- Господин Кароль, пожалуй, достаточно отчетливо это объяснил вам.
- Он только обратил мое внимание на то, что ваше поведение какое-то подозрительное, потому что неизвестно, чего вы здесь бродите. Вы не рыбачите и не купаетесь в реке. Одним словом, сюда вы приехали не отдыхать, а с какой-то подозрительной целью.
- И это все? - Насмешливо засмеялся я. - А вам ничего не говорит, что сначала я поставил свою палатку на месте, где стояла когда-то сторожка Габрищака, которого убили бандиты? А известно ли вам, что потом я перенес свою палатку на Остров преступников, где была разбита Барабашева банда? И вам не говорили также, что у меня есть очень загадочный план этой местности?
- Так… вы на самом деле подозрительный человек? Я пренебрежительно махнул рукой.
- Разве я рассказывал бы вам все это, если бы действительно был причастен к какой-то подозрительной истории? Блуждаю здесь? Ну ладно. Но вместо "брожу" достаточно употребить слово "отдыхаю" и о моем поведении сразу же изменится мнение. Я здесь отдыхаю, гуляю в лесу, в городе. Разве не то же самое делали бы вы, если бы приехали сюда отдыхать? Уверяю вас, что пан Кароль в сто раз загадочней человек, чем я. Он всегда ходит рыбачить, а поймал хоть одну рыбину?
- Он только делает вид, что рыбачит, ведь он детектив. Делает вид, что рыбачит, а на самом деле осматривает в бинокль все вокруг.
- Это так?..
- Его не было всю ночь. Вероятно, следил за кем-то. Возможно, уже напал на след человека, который предлагал продать нашему профессору сокровища помещика Дунина.
- Возможно, - согласился я.
Я не собирался посвящать Заличку в свои дела или убеждать ее, что пан Кароль в сто раз таинственней человек, чем я. Заличка была наивная как ребенок. Это не мешало ей быть в области антропологии "светлой головой". Она не только много знала, но и умела передавать другим свои знания.
В тот же день я снова мог в этом убедиться, когда пришли Вильгельм Телль и Черника.
- Мы устроили засаду на браконьеров, - рассказал Телль. - Соколиный Глаз и другие ребята из нашего отряда попрятались в лесу возле браконьерских ловушек. Вечером мы с Черникой перепрячем их. Теперь среди дня не стоит надеяться, чтобы браконьеры придут, а вот вечером может быть, да? Мы рассказали нашему вожатому о вчерашней встрече с браконьерами, ведь надо было объяснить, почему так поздно возвращаемся в лагерь. И теперь, когда мы дадим знать, что браконьеры где-то недалеко, в лагере поднимут тревогу. Если вы услышите громкий, тревожный сигнал трубы, бегите пожалуйста, нам на помощь. Попробуем задержать браконьеров. Мы же потопили им оружие, теперь можно их не бояться.
- Надеюсь, - сказал я, - ваш вожатый сообщил милиции о ловушках, которые расставили в лесу браконьеры. Вопреки всему вы только ребята и не надо вам подвергаться опасности. Те браконьеры люди злые и способны на худшее.
- Конечно. Милиции уже сообщено, - кивнул Вильгельм Телль.
Но мои слова, вероятно, смутили их, потому что больше они ничего мне не рассказали, а попросили Заличку объяснить им "родовое дерево" человека, о котором она вчера вспоминала. Ведь когда ребята вернулись в лагерь и захотели рассказать другим о происхождении человека, то вместо "родового дерева" у них получился "родовой гриб", как немного злорадно определили их товарищи.
Заличка взяла тоненькую палочку и наметила на песке что-то вроде толстого ствола.
