Тихоходная барка Надежда (Рассказы) - Евгений Попов 32 стр.


Если бы ты вела себя правильно, не прижималась во время танцев животом к мальчикам и не участвовала в дач

ной истории, кто знает, каких бы успехов на жизненном поприще ты могла сейчас добиться.

Может быть, ты стала бы врачом, физиком или геологом. Может, полетела в космос, как наша Валя Терешкова. Или была простой швеей или простой уборщицей была, но честной швеей и честной уборщицей, честной и имеющей хорошую одежду.

Горькие рыдания сотрясали ее худенькие плечики, слезы заблудшей души падали на раскаленный асфальт и испарялись шипя.

- Плачь! Плачь! Это - хорошие слезы. Это - слезы очищения и раскаяния. Плачь! Ты говоришь, доча, что настоящие друзья отвернулись от тебя? О нет! Настоящие друзья не отворачиваются друг от друга, если попадают в беду. Твой настоящий друг - это я, старый учитель физики, твой старый учитель физики. Ты ведь помнишь свою чистоту, свою школу, скрип белого мела по черной классной доске, запах парт. Ты ведь помнишь демонстрацию закона Джоуля-Ленца о количестве теплоты, выделяемой электрическим током. И не думай, что твоя жизнь разбита. Твой старый учитель, я, я помогу тебе. Я пропишу тебя на своей жилплощади, ты устроишься работать кассиршей в посудохозяйственный магазин, а вечерами будешь заниматься на курсах подготовки в вечерний финансово-кредитный техникум.

И мы будем жить с тобой, как Жан Вальжан с Козеттой, и ты согреешь мою одинокую старость и проводишь меня в гроб, а пока плачь, плачь слезами запоздалого раскаяния. Я говорю тебе "плачь", ибо и я плачу вместе с тобой.

И мы еще пуще залились слезами, стоя друг перед другом на коленях, а потом я вложил ее миниатюрную ручку в свою и мы гордо прошли сквозь расступившуюся безмолвную толпу навстречу солнцу и новой жизни, и прекрасна была солнечная улица, и поливальная машина рассыпала брызги, делая маленькую радугу, и зелень листвы была промыта, и голосисто звенел трамвай, и мчались, рыча, чистые автомобили, и мы шли, шли, шли.

Однако далеко уйти нам не удалось. Толпа окружила нас. Слышались крики: "Эге-ге", "Молодцы". Нам пожимали руки. Меня поздравляли. Я подумал, что они все сошли с ума.

И какой-то толстый в летней белой кепке с пластмассовым козырьком, как и все, пожал мне руку, а потом велел приходить двадцать третьего числа в бухгалтерию получать 95 рублей.

Я опустил растерянно руки, но из дальнейшего разговора выяснилось, что оказался участником эпизода съемок фильма из жизни политических преступников времен нэпа.

И тут моя девица подошла поближе и нахально поцеловала мой лоб своими крашеными губами, приговаривая: "Милый Николай Николаевич. Да вы совсем не изменились". Она действительно оказалась моей бывшей ученицей, но не шлюхой а известной артисткой. И звали ее вовсе не Ариадна, а Ксения. Ариадна была ее подружка. Я все перепутал. В волнении.

Слышались слова, что это просто черт знает какая удача - такой чрезвычайно жизненный эпизод, который нужно всего лишь заново озвучить.

И приглашали меня все время приходить на студию, найдя во мне интересного типа. Играть.

А я взял да и согласился. Во-первых, потому, что это неплохая прибавка к моей пенсии. Если я каждый раз буду получать по 95 рублей, то это плохо будет или хорошо? Как вы находите?

Черт его знает. Что за утро? Что за утро такое? Нет, ну вы представляете? Человек однажды просто вышел, чтобы встать в очередь за куриным яйцом, а угодил черт его знает куда, в нэп, заработал 95 рублей, плакал, руки жали. Нет, вообще-то ничего, хорошо. Только вот куриное яйцо не смог я в этот день купить. Не купил. А жаль. Оно очень вкусное и полезное, если есть его в небольших количествах, не злоупотребляя.

