Фиона ломала голову, пытаясь придумать причину опоздания. Обратный путь до Монтегью-стрит они проделали бегом.
- Ну вот, тебя еще не успели хватиться, - сказал Джо, целуя ее на крыльце.
- Надеюсь. По крайней мере, отца нет дома. До завтра. - Фиона хотела уйти, но обернулась, чтобы посмотреть на Джо в последний раз. Он стоял и ждал, когда за ней закроется дверь.
- Двенадцать и шесть, - напомнила Фиона.
Джо улыбнулся в ответ:
- Ага, моя радость. Двенадцать и шесть.
Глава пятая
Кейт Финнеган посмотрела на лежавшую перед ней груду белья и застонала. Простыни, скатерти, салфетки, блузки, тонкие ночные рубашки, лифчики, нижние юбки… Потребуется немалое искусство, чтобы рассортировать это добро и положить его в корзину. И как тащить такую тяжесть домой на плече?
- Лилли, скажи своей хозяйке, что за такую кучу ей придется заплатить вдвое! - крикнула она из чулана миссис Брэнстон.
В чулан заглянула жилистая рыжая ирландка, работавшая у миссис Брэнстон горничной.
- Конечно скажу, миссис Финнеган, но дай вам Бог удачи. Вы же знаете, какая она прижимистая. Зимой снегу не выпросишь. Не выпьете чаю перед уходом?
- Я бы с удовольствием, но не хочу причинять лишние хлопоты.
- Пустяки, - весело ответила девушка. - Хозяйка ушла на Оксфорд-стрит за покупками. И теперь не вернется целую вечность.
- Тогда ставь чайник, детка.
Закончив укладывать белье, Кейт села за кухонный стол. Лилли заварила чай и поставила на стол тарелку с печеньем. Они разговаривали, пока чайник не опустел. Кейт рассказывала о детях, а Лилли - о своем молодом человеке. Его звали Мэтт, и он работал докером.
- Вы часто видитесь? - спросила Кейт. - Ты целый день здесь, а он - на реке…
- Ага, миссис Финнеган. В последнее время он от меня не отходит. Все из-за этих убийств. Забегает утром по дороге на работу, а вечером приходит снова. Сказать вам по правде, я ужасно рада. Боюсь выбираться из дома после наступления темноты.
- Я тебя не осуждаю. Жуть берет, когда думаешь об этих женщинах, которым приходится выходить на улицу, правда? Но Падди говорит, что они все равно выходят.
- У них нет выбора. Если они бросят свое ремесло, то умрут с голоду.
- В воскресенье отец Диген говорил об этих убийствах, - сказала Кейт. - Мол, смерть - это наказание за грех, и все тут. Я помалкивала - как-никак он священник, - но мне жаль этих женщин. Честное слово. Я иногда вижу их. Все они пьяные, опустившиеся, кричат, ругаются, но вряд ли кто-нибудь из них сам выбрал такую жизнь. Они занялись этим, потому что пили или попали в беду.
- Слышали бы вы, что говорит о них миссис Брэнстон! - злобно ответила Лилли. - Называет этих бедолаг служанками сатаны. Думает, что они заслужили такую смерть. Ей легко говорить. Живет в уютном доме, где денег куры не клюют. - Лилли сделала глоток чая и немного остыла. - Что толку сердиться на хозяйку? Как говорила моя бабушка, осуждает других только тот, кто может себе это позволить… Честно говоря, миссис Финнеган, меня волнуют не столько убийства, сколько то, что происходит на пристанях.
- Я тебя понимаю.
- Я знаю, они поступают правильно, но если дело дойдет до стачки, одному богу известно, когда мы с Мэттом сможем пожениться, - тревожно сказала Лилли. - Может быть, через год.
Кейт похлопала ее по руке:
- Не волнуйся, детка, этого не случится. А если и случится, тоже невелика беда. Твой Мэтт - хороший парень. Его стоит ждать.
Как говорится, чужую беду руками разведу… При мысли о стачке Кейт ощущала холодок под ложечкой. Падди говорил, что без стачки не обойтись; весь вопрос в том, когда она начнется. На прошлой неделе Кейт сидела с карандашом и бумагой и пыталась вычислить, сколько они протянут, если Падди останется без жалованья. Несколько дней. В лучшем случае неделю.
Обычно он получал около двадцати шести шиллингов за шестидесятичасовую рабочую неделю. Во время аврала немного больше, в затишье - немного меньше. Кроме того, он часто приносил еще три шиллинга, подрабатывая ночным сторожем, смоля ящики или сгребая в кучи чайные листья. В общей сложности это составляло около двадцати девяти шиллингов. Два шиллинга Падди оставлял себе на пиво, табак и газеты, еще один - на уплату профсоюзных взносов, а остальное отдавал Кейт, которой предстояло растянуть эти деньги на всю неделю, бесконечную, как Шотландский тракт.
Она добавляла к жалованью мужа заработок прачки, за вычетом расходов на мыло и крахмал составлявший четыре шиллинга. Еще пять шиллингов Родди платил за жилье и кормежку. Чарли зарабатывал одиннадцать шиллингов, Фиона - семь. За вычетом того, что Чарли оставлял себе на пиво и развлечения с дружками, а Фиона - на собственный магазин, это составляло еще пятнадцать. Итого два фунта десять шиллингов плюс-минус один. В еженедельные расходы входили восемнадцать шиллингов, которые приходилось платить за жилье. Домик был очень симпатичный; многие семьи снимали только один этаж за восемь-десять шиллингов. Но дом был теплый, сухой, без клопов, а Кейт не сомневалась, что теснота себя не оправдывает: то, что сэкономишь на квартирной плате, уйдет на врачей и нетрудоспособность по болезни. Плюс уголь. Летом он стоил шиллинг, но зимой будет два. Керосин для лампы - еще шесть пенсов.
