Прежде всего, они возвещали о том, что он никогда уже больше не увидит Кейт. У Байкала не было ни малейшей возможности подать ей хоть какой-то знак. Последняя попытка привела к таким катастрофическим последствиям для мафиози, который согласился ему помочь, что теперь никто уже не рискнул бы оказать ему подобную услугу. О том, чтобы вернуться в Глобалию, не могло быть и речи. Социальная безопасность сделала из него врага. Байкал хорошо представлял себе, какими методами действует эта организация, а потому не сомневался, что не сможет ни защититься сам, ни добиться справедливого суда, если сдастся добровольно. Да и сама мысль о возвращении, помимо того что это было бы бессмысленно, не вызывала у юноши ничего, кроме отвращения и протеста. Все, что он видел в антизонах, говорило об одном: Глобалия достойна ненависти, и ей следует объявить войну. Когда Байкал стремился выбраться оттуда, им двигало желание обрести свободу, как он сам ее понимал. Отныне же он видел в Глобалии врага, создание человеческих рук, обернувшееся против самого человека, здание, основанное на принципах свободы, но готовое раздавить любую свободу, политическое чудовище, подлежащее уничтожению.
В то же время Байкал прекрасно осознавал, что вести такую битву будет нелегко. На кого он сможет опереться в антизонах? Край, через который лежал его путь, еще не успел оправиться после ужасного голода, год назад унесшего жизни больше половины населения. Утром того же дня они с Фрезером проезжали мимо груды побелевших костей. Это были останки целой семьи, наверняка погибшей от голода, которые так и лежали непохороненные на радость грифам.
Как бы решительно ни были настроены бунтари, Байкал сомневался, что они сумеют собрать значительные силы, способные действовать сообща. К тому же эти несчастные возлагали огромные надежды на Байкала. В одном они были правы: одолеть Глобалию могла только оппозиция внутри Глобалии. Но как сказать этим людям, что за ним никто не стоит? Как признаться, что его история - лишь порождение извращенного ума Рона Альтмана? Если открыть правду, что тогда станется с ним самим? Его отвергнут, станут презирать. Может быть, бунтари даже захотят отомстить ему. А если он продолжит ломать комедию, то поведет этих искренних людей на верную смерть, жестоко обманув их ожидания. Вне всякого сомнения, Альтман хорошо продумал ловушку, в которую загнал юношу.
На следующий день пейзаж начал меняться, лес становился все выше и гуще. Свет едва проникал через зеленый свод, просачиваясь сквозь резную листву, как сквозь узкие витражи. После открытых равнин, где слышалось лишь стрекотание насекомых, лес поражал богатством и разнообразием звуков: хруст веток, верещание обезьян, крики птиц возносились ввысь в этом тропическом соборе, словно странные молитвы.
Лагерь фрезеров располагался почти на окраине леса, так что путники быстро добрались до места.
Им пришлось несколько раз особыми криками предупреждать часовых, которые должны были возвещать о приближении чужаков и прогонять их восвояси. Как только первый часовой узнал Фрезера, навстречу путникам из укрытия высыпала целая группа соплеменников и радостно окружила вновь прибывших.
Фрезера встречали как героя. Он торжественно передал деньги за озон самому старому соплеменнику, который играл у них роль господина.
В первый же день Байкала познакомили со всеми без исключения обитателями деревни, начиная с матери, братьев и сестер его верного спутника. Все они были настолько похожи между собой, что казались вылепленными по одному образцу. Как только Байкала допустили в маленькое святилище в центре лагеря, юноша сразу понял, в чем причина столь разительного сходства, увидев в любовно украшенной рамке фотографию первого фрезера, облаченного в синий рабочий комбинезон. На лице у первопредка играла гордая улыбка. Похоже, он наладил серийное производство членов своего племени по образцу "шевроле" или "кадиллаков", которые когда-то собирал на заводе, с той только разницей, что здесь исходной моделью послужил он сам.
Мирная жизнь в племени как нельзя лучше располагала к размышлениям. Байкал полюбил бродить по лесу и часто сопровождал ребятишек, которые гордо отправлялись сторожить свой источник озона. Судя по всему, фрезеры очень серьезно относились к работе, за которую им платили. Они решительно изгоняли всех, кто пытался пробраться на их территорию.
