Сжав губы, она пробормотала:
- Не знаю.
- А знаешь ли ты, почему мы пришли на эту гору?
Она смутилась, но после ответила:
- Из-за тебя!
- Из-за меня?!
- Ты хочешь прогнать управляющего и надсмотрщиков и отдать нам имение. Так говорит мой отец.
Касем улыбнулся и заметил, что его чашка уже пуста. Он отдал ее Бадрии:
- Не знаю, как тебя благодарить.
Она улыбнулась, покраснела и повернулась, чтобы идти.
Он проводил ее словами:
- Ступай с миром!
85
Вечернее время отводилось упражнениям, мужчины собирались для того, чтобы совершенствоваться в борьбе на палках. Занятия начинались сразу после возвращения с заработков: после тяжелого и долгого рабочего дня их хватало лишь на скромную еду. Касем начинал первым и радовался, видя, как люди воодушевлены и как ждут они решающего дня. Даже самые сильные мужчины преклонялись перед Касемом, испытывая к нему любовь и почтение, которые были неизвестны раздираемой ненавистью улице. Дубинки поднимались и опускались, скрещиваясь с оглушительным грохотом. Мальчишки смотрели и подражали. Женщины в это время отдыхали или готовили ужин. Ряды хижин множились, так как все больше и больше людей прибывало на новое место. Садек, Хасан и Абу Фисада доказали, что они способны повести людей за собой. Они находили на улице обездоленных и убеждали примкнуть к ним, пока те не оставляли свой квартал, движимые надеждой, впервые зародившейся у них в душе.
- Мы действуем так активно, что наши враги могут решить напасть на нас прямо здесь, - сказал Касему Садек.
- К нам ведет лишь узкая тропа. Так что если они и придут, то встретят здесь свою смерть.
Единственной его радостью оставалась Ихсан, он любил возиться с ней, нянчил ее и убаюкивал. Однако он испытывал совсем другие чувства, когда видел, что она напоминает ему покойную Камар. Тогда его охватывало одиночество и мучила тоска. Всякий раз, когда он оставался наедине с собой, его терзало душевная боль, а иногда он чувствовал раскаяние, как тогда у обрыва с чашкой кофе. Или когда они с Бадрией обменивались ласковыми, как дуновение ветра, взглядами. Той ночью он не смог сомкнуть глаз в темноте своей хижины. Он поднялся, вышел на улицу и под светом неспящих звезд побрел по площади среди лачуг, вдыхая свежий горный воздух летней ночи. Вдруг его позвали:
- Куда это ты так поздно?
Он обернулся и увидел рядом Садека.
- Ты еще не спишь? - спросил Касем.
- Я прилег возле дома, но увидел тебя. А ты мне дороже всякого сна.
Бок о бок они дошли до обрыва. Как только они остановились, Касем сказал:
- Порой одиночество невыносимо.
- Надо изгнать его навсегда.
Они всматривались в горизонт. Небо, казалось, играло жемчужным блеском, а земля была погружена в темноту.
- Почти все женаты, имеют семьи, им незнакомо одиночество, - произнес Садек.
- Что ты хочешь сказать? - ответил Касем с возмущением.
- Такой, как ты, не должен оставаться без женщины.
Почувствовав, что Садек прав, Касем еще больше рассердился:
- Как я могу жениться после Камар?!
- Если бы она нас слышала, то сказала бы тебе то же самое, - уверенно заявил Садек.
Касем смутился, не в силах побороть волнение.
- После ее любви и заботы не будет ли это похоже на измену? - сказал он, будто обращаясь к самому себе.
- Думаешь, мертвым нужна наша верность?
Что он говорит, этот человек? Истину или просто хочет оправдать друга? Иногда правда оказывается слишком горькой. Ты сам не способен смотреть правде в глаза, когда это касается тебя самого, а не улицы. Тот, кто рассыпал эти звезды на небесном своде, сотворил и твой внутренний мир. И ты должен признаться себе, что сердце твое трепещет так же, как и в первый раз. Касем громко вздохнул.