- Вот, - начала она, - дриопитек или человекоподобный примат. Это было странное создание, немного похоже на обезьяну, немного на человека. Жили дриопитеки на больших территориях и в весьма своеобразных условиях. Возможно, именно эти своеобразные условия жизни привели к тому, что за тысячелетия дриопитек изменился. Так, например, дриопитеки, жившие в холодном климате, становились другими, чем те, что жили в теплом. Вероятно, первыми от этого общего ствола отделились гиббоны - обезьяны, очень забавные на вид. Вот я рисую эти ветви, что выросли с правой стороны дерева… Одновременно здесь же вырастают две новые ветви - это человекообразные обезьяны: горилла, шимпанзе, орангутанг. Но с левой стороны дерева тоже есть грубая ветвь - австралопитек, первое звено в цепи человеческой эволюции.
- А как это существо выглядит? - Заинтересовался Телль.
- Вероятнее всего, что роста оно было около ста тридцати сантиметров, а телосложением похоже на человека. Подвижное и ловкое, это существо ходило и бегало только на двух ногах. Оно питалась крабами, ящерицами, павианами и даже большими копытными животными. Австралопитек имел мозг значительно больше, чем у нынешних человекообразных обезьян. Со временем австралопитек превратился в существо, которое назвали питекантропом или прачеловеком. На основании выкопанных костей можно считать, что рост этого существа был уже сантиметров сто семьдесят, голова с низким скошенным назад лбом. Впервые скелет питекантропа нашли на Яве. Впоследствии стало известно о других находках. Прачеловек жил и в Европе, его кости найдены в Гейдельберге, жил он в восточной и юго-восточной Азии и в Африке. Прачеловек уже умел делать - хоть очень примитивные - орудия труда и пользовалась огнем.
Третьей стадией развития человека стал первобытный человек или проще - неандерталец. Это существо невысокого роста, но очень крепкое, имело большую продолговатую голову и продолговатое лицо с очень развитой челюстью. Правда, неандерталец не был хорош в нашем понимании. Зато у него были уже лучше развиты специфические человеческие черты - например, сильно развит мозг. Он куда лучше обрабатывал каменные орудия, чем питекантроп.
И наконец - умный человек, или homo sapiens. Первым его представителем считают так называемого "кроманьонца", или человека из пещеры Кро - Маньон во Франции, где нашли его кости. Этот далекий предок был уже похож на нас. Даже среди современных людей можно встретить представителей кроманьонской расы. Кроманьонец имел рост сантиметров сто восемьдесят, телосложение свидетельствовало о его большой силе. Голова продолговатая, с высоким сводом черепа, лицо широкое, нос длинный и не очень широкий.
Теперь мы дошли до нас самих - представителей современного человечества. Поэтому посмотрите, как каждый из нас отличается от другого.
- Расскажите нам, пожалуйста, о нас самих, - попросил Черника.
Но с Залички было уже достаточно. А достаточно потому, что как я заметил, - пан Кароль как раз вылез из под своего полога. Девушка подбежала к нему и приветливо покачивая головой, спросила:
- Ну, уж выспались, засоня? Сейчас вы, вероятно, позавтракаете и пойдем вместе в город. Зайдем в кафе, а потом я покажу вам костел и рынок…
- Нет, невежливо пробормотал пан Кароль. - Я иду рыбачить. Конечно, сначала надо поесть. Если в кухне что-то осталось от завтрака, я охотно воспользуюсь этим. А если бы еще получить полбуханки хлеба и немного масла! Над рекой очень хочется есть.
- Опять рыбачить? - Заломила руки Заличка. - Вы всю ночь рыбачили.
- Ничего не поделаешь! - Пожал плечами господин Кароль. - Такова моя судьба. Хуже то, что рыба не клюет.
- Так, может, я с вами пойду рыбачить? - Предложила Заличка. - Я уверена, что принесу вам счастье.
- Нет, это уж нет! - Быстро сказал господин Кароль. - Разговор мешает рыбачить, пугает рыбу. А в вашем обществе я не смогу молчать. Кроме того, я люблю рыбачить сам.
Заличка очень расстроилась. Я подумал, что теперь она, видимо, направит свое внимание на меня, потому что пан Кароль отнесся к ней бестактно. А мне совсем не хотелось, чтобы Заличка подарила мне свое общество только потому, что кто-то другой презрел ним, и я быстро завел "сама".
