. Вчера он жалостливо просил маму больше не водить его сюда, нота сделала вид, что не слышит. А отец угрожающе указал на пряжку ремня, предупредив, что его хныканья стоят у него поперек горла…
"За тобой пришли!" – раздалось откуда-то сверху.
Мальчик с радостью поспешил на выход, но завидев знакомую куртку, остановился. Затем опасливо приблизился к своему шкафчику. Лицо приняло выражение абсолютного послушания, шкафчик быстро распахнулся, а руки торопливо стали натягивать штаны. Только бы никого из ребят не было! Присутствие же воспитательницы, как всегда, успокаивало и приободряло. Та никогда его не ругала, лишь иногда журила за взятые без спроса вещи. По большей части – хвалила и ставила другим ребятам в пример его рисунки и поделки. Но она тоже знала, что он мочится во сне, и поэтому не может относиться к нему так, как раньше. Какой-то барьер теперь вставал перед ним каждый раз, когда он хотел к ней подойти.
– Ты чего это? А? – спросил Константин, выслушав речь воспитательницы о том, что ребенок может быть не здоров.
Ваня виновато уронил взгляд в пол.
– Не придуривайся! Взял моду! Чуть что – сразу жаловаться! Мало, что ссыкун…
Заметив, что из группы вышла Марина, Ваня громко заплакал, а отец подытожил:
– …еще и тряпка! Вон, все над тобой смеются!
Воспитательница, пряча глаза, мгновенно исчезла из раздевалки.
Тугая резинка старых штанов больно врезалась в кожу,– Ваня машинально задрал край пиджака, почесался. Его взгляд, полный тревоги, упал на отца – тот был абсолютно спокоен и невозмутим. Маленькая ладонь тут же доверчиво легла в большую ладонь отца. Они пересекли шумную трассу, кишащую смрадными машинами. Ваня сморщил нос и покрутил головой.
Местность казалась пустынной, заброшенной. Вокруг виднелись бурьяны репейника и бугры соломенной травы с возвышавшимися над ними рваными краями крыш. Показался грязный трактор на вывернутых наизнанку пластах земли, за ним – канавы, полные бурой жижи. Вдалеке – ряд зданий, расположенных вплотную друг к другу, – оттуда раздавался неровный шум и скрежет. Свора местных собак с азартом носилась вдоль построек, и звонкий металлический лай гулким эхом разносился по всей окрестности. Тетенька в кирпичной будке и с красной повязкой на руке проводила их обоих недовольным взглядом, когда они вошли на территорию мясокомбината. Отец уверенно направился к одной из построек.
– Твой? – басисто раздалось над непослушными вихрами, когда они вошли внутрь.
– Мой… Вот, пришлось тащить с собой. Варвара в больнице… – начал объяснять отец.
– Вылитый папашка, едрит вою за ногу! Ну… – большая голова с длинным крючковатым носом, желтыми кривыми зубами и сильным запахом табака изо рта приблизилась к детскому лицу и с задором спросила:
– Говорят, ты отказываешься есть мясо? Вегитарьянец че ли? А? А зря… Мясо пользу приносит! Заруби себе это на носу!
Мальчик смущенно потупил взор и нырнул за спину отца. Тот пожаловался:
– Молчит, щенок, что ни спросишь! И прячется!
На маленькой физиономии ребенка место сильного смущения тут же заняло любопытство и живейший интерес к большим и толстым тетенькам, одетым в серые и черные халаты, одинаковые платки и сапоги, и так напоминающие широкими лицами и улыбками маму. И здесь такой же запах, – тот самый, что исходил от стиранных отцовских вещей.
Что-то двигалось сверху и Ваня немедленно задрал голову; большие голубые глаза округлились от удивления, затем от ужаса … Огромные свиные туши свисали сверху и мягко колыхались каждый раз, когда что-то их двигало к высокому плотному мужчине, что стоял неподалеку и орудовал ножом. Кровь ручьями стекала с его перчаток и передника на гладкий пол и скапливалась в желобах. Мальчик икнул, потер глаз и икнул снова.
– Не ссы!–наставительно сказал отец. – Это – дядя Женя. Он тут у нас мастер на все руки!
Отец с почтительностью и даже некоторой робостью приблизился к мужчине в переднике и слишком быстро протянул руку. "Дядя Женя" кивнул и продолжал с уверенностью и грацией хищника работать над свиньей. Закончив, спросил:
– Ты чего малого то привел? Не экскурсия здесь!
– Пусть привыкает! По моим стопам пойдет…
– Как звать пацана? Иван?
Пока отец что-то сбивчиво объяснял, привычно похлопывая себя по карману в поисках сигарет, дядя Женя сделал несколько плавных движений вокруг новой туши. От свиньи тут же отделилась кроваво-красная пульсирующая масса, упала на транспортер. Сердце, а затем печень поползли в конец помещения и исчезли. Ваня икнул сильнее. Мужчина живо повернулся к нему и весело буркнул:
– Смотри, как работает настоящий мужик!
