Борьба с безумием - Поль де Крайф 13 стр.

Все это они отмечали на картах "профиля поведения", когда-то придуманных Джеком для лоботомированных больных в Логэнспорте. Три раза в день сестры-надзира­тельницы давали больным глотать в своем присутствии назначенные лекарства и отмечали принятые ими дозы с точностью до одного миллиграмма. Три раза в день они клали лекарства в пищу больным, которые отказывались глотать пилюли, и следили за тем, чтобы пища была съе­дена.

А Джек Фергюсон очарованным взглядом наблюдал мягкое, успокаивающее (чуть-чуть угнетающее) действие серпазила и торазина, которые его остроглазые и предан­ные сестры-надзирательницы раздавали все новым и новым сотням неизлечимых больных. На этой стадии своего экс­перимента Джек придерживался больше серпазила, чем то­разина. Сельский доктор в Джеке боялся, может быть, и без особых оснований, вредного побочного действия то­разина.

Ну конечно же, оба эти лекарства - прекрасные успо­коители, действующие мягко и верно. Особенно хорошо усмиряют они больных, которые ведут себя сверхактивно, буйно, злобно, агрессивно. Они успокаивают даже худших из них - тех, чье неистовое поведение вынуждает иногда прибегать к помощи специально вызванного отряда надзи­рателей-мужчин.

Под влиянием лекарств многие из них делаются крот­кими ягнятами, и буйные палаты больницы иногда кажут­ся спокойными, как церковь, и тихими, как собрания ква­керов. Все это, конечно, было не новостью, поскольку о действии серпазила сообщил уже доктор А. А. Саинз из Иова-Сити и доктор Натан С. Клайн из Роклэндской боль­ницы в Нью-Йорке и доктора Ноце, Уильяме и Рапопорт из Модесто в Калифорнии; а действие торазина было уже отмечено многими европейскими психиатрами, а также американцами, начиная с доктора Г. Е. Лэмана в Мон­реале.

Но вот, когда лечение успокоительными средствами так заметно изменило атмосферу в больнице Траверз-Сити, что-то зловещее, что-то печальное стало проявляться в дей­ствии серпазила (и торазина тоже), вызывая беспокой­ство у Джека Фергюсона и его сестер-надзирательниц.

Серпазил был безвредным средством, - во всяком слу­чае, казался таким. Джек убедился, что его можно при­менять в огромных дозах без какой-либо серьезной реак­ции для успокоения самых буйных, самых неукротимых психотиков. Но по мере того, как Джек все более и более удлинял периоды лечения, серпазил стал уж не только успокаивать больных, а проявлять более глубокое дей­ствие.

Многих он погружал в дремотное, летаргическое состо­яние. Это был не тот негативизм у некоторых психотиков, которые "отшатываются" от всякого лечения. Интересную форму сна вызывает длительное употребление серпазила. Это достаточно глубокий сон. Однако больных легко раз­будить и привлечь их внимание. Но если их оставить в по­кое, они вновь засыпают. Джек был в отчаянии. Пока не наступала эта сонливость, серпазил и торазин так хорошо рассеивали фантазии и галлюцинации больных, так хо­рошо их успокаивали. Когда Джек прекращал лечение, больные быстро просыпались, но тут же возвращалось их безумие.

Однако это было еще не самое худшее. Некоторым больным Джек продолжал давать серпазил, невзирая на летаргию, в надежде, что это временное явление, которое само собой пройдет.

Вскоре эти чрезмерно успокоенные страдальцы погру­зились в черную депрессию, в меланхолию. У них появи­лось дрожание головы и рук, как при болезни Паркинсона, потом они совсем оцепенели, стали пускать слюну и нести всякий вздор.

И еще одно неприятное явление заметил Джек при испытании серпазила и торазина: они давали успокоитель­ный эффект только у возбужденных, агрессивных, сверх­активных психотиков, но нисколько не помогали больным, которые находились в депрессивном, меланхолическом со­стоянии; наоборот, они еще глубже погружали их в унылое настроение.