- Тебе действительно нужна спутница жизни, - подтвердил Садек.
Когда Касем вернулся в хижину, на пороге его ждала Сакина. Она вопросительно посмотрела на него и с тревогой сказала:
- Я думала, ты крепко спишь, но увидела, что ты куда-то пошел.
Касем был настолько поглощен своими мыслями, что без предисловий выпалил:
- Подумать только, Садек уговаривает меня жениться!
- Я давно хотела поговорить с тобой об этом! - воскликнула Сакина, которая только и ждала подходящего момента.
- Ты?!
- Да, господин. Не могу я видеть, как ты сидишь в одиночестве, предаваясь грустным мыслям.
Он указал на хижины вокруг, погруженные в сон:
- Все они со мной.
- Да. Но дома ты одинок. А я уже старая, одной ногой в могиле.
Он молчал и чувствовал, что это молчание свидетельствует о его согласии, но, войдя в хижину, с горечью произнес:
- Такой жены, как Камар, больше нет!
- Это правда, но есть девушки, с которыми ты можешь быть счастлив.
Они посмотрели друг на друга в полутьме, и после минутного молчания она невнятно добавила:
- Бадрия… Такая хорошая девушка!
Его сердце затрепетало, однако он подменил волнение удивлением:
- Но она еще ребенок!
Сакина хитро улыбнулась:
- А чтобы подавать еду и кофе, она уже созрела?!
Он отвернулся от нее, проговорив:
- Шайтан! Ты бесовского племени, Сакина!
Узнав новость, все на горе возликовали. Садек пустился на радостях в пляс. А счастливые возгласы его матери были слышны и в пустыне. Касема осыпали поздравлениями. Свадьба в новом квартале проходила без профессиональных устроителей. Женщины, в том числе и мать Бадрии, танцевали, а Абу Фисада пел сладким голосом:
Рыбак я был, но сам попался в сети.
Освещенная лишь светом звезд свадебная процессия прошла вокруг лачуг. Сакина с Ихсан перебрались в хижину Хасана, а молодожены стали жить в доме Касема.
86
Сидя на меховой подстилке у входа в дом, Касем любовался, наблюдая, как Бадрия замешивает тесто. Она, бесспорно, еще мала, но справляется с делами проворнее многих женщин. Она так старается, то и дело поправляя тыльной стороной ладони спадающие на лоб волосы! Своим обаянием она растопила его сердце. Щеки ее зарделись, когда она почувствовала, что Касем следит за ней взглядом. Бадрия нарочито прекратила месить. Он рассмеялся, наклонился к ней, взял ее за косу, несколько раз поцеловал и вернулся на свое место. В те редкие моменты, когда он отстранялся от друзей и размышлений, он был счастлив и ни о чем не думал. Неподалеку под присмотром Сакины, присевшей на камень, играла Ихсан. Вдруг со стороны тропы донесся шум, и Касем увидел Садека, Хасана и еще нескольких своих сторонников, спешащих к нему и ведущих за собой мусорщика из квартала Рифаа. Касем привстал им навстречу, а женщины, как принято, приветствовали вновь присоединившегося к ним радостными возгласами. Касем обнял мусорщика.
- Я с вами. И дубинку прихватил, - сказал тот.
- Добро пожаловать, Хорда! Мы не видим различий между улицами, одним кварталом и другим. Имение принадлежит всем.
Хорда улыбнулся.
- Всех допрашивают, где вы укрылись. Они ждут нападения с вашей стороны. Но большинство всем сердцем желают вам победы.
Хорда осмотрелся вокруг, обвел взглядом хижины и людей, удивленно воскликнув:
- Они все с тобой?!
- Хорда принес важную новость, - сказал Садек.
Касем вопросительно посмотрел на него.
- Сегодня Саварис женится в пятый раз, - ответил Хорда. - Будет свадебное шествие.
- Другого такого случая расправиться с ним не представится, - сказал Хасан.
Все оживились.
- Рано или поздно мы нападем на улицу. Если разделаться с надсмотрщиками, сделать это будет легче, - сказал Садек.
