- Однажды мы будем такими же большими, как все это! - Она раскинула руки в стороны. - Больше "Уайтса" или "Сейнсбери". И больше "Харродса". - Несколько секунд она стояла неподвижно, глядя на пристани, раскинувшиеся слева, справа и на противоположном берегу. Постороннему наблюдателю Фиона показалась бы тоненькой и хрупкой девочкой, стоящей на берегу и подметающей подолом глину. Но внимательный взгляд Джо замечал в каждом ее движении, в каждом жесте стремление пробиться наверх. Об этом говорили решительно вздернутый подбородок и натруженные руки, стиснутые в кулаки так, словно кто-то бросал ей вызов.
- Мы будем такими большими, - продолжила она, - что каждый купец на этой реке вылезет вон из кожи, чтобы продать нам свои товары. У нас будет десять магазинов в Лондоне… нет, двадцать… и по всей стране тоже. В Лидсе и Ливерпуле. В Брайтоне, Бристоле, Бирмингеме и… - Внезапно она заметила взгляд Джо и смутилась. - Почему ты так на меня смотришь?
- Потому что ты врушка.
- Неправда!
- Правда. Ты самая отчаянная девчонка, которую я когда-нибудь видел. Духу в тебе больше, чем в любом парне. - Джо откинулся на локти и смерил ее оценивающим взглядом. - Может, ты и не девчонка вовсе, а переодетый шкет.
Фиона улыбнулась:
- Может быть. Спустись и проверь.
Когда Джо встал, озорница Фиона повернулась и припустила вдоль берега. Джо бежал следом. Когда он схватил ее за руку, девушка залилась смехом.
- Бегаешь ты действительно как девчонка. - Джо привлек ее к себе и притворился, что рассматривает ее лицо. - Кажется, для шкета ты слишком хорошенькая.
- Только кажется?
- Но я могу и ошибиться. Надо проверить…
Пальцы Джо коснулись ее щеки. Потом он нежно приподнял ей подбородок и поцеловал в губы, раздвинув их языком. Она знала, что до свадьбы так поступать не следует. Отец Диген после исповеди заставил бы ее прочитать молитвы Деве Марии, а если бы об этом узнал родитель, то спустил бы с нее шкуру. Но губы Джо были шелковыми, язык - бархатистым, а кожа - теплой от послеполуденного солнца. Не успев подумать, она поднялась на цыпочки, обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Прижиматься к Джо и чувствовать прикосновения его крепких рук было слаще всего на свете.
Свист и улюлюканье заставили их разомкнуть объятия. Из шлюза Уоппинг, служившего воротами расположенных неподалеку лондонских доков, плыла баржа, команда которой пялилась на них во все глаза.
Покраснев как свекла, Фиона толкнула Джо в лабиринт штабелей, где они и оставались, пока баржа не уплыла. Раздался звон церковного колокола. Было уже поздно; Фиона знала, что пора идти домой и помогать матери готовить обед. А Джо нужно было возвращаться на рынок. Они поцеловались еще раз и пошли к Старой лестнице. Фиона поднялась по ступенькам, надела чулки и ботинки и одернула юбки.
Потом на мгновение остановилась и еще раз посмотрела на реку. Теперь она сможет вернуться сюда только через неделю. Неделю подъема затемно, бега трусцой к Бертону и обратно, к домашним обязанностям, которым нет конца. Но это неважно. Важно только то, что однажды она освободится. Отойдя подальше от берега, девушка увидела на воде белые барашки. Волны плясали. Река радовалась за них с Джо. Или это ей только казалось?
"А почему бы и нет? - с улыбкой подумала Фиона. - Мы с Джо любим друг друга. У нас есть двенадцать фунтов, два шиллинга и мечта. Плевать на Бертона и унылые улицы Уайтчепла. Через год мир будет принадлежать нам. У нас все впереди".
- Падди… Падди, который час? - спросила мужа Кейт Финнеган.
- Что? - не отрываясь от газеты, ответил он.