Нож ловко и быстро двигался, кромсая куски плоти и выдавливая из обескровленной и обезглавленной жертвы остатки влаги.
– Женька! Ты чего мне в отчете написал? – к ним приближалась дородная баба, и аккуратно скользнув мимо туш, словно боксер на ринге, потрясла какими-то исчерканными листками прямо у Вани над головой.
– Ладно, Зинка, не ори! Чего взялась с утра? Или тебя твой хахель по ночам не е…?
Зинку грубо схватили за пышную грудь, и на весь цех прозвенел визгливый бабий смех. Константин с завистью наблюдал за тем, как непринужденно рука его напарника скользит по женской талии, мнет пышные ягодицы. Зинка же, бросив ласково под конец: "У, кобелина!", скрылась в небольшой комнатушке, ловко и со смехом перескочив через желоб с кровью.
Ваня, отметив и восхищенный взгляд отца и радость Зинки и самодовольство дяди Жени, перевел взгляд на свои новые ботинки, – на них наползали бурые пятна из лужи. За грязь ему от матери точно влетит!
– Пап! Пап! Пойдем! – потряс он за кожаный рукав.
– Погодь! Дойдем до бухгалтерии, а там вернемся…
Константин скрылся за той самой дверью, где исчезла Зина, но на этот раз вместо смеха послышалось недовольное бормотанье, а затем резкое и сухое "Пошел прочь!". Показалась раздосадованная физиономия отца.
Наконец, они, то и дело останавливаясь и болтая с встречным народом, очутились на улице. Ваня рассеянно наблюдал, как отец прикуривает, как с удовольствием попыхивает сигаретой, сунув руки в широкие карманы мешковатых брюк, как следит за грузовиком, свернувшим с дороги и двигающимся прямо на них. До слуха долетели звуки возни и хрюканье животных.
Машина, битком набитая свиньями, притормозила возле проходной и, хлопнув на прощанье громко дверцей, завернула к крайнему сараю. Ваня изо всех сил зажмурился, и, боясь издать хоть один звук, засеменил от страшного места так быстро, как только мог.
Глава 8
На дворе была весна. Красная макушка железной ракеты поблескивала в ярких лучах солнца, а детвора шустро и уверенно прыгала со ступенек в песочницу. Звонкий шум детских голосов наполнял небольшой внутренний двор детсада. Воспитательница прищурилась и прикрыв глаза ладонью, словно козырьком, беглым взглядом осмотрела группу: раз, два, три… Вроде все на месте. Отметила как одиноко и неприкаянно слоняется вдоль забора Ваня Воронцов, и беспокойство явственно разлилось по ее лицу с тонкими чертами, крылья носа нервно дернулись. Она присела на окрашенную в голубой скамейку, скрестила ноги, обутые в легкие ботинки и позвала:
– Ваня! Ваня Воронцов!
Тот живо обернулся и подбежал. Улыбка на его худой, перемазанной красками рожице была такой светлой, что сердце молодой женщины забилось от щемящей боли.
– Как дела, мой хороший? Хочешь с ребятками поиграть?
Мальчик мотнул головой и отошел на несколько шагов назад.
– Отчего? Тебе не нравится играть вместе? Может, тебя кто-то обижает? Нет? Ну, ладно, иди…
Ваня скрылся за деревянной будкой, примыкающей к забору. Лопатка в его руке монотонно застучала по перекладине в заборе, мысли улетели стайкой воробьев в небо. Вот он на своем фрегате несется по волнам и с невероятной ловкостью обходит вражеский корабль под черным пиратским флагом и бомбит его пушками, из которых вылетают тяжелые ядра, и валит дым и еще сам посылает огненные стрелы прямо из волшебного лука во врага… Пуф! Победа! Нос легко и приятно щекотала свежесть и новизна, пропитавшая воздух, превращаясь в морской бриз. Общий гул превратился в хлопанье парусов от порывов ветра и крики чаек… На какие-то долгие мгновенья счастье наполнило все его существо, и это чувство было таким волнующим, ярким! Вот этот клочок земли за будкой – теперь его тайное место, секретный лагерь. Здесь он и закопает клад! Несколько цветных стеклышек и черное воронье перо появились из кармана брюк и исчезли в вырытой ямке, в углублении которой в роли подстилки был прозрачный фантик от конфетки. Закопав сокровища и отметив тайник пивной крышкой, Ваня любовался творением своих рук. Вот бы кому рассказать! Поделиться своей тайной! Он опасливо посмотрел на ребят. Завистливо прислушался их веселому и беззаботному смеху. К тому, с какой легкостью те переговариваются и кричат друг на друга, как носятся наперегонки и болтают обо всем на свете. Он так не умеет и острое чувство скованности и какой-то отчужденности глухой стеной отгородило его от всеобщего веселья. Словно он провалился в темную глубокую яму и все смотрят на него с неодобрением сверху вниз. И к ребятам так хочется… так сильно, – просто до смерти! Влиться в общий хоровод и быть одним из них, как все! Как все!