Золотая пластина

Эх, граждане! Послушайте-ка немного развязного человека, совершенно разочаровавшегося во времени, потому что - я не совру! Потому что - со временем шутки плохи, это я вам точно говорю. У меня вот были замечательные ручные часы "Победа" отечественного производства с грифом "противоударные". Они славно ходили, но когда я этот механизм случайно выронил на асфальт, то он тут же остановился и встал, требуя 6 руб. 10 копеек на починку "волоска", как заявил мне один часовщик в белом халате, имевший на лбу ослепительно-багровый прыщ, равно как индийская женщина из кинофильма имеет на лбу черную мушку.

Хорошо. Я еще не знаю, что со временем шутки плохи, и вверяю 6 руб. 10 копеек, а также часы в руки этого прыщавого индуса, а он мне велит приходить через шесть дней. Вот так.

Но я не отчаиваюсь. Надеюсь на оставшееся. А оставшееся, старинного вида от тети Муси ходики с высовывающейся кукушкой, тоже мигом застонали, зашипели. Дореволюционная кукушка, высунувшись, лишь сказала "кук" больным голосом, а больше уж ничего она не говорила и назад не спряталась, и те гирьки ее уж повисли вяло и некрасиво.

Ничего? Познав на собственном кошельке, что нынче и мелочь обходится порой в вышеупомянутые 6 руб. 10 коп., я тогда уже к деловому деятелю часовой промышленности идти не решился, все же робко надеясь на что-то. Ибо, во-первых, настоящему человеку, не больному, и всегда свойственно надеяться на что-то. Ну, а во-вторых, у меня еще оставался обыкновеннейший трехрублевый работяга-будильник, который вечно будит меня, работягу, идти работать в контору, куда я опаздывал, опаздываю, а теперь еще пуще опаздывать стану, потому что я, надо сказать, после некоторых историй совершенно разочаровался во времени.

Ну, да это особого отношения не имеет. И бросьте вы, и не думайте, что я в каком-то определенном смысле разочаровался во времени. Я... я неточно выразился, наверное, потому что ведь со временем шутки плохи, а я разочаровался лишь в часах, совершенно не видя в них никакого толку, а справедливо видя лишь один только вред, близкий к уголовщине. И я объясню почему.

А потому что с последним моим оплотом, этим самым работягой-будильником, приключилось та-а-кое, пардон, товарищи, дельце, вылито похожее иль на фильм "Романс о влюбленных", или просто на какой-либо короткий романс композитора Глинки, исполняемый по первой программе радиовещания бархатным певцом и роялем.

Потому что пришла с морозу моя подруга Ветта-Светлячок, вся раскрасневшаяся от ядреного сибирского морозца. Вся раскрасневшись от ядреного сибирского морозца, лукаво, как волк, поблескивая озорными глубокими и необъятными, как наша Родина, карими глазками, эта раскрасневшаяся стерва заявила мне так:

- Я пришла тебе сказать, так будет честно, о том, что я выхожу замуж.

- И заявление ты уже подала? - спокойно поинтересовался я, сидя в это время на маленькой табуреточке во

всем нательном и в шерстяных носках.

- Подала, - смело ответила девушка.

- А скажи, дорогая, - продолжал любопытствовать я, - наш "женишок" знает, где ты в настоящий момент

находишься, или мне пойти ему позвонить, чтобы он прилетел сюда на крыльях своей любви и свой порченый товар окончательно и начисто забрал, и любуясь, и страдая, и млея, как тот самый Ленский, который в конце концов получил, может быть, и незаслуженную, но самую настоящую пулю в свой пылающий от любви лобешник?

От таких моих горьких, но справедливых слов Ветта-Светлячок залилась натуральными слезами и разразилась глубокими нутряными всхлипами.

Но перед этим запустила в меня будильником. Довольно реактивно, а все-таки не попала.