- Время, Падди, - нетерпеливо сказала Кейт, держа одной рукой желтую миску, а другой смешивая ее содержимое.
- Кейт, радость моя, ты же только что спрашивала. - Он вздохнул, полез в карман и достал выщербленные серебряные часы. - Ровно два.
Кейт нахмурилась, сильно прижала тесто к краю, разминая сгустки, и сунула миску в раковину. Потом взяла вилку и проткнула одну из трех бараньих отбивных, жарившихся на плите. По отбивной побежал ручеек жира и зашипел, соприкоснувшись с горячим дном сковородки. Женщина выложила отбивные на блюдо и поставила его в духовку, рядом с кастрюлькой луковой подливки. Затем взяла связку сосисок, отрезала несколько штук и бросила их в сковороду. Когда сосиски начали жариться, Кейт села за стол напротив мужа.
- Падди, - сказала она, негромко похлопав ладонью по столешнице. - Падди…
Он посмотрел поверх газеты в большие зеленые глаза жены.
- Да, Кейт. Что, Кейт?
- Тебе следовало бы приструнить их. Шляются где-то и не дают тебе поесть. А меня заставляют стоять и ждать.
- Они придут с минуты на минуту. Давай начнем. А если обед остынет до их прихода, пусть пеняют на себя.
- Дело не в обеде, - призналась она. - Мне не нравится, что они бегают по улицам, когда вокруг убивают людей.
- Неужели ты всерьез считаешь, что Уайтчеплский Убийца может выйти на промысел средь бела дня? И погнаться за таким крутым парнем, как Чарли? Бог свидетель, через две минуты общения с нашим сыном убийца повесится сам. А о Фионе и говорить нечего. Помнишь, что случилось с этим задирой Сидом Мэлоуном, который пытался подстеречь ее в переулке? Она сломала ему нос. Детине, который был в два раза больше ее.
- Да, но…
- Кейт, в газете пишут про Бена Тиллета, который организовал тред-юнион рабочих чайных складов. Вот послушай…
Кейт с укором посмотрела на мужа. Если бы она сказала ему, что горит крыша, то получила бы тот же ответ. Она не хотела слышать, о чем пишут в газете. Разговоры о тред-юнионах пугали ее, а упоминания о стачках приводили в ужас. Миссис Финнеган выбивалась из сил, чтобы прокормить мужа, четверых детей и жильца. Если объявят стачку, они просто умрут с голоду. А тут еще рядом бродит на свободе убийца… Уайтчепл всегда был опасным местом, где бок о бок жили кокни, ирландцы, поляки, русские, китайцы и куча других. Богатых здесь не было; район считался рабочим. Многие пили. Преступники тут водились, но это были главным образом воры. Иногда они убивали друг друга во время пьяной драки, но женщин в Уайтчепле никогда не резали.
Видя, что Падди продолжает читать, Кейт встала, подошла к плите, перевернула сосиски, жарившиеся в масле, и залила их тестом из миски. Тесто зашипело, растеклось по краям сковородки и начало шкворчать и пузыриться. Кейт улыбнулась. Тесто было пышным и обещало зарумяниться на славу. Вот какие чудеса делает чашечка эля! Она сунула сковородку в духовку и начала готовить картофельное пюре. Тут входная дверь распахнулась настежь, и в коридоре послышались легкие шаги дочери.
- Привет, ма. Привет, па, - весело сказала Фиона и положила в стоявшую на каминной полке старую банку из-под чая свое недельное жалованье за вычетом шести пенсов.
- Привет, милая, - ответила Кейт, оторвавшись от миски.
Падди что-то проворчал из-за газеты.
Фиона схватила фартук, висевший на крючке задней двери, завязала тесемки на талии, полюбовалась на младшую сестренку Эйлин, славшую в корзине рядом с плитой, потом наклонилась к четырехлетнему Симусу, который сидел на половике и играл в солдатиков, и поцеловала его.
- А теперь ты меня.