Джек и его сестры-надзирательницы совсем пали духом, когда через пару месяцев сонливость и уныние стали широко распространяться среди пятисот больных, которых они начали было успокаивать с такими добрыми надеждами.

Что же это за лекарства против безумия, если они внутренне опустошают людей при попытках смягчить их безмерное возбуждение, и чем же они лучше бромидов или фенобарбитала? Неужели для того, чтобы сделать больницу Траверз-Сити приятным и тихим учреждением, надо превратить ее в дом летаргии? Нет, это не те лекар­ства которые можно давать больным в больших дозах, а потом предоставить их самим себе. Они довели уж этим угнетающим лечением некоторых несчастных до попыток са­моубийства...

И еще один вывод сделал Джек: эти лекарства отнюдь не излечивали хроников с далеко зашедшими формами безумия. Унылое настроение, наступавшее вслед за перио­дом удивительного спокойствия, - эти явления депрессии почти всегда исчезали с прекращением лекарств.

После этого больные испытывали блаженное спокой­ствие, а их ясное сознание, казалось, одерживало верх. Но часто случалось, что после отмены успокоительных средств больные впадали в дикое и буйное состояние. Они били стекла и ломали мебель. Они пытались убивать друг друга или сестер-надзирательниц.

Не лучше ли Джеку поторопить начальство с получе­нием лоботомического оборудования и зарядиться энер­гией для производства пятисот операций?

Все эти неприятности и огорчения только еще начина­лись, когда доктор Франк Моор, клинический консультант фармацевтической фирмы Сиба, прибыл в больницу Тра­верз-Сити, но вовсе не для того, чтобы повидаться с док­тором Джоном Т. Фергюсоном. Он никогда и не слышал о Фергюсоне. Он приехал к ученому фармакологу боль­ницы доктору Уильяму Г. Фандербарку, который любезно пригласил Джека познакомиться с доктором Моором. Это была рука судьбы. Или, как любит выражаться Джек, "должно быть, всевышний опять положил руку мне на плечо".

Доктор Моор показал Фандербарку и Фергюсону ки­нофильм, заснятый парочкой невоспетых киногениев, док­тором Эрлем и мистером Вольфом из лабораторий Сиба в Соммите. В фильме была показана обезьяна макакус ре­зус, одно из самых злых лабораторных животных. Слу­житель осторожно держал ее в длинных, толстых, укусо-устойчивых и когтеустойчивых рукавицах. В вену этого опасного зверька вводится один шприц серпазила. Менее чем через час наступает трансформация, полная метамор­фоза в поведении животного. На глазах у зрителя про­исходит коренное изменение врожденных инстинктов обе­зьяны. Она становится кроткой и смирной. Она ласкается к служителю и прижимается к нему, как щенок. Она по­хожа на милого ребенка. Она совершенно спокойна, но в то же время быстро реагирует на окружающую обста­новку. Это было бы очаровательное комнатное животное, если бы можно было все время держать его под серпазилом. К сожалению, это невозможно. Но как бы то ни было, обезьянка своим поведением вызывает представление о гря­дущем золотом веке, когда, символически выражаясь, лев будет лежать рядом с ягненком. Хорошо было бы разработать технику введения этого умиротворяющего средства гнусной кучке агрессоров в нашем мире...

Этот фильм, который я смотрел с восхищением несколь­ко лет назад, на Джека Фергюсона произвел иное впечат­ление. Не то чтобы Джек не оценил по достоинству его замечательную научную ценность. Фильм, конечно, помо­жет фирме продать гору серпазила. Но что касается самого Джека Фергюсона, то ведь он уж наблюдал действие этих успокоителей на собственной орде опасных больных. Все ли показал доктор Моор в своем обезьяньем представлении? В палатах больницы это чудесное снадобье чересчур уж успокаивало больных, вплоть до жестокой хандры, до пар-кинсоновской тряски, до попыток самоубийства.