Однако, при всей ее размеренности, жизнь этих людей трудно было назвать однообразной или скучной. Как рассказал Фрезер Байкалу еще в самом начале их знакомства, все его соплеменники были отменными музыкантами. Конечно, никто не смел прикоснуться к кларнету первого фрезера, который превратился в предмет поклонения. Но каждый старался смастерить для себя какой-нибудь инструмент, а потом с удовольствием играл на нем в одиночку или с ансамблем во время многочисленных праздников и церемоний, вносивших стройность и порядок в существование племени. На первый взгляд, все эти ритуалы пришли из незапамятных времен и фрезеры свято соблюдали их, как всякие дикари. Но, приглядевшись повнимательнее, Байкал заметил много элементов, показавшихся ему смутно знакомыми. Например, субботними вечерами племя танцевало под звуки оркестра, состоявшего из разнообразных барабанов и других ударных инструментов. При этом бормотались какие-то слова, которые было почти невозможно разобрать, но часто повторявшийся припев звучал примерно так: Гуок хруп зве клок. Танцоры вихлялись в парах и несказанно веселились. Только на второй или третий раз Байкал узнал в этом танце старую мелодию, под которую до сих пор иногда танцевали в Глобалии. В оригинале песня называлась "Rock around the Clock".
Фрезер пояснил своему гостю, что ритуалы его племени были придуманы заново, когда первый фрезер вернулся из Детройта, где утратил все воспоминания об обычаях своей страны. Как только зашла речь о том, чтобы основать новое племя, первый фрезер использовал все, что успел повидать за свою жизнь, а потому в ритуалах племени индейские мифы соседствовали с американскими песнями XX века. Разумеется, почетное место занимали автомобильные реликвии, которые стали считаться священными. Эмблему "Дженерал Моторз", висевшую на стене святилища, каждую весну проносили с процессией вокруг источника озона. Водруженный на постамент кардан "шевроле" служил для благословения новобрачных. Девушкам, выходившим замуж в другое племя, давали с собой амулет с кусочком запасного колеса, которое первый фрезер использовал во время своего легендарного возвращения из Детройта.
Байкал был несказанно рад этим безмятежным дням и вынужденному бездействию. При других обстоятельствах он, возможно, и соскучился бы, но, зная, что ожидает его в ближайшем будущем, юноша скорее предпочел бы навсегда остаться среди фрезеров.
* * *
- ПРИВЕТСТВУЮ ВАС, мадам! - провозгласил Анрик, выставив вперед бородку.
И, взяв руку Марты, церемонно запечатлел на ней поцелуй.
В отделанном мрамором зале лос-анджелесского аэровокзала Анрика трудно было не заметить. Каталонец снова облачился в свой широченный черный плащ, один конец которого закинул на плечо, обнажив левую руку. Он тащил внушительный чемодан на колесиках. С пояса свисала длинная шпага в ножнах.
- Глазам не верю! - завопила Марта, обращаясь к Кейт. - Так это и есть твой приятель-журналист?!
Тут она покатилась со смеху, не в силах больше выговорить ни слова. Казалось, с ней вот-вот случится истерика.
Стараясь не терять собственного достоинства, чопорный Анрик взглядом взывал о помощи. К счастью, Кейт не растерялась. Она быстро ухватила своего друга под руку, не выпуская Марту, которая висела у нее на локте с другой стороны, и потащила обоих на парковку. Женщины сразу сели в лимузин, Анрик же сначала втиснул чемодан в багажник, но шпагу оставил при себе. Когда он наконец оказался в салоне, Марта, едва успевшая вытереть глаза, снова затряслась от смеха.
- Простите, - с трудом проговорила она, - я пересяду вперед, к шоферу... Так вы сможете спокойно поговорить с глазу на глаз.
И она оставила их одних на заднем сиденье.
- Не обижайся, - сказала Кейт, - она очень славная...
Анрик сидел неподвижно, с застывшим лицом. Вид у него был оскорбленный и осуждающий, но думал он вовсе не о Мартиных насмешках. Он смотрел на Кейт, сидящую на разукрашенном под зебру диванчике в этом странном лимузине размером с его сиэтловскую квартиру. Лицо девушки было скрыто под толстым слоем косметики, а одета она была (если ее вообще можно было называть одетой) в сильно декольтированное платье из Мартиного гардероба. Анрик переводил удивленный взгляд с бутылок в баре на обивку салона, украшенную звездами глобалийского флага, и никак не мог понять, действительно ли в Лос-Андже-лесе его встретила та самая девушка, с которой он расстался в "Уолдене".
- Не беспокойся, - шепнула ему Кейт, - все осталось по-прежнему.
Анрик еще немного подождал, приподнял одну бровь, потом другую и наконец немного расслабился.
И все же за те несколько дней, которые они провели порознь, былое доверие исчезло. Анрик все время молчал, из осторожности не решаясь начать разговор.
- Послушай, - мягко проговорила Кейт, - это же Калифорния. Ты сам скоро увидишь: люди здесь немного другие, приходится приспосабливаться. В любом случае, надолго мы здесь не задержимся. Через два дня мы уезжаем.
- Уезжаем? Куда?
