По его лицу было видно, что он не столько удивлен, сколько очень обрадован. Он наслаждался, подобно гурману, который долго мечтал об изысканном блюде и только что отведал первый кусочек.
- Все материалы собеседований и другие собранные нами свидетельства подтверждают, что этот молодой человек придерживается крайне... хм... независимых взглядов.
- Дорогой Сизоэс, это же Глобалия. Здесь не запрещено думать и говорить все, что угодно.
В конце фразы Альтман хмыкнул, словно отпустил хорошую шутку.
- Разумеется, - подтвердил чиновник, улыбкой давая понять, что не надо держать его за идиота. - Не запрещено думать все, что угодно, но мы ответственны за свои мысли, не так ли? И некоторые мнения вызывают тревогу больше, чем другие. Борьба с терроризмом требует определенной бдительности. В этом мы и видим основную задачу Социальной безопасности.
- Вы хотите сказать, он поддерживает терроризм?
По лицу старика пробежала тень. Надо было этим воспользоваться: Сизоэс немного выждал с ответом, а потом, так близко придвинувшись к собеседнику, что тот ощутил его несвежее дыхание, провозгласил:
- Он не за террористов. Все гораздо хуже. Он считает, что никаких террористов не существует.
- Не существует! - воскликнул Альтман, не в силах скрыть свой восторг. - А как же бомба, которая недавно взорвалась в Сиэтле?
Сизоэс махнул рукой, показывая, что о таких пустяках не стоит и упоминать.
- А автобус, взорвавшийся в Риме?
- Для него это все пустой звук.
- А взрывчатка, которую нашли под одной из опор моста Голден Гейт?
- Ну, то было два года назад, - уточнил Сизоэс, как будто от этого пример утратил свою силу. - Но это неважно. Он всегда говорит одно и то же: якобы все эти события - пропагандистский трюк.
И с молчаливым злобным смешком, какой бывает у крупье при виде того, как разоренный игрок выкладывает перед ним свои последние фишки, Сизоэс добавил:
- Он не верит в существование ни одной из опасностей, с которыми мы сталкиваемся, защищая наше свободное общество.
- Великолепно! - вскричал Рон Альтман, хлопнув обеими руками по подлокотникам своего кресла.
Звук этот нарушил хрупкое равновесие. Генерал устремил на своего гостя тяжелый, подозрительный взгляд, словно на секунду забыл, с кем имеет дело.
- Я хочу сказать, - уточнил Альтман, - ваш портрет великолепен.
Атмосфера несколько разрядилась.
- Это не мой портрет, все значится в досье, - проворчал генерал.
- Он наблюдается у психологов?
- Что вы! Он отказывается от любой помощи, считает, что абсолютно нормален. Нам удавалось прижать его к стенке только тогда, когда он делал какую-нибудь глупость.
- Сколько их было всего?
- Две... До сегодняшнего дня.
- И что за глупости?
- Все время одно и тоже. В первый раз это случилось на Барбадосе. Он приехал заниматься парусным спортом. Его инструктор заметил, что однажды он не явился ночевать. Оказалось, он попытался доплыть до Антигуа. Как вам известно, из соображений безопасности остров был объявлен запретной зоной. А этот тип просто заявил, что, видите ли, потерялся. Непонятно только, зачем он набил свой швертбот печеньем и канистрами с пресной водой, которых хватило бы на неделю.
- Он был осужден?
- Нет. Ему рекомендовали психотерапию, но он появился всего на трех сеансах.
- А второй раз?
- В Бронксе. Он остановился в студенческой гостинице недалеко от стены.
- Какой стены?
- Вдоль скоростной автотрассы, которая ведет к порту.
- А что за стеной?
- Антизона, если я не ошибаюсь. Я знаю только, что доступ туда запрещен и что по ночам там уже бывали какие-то беспорядки. Высказывались подозрения, что оттуда могут проникать террористы. Уже десять лет идут разговоры о том, чтобы заключить эту автотрассу в стеклянный туннель, но работы все никак не начнутся.