Подумав, Касем решил:
- Мы нападем на свадебную процессию, как это делают сами надсмотрщики. Но запомните: мы так поступаем, чтобы навсегда покончить с ними.
Незадолго до полуночи они собрались у обрыва и двинулись гуськом за Касемом, сжимая в руках дубинки. Небо было чистое, прямо над ними плыла полная луна, и ее свет придавал всему вокруг ощущение нереальности. Спустившись, они повернули на север за рынок аль-Мукаттам и пошли вдоль подножия, чтобы не потерять дорогу. Когда они достигли скалы Хинд, к ним вышел человек, посланный разведать новости.
- Свадебная процессия направится к Баб-аль-Наср, - сообщил он.
- Но обычно ведь шествуют до аль-Гамалии, - удивился Касем.
- Наверное, они решили держаться подальше от тех мест, где, по их мнению, вы можете скрываться, - предположил Хорда.
Немного поразмыслив, Касем приказал:
- Садек и еще несколько человек пойдут к Бавваба-аль-Футух, Аграма с частью - в пустыню Баб-аль-Наср, а мы с Хасаном и остальными будем ждать неподалеку. Как только я дам сигнал, наступайте!
Они разделились, и прежде чем разойтись, Касем напомнил:
- Основной удар направьте на Савариса и его пособников. Ведь остальные скоро станут нашими собратьями.
Они попрощались. Касем, Хасан и несколько человек с ними повернули на север, прошли параллельно горе, а потом свернули налево на дорогу аль-Каррафа и укрылись за воротами. Дорога была перекрыта: люди Садека засели с левой стороны, а Аграма был готов атаковать справа.
- Процессия движется в кофейню аль-Фаляки, - сказал Хасан.
- Надо расправиться с ними раньше, иначе пострадают невинные люди, - ответил Касем.
Они продолжали ждать в темноте и уже начали нервничать. Вдруг Хасан воскликнул:
- Не могу забыть, как погиб Шаабан!
- Жертв надсмотрщиков не счесть, - вздохнул Касем.
Садек свистнул, Аграма отозвался. Их решительность крепла.
- Как только с Саварисом будет покончено, жители сразу же перейдут на нашу сторону, - сказал Хасан.
- А если кто решит мстить, мы дадим отпор на узкой тропе.
Эти мысли были для них как свет в ночи. Не пройдет и нескольких часов, как они либо одержат победу, либо их мечты растают так же, как однажды их души покинут тела. Касему показалось, что он видит тень Кандиля и слышит голос Камар. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он пас овец. Касем крепче сжал дубинку и сказал себе: "Мы должны победить!" Вдруг Хасан спросил:
- Ничего не слышишь?
Касем прислушался и уловил слова песни.
- Приготовьтесь! Они идут.
Музыка приближалась и слышалась все отчетливей. Вступили свирель и барабан, а за ними раздались радостные песни. В свете факелов показалась приближающаяся процессия. В кругу танцоров и мужчин, размахивающих палками, появился Саварис.
- Свистнуть Аграме? - спросил Хасан.
- Когда начало процессии поравняется с той лавкой, - твердо ответил Касем.
Свадьба продвигалась, музыка и песни становились громче. Один из танцующих восторженно подпрыгивал и выписывал круги перед процессией. На его вытянутой и повернутой вверх ладони в такт его прыжкам волчком крутилась трость. С каждым кругом он все больше приближался к лавке, пока не поравнялся с ней. За ним медленно подтягивались и остальные. Хасан трижды свистнул. Из-за поворота выскочил Аграма со своими людьми, и они напали на тех, кто был в конце процессии, нанося им удары дубинками. В смятении ряды их смешались, люди закричали, кто от гнева, кто от страха. Хасан свистнул еще три раза, и Садек с остальными выбежали из-за рыбной лавки с другой стороны улицы, прежде чем гости успели опомниться. Не теряя времени, Касем и его люди как один вышли из-за ворот и атаковали передние ряды. Придя в себя от неожиданности, Саварис со своими пособниками подняли дубинки и вступили в беспощадную борьбу. Большинство гостей бросились врассыпную в ближайшие переулки. Дубинки с грохотом ударялись друг о друга. Головы разбивались в кровь. Свадебные фонари были разнесены вдребезги, цветы рассыпаны и растоптаны. Из окон слышались крики, двери кофеен позакрывались. Саварис ловко размахивал дубинкой во все стороны, не щадя никого. Борьба накалялась, дерущихся охватила ярость. Увидев неожиданно перед собой Садека, Саварис закричал:
- Ублюдок! - и замахнулся, но его дубинка встретила ответный удар Садека, который пошатнулся и оступился. Саварис нанес еще удар, и опять Садек отразил его, но на этот раз от сильного удара упал на колени. Саварис уже готовился к третьему и последнему удару, как заметил Хасана, который, обезумев, ринулся на него, чтобы спасти товарища. Саварис развернулся в его сторону, кипя от гнева:
- И ты здесь, сын Закарии? Сукин сын!