Где же тот фильм, который покажет ему, как в таких случаях нужно поступать?

И неожиданно громко для его низкого, ровного голоса, с извиняющейся улыбкой Джек рассказал доктору Моору о своих огорчениях с серпазилом.

Вот "профили поведения" его больных. Когда серпазил делает их спокойными, близкими к выздоровлению, а затем погружает в глубочайшую депрессию, что может сделать здесь доктор Фергюсон? Что может предложить ему Сиба?

Джек объяснил доктору Моору, что он пытался побе­дить серпазиловую депрессию крепким кофе, чистым кофеином, амфетаминами - бензедрином и бекседрином, - ксиэфедрином и другими известными ему лекарствам", которые без вреда для больного могут стимулировать ослабевший мозг. Но действие этих лекарств оказывалось либо чересчур грубым, либо слишком слабым, чтобы вывести больных из серпазиловой меланхолии и вернуть к актив­ному но спокойному уравновешенному поведению.

Франк Моор молча и внимательно слушал, не спуская глаз со скромного больничного врача. Под внешним обли­ком краснощекого, круглолицего, добродушного и улыба­ющегося Джека Фергюсона Франк Моор угадал яростный порыв к действию, неугасимое желание найти что-нибудь такое, что могло бы сделать прекрасное успокоительное средство действительно практичным, получить химический стимулятор, который мог бы взаимодействовать с серпа­зилом. Чтобы больные не оставались глупо, печально спо­койными. Чтобы возбудитель и серпазил, работая совмест­но, могли сделать больных активно-спокойными, может быть, даже вернуть им человеческий облик и ясное со­знание, с которым большинство из них сможет уйти домой, в свою семью. Если только семья захочет их при­нять...

"Что ж мы можем ему предложить?" - думал про себя строгий и спокойный доктор Франк Моор.

Так-то и случилось, что поздней осенью 1954 года док­тор Джон Т. Фергюсон начал работать в содружестве с фирмой Сиба. Теперь он мог иметь сколько угодно сер­пазила для укрощения своих сверхактивных пациентов. И теперь он стал настоящим клиницистом-химиком. Сиба прислала ему два химических препарата, и ему, Джеку Фергюсону, предстояло быть первым в мире исследовате­лем, испытывающим действие этих возбудителей на мозг умалишенных, и проверить, не облегчают ли эти средства меланхолическое состояние. И особенно важно было выяс­нить, смогут ли они противодействовать серпазиловой де­прессии.

Джек приступил к своим клиническим исследованиям и начал с неудачи. Препарат БА-14469 был синтезирован большими учеными фирмы Сиба в Базеле, в Швейцарии. Он показал сильное стимулирующее действие, напомина­ющее действие декседрина, может быть, еще более силь­ное на лабораторных животных. БА-14469 должен был так же действовать на людей. Очень осторожно Джек стал скармливать его нескольким шизофреникам, находив­шимся в кататоническом оцепенении. Эффект был потря­сающий! Казалось прямо сверхъестественным, как быстро пробуждал он этих несчастных, проводивших свои дни лежа на полу.

- БА-14469 действительно поднимал их с пола, это верно, - рассказывал Джек, - но, увы, скоро нам пришлось стаскивать их с потолка.

Через неделю они стали, правда, весело попрыгивать. А через девять дней после того, как Джек отменил БА-14469, двое больных, которые показывали такое при­ятное оживление, начали дергаться в зловещем танце, напоминавшем пляску св. Витта. Таково было боевое кре­щение Джека, клинициста-химика.

- По-человечески я был очень встревожен, - сказал Джек. - Я уже видел перед собой неизбежную смерть больных, унижение, судебный процесс...