Рыжий и озорной Симус прижался губами к ее щеке и громко чмокнул.
- Ох, Сими! - воскликнула она, вытирая щеку. - Так нельзя! Кто тебя этому научил?
- Чарли!
- Само собой… Ма, чем тебе помочь?
- Можешь нарезать хлеб. Потом накрыть стол к чаю, а отцу налить кружку портера.
Фиона взялась за работу:
- Па, какие новости?
Падди опустил газету:
- Тред-юнионы. Число их членов умножается с каждым днем. Вскоре ими станут все жители Уоппинга. Попомни мои слова, не пройдет и года, как начнется стачка. Тред-юнионы спасут рабочий класс.
- И как они это сделают? Добьются того, что нам станут платить лишний пенни в час? Чтобы мы умирали с голоду медленно, а не сразу?
- Не начинай, Фиона… - предупредила Кейт.
- Хорошая позиция. Это Джо Бристоу вбил тебе в голову такие мысли? Все рыночные торговцы одинаковы. Слишком независимые. Им плевать на других представителей своего класса.
- Джо совсем не обязательно что-то вбивать мне в голову. У меня своих мозгов хватает. И я вовсе не против тред-юнионов. Просто предпочитаю действовать по-своему. Тому, кто будет ждать, что владельцы пристаней и фабрик ответят горстке каких-то профсоюзных активистов, придется ждать очень долго.
Падди покачал головой:
- Нужно объединяться, платить взносы и тратить часть своего жалованья на всеобщее благо. Иначе ты уподобишься им.
- Не уподоблюсь, па! - с жаром ответила Фиона. - Я работаю каждый день, кроме воскресенья, так же, как ты. Конечно, я считаю, что рабочие должны жить лучше. Но не собираюсь сидеть на заднице и ждать, когда Бен Тиллет принесет мне все на блюдечке!
- Фиона, последи за языком, - сердито сказала Кейт, проверяя тесто.
- Па, ты всерьез думаешь, что Уильям Бертон позволит рабочим своей фабрики вступить в тред-юнион? - уперлась Фиона. - Ты тоже работаешь на этого человека и знаешь его не хуже, чем я. Это же настоящее бревно. Он не захочет делиться с рабочими прибылью.
- Детка, ты не понимаешь одного. Нужно с чего-то начать! - пылко воскликнул Падди, выпрямившись на стуле. - Нужно ходить на митинги и агитировать всех рабочих Бертона вступать в тред-юнионы. И докеров, и работниц чаеразвесочной фабрики. Тогда у Бертона не будет выбора и ему придется принять наши требования. За маленькими приобретениями последуют большие. Вспомни работниц фабрик Брайанта и Мэя. Девушки протестовали против штрафов за разговоры и даже за отлучку в туалет. Не прошло и трех недель, как они победили. Всего-навсего несколько девушек! Попомни мои слова, Фиона, все дело в количестве людей. Тред-юнионы принесут избавление докерам и всему рабочему классу.
- Ага, как же, - откликнулась она. - Пока что мне хотелось бы избавиться от таких речей.
Падди грохнул кулаком по столу, заставив жену и дочь вздрогнуть.
- Хватит! Я не желаю, чтобы представители моего класса перечили мне в собственном доме! - крикнул он, схватил газету и с треском сложил ее.
Фиона вспылила, но поняла, что открывать рот не следует.
- Неужели ты никогда ничему не научишься? - спросила ее мать.
Дочь пожала плечами так, словно это не имело никакого значения, и начала собирать ложки и вилки, но провести Кейт ей не удалось. Как бы ни злилась Фиона, ей пора было понять, что свое мнение следует держать при себе. Падди всегда говорил, что его дети должны думать самостоятельно, но, подобно всем отцам, предпочитал, чтобы дети думали таи же, как он сам.