Саварис опустил дубинку с такой силой, что если бы Хасан не отпрыгнул в сторону, то был бы убит. Уворачиваясь от удара, Хасану удалось концом своей дубинки задеть шею Саварису, и тот не смог сразу подготовиться к следующему удару. Хасан принял удобную позу и тяжело опустил дубинку, попав Саварису прямо в лоб. Кровь хлынула фонтаном, Саварис разжал руку, и его дубинка выпала. Он, шатаясь, сделал несколько неровных шагов назад и неподвижно рухнул на спину. Грохот дубинок заглушил крик:
- Савариса убили!
Аграма настиг кричавшего и ударил его дубинкой по переносице. Тот завопил, попятился, споткнулся о тело Савариса и упал. Сторонники Касема воспряли духом и перешли в наступление. Люди Савариса, увидев, сколько среди них убитых, пришли в отчаяние, прекратили сопротивление и пустились в бегство. Тяжело дыша, товарищи собрались вокруг Касема: многие из них истекали кровью, кто-то поддерживал раненых. В свете, который отбрасывали фонари кофеен, они стали рассматривать лежащих на земле - кто-то был уже мертв, а кто-то просто потерял сознание. Хамруш остановился у тела Савариса и прокричал:
- Ты отомщен, Шаабан!
Касем притянул его к себе и сказал:
- День нашей победы близок. Остальных надсмотрщиков ждет такая же участь. Мы, хозяева нашей улицы и любящие потомки нашего деда, будем управлять имением.
Когда они вернулись в горы, женщины, уже узнавшие новость, встречали их радостными возгласами. Касем наконец-то дошел до дома.
- Ты весь в крови и пыли. Нужно помыться перед сном, - сказала Бадрия.
Помывшись, он прилег и застонал от боли. Она принесла ему еды и стала ждать, когда он сядет есть. Но Касем впал в полузабытье: он одновременно ощущал и удовлетворение, смешивающееся с счастьем, и беспокойство, переходящее в печаль.
- Ты ничего не ешь, - произнесла Бадрия.
Он посмотрел на нее затуманенным взглядом из-под тяжелых век.
- Скоро ты увидишь нашу победу, Камар, - сказал он, но тут же понял, что оговорился. Заметив, как Бадрия поменялась в лице, он приподнялся и смущенно проговорил, стараясь быть нежным:
- Какая вкусная у тебя еда!
Однако после его слов она, нахмурившись, отвернулась. Он взял кусок лепешки.
- Ну теперь я зову тебя, садись кушать! - сказал он ей.
- Она была старая и некрасивая!
Он согнулся от этих слов, как будто надломившись, стал грустным и сказал ей с упреком:
- Не говори о ней плохо! Такие, как она, заслужили светлую память.
Она с вызовом повернула к нему голову, но увидела на его лице такое горе, что ужаснулась, застыла и промолчала.