- Мы с вами! Мы с вами! - Закричали Вильгельм Телль и Черника и полезли в машину.
- Я подвезу вас в лагерь, - сказал я ребятам и поехал к лесной дороге.
Уезжая, я посмотрел на лагерь антропологов. Одинокая Заличка грустно смотрела то на господина Кароля, что налаживал удочки, то нас.
Ребят я высадил возле высоких березовых ворот гарцерского лагеря, а сам разместился неподалеку от Вислы. На большой лесной поляне стояло двадцать больших палаток. Лагерь был огражден своеобразным забором из веток и хвороста. Перед воротами стояли два гарцера, вооруженные деревянными шестами. Посреди лагеря я заметил квадратную площадку с высокой мачтой, на которой развевался флаг.
Лагерь был пуст. Телль объяснил мне, что гарцеры на пляже. Под наблюдением инструкторов им разрешали купаться в небольшом рукаве Вислы вблизи острова преступников.
- Вы едете куда-то далеко? - Спросил Телль.
- Нет, только на ту сторону реки. К рыбаку по имени Скалбан.
- Если вы услышите громкий, внезапный сигнал трубы в нашем лагере, - напомнил мне Телль, - то просим бежать в лес только через бункеры. Там браконьеры расставили железные ловушки на зверей. Там ждут их и наши разведчики.
Я кивнул и поехал - сначала до перекрестка с покосившимся крестом, а потом дальше к реке, где вчера вечером Вильгельм Телль прострелил браконьерам плотик.
Дорогой я встретил Ганку.
- Я шла к вам, - сказала она, когда я остановил машину, - думала, может, вы надумаете поехать снова в Цехоцинк.
- Нет, сегодня я еду к гражданину Скалбану.
- Боже милостивый, что может быть у вас общего с этим разбойником? Ведь Скалбан говорил о вас: "Подозрительное лицо, бродит здесь неизвестно чего". А теперь вы уже дружите?
- Скалбан продал мне щуку и был так любезен, что сам почистил ее. Он думает, что меня интересует история Барабашевой банды, поэтому пообещал что, когда я его посещу, рассказать о ней.
- Ему нельзя верить, - сказала Ганка. - Я давно знаю Скалбан, помню его еще с детства. Все считали его человеком недоброжелательным, неприятным и грубым. Дети боялись его, потому что он всегда пугал их, грозился бросить в воду и утопить. Отец рассказывал мне, что Скалбан был сыном известного здесь контрабандиста и всегда имел склонность к темным делам. Напьется, начнет дебоширить и побьет кого ему заблагорассудится. В последнее время он немного утих, мало пьет и не начинает драк. Вообще это человек мрачный и неохотный к разговорам. А тут вдруг продал вам щуку, еще и почистил…
- И пригласил меня к себе поговорить о Барабаше.
- Странно, - покачала головой Ганка. - Если бы я узнала, что в лесу на зверей охотится Скалбан, то не удивилась бы. Но он пригласил вас на разговор… Ой, ой, ой… Вы завоевали у него расположение, - добавила она насмешливо.
- Вам кажется, что это какая-то ловушка?
- Не знаю, но советую остерегаться. О Барабаше он действительно, наверное, много знает, хотя сам и не принадлежал к банде. Издавна живет по ту сторону реки, рыбачит и, очевидно, многое видел. Однако удивительно, что этот мрачный и скрытный человек вдруг захотел разговаривать на эту тему с журналистом, даже пригласил журналиста в гости…
- А не поехали бы вы со мной?
- Хорошо. Поедем сначала ко мне, вы оставите на дворе машину, а я перевезу вас в лодке на другой берег.
- Лодкой? Я собираюсь ехать к Скалбану на своей машине.