- Ну и что же натворил ваш подопечный?
- Посреди ночи вылез на крышу гостиницы, а оттуда перебрался на стену. Кажется, это довольно просто. Он нацепил на себя перевязь и закрепил на дымовой трубе альпинистскую веревку, чтобы спуститься со стены.
- Ему это удалось?
- Он так шумел, - с явным злорадством ответил Сизоэс, - что не успел перекинуть ногу на другую сторону, как его поймали два патруля.
- Его судили?
- На этот раз ему было трудно сделать вид, что он просто потерялся. Но защищался он умело, судьи оказались в непростом положении. Заявил, что Конституция гарантирует свободу каждому гражданину, и все в таком духе. Вы понимаете, о чем я. Присяжные не особенно охотно осуждают за преступления, связанные со свободой взглядов. А таким типам, как этот, только дай повы-ступать перед публикой... Короче говоря, он отделался тремя месяцами общественно полезных работ в какой-то гуманитарной организации.
Альтман вытащил из кармана записную книжку и принялся что-то царапать в ней старой ручкой светло-серого цвета. Его собеседник взирал на все это в замешательстве. Этот невыносимый старик делал записи на бумаге, и явно не из одного только снобизма. Чувствовалось, что вот так карябать какие-то мерзкие каракули было для него делом абсолютно естественным. Пользоваться компьютером он наверняка не умел. Здесь речь шла уже не о кокетстве, а о беспомощности. Он выглядел не просто трогательно, а прямо-таки жалко.
Закрыв записную книжку, Альтман с громким хлопком перетянул ее резинкой. И где он только брал подобное старье?
- Прекрасно, - сказал старик, - Вы подобрали идеального кандидата. Конечно, я бы предпочел дать свое согласие еще до начала операции. Но что сделано, то сделано.
Сизоэса этот упрек нисколько не смутил, он был к нему готов.
- Мы были вынуждены ускорить события, - объявил он с некоторой торжественностью, - потому что нам стало известно, что этот человек сам собирается перейти к делу. Мы больше не могли сидеть сложа руки в ожидании последствий.
- Перейти к делу... Гм... И что же он сделал на этот раз?
- Если позволите, - сказал Сизоэс, - я вызову своего сотрудника, он предсуставит вам самую свежую информацию.
Сизоэс взял со стола свой мобильный телефон, открыл крышку и отчетливо произнес:
- Эртье!
Через несколько секунд в кабинет вошел человек, который, судя по всему, дожидался вызова за дверью. Он приблизился к столу и встал напротив.
- Старший унтер-офицер Эртье, - просто сказал Сизоэс.
Представлять кому бы то ни было Рона Альтмана не было никакой необходимости.
Унтер-офицер заметно волновался. Он застыл в напряженной позе, слегка пригнувшись и выпятив и без того слишком толстый живот. Как и все остальные, за исключением Альтмана, одет он был в облегающий термокостюм, только цвета плохо сочетались друг с другом и покрой был дешевый.
- Где наш объект? - спросил Сизоэс.
- Господин генерал, как мы и предполагали, вчера в восемь часов сорок пять минут он покинул новый зал для трекинга в Сиэтле.
Альтман изобразил на своем лице живейшее удивление.
- Зал для трекинга? - переспросил он, повернувшись к Сизоэсу.
- Да, - пояснил тот таким тоном, чтобы было понятно, что он изо всех сил старается быть снисходительным, - это новый вид развлекательных комплексов. Собственно, они существуют уже около тридцати лет. Граждане могут в полной безопасности совершать там долгие прогулки на лоне природы.
- Как же им это удается? Они что, ходят по кругу?
С Альтманом никогда нельзя было понять, ломает он комедию или же действительно настолько стар, что какие то совсем элементарные вещи могли пройти мимо него.
Сизоэс терпеливо разъяснил, что существуют специально оборудованные крытые маршруты, разбитые на этапы.
- Короче говоря, - сказал Альтман, - это что-то вроде охраняемой зоны, только на природе.