Из предосторожности они старались сообщать как можно меньше информации по телефону. Кейт только попросила Анрика приехать к ней в Лос-Анджелес, захватив с собой все необходимое для долгого путешествия.
- Мы перейдем границу, - прошептала девушка. Глаза ее блестели.
За окном мелькали огни. Кейт и Анрик какое-то время сидели молча и смотрели на яркие пятна, которые плясали в черной ночи, словно множество маяков, зовущих в дальнее плавание.
- Много тебе удалось разузнать в "Уолдене"?
Слово "Уолден", дорогое им обоим, сразу растопило лед.
- Много, - подтвердил Анрик.
Они уже почти приехали. Кейт предпочла прервать беседу, чтобы потом поговорить обо всем на свежую голову. Марта вышла из машины посерьезневшая и попросила у Анрика прощения. Шла она нетвердой походкой. Кейт поняла, что ее подруга привела себя в чувство с помощью тройной дозы виски в соответствующем сопровождении. Оказавшись дома, Марта сразу же отправилась спать. Кейт показала Анрику отведенную ему комнату и пожелала спокойной ночи.
На следующее утро она нашла его на третьем этаже. Анрик прогуливался, заложив руки за спину и выставив вперед бородку. Ни пляж, ни красоты Тихого океана его совершенно не интересовали. Все его внимание было поглощено самим домом и его содержимым.
Испанский дворец был заново отделан изнутри и перестроен. Его изначальный облик приспособили к калифорнийским вкусам. В стенах, облицованных простым бетоном, были пробиты огромные окна, повсюду царили прямые линии, так что создавалось обманчивое впечатление, будто речь идет о постройке в стиле "Баухауз". В каждой комнате висело всего по одной-две картины, но все это были настоящие произведения искусства. Анрик указал Кейт на табличку под портретом женщины, изображенной в профиль на фоне свинцовой тучи. Там значилось, что это работа кисти Лоренцо Лотто. В углу скромно пристроилось несколько маленьких портретов. Это оказались произведения художников Северного Возрождения, среди которых был один Гольбейн и один Дюрер.
- Посмотри, здесь есть даже книги! - сообщил Анрик свистящим шепотом.
И потащил Кейт в дальнее крыло здания, где она раньше не бывала, потому что Марта туда никогда не ходила. В центре крыла располагался увенчанный куполом восьмиугольный зал, окруженный несколькими комнатками с низким потолком. По стенам стояли книжные шкафы от пола до потолка, заполненные книгами разных эпох.
- Это, конечно, не "Уолден", но ненамного хуже, - сказал Анрик, - посмотри, сколько книг по истории!
- Это кабинет Мартиного друга, - пояснила Кейт.
- А ты его хоть раз видела? - спросил Анрик, подозрительно подняв бровь.
- Нет. Он все время в отъезде.
- А чем он занимается?
- Понятия не имею, и Марта тоже. Кажется, приторговывает чем-то не совсем законным...
Анрик медленно обвел глазами библиотеку, указывая на бесценные книги и картины.
- Что-то не очень похоже на дом торгаша.
- Он достался ему в наследство от родителей.
- Гм... Допустим.
В надежде переубедить своего друга, Кейт взяла его под руку и повела в зал, где подавался завтрак. Там под потолком с лепниной, которая в былые времена украшала один из замков Луары, их ждал стол, уставленный блюдами со свежими плетеными булочками, разнообразной выпечкой и джемами. Тут Кейт поведала Анрику все, что накануне сообщил Марте мафиози но имени Степан.
- Он разыскал этого Тертуллиана, который переслал мне сообщение. Это оказалось непросто, потому что его город бомбили.
- Да, я слышал про это в новостях. Непонятно, за что Социальная безопасность на него так напустилась. Неужели за то, что он просто переслал сообщение?
- На самом деле, этого никто не понимает, особенно сам Тертуллиан. Его представляют сообщником Байкала, хотя он с ним едва знаком.
- Одним словом, козни продолжаются.
За разговором Анрик с наслаждением уплетал булочки, напоминавшие ему о бабушкиных завтраках в Каркассоне.
- Но нам повезло, - продолжала Кейт, - этот Тертуллиан, похоже, не из трусливых. Он готов принять нас у себя и переправить к Байкалу.
- А почему ты так уверена, что он знает, где сейчас Байкал?
- Потому что Степан его специально об этом расспросил.
Анрик нахмурился. Все эти подозрительные делишки с мафиози не вызывали у него особого энтузиазма. Он долго молчал, перекатывая пальцем крошки.
- Анрик, - в конце концов не выдержала Кейт, - мне надо с тобой серьезно поговорить.
- Говори.