Кейт переводила взгляд с мужа на дочь и думала: "О господи, как они похожи! Те же волосы, черные как смоль, те же синие глаза, тот же упрямый подбородок. И так же полны высоких идей: ирландцы есть ирландцы. Мечтатели. Падди сам мечтает о дне, когда капиталисты раскаются в грехах, а свиньи начнут летать. А эта девчонка мечтает о собственном магазине, понятия не имея, как трудно ей придется. Но разве ей можно что-то сказать? Впрочем, так было всегда. Такая уж она уродилась".
Старшая дочь сильно тревожила Кейт. Ее упорство и целеустремленность были пугающими. Внезапно мать ощутила приступ жалости. Кто еще из фабричных девчонок мечтает о собственном магазине? Если Фиона откроет его и потерпит неудачу, это разобьет ей сердце. И тогда она всю жизнь будет жалеть о том, чего не следовало желать с самого начала.
Кейт часто говорила о своих тревогах мужу, но Падди гордился старшей дочерью и говорил, что девушка с сильным характером дорогого стоит. Дорогого стоит? Кейт в этом сомневалась. Сильный характер мешает девушкам работать и навлекает на них побои мужей. Что толку в сильном характере, если весь мир спит и видит, как бы его сломать? Кейт вздохнула. Вздох был по-матерински тяжелый. Ответа на эти вопросы придется подождать. Обед готов.
- Фиона, где твой брат? - спросила она.
- Собирает куски кокса у газового завода. Сказал, что продаст его миссис Макколлум и ей не придется платить за уголь для камина.
- Этот малый - настоящий Английский банк. Удавится за фартинг, - проворчал Падди.
- Хватит! Это моя кухня, а не пивная! - вспыхнула Кейт. - Фиона, поставь соус на стол!
На крыльце раздался стук. Входная дверь открылась, и стук повторился в коридоре. Это шел Чарли, таща за собой деревянную тачку.
Маленький Симус вскинул голову и радостно завопил:
- Уайтчеплский Убийца!
Кейт нахмурилась. Она не одобряла новую игру своих сыновей.
- Да, мальчишка! - ответил замогильный голос из коридора. - Это Уайтчеплский Убийца, властитель ночи, пришел за плохими детьми!
Затем раздался злобный смешок, и Симус, дрожа от страха и восторга, поднялся на короткие ножки и стал искать, куда ему спрятаться.
- Сюда, малыш, - прошептала Фиона, подбежала к креслу-качалке, стоявшему у камина, села и расправила юбки. Симус заполз под них, но забыл прикрыть ноги. Чарли вошел на кухню, продолжая злодейски хихикать. Увидев ботиночки, торчавшие из-под юбок сестры, он с трудом удержался от смеха; это испортило бы всю игру.
- Миссис, вы видели какого-нибудь плохого ребенка? - спросил Чарли мать.
- Перестань, - попыталась урезонить его Кейт. - Не пугай брата.
- Ему это нравится, - прижав палец к губам, прошептал Чарли. - Выходи, презренный! - жутко провыл он и открыл дверцу буфета. - Его здесь нет. - Чарли залез под раковину. - Здесь тоже нет. - Он подошел к сестре. - А ты видела какого-нибудь мерзкого маленького мальчика?
- Только того, на которого я сейчас смотрю, - ответила Фиона, расправляя юбки.
- Ах вот как? А чьи это ноги торчат? Твои? Они слишком малы для такой жирной коровы, как ты. Дай-ка взглянуть поближе… Ага!
Чарли схватил Сими за лодыжки и вытащил наружу. Малыш визжал, а Чарли щекотал его.
- Полегче, Чарли, - предупредила Кейт. - Иначе он задохнется.
Чарли сделал паузу, но Сими пнул его в голень, требуя продолжения. Когда мальчик и в самом деле чуть не задохнулся, Чарли остановился и отвесил ему дружеский подзатыльник. Сими лежал на полу и смотрел на него с обожанием. Чарли был его героем и идеалом. Малыш боготворил брата, следовал его примеру и даже требовал, чтобы его одевали так же. Заставлял мать повязывать ему на шею ярко-красный носовой платок - в подражание шейному платку, которые носят все настоящие парни. Братья были копией друг друга: обоим достались от матери рыжие волосы, зеленые глаза и веснушки.