- Совершенно верно, - подтвердил Сизоэс. Голос его звучал довольно уныло.
- А как он выбрался на этот раз?
- Открутил одну из подвижных стеклянных панелей, через которые спускают лишнюю воду после полива.
- Замечательно придумано! - растрогался старик. Но тут же нахмурил брови и добавил, - В таком случае, у него наверняка были сообщники!
- В принципе, - отозвался унтер-офицер Эртье, - он вполне мог бы обойтись и без них. Но сейчас он действительно не один.
- А с кем?
- Со своей подружкой.
- С женщиной!
У Сизоэса возникло странное чувство, будто в восклицании старика звучало не столько удивление, сколько нескрываемая радость.
- Это же было одно из условий, не так ли? - сказал он. - Вы хотели, чтобы наш кандидат был, так сказать, влюблен.
- Да, да, это как раз то, что надо, - Альтман. - И давно он с ней знаком?
Эртье собрался было ответить, но Сизоэс перебил его, потрясая папкой с документами.
- Все сведения собраны в этом досье, я вам потом все разъясню. Старший унтер-офицер только ведет слежку с помощью наших систем видеонаблюдения. Эртье, скажите-ка лучше, что сейчас делают эти двое.
- Да, действительно, - поддержал Альтман, - чем они там заняты?
Эртье, которому так и не предложили сесть, опустил глаза, покашливая и переминаясь с ноги на ногу.
- Ну же, - наседал Сизоэс, - выкладывайте.
- Господин генерал, - отчеканил его подчиненный, задрав подбородок и вытянувшись по стойке "смирно", - в настоящее время они занимаются любовью.
Повисло неловкое молчание. Потом Сизоэс разразился грубым смехом, Эртье не преминул последовать его примеру. Альтман отвел глаза. Казалось, он задумчиво смотрит вдаль или созерцает что-то в прошлом.
- Вы уже говорили, сколько ему лет? - спросил он растроганным голосом.
- Двадцать.
- Двадцать лет! - повторил старик, устремив взгляд в пространство.
Его бородатое лицо осветила бледная, как зимнее солнце, улыбка. Рука с перстнем непринужденно скользнула по глазам, словно отводя тонкую пелену.
- Двадцать лет, - пробормотал он со вздохом.
А потом, вспомнив о двух чиновниках и поймав на себе их недоумевающие взгляды, снова посерьезнел.
- Сизоэс, отправляйтесь за вашим подопечным. Сомнений быть не может, это именно тот человек, который нам нужен. Как его фамилия?
- Смит.
- Имя?
- Байкал.
- Байкал?!
- Да, звучит довольно странно. Но тогда оно входило в комплекс стандартизированных культурных элементов, характеризовавших русско-монгольское происхождение матери. Кажется, это название какого-то озера.
Альтман вежливо сделал вид, что вникает во все эти премудрости.
- Отныне, - приказал он, - ставьте меня в известность обо всем, что касается молодого Байкала. Как только он окажется у вас, я хотел бы встретиться с ним с глазу на глаз. Я укажу вам подходящее для этой встречи место.
- Конечно-конечно, - угодливо сказал Сизоэс.
Он был явно доволен, что разговор близится к концу, и никак не мог дождаться, когда останется один, чтобы записать все сказанное Альтманом, все его приказы, жесты и особенно все его странные высказывания. Сизоэс никогда не упускал случая записать все, что казалось ему ненормальным, непонятным или подозрительным.
А от него эту привычку переняли все остальные сотрудники Министерства социальной безопасности.
Альтман наклонился, нащупывая свою упавшую на пол трость, и тяжело поднялся.
- Можете на нас положиться, - сказал на прощание Сизоэс, - мы сейчас же переходим к действию.
- Сейчас же! - воскликнул Альтман, - Полно вам, Сизоэс, неужели вы настолько далеки от всякой романтики? Дайте им еще немного порадоваться жизни...