Я тоже был очень взволнован и предложил Ветте успокоиться, обняв ее рукой за шею. Ветта всхлипывала, мы осыпали друг друга бесчисленными поцелуями и вскоре стали близки, нежны, как никогда. Мы гукали и щекотались, но когда я заявил, что нужно бы и нам в конце концов поговорить серьезно, Ветта грубо расхохоталась, резко отбросила мою проникающую руку, встала и начала быстро одеваться.

- Ты, конечно, можешь сказать, что я тебе не раз уже это говорил, - начал было я.

Но она, не допустив никакого худого слова в мой адрес, молча меня поцеловала на прощанье и ушла, хлопнув дверью, по-видимому, навсегда. Я это сразу понял, лишь как услышал, что у ней уже лежит заявление в ЗАГСе.

Понял. И понял еще, что остался я, беднячок, один-одинешенек на свете без Ветты, наедине с полностью отсутствующим временем.

Ой как муторно! Вот тебе и Ветта ушла, оплот мой в мохеровой косынке! Ветта-Светлячок, я, может, и плохо люблю тебя, но я тебя люблю ж таки, и других мне не надо, потому что все одинаковые. Вот и Ветта ушла, символ света, и телевизора у меня нет, потому что он - символ мещанства, и радио у меня отключили за неуплату, газету "Правда" я читать не могу, потому что у меня ее константум крадут из почтового ящика какие-то бессовестные маниаки. Ой как муторно! Ой как нехорошо!

А вечерело. Сам я живу на пятом этаже многоквартирного дома, со средним и переменным успехом занимаясь своей основной профессией - служением в лаборатории научной организации труда, которая якобы разрабатывает какие-то нормативы, а на самом деле, будь моя воля, так я бы ее начисто и навсегда прикрыл как опаснейший рассадник тунеядства и безразличия. Судите сами: будучи инженером, я получаю 120 рублей плюс 20% сибирского коэффициента и каждый день сильно мучаюсь, потому что делать мне на работе ровным счетом совершенно нечего, равно как и другим 69 сотрудникам, которые с озабоченным видом снуют по коридору либо тупо сидят за полированными столами. Землю мы не пашем, хлеба не сеем, а только научно пытаемся организовать то, что сами делать не умеем. Я просто даже удивляюсь, как это государство мирится с существованием такого скопища прохиндеев, получающих ни за что получку, одним из которых являюсь я, потому что у меня нет мужества. Ой как муторно! Ой как нехорошо! И куда же эта идиотка закинула мой будильник?

Сильно раздосадованный подобными мыслями, я полез под кровать и с ужасом увидел, оттуда появившись, что никогда доселе я подобного странного времени не встречал, что будильник мой тоже сломан, как поломаны все остальные мои приборы и самая жизнь.

Ибо поднес я будильник и вижу - эх, граждане! Не совру! - и вижу, что все три стрелки изгибаются волнисто!

Волнисто! Вы представляете? Это - как рябь в российском пруду, где около купальни гимназист вздыхает, ожидая свою Олю, которая в белом, девушка с косой и восковым каким-либо личиком. Или как тощая веревочка играющего мальчика, который изображает из нее змейку среди городского песочка и ярко раскрашенных детских грибков. Или как... Да что тут сравнивать! Я всегда знал, что Ветта поэтическая натура, но чтобы такое? Чтобы так романтично зарулить будильник? Чтоб, стекла не разбив, заставить страдающей рукой волнисто изогнуться все три стрелки! Я стал еще больше уважать Ветту и, окончательно сильно по ней тоскуя, вдруг заплакал, окончательно поняв, что потерпел полное фиаско.

После чего и лег спать. Человеку, потерпевшему полное фиаско, нужно спать и не видеть снов, а по возможности и не просыпаться. Потому что, проснувшись, он должен по возможности в чем-нибудь участвовать, а человеку, потерпевшему фиаско, ни в чем участвовать и нельзя и не надо. Это я вам точно говорю на основе излагаемого моего горького опыта.