Ганка ничего не ответила, видимо думала, что я шучу. А я повел машину к месту, где песчаная дорога доходила до самого берега Вислы. Когда передние колеса машины были уже в воде, девушка сказала:
- Вы с ума сошли. Лучше я выйду, пока не поздно.
- Как хотите, - пожал я плечами.
Ганка посмотрела на реку, широко разлившуюся в этом месте, потом посмотрела на меня и снова на реку, на тот берег. Вода в Висле была мутная, вся коричневая от ила, а водная гладь испещрена белыми пятнами пены.
- Вода поднялась, - предостерегла меня Ганка. - В горах уже три недели идут дожди, ливни. Утром по радио передавали, что первая высокая вода дойдет сегодня до Цехоцинка.
Ганка, видимо, надеялась, что по ее словам я откажусь от своего безумного замысла переехать Вислу автомобилем. Но я включил лопасти турбины и "сам" медленно поплыл.
- Ой, - завизжала Ганка, когда перед машины немного глубже погрузился в реку. Девушка готова была выскочить из машины и даже схватилась за ручку. Но "сам" был уже в нескольких метрах от берега и смешно бормоча "пар - пар - пар", боролся с течением, которое старалось его побороть. Я позволил воде отнести машину на середину реки, тогда повернул руль и поставил "сама" передом к течению. Когда я увеличил скорость, машина легко победила сильное течение Вислы.
- Она замечательная, - сказала Ганка о машине дяди Громилла.
Я милостиво кивнул головой. Ганкин комплимент был, по моему мнению, вполне к месту.
Медленно подплывали мы к другому берегу. Краем тянулась широкая полоса ивняка, а за ней поднималась плотина, защищавшая берег от наводнения.
- Где живет Скалбан?
- За плотиной. Видите ту красную кровлю? Вот там. Можно выехать здесь на песок. Поставим машину на берегу и пойдем через плотину в Скалбанину усадьбу.
Так мы и сделали, - покинули "сама" на песчаном берегу, а сами вылезли на плотину. За ней бежала дорога в ивах, а по ту сторону дороги виднелось небольшое село.
Скалбанина усадьба прижалась к краю села. Это была маленькая хижина на два окна, видимо, только одна комната и кухня. На небольшом дворе стоял еще сарай, сбоку от него - собачья конура. На грубой цепи, как бешеный, скалился и лаял огромный пес.
На дверях дома висел замок.
- Нет его дома, - сказала Ганка.
Пес и дальше рвался с цепи и громко лаял. На этот лай из соседнего двора вышла женщина и быстро подошла к нам.
- Скалбана нет дома, - сказала она, пристально осматривая нас. - Со вчерашнего нету. Голодный пес так выл, что сегодня утром я пожалела его и накормила.
- Не говорил Скалбан, куда пойдет и когда вернется? - Спросил я.
- Ничего не говорил. Когда бы я знала, что куда-то пойдет, то я бы накормила собаку. Он всегда меня предупреждал, когда куда-то выбирался, еще было и попросит не забыть за собаку.
- Его лодки не видно на берегу, - вмешалась в разговор Ганка.
- Вот он и поплыл куда-то лодкой. Только странно, что ничего мне не сказал.
Мы вернулись к "саму" и поехали обратно. Попрощавшись с Ганкой, я отправился в лагерь.
Из всех антропологов на полуострове был только господин Опалка, который заканчивал воспроизводить лицо по черепу, который нашли лучники. Мне интересно было посмотреть на эту работу, и я спустился в лагерь антропологов и сел на песке возле господина Опалка. Голова была уже готова. Очень бледное от гипса, плоское, монгольское лицо, широкий нос и глаза, глубоко сидевшие в глазницах, как у Скалбана - все неприятно поражало.
Господин Опалка дружески подмигнул мне, улыбнулся, принес из палатки краски и дорисовал лицу голубые глаза, подкрасил губы и щеки, а остальные части белого гипса покрыл желтой краской. Затем лукаво улыбнулся мне и надел на свое творение спортивную шапку. Теперь голова производила какое-то гнетущее впечатление, казалось, что на деревянном постаменте лежала голова живого человека.