Глава 3
ОБНАЖЕННЫЕ, ОНИ ДРЕМАЛИ, вытянувшись в высокой траве. Кейт положила согнутую ногу Байкалу на живот. Дыхание юноши было ровным и глубоким, а на лице появилось безмятежное выражение, которое она и раньше видела у него только во сне. И все же, как бы Кейт ни наслаждалась царившим вокруг покоем, на душе у нее было тревожно, неуютно. Нужен был энтузиазм Байкала, чтобы убедить себя, будто, проникнув в антизону, они обрели свободу. Что же до Кейт, то она, по правде говоря, чувствовала себя здесь под большим надзором, скованнее и уязвимее - одним словом, менее свободной, чем внутри.
Прежде всего, ей не давал покоя этот запах. Кейт он сразу напомнил гарь, и, действительно, в воздухе резко пахло золой и обугленными пнями. То тут, то там взгляд натыкался на изуродованные стволы варварски поваленных деревьев. Судя по всему, срубившие их люди были вооружены не самыми совершенными инструментами. Кейт и Байкалу попалась на глаза забытая посреди поляны ржавая мотыга, кое-как сварганенная из старых железок.
Оказавшись по ту сторону стены, беглецы прошагали еще около десяти часов. Они не сомневались, что и здесь все нашпиговано видеокамерами, а потому старались укрываться за деревьями. К их удивлению, местность, которая из зала для трекинга казалась совсем дикой, была изрезана бесчисленными тропами. Правда, людей они так и не встретили.
Байкал держался уверенно, как человек, который знает, куда идет. Время от времени он сверялся с какой-то таинственной картой, которую извлекал из клапана рюкзака. Чувствуя, что ее друг вовсе не так уверен в себе, как пытается показать, Кейт предпочитала не задавать лишних вопросов. Вскоре они вышли к горному озеру, со всех сторон окруженному густым ельником. Там, где в озеро впадала небольшая речушка, половина берега заросла тростником. Закат начертал в розовом небе таинственные знаки, которые каждый в глубине души истолковал по-своему. Кейт подумала про себя, что ничего доброго они не предвещают. Беглецы дождались темноты, чтобы развести костер из сушняка, слегка перекусили, залезли в свои спальные мешки и уснули, прижавшись друг к другу. Проснулись они еще до рассвета, когда выпала роса и с озера стал подниматься туман. Кейт встала и отправилась умываться холодной водой. У нее мелькнула мысль, что, останься они в зале, все выглядело бы примерно так же. С той только разницей, что не пришлось бы вздрагивать от смутного страха, заслышав любой необычный шорох, да вдыхать мерзкий запах гари, который под утро чувствовался еще сильнее.
Предрассветная тоска, змеящийся под одеждой холодок, горьковатый привкус дыма в воздухе - все располагало к тому, чтобы натянуть дополнительную термофутболку и наглухо застегнуть поднятый воротник куртки. Кейт совсем иначе воображала себе эту вылазку. Главное, - казалось ей - она сможет остаться с Байкалом наедине, вдали от посторонних глаз, и ее мечта о близости с ним наконец осуществится. А вместо этого получилось едва ли не наоборот: страх и отсутствие привычного комфорта препятствовали наслаждению и грозили свести на нет желание как таковое.
Кейт последовала за Байкалом, потому что была в него влюблена и не хотела отпускать одного, рискуя никогда больше не увидеть. Девушке смутно верилось, что, оказавшись по ту сторону границы, куда так влекло ее возлюбленного, они будут как-то особенно счастливы. Первое столкновение с реальностью безжалостно вернуло ее с небес на землю.
В это промозглое утро у Кейт было такое чувство, будто она постепенно приходит в себя, очнувшись от долгого забытья. Прежде всего, надо было сориентироваться во времени. Сделав усилие, она припомнила, какое сегодня число - 3 июля 27 года. В Глобалии летоисчисление велось от нуля до шестидесяти, после чего отсчет снова начинался с нуля. У этой системы, созданной по аналогии с подсчетом секунд и минут, была масса преимуществ. Благодаря ей вопрос о дате рождения перестал выглядеть вопиющей бестактностью по отношению к людям с большим будущим. Например, если вы родились в двенадцатом году, то в двадцать втором это могло означать, что вам десять, семьдесят или сто тридцать лет. Помимо всего прочего, такое летоисчисление напоминало каждому, что у Глобалии нет начала, она была всегда и будет существовать вечно, подчиняясь пульсирующему ритму бесконечно возобновляемых шестидесятилетних циклов. Итак, со временем все было ясно: 3 июля 27 года.