Да. Я лег спать. Но тут же и проснулся, ибо волнистый будильник вдруг зазвонил и пронзительно, и золото, и печально, хотя совсем не нужно было бы ему это делать. Я, например, его (простите за неловкую шутку), я, например, его об этом не просил.

И вот - началось. А потом все очень плохо кончилось, потому что - о Господи! - этот проклятый бывший будильник стал продолжать сам по себе звонить и звонитъ!!!

То ли это там у него ловко сместился механизм в сторону вечного двигателя, то ли еще что антинаучное, но я клянусь и не совру, чтоб мне не сойти с этого места, я клянусь, что лишь стоило мне задремать, как он тут же сразу - звонит, звонит и звонит.

Ну и что, по-вашему, нужно делать в такой кошмарной ситуации, когда человеку горько и требуется спать? Разбить часы молотком? Выпить седуксену? Ну, молотком - Это уж никак нельзя, и так хватает от меня шуму. А седуксен - зачем такой наркотик? От него всегда болит голова и слипаются веки, и ты плывешь утром, как жареный карась в густой сметане.

Вот так ноченька пришла! Я вертелся со стоном, и стонали пружины, и хрусталек со стеклом переговаривались в посудном шкафу, и кукушечка не кукукала, потому что - сломанная, зараза. И - эх ты, Веттка! Веттка-пад-ла! Всегда я знал, дорогая Ветточка, что когда-нибудь оно так и станет. Ветта встанет, встанет-устанет, возьмет и к какому-нибудь другому жулику уйдет. И никто не может понять, почему б мне ее не удержать, не поцеловать и законной женой в районном отделении ЗАГСа не назвать. Что мне мешает - время ли или что? Время ли или что? Время ли или что?

Ворочаясь со стоном, я ворчал со стоном и ворочался, и ворочался. И доворчался-доворочался, что и рассвет уж высветлил зимние мерзлые окошки, и в домах стали хлопать слышимые ставни. Люди шли что-то возводить, а я еще даже и не спал, слабенький!

Ну я тогда сильно стал бешеный и близкий к помутнению.

Время! Ненавистный сгусток дергающихся зубчатых колесиков, которые дергают и цепляют друг друга, и поддерживают, и крошат, и трут! И звон, звон! Этот звон!

Глядел я, глядел на это безобразие, слушал, слушал, а потом взял да и выкинул оставшееся время в форточку.

Но со временем шутки плохи!

Ибо непосредственно после процесса выбрасывания будильника в форточку снизу долетел убогий вопль раненого человека.

- Аи! Аи! Убили! - кричал человек.

И я высунулся в форточку и увидел такое, что тут же полетел по лестнице вниз кубарем.

Там, на белом снегу, стоял на карачках неизвестный человек, окрашивая головной кровью снег. Он держался за голову и кричал:

- Аи! Аи! Убили!

- Аи! Аи! Убили! - продолжал кричать человек. Хотя если бы его действительно убили, то он уже лежал бы в

снегу мертвый, а так - простая случилась вещь, круто упал на него серьезный будильник.

- Да кто ж тебя обидел, бедолагу?! - вскричал я, приближаясь.

- Не мрачнейте! Не мрачнейте! Только не мрачнейте! - кричал раненый, поднимаясь с карачек и зажимая

рану. - Я клянусь, что вы у меня не будете сидеть в тюрьме.

- Да мне и незачем сидеть, благороднейший бедолага! - снова вскричал я, совсем приблизившись к этому

хитро улыбающемуся человеку оборванной наружности и развязного поведения.

- Сам, дружок, прекрасно знаешь, что при соответствующей постановке вопроса будешь сидеть как миленький, - уперся человек.

Я приуныл.

- Да ты не отчаивайся, - утешил меня добрый человек. - Ничего плохого! Ты дай мне лучше побольше денег, я тогда пойду к врачу, и он мне за твой счет вставит в голову золотую пластину.