- Я тебе очень благодарна. Спасибо тебе за все. Если бы не ты, я бы никогда ничего не узнала о Байкале. А теперь у меня появилась надежда его найти. Пришло время действовать. Это очень опасно, и назад дороги не будет. Я не хочу, чтобы ты рисковал жизнью из-за меня. Я поеду одна.
Анрик резко выпрямился.
- Ни за что! Чтобы я бросил тебя как раз тогда, когда начинается настоящая опасность!
К нему вернулся обычный боевой задор.
- И потом, - с гордостью объявил он, - у меня теперь есть свои причины на то, чтобы искать встречи с Байкалом.
Опасливо оглядевшись по сторонам, он поднялся и добавил:
- Хочешь, пойдем прогуляемся по пляжу?
Каждый вернулся к себе в комнату, переоделся и спустился вниз в купальном костюме и халате. По подземному туннелю они вышли прямо к морю. Кейт и Анрик медленно приблизились к самой воде и зашагали вдоль берега по мокрому песку, на котором замирали волны.
- С тех пор как ты уехала, я узнал в "Уолдене" много нового.
- Уайз приходил?
- Да, и не он один. Как только он узнал, что мы хотим пробраться в антизоны, то стал каждый день присылать ко мне разных людей. Невероятно, сколько у него связей! Я разговаривал с инженерами, с военными, с учеными, и все они, конечно, оказались читателями и членами "Уолдена".
- А что им было от тебя нужно?
- Они хотели сообщить мне как можно больше сведений о Глобалии. Большинство просто передавало мне разные документы. Я сам еще далеко не все успел просмотреть. Но у меня все с собой, в моем чемодане.
- В чемодане? Слушай, я не уверена, что мы сможем взять с собой много вещей. Это же не туристическая поездка.
От негодования у Анрика задрожала бородка.
- Можно подумать, я не знаю! Но Уайз говорит, что эти документы очень важны для Байкала. Если он и сможет всерьез противостоять Глобалии, то только благодаря им.
Кейт попыталась было возразить, но Анрик уже все для себя решил, и переубедить его было невозможно.
- Когда мы едем? - спросил он, давая понять, что разговор окончен.
- Сначала надо будет добраться до безопасной зоны Парамарибо, а оттуда мы попадем к Тертуллиану. Вылетаем мы завтра утром. Марта поедет с нами.
- Марта?! Эта...
Анрик попытался было подобрать подходящий эпитет, но так и не смог придумать ничего благопристойного. Так что он предпочел оборвать фразу, и они с Кейт молча продолжили прогулку, идя по направлению к понтону, с которого отправлялись катамараны.
Глава 6
КАК И ПРЕДПОЛАГАЛОСЬ, через два дня они вылетели в Парамарибо. Анрик продолжал недоверчиво коситься на Марту. Впрочем, они оба соблюдали вооруженный нейтралитет, и в разговоре каждый обращался только к Кейт, которая служила им чем-то вроде посредника.
Разница между Парамарибо и Лос-Анджелесом была заметна далеко не сразу. На первый взгляд эти две безопасные зоны с их пальмами и пляжами почти не отличались друг от друга. Но уже через несколько часов становилось ясно, насколько мало между ними общего. В Лос-Анджелесе, одном из главных экономических и культурных центров Глобалии, жизнь била ключом. Что же до Парамарибо, то этот город вернее всего было бы назвать глухой окраиной. В жалком развлекательном парке, посвященном естественной истории, можно было прогуляться часок-другой, но никому бы и в голову не пришло тащиться в такую даль специально ради него. К тому же Венесуэла не входила в число стандартизированных элементов даже для глобалийцев с латиноамериканской регистрацией. Судя по всему, никакой культурной жизни в городе не было и в помине. Что же до экономики, то догадаться, на чем она основана, с первого взгляда тоже было непросто.
Трое путешественников остановились в гостинице возле старого порта. Это был огромный домина в колониальном стиле, окруженный маленькими шаткими балкончиками. Стоило опуститься на кровать, как матрасы начинали отчаянно скрипеть, словно пробуждаясь от многовекового сна. Вода нагревалась так долго, что в каждой ванной комнате стояло по специальному стулу, чтобы постояльцы могли с комфортом дожидаться сего знаменательного события.
Дома, в Лос-Анджелесе, Марта казалась капризной и привередливой, но в более суровых условиях проявила куда большую собранность, чем от нее можно было ожидать. Быстро переодевшись у себя в номере, она появилась в вестибюле гостиницы в футболке с короткими рукавами и простых узких брюках из толстой терморегулируемой ткани, которые по традиции продолжали именоваться джинсами. На ней не было ни одного украшения, только темные очки скрывали верхнюю часть лица, особенно непрезентабельно выглядевшую без косметики. Волосы Марта убрала в хвост, стянув их простой резинкой. Теперь уже Анрик выглядел кривлякой и снобом в своем средневековом плаще.