Чарли снял куртку, вынул из кармана пригоршню монет и сунул их в банку из-под чая.
- Ма, сегодня немного больше обычного. На этой неделе у меня было несколько лишних часов.
- Спасибо, милый, я очень рада. Я пыталась кое-что отложить на куртку для отца. У Молфлина есть очень хорошие поношенные куртки. Старую я чинила столько раз, что там остались одни заплаты и штопка.
Чарли сел за стол, схватил толстый ломоть хлеба и жадно вгрызся в него. Падди оторвался от газеты, увидел, что сын ест, и отвесил ему подзатыльник.
- Подожди мать и сестру. И во время еды снимай шапку.
- Фиона, позаботься о Сими, ладно? - сказала Кейт. - А где Родди? Неужели все еще спит? Обычно запах еды заставляет его подняться. Чарли, кликни его.
Чарли встал из-за стола и направился к лестнице.
- Дядя Родди! Обед готов. - Не услышав ответа, он пошел наверх.
Фиона вымыла Сими руки, посадила за стол, повязала салфетку и дала кусок хлеба, чтобы тот сидел тихо. Потом пошла к буфету, достала шесть тарелок и принесла их к плите. На каждую из трех тарелок легли баранья отбивная, картофельное пюре и подливка. Кейт вынула из духовки кастрюльку с ручкой и выложила ее содержимое, оставшееся пюре и подливку еще на три тарелки.
- Жаба в норе! - воскликнул Сими, глядя на пышное тесто и жадно пересчитывая кончики сосисок, выглядывавшие из теста, как испуганные жабы.
Ни Кейт, ни Фиона никогда не задумывались, почему на тарелках мужчин лежат отбивные, а на всех остальных - тесто. Мужчины были добытчиками и нуждались в мясе, поддерживавшем их силы. Женщины и дети пробовали ветчину или сосиски только во время выходных - конечно, если на это хватало денег. То, что Кейт весь день работала в прачечной, гладя горы белья, а Фиона часами стояла на ногах, развешивая чай, было не в счет. Львиную долю дохода семьи составляло жалованье Падди и Чарли; из этих денег платили за жилье, покупали одежду и почти всю еду. Заработков Кейт и Фионы хватало только на уголь и мелочи вроде гуталина, керосина и спичек. Если бы Падди и Чарли заболели и не смогли работать, страдать пришлось бы всей семье. То же самое происходило в каждом доме на каждой улице Восточного Лондона: мужчины ели мясо, а женщины - что придется.
Кейт услышала на лестнице тяжелые шаги Чарли.
- Ма, там его нет - сказал он, вернувшись к столу. - И постель не разобрана. Похоже, он вообще не ложился.
- Странно… - почесал в затылке Падди.
- Обед стынет! - всполошилась Кейт. - Фиона, дай его тарелку, я поставлю ее в духовку. Где же он? Падди, ты утром не видел его?
- Нет. Но обычно он встает после моего ухода, так что я просто не мог его видеть.
- Надеюсь, что у него все в порядке. Что с ним ничего не случилось.
- Ну, если бы что-нибудь случилось, мы бы об этом уже знали, - ответил Падди. - Наверное, кто-то из другой смены заболел, и ему пришлось его подменить. Ты же знаешь Родди, он безотказный.
Родни О’Меара, жилец Финнеганов, не был их родственником, но дети называли его дядей Родди. Он вырос с Падди и его младшим братом Майклом в Дублине и вместе с ними уехал сначала в Ливерпуль, а потом в Лондон. Когда Майкл отправился в Нью-Йорк, Родди остался с Падди в Уайтчепле. Он знал детей Финнеганов с рождения, качал их на коленях, защищал от задир и собак, а по вечерам сидел с ними у камина и рассказывал истории про привидения. Он был детям ближе и роднее настоящего дяди, которого они никогда не видели.