- А может, тебе лучше вставить пластину из крылатого металла алюминия? - осторожно осведомился я.

- Нет, мне нужна золотая, - уперся пострадавший.

- Да зачем же золотая-то? - все не понимал я.

- А чтоб была подороже, - нагло объяснил мне этот веселый бродяга.

И добавил, испытующе на меня глядя:

- Ну что? В милицию за актом идти?

Я открыл рот и хотел его отбрить языком, как бритвой, но мне вдруг стало жалко бродягу, как товарища по какому-то одинаковому несчастью.

- Стой здесь, - велел я и, взлетев домой, мгновенно вернулся с пятью рублями суммы бумажных денег.

- Вот это дело! - пришел в восторг потерпевший.

После чего мгновенно опять сошел с ума, то есть стал вроде бы опять как дурачок.

У него кровь хлещет, а он поет:

Легко на сердце от пенсии веселой...

Принял этот якобы дурак мою сумму с пением и поклонами и ушел, заверив меня, чтоб я не беспокоился. Что золотая пластина будет у него в голове непременно, так что зачем и беспокоиться.

Ну а мне что беспокоиться? Я ведь это только так, движимый гуманизмом. Что из того, что из окна упал будильник? Это происшествие вполне можно было бы квалифицировать как несчастный случай. Случай - и все! Мало ли какие бывают случаи? Эх ты, будильник! Как будто ты мне на голову упал, а не дураку. Как будто бы мне упал и выбил из моей дурацкой башки все мучения мои и все заботы.

Потому что действительно ведь скоро все устроилось. Я познакомился с другой девушкой. Ее зовут Катя, и я обещал ей, что мы когда-нибудь пойдем в ЗАГС. На работе меня сделали руководителем группы, и вы можете надо мной смеяться, конечно, но я полюбил свою работу и даже нашел в ней некоторую изюминку. Ручные часы мои отремонтированы и сияют на моей руке, кукушка кукует, трехрублевый будильник есть новый. Все, почти все устроилось.

И я дурака за это очень люблю. Я люблю этого кадрового старожила, исконного городского дурака Мишу. Мне всегда приятно встретить его в самых неожиданных местах.

Вот он на барахолке. Торгует подержанными радиолампами и фотографическими портретами различных звезд. Одежда: вытертые вельветовые штаны, рюкзак и шляпа-котелок.

Вот он в книжном магазине. Важно беседует с развлекаемыми продавщицами о нескромном. Небрит. Слюна брызжет из щербатого рта.

А вот он забрался на высокий постамент рядом с исполкомом. Забрался и что-то кричит. Что он кричит? Подойдем, послушаем...

Золотая пластина! Золотая пластина!

Я трагедию жизни превращу в грезо-фарс.

Золотая пластина! Золотая пластина!

Из Нью-Йорка - в Решеты!

Из Козульки - на Марс!

А я гляжу на него, опершись о ручку новой родной прелестной Кати, я гляжу на него и думаю... думаю... думаю... Что я думаю? Да так, ничего я не думаю. Не бойтесь.

С чего начинается рассказ о князе Кропоткине

Малокачественное, паралитературное

произведение, написанное исключительно с

медицинской целью улучшения собственного

творческого самочувствия, но не для распространения, самоцензурируемое etc...

"19 ноября 19... во время... в квартире Ф.Ф.С., моего знакомого, по адресу... были... все мои рукописи, включая и копии, рецензии, письма.

Одним словом, весь мой писательский архив, который копился у меня в течение 20 лет и потеря которого означает конец моей писательской жизни.

Не мне судить, но мне кажется, что достаточно и беглого взгляда, чтобы понять - вся моя литературная деятельность открыта, и у меня ни от кого нет секретов. Я - писатель. Я прошу... Я верю..."

Из заявления

Но дай руке, итог опередив,

Ко лбу приникнуть жадною щепоткой.

Вдруг увидав, как бывший князь Кропоткин

Немотствует, не помнит, не глядит.

СВ.

Назад Дальше