Но оставался еще химический компаньон БА-14469 - препарат БА-4311, значительно менее активный возбуди­тель мозговой деятельности у животных. Он был облада­телем громкого химического названия "фенил (альфа-пиперидил) уксуснокислый метиловый эфир", а для краткости его называли "метилфенидилацетат". Хоть он не завоевал еще себе популярности в клинической практике, фирма Сиба присвоила ему торговую марку "риталин". Стиму­лирующее действие риталина оказалось настолько слабым по сравнению с БА-14469, что ученые фирмы Сиба вооб­ще не возлагали на него особых надежд. Такого же мнения придерживался и Джек, который с осторожностью сель­ского врача, боящегося причинить вред самому скромному пациенту, все же приступил к испытанию нового препа­рата на группе вялых и подавленных больных. По правде говоря, напуганный неприятностями с БА-14469, Джек почти и забыл о том, что начал испытание риталина.

Риталин имел свою любопытную лабораторную преды­сторию. Он был синтезирован доктором Чарльзом Гофма­ном в Базеле лет шесть назад. Ученые фирмы Сиба Р. Мейер, Ф. Гросс и Дж. Трипод сообщили, что риталин оказывает возбуждающее действие на собак, крыс, мышей и даже на кроликов и после некоторого периода метания по клетке они становятся как бы утомленными. В об­щем же риталин - исключительно безвредное средство.

Действие огромных доз риталина сказывается лишь в том, что, попрыгав как следует, животные кажутся приятно расслабленными и усталыми.

Джек нашел в литературе только одно сообщение об опыте с риталином на людях, не психотиках, а нормальных людях. Ученые фирмы Сиба А. Драссдо и М. Шмидт устроили занятный эксперимент с риталином. Они накачали группу добровольцев фенобарбиталом до такой степени, что те потеряли способность производить простые арифметические вычисления. Но через несколько дней, когда им стали давать фенобарбитал вместе с риталином, они поразительно быстро и точно производили свои мате­матические расчеты.

Это был единственный опубликованный опыт с дей­ствием риталина на человеке, и в этом сообщении еще ука­зывалось, что у 70% из шестидесяти подопытных людей наблюдалось чувство "приятного возбуждения". Важно было то, что риталин не вызывал у этих людей "перевоз­буждения". "Что ж это за опыт? - думал Джек Фергюсон. - Накачать людей барбитуратом только для того, чтобы при помощи риталина восстановить их математические способности". Джек улыбнулся. До чего академично мыслят эти лабораторные ученые! Однако постойте...

Надо все же посмотреть на своих риталинированных психотиков, хотя сестры ему еще ничего не сообщили. Лучше уж самому взглянуть на них, думал Джек, вспо­миная страшные времена в Гэмлете, когда он, оглушенный барбитуратами, опрокинул на себя кастрюлю с горячим кофе - крепким кофе, которым он пытался вывести себя из барбитуратовой депрессии.

Так Джек Фергюсон пришел к своему дню из дней, первому дню открытия, хотя открытый им факт казался чрезвычайно скромным и малозначащим.

Сестра-надзирательница, дежурившая у риталинирован­ных больных, пришла к д-ру Фергюсону с рапортом. Вот больная, которая годами завязывала свою одежду в узлы. Она перестала зто делать. Вот другая, никогда самостоя­тельно не встававшая со стула; теперь она сама встает и идет к умывальнику. А вот и третья, которую всег­да приходилось вталкивать в шеренгу больных, шедших в столовую обедать. Теперь она занимает свое место в строю совершенно добровольно.

Все эти перемены в поведении были незначительны, но весьма знаменательны. Джек стал присматриваться к тем десяти кататоничкам, которых он первыми посадил на ри­талин. Любопытно было наблюдать: все они стали как будто немного живее. Некоторые проявляли желание поздороваться за руку с доктором Фергюсоном - до риталина они смотрели на него мертвенно-тусклым взглядом.

Но стимулирующее действие риталина по сравнению с БА-14469 было настолько мягким, что трудно было его сразу заметить. Нет, не то ему требуется. Надо найти та­кой препарат, который мог бы основательно подхлестнуть мозговую деятельность, вроде БА-14469, только менее вредный.