Из городка пришла в лагерь госпожа Пилярчикова.
- Я к вам, - сказала она, обращаясь ко мне. - Сегодня воскресенье, я заперла лавку и говорю себе: пойду пройдусь лесом и, может, узнаю как вам живется здесь, в нашем крае. Давно вы не заглядывали ко мне. А пиво у меня свежее, недавно привезли.
Господин Опалка вынес из палатки фотоаппарат и пользуясь ярким солнцем, взялся фотографировать свое творение. Госпожа Пилярчикова взглянула на искусственную голову и сказала:
- А этого чудака я знаю. Осенью он заходил в мою лавку вроде как выпить пива, а на самом деле расспрашивал обо всем, так же как и вы, господин.
Я пожал плечами.
- Вы уже придумываете, госпожа Пилярчикова. Это только череп, которому доработано лицо, понимаете?
Она кивнула.
- Понимать - то я понимаю. Неглупая ведь. Но того чудака я знаю. Он пил у меня пиво и обо всем расспрашивал. У меня неплохая память, а кто меня расспрашивает, того я хорошо запоминаю.
- Глупости вы говорите, - рассердился я. - Этот череп был найден в лесу, понимаете?
- Понимаю. Значит, я знаю этот череп.
- Что? Вы знаете этот череп? Я вам объясняю, что в лесу, в старом бункере нашли человеческий скелет, человеческие кости, понимаете? Череп принесли сюда, и этот господин доделал его лицо.
Наконец госпожа Пилярчикова поняла о чем идет речь и наполненная тревогой, заломила руки.
- Так этот человек был убит в лесу? Боже милосердный, кто его убил?
- Кого убил?
- Ну того, что пил у меня пиво и расспрашивал о разных вещах.
- Но я вам объяснял, что этого не может быть. Это череп, видимо, какого-то солдата, погибшего в окопах на войне.
- Того человека я знаю, как сейчас вижу его. Был у меня и пил пиво, - уперлась госпожа Пилярчикова.
- Вам только так кажется.
- Не кажется, я знаю наверняка. Можете спросить у людей. Он брился в парикмахерской на базаре, это я знаю, потому что потом я говорила с парикмахером, у него этот человек тоже спрашивал о разных вещах.
- Ну ладно, - пожал я плечами. - Хватит с уже этой историей. У вас, кажется, какое-то дело до меня?
- Какое дело? - Удивилась госпожа Пилярчикова. - Я пришла просто так, ну и за свежее пиво хотела вам сказать.
Я молчал.
- Да, - неожиданно она словно вспомнила что-то важное и наклонилась ко мне: вы что-то знаете и я что-то знаю, если бы мы так поговорили, чтобы и вам было полезно и мне.
- Что вы имеете в виду?
- А то, что вы знаете о помещичьих сокровищах.
- Э-э, сказки, - махнул я рукой.
- А вот и не сказки, - сказала она, схватив меня за руку. - Те сокровища были зарыты где-то в земле, но кто-то перенес их ночью на другое место. И чуть часть вещей не погубил дорогой.
- Это я уже знаю.
- Знаете? А я думала, что за такую новость вы мне скажете что-нибудь интересное, - разочарованно протянула госпожа Пилярчикова.
- Конечно, - осторожно начал я, - вы можете рассказать мне что-то важное. Я очень заинтересован, кому вы рассказали, что у меня есть план этого края, начертанный цветными карандашами.
- Ни одной живой душе не говорила. Вот крест святой, не говорила, - клялась госпожа Пилярчикова. - Мне все честно можно говорить, я никому не передам. Разве только Скалбану о вашем план намекнула.
Скалбану? Это известие как-то не вязалось с моими догадками. Я не поверил Пилярчиковой. Что сильнее она клялась, тем я меньше верил ей. Наконец это так ее обидело, что она буркнула мне "до свидания" и отправилась домой.