Прошло больше двадцати минут, прежде чем все же с неловкой осторожностью, словно подползая, он приблизился к играющим. Прижался щекой к краю ракеты. Марина была рядом. Ее белые колготки сияли чистотой, волосы были тщательно уложены в причудливую косичку – волосок к волоску. Огромный розовый бант виднелся на макушке, а на красной юбке красовался кораблик – синий, бегущий по таким же синим волнам.
Как завороженный, Ваня впился глазами в кораблик, потом в пышный бант. Мысль о том, что Марина выглядит как принцесса и он – ее тайный рыцарь и защитник влетела в его голову со скоростью молнии и там с благоговением осела. Но он уже выбрал себе в невесты воспитательницу! Она – самая красивая, добрая, ласковая! Еще один взгляд на девочку и он решительно выбрал Марину. Радуюсь новому приключению, Ваня вздохнул от полноты ощущений, затем огляделся, – на него никто не обращал внимания. Тогда он приблизился к одному из ребят, мелком рисующему звезду на асфальте и тихо произнес:
– Давай дружить…
Мальчик кивнул и чуть подвинувшись, продолжил водить мелком. Чуть дыша, Ваня потянулся к коробке с мелками… Через полчаса вся площадка была испещрена его картинами. Воронцов вновь прислонился к ракете, и со знанием дела стал наблюдать, как его новый друг пририсовывает к его самолету большую неровную звезду. Но тут сверху раздалось:
– Уходи отсюда! Уходи! Кому сказала?!
На ракету залезла Люда и, растягивая каждое слово, словно резиновую жвачку, повторяла: "Уходи!"
Воронцов повернулся к неряшливой и рыхлой Люде с белобрысыми как и у него волосами, так же торчащими в разные стороны. Растерянно уставился на рябую кожу щек, мутные серые глаза, на растягивающийся слишком широко рот со слюной, нижний ряд пляшущих вкривь и вкось зубов…
Ваня собрался изо всех сил и… слабо буркнул:
– Сама уходи! – и тут же уронил взгляд в асфальт. Рука с мелком нарисовала рваную линию и остановилась.
– Ты – больной! Мне мама сказала!
– Нет! Я – хороший! Это ты – дура, больная!
Марина забралась к Люде на ракету и встала бок о бок. Люда уверенно заявила:
– Ты сикаешься, как маленький!
Мелок крошился в руке. Слезы подступили и больно царапали горло, но он еще держался. Только бы не заплакать при всех! Мама говорила, что это – стыдно.
– А моя мама сказала, что твой папа – живодер!
В слове "живодер" прозвучала целая гамма отвращения и брезгливости. И голос принадлежал той самой Марине.
Он, боясь на нее даже посмотреть, обвел взглядом ребят и увидел в них страх и растерянность. Наверное, живодер – это что-то очень-очень плохое… Внутри разрасталась огромная дыра. Мел полетел в сторону, а Ваня, рыдая, побежал что было мочи к воспитательнице. Неожиданно на полдороги свернул и исчез в здании.
Глава 9
Жара стояла невыносимая, – лето с многообразными дарами было в самом разгаре. Пчелы непрестанно жужжали, кружили, стрекозы трещали, соцветие бабочек рисовало затейливые гирлянды. То и дело хотелось пить, и все домашние искали уголки, куда бы спрятаться от палящего зноя. Еще жарче было в бане. Жесткая мочалка нещадно обдирала нежную кожу и то и дело раздавались звуки ковша, царапающего металлический край огромного чана. Настя потерла залитый мыльной водой глаз и взмолилась:
– Баб! Хватит!
– Еще малец! В баню раз в неделю ходим,– надо же тебя отмыть! Иначе все мальчишки от вас разбегутся!
Таз с обжигающей кожу водой неожиданно обрушился сверху.
– А-ааа!
– Все-все! Как с гуся вода, так с Настеньки худоба… Сейчас и подружку твою потрем!
Соседка Катя со смущенной улыбкой протянула губку, но бабуля уже уверенно намыливала мочалку, – не дай бог люди скажут, что она девку путью не намыла…
После обливания щелоком и под конец – прохладной водичкой, две подружки, красные, со скрипящей кожей выскочили в предбанник. Летняя жара показалась осенней прохладой. Липкие хлопковые платья наконец-то натянулись, сандалии наконец-то застегнулись. В двух чалмах, сооруженных из насмерть застиранных полотенец, девочки направились к дому. Крутая горка, поворот, протоптанная тропинка…
На лавочке сидело несколько мужчин. Козырек над террасой создавал им спасительную тень.
– В этом году яблок будет много,– заметил один.
– Да, уж… В тот год пусто, в этот – густо.
Заметив возвращающуюся племянницу Настю, один из мужчин вскрикнул:
– Чай, всю воду выплескали?
– Вам тоже оставили! Бабуля нас так мучила! Так мучила! Еле живые!