Для борьбы с серпазиловой депрессией надо иметь что-нибудь более ударное, чем слабенький риталин.

- Посмотрите на миссис Бланк, - сказала Джеку де­журная сестра. - С тех пор как мы посадили ее на рита­лин, она сильно переменилась. Подумать только - при­шлось глушить ее электрошоком, чтобы с нею можно было жить.

Джек все больше и больше усиливал дозу риталина для наиболее угнетенных больных - для больных с глубо­кой серпазиловой депрессией, и действие риталина на этих людей было медленным чудом. Когда Джек заводил с ними разговор, то вместо прежнего упорного молчания некото­рое подобие улыбки появлялось у них на лице, глаза ста­новились светлее и взгляд их был живым, а не мертвенно-тусклым. Джек продолжал осторожно повышать их трехразовую дневную дозу риталина. Вот сидит больная и улыбается.

- Я с трудом мог поверить. Она сидит на сту­ле, - рассказывал Джек. - Ведь это что-то значит - си­деть на стуле после того, как человек годами лежал на полу.

По прошествии двух месяцев эта женщина могла уже сама есть, сама ходить к умывальнику, могла с небольшой помощью одеться и раздеться, ходила на прогулки и в кино. Из "ничего" она стала человеком...

Не прекращая давать серпазил больным с серпазило­вой депрессией, Джек добавлял к нему риталин, и у большинства больных эта комбинация изгоняла хандру, не снимая в то же время приятного серпазилового спокойствия. Вот небольшая сводка, собранная из "профилей поведения":

"38 больных были недвижимы. Теперь 14 из них раз­гуливают вполне самостоятельно; 14 - сидят, но объем движений у них гораздо больше; 10 из 38 ходят, но нужда­ются в некотором подталкивании".

Оставалось только признать, что этот мало популяр­ный, мягкий и слабенький препарат определенно обладает положительными свойствами. Риталин оказался приятным сюрпризом. Получить столь явный эффект на безнадежных хрониках и вырожденцах - это граничило с чудом. Что из того, если приходилось систематически повышать дозу ле­карства? Ведь оно было так сверхъестественно безвредно. И с самого первого самостоятельного движения, с первого слабого блеска в глазах надо было запастись терпением и ждать, пока больные не начнут ходить, не научатся коор­динировать свои движения... Встают тени прошлого - да­лекие воспоминания об экспериментах Уильяма Лоренца, который впервые смог добиться светлого интервала, впер­вые установил, что химическими средствами можно сдви­нуть маску безумия и открыть глубоко спрятанное под нею ясное сознание - на какие-то минуты, в лучшем случае на пару часов. Но вот перед Джеком его умиротворен­ные больные, сначала погруженные в депрессию серпази-лом, а потом возвращенные к активной деятельности риталином.

Им уже не приходится показывать дорогу к умываль­нику, или учить их есть, или одеваться без посторонней помощи. Они сами восстанавливают у себя эти привычки. Многие даже без тренировки. Много лет они задерживали, прятали в себе эти культурные навыки, которым их обу­чали в детстве, хотя в эти долгие сумасшедшие годы они вели себя более беспомощно, более бесстыдно, чем жи­вотные.

- Это похоже на умственное пробуждение, - ска­зал Джек, - пробуждение к окружающей действитель­ности.

Казалось, что эта действительность росла и расширя­лась для них, пока их держали на комбинации серпазила с риталином, от которой они становились спокойными и в то же время активными.

И вот какая мысль осенила Джека. Эту мысль внушил ему факт совместного действия серпазила и риталина. Бе­зумие - это нечто большее, чем ненормальное поведение. Безумие может проявиться в сверхактивном поведении - и серпазил или торазин успокаивает больного. Оно может также выразиться в слабоактивном поведении - и риталин активирует его, возвращает к норме. Что же такое безу­мие? Не есть ли это только преувеличение обычных норм поведения у всех нас, которые не сидят еще в сумасшед­шем доме?