87
Побежденные с позором разбрелись по домам, стараясь как можно подальше держаться от освещенного дома Савариса, где еще продолжали гулять и веселиться. Однако плохие новости разнеслись по кварталу со скоростью урагана. Многие дома огласились криками, праздник погас, как огонь, засыпанный землей. Сначала стало известно о смерти Савариса, потом начали перечислять участников шествия из кварталов Рифаа и Габаль, погибших вместе с ним. И кто напал на них?! Касем! Пастух Касем, которому на роду было написано всю жизнь оставаться бродягой, если бы не Камар! Кто-то рассказал, что проследил за людьми Касема, возвращающимися в свой лагерь на аль-Мукаттаме. Многие испугались, что Касем выжидает на горе, чтобы уничтожить всех мужчин улицы. Спавших разбудил шум, и они вышли наружу. Во дворах заголосили. Мужчина из рода Габаль гневно крикнул:
- Убейте же этих бродяг!
Но Гулта остудил его пыл:
- Они не виноваты. Среди них тоже много погибших, в том числе и их надсмотрщик.
- Сжечь аль-Мукаттам!
- Приволоките сюда труп Касема, чтобы его собаки сожрали!
- Мне не терпится пустить им кровь!
- Проклятый бродяга и трус!
- Он думает, что на горе ему ничего не угрожает!
- Ничего не будет ему угрожать тогда, когда увидим его в могиле!
- А ведь когда я давал ему гроши, он целовал землю у моих ног!
- Он притворялся таким вежливым и тихим, а оказался убийцей!
На следующий день на улице был объявлен траур. А позже надсмотрщики собрались в доме управляющего Рефаата, который кипел от злобы и ненависти. Нахмурившись, он сказал:
- Ради собственной безопасности приходится и носа не высовывать с улицы.
Лахита чувствовал свою вину и, чтобы снять с себя ответственность, решил придать делу несерьезный характер:
- Это всего-навсего драка надсмотрщика с кучкой людей из его квартала.
- Из нашего квартала один убит и трое ранены! - возмутился Гулта.
- У нас один убитый, - сказал Хагаг.
- Надсмотрщик улицы! Твоей репутации дали пощечину! - ехидно заметил Рефаат Лахите.
От злобы Лахита пожелтел.
- Пастух!
- Пастух? Пусть так. Но он опасен. Какое-то время мы пропускали мимо ушей его бредни и закрывали на все глаза из уважения к его жене, и вот каким злом он отплатил. Выжидал удобного случая, чтобы убить своего надсмотрщика и его помощников. Сейчас он скрывается на горе, но на этом он не остановится.
Они обменялись гневными взглядами, и управляющий продолжил:
- Он хитростью склоняет жителей на свою сторону. Вот что страшно. А мы смотрим на это сквозь пальцы. Он соблазняет их имением. Доходов с него и владельцам не хватает, но никто не хочет этого понимать. Бродяги, коих не счесть, в это не верят. Да вся наша улица попрошайки! Он обещает им расправиться с надсмотрщиками, а они и рады это слушать. На нашей улице одни трусы. Они вмиг готовы переметнуться на сторону победителя. Если бездействовать, мы пропали!
- Вокруг него одни мыши. Мы с ними легко разделаемся! - закричал Лахита.
- Но они же укрылись в горах! - возразил Хагаг.
- Будем следить за ними, пока не обнаружим их тропу, - предложил Гулта.
- Действуйте! Говорю же вам, в бездействии наша погибель! - заключил Рефаат.
Рассерженный Лахита многозначительно обратился к управляющему:
- А вы помните, господин, еще когда была жива его жена, я придумал план, как его убить, но ханум воспротивилась?!
Управляющий опустил глаза от уставившихся на него и, как бы извиняясь, произнес:
- Ни к чему вспоминать ошибки, - потом добавил: - Родственные узы в почете на этой улице испокон веков.
Снаружи послышался странный шум, не предвещавший ничего хорошего. Они насторожились, и управляющий кликнул привратника. На его вопрос тот ответил:
- Говорят, пастух примкнул к Касему и увел за собой всех овец.
- Собака! - заорал Лахита, вскочив. - Собачья улица! Я вам покажу!
- Откуда этот овечий пастух? - спросил Рефаат.
- Из квартала бродяг, - ответил привратник. - Его Закля зовут.