Что же касается пространства, то с ним дело обстояло далеко не так просто. Кейт впервые прямо спросила Байкала, где они находятся и куда он ее ведет.
- Насколько я знаю, - ответил он, слегка смутившись, - если мы будем и дальше двигаться в том же направлении, то выберемся из национального парка и попадем на пустыри за заводами фирмы "Байуотерз". А оттуда найдем дорогу на побережье.
Но как бы Байкал ни старался выставить себя знатоком, было сразу видно, что он плохо понимает, где они находятся, и очень смутно представляет себе будущий маршрут. Да и как могло быть иначе, ведь их путь лежал через запретные территории, отданные на откуп террористам и дикой природе! У Кейт пока не хватило духа продолжать расспросы прямо сейчас, но про себя она подумала, что надо будет как можно скорее взять ситуацию в свои руки.
К полудню солнце разогнало холодный туман, высушило землю и отсыревшую за ночь одежду, а бриз принес с запада гряду облаков, от которых веяло свежестью и морем. Байкал ускорил шаг, вообразив, что наконец-то нашел дорогу на побережье. Увы, беглецам дважды пришлось поворачивать назад и прятаться: едва им начинало казаться, что они на верном пути, как на горизонте возникали посты охраны. В конце концов Байкал решил отправиться в обход через горный перевал, и они с Кейт стали карабкаться по узкой тропинке, которая выглядела вполне обнадеживающе. К их разочарованию, тропа, достигнув вершины горного хребта, не спускалась по противоположному склону в долину, а вела на скалистый отрог и там обрывалась. Верхняя часть отрога поросла травой, образуя некое подобие сада, со всех сторон окруженного пропастью.
По дороге у Кейт было достаточно времени, чтобы разобраться в том, что творилось у нее в душе. Девушку обуревали мрачные предчувствия. Она была уверена, что у этой затеи нет ни малейшего шанса на успех. И если холодным утром при мысли об этом ей расхотелось и думать о физической близости, то теперь, в тихий и теплый послеполуденный час, в величественном окружении горных долин, простиравшихся внизу в подсвеченной солнцем дымке, она решила, что медлить больше нельзя, ведь в запасе у них оставалось так мало времени. Пока Байкал что-то высматривал вдали в маленький бинокль, девушка, не говоря ни слова, сбросила с себя одежду' и расстелила ее на траве. Обернувшись, он увидел ее обнаженной. Ладонями она касалась своих грудей, но не для того, чтобы скрыть их, а чтобы от этой первой ласки стали еще заметнее напряженные соски, разбуженные прикосновением теплого ветра. До чего приятно оказалось подставить яркому солнцу длинные темные волосы и молочно-белую кожу, усеянную бесчисленными родинками! Байкал молча разделся, не сводя глаз с девушки. Не успел он подойти поближе, как она прилегла, опираясь на локоть. Ноги ее были слегка разведены и напоминали склонившийся к самой траве цветок с длинными лепестками. Байкал вытянулся рядом, повинуясь той же непреодолимой силе, которая, казалось, исходила из самой земли. Когда они слились воедино, их любовь была лишь одним из проявлений закона вселенского притяжения, но чьей воле непостижимым образом соединяются небо и облака, растения и почва, лес и светлое пламя, которое ласкает, лижет и пожирает его.
В двадцать лет поступки даются куда легче, чем слова. Теперь ими овладело стеснение, по своей силе не уступавшее тому порыву, который только что безмолвно свел их вместе, и никто не решался заговорить первым. В конце концов, каким бы легким и теплым ни был обдувавший их ветерок, им стало прохладно, и они встали, чтобы одеться.