Оставался фунт и девять. Все это уходило на еду, причем не слишком шикарную. На покупку мяса, рыбы, картошки, фруктов и овощей, муки, хлеба, овсянки, нутряного сала, молока, яиц, чая, сахара, масла, джема и патоки, необходимых для трехразового питания шести человек (не считая грудного ребенка), Кейт отводила двадцать шиллингов. Шиллинг откладывался на похороны, еще один - на одежду. У Кейт была копилка, куда она всеми правдами и неправдами раз в неделю опускала шиллинг на непредвиденный ремонт одежды или обуви и два - на случай стачки. Она завела этот порядок два месяца назад и теперь откладывала деньги каждую неделю, не стыдясь экономить на еде. На все остальные расходы оставалось не более четырех шиллингов. Сюда входили оплата счетов врача, траты на гуталин, сухари, мятные лепешки, спички, иголки с нитками, воротнички, мыло, тоник, марки и крем для рук. Часто к очередной субботе у них оставалось всего несколько пенни.
Чтобы обеспечить семье такой уровень жизни, они с Падди трудились не покладая рук. Теперь он считался в Уайтчепле солидным человеком, мужчиной с твердым заработком. Ничего общего с поденщиком, которым был Падди, когда они поженились. На рассвете он приходил на пристань, где мастер выбирал самых сильных и платил им по три пенса за час работы. Теперь Фиона и Чарли работали, и их жалованье играло очень большую роль. Да, они были бедняками, но уважаемыми работающими бедняками, а это огромная разница. На еду им хватало. Дети были чистыми, аккуратно одетыми и ходили в целой обуви.
Постоянная борьба за возможность оплачивать, счета утомляла Кейт, но выбора не было. Либо это, либо полная нищета. Если не сможешь платить за квартиру, твою мебель выбросят на улицу, а ты сам отправишься в ночлежку, где подхватишь вшей. Твои дети будут ходить оборванными, а муж уйдет, потому что не сможет смотреть на своих худых, голодных отпрысков. Кейт видела, что случалось с семьями, жившими на их улице, когда муж терял работу или заболевал. С такими же семьями, как ее собственная, у которых не было никаких сбережений, если не считать нескольких монет, лежавших в жестяной банке. Нищета была пропастью, в которую легче упасть, чем из нее выбраться, и Кейт хотела, чтобы расстояние между этой пропастью и ее семьей было как можно больше. В случае стачки они оказались бы на самом ее краю.
- Я знаю, что нам делать, миссис Финнеган, - хихикнув, сказала Лилли. - Я прочитала в газете, что человек, который поймает Уайтчеплского Убийцу, получит награду. Сто фунтов - это целая куча денег. Мы с вами можем сцапать его.
Кейт тоже засмеялась:
- О да, Лилли, мы с тобой - парочка хоть куда! Выйдем ночью в переулок, я с метлой, а ты с молочной бутылкой, обе перепуганные насмерть!
Женщины поговорили еще немного, потом Кейт допила чай, поблагодарила подругу и сказала, что ей пора. Лилли открыла ей дверь кухни. Нужно было добраться до задней калитки, а потом пройти по узкому проулку, который огибал дом и вел на улицу. Сколько раз она в кровь стирала костяшки о кирпичную стену? Кейт предпочла бы пройти через дом и выйти в переднюю дверь, но соседи могли увидеть ее и рассказать об этом миссис Брэнстон. Дом принадлежал представителям среднего класса и стоял на приличной улице, поэтому приходить и уходить через переднюю дверь прислуге не полагалось.
- Пока, миссис Финнеган.
- Пока, Лилли. Не забудь запереть за мной, - негромко предупредила Кейт. Ее голос заглушала большая корзина с бельем, стоявшая на плече.
Глава шестая
"Вот и осень пришла", - подумала Фиона, закутавшись в шаль. Ее признаки читались безошибочно: листья опадали, дни стали короче, а угольщик, ездивший в фургоне, громко предлагал свой товар. Стояло хмурое сентябрьское воскресенье; сырой воздух становился все более прохладным. "МЕРТВЫЙ СЕЗОН, - гласил газетный заголовок. - УАЙТЧЕПЛСКИЙ УБИЙЦА ВСЕ ЕЩЕ НА СВОБОДЕ".
Фиона сидела на крыльце, присматривая за игравшим рядом Сими, читала газету и гадала, как кто-то рискует выходить в переулок, зная, что рядом бродит убийца. "Дьявол умеет очаровывать", - говорила ее мать. Наверное, она была права. Иначе как можно заставить женщину пойти с ним в темное, туманное и безлюдное место?
Люди, жившие на ее улице и во всем Уайтчепле, не могли поверить, что кто-то может совершить подобное дело, а потом бесследно исчезнуть. Полицейские выглядели шутами гороховыми. Их ругали парламент и пресса. Фиона понимала, что это камни в огород дяди Родди. После обнаружения трупа Полли Николс он так и не пришел в себя. Бедняге до сих пор снились кошмары.
Убийца был чудовищем. Пресса называла его символом всех грехов общества - как стремления к насилию и неуважения к закону, характерных для рабочих, так и распутства привилегированных классов. Богатые считали его злобным мерзавцем из простонародья, а бедные - человеком из высшего общества, джентльменом, который получает извращенное удовольствие от охоты на уличных проституток. Для католиков он был протестантом, для протестантов - католиком. Иммигранты, жившие в Восточном Лондоне, считали его чокнутым англичанином, спятившим от пьянства и схватившимся за нож. А коренные англичане - грязным и безбожным иностранцем.
Фиона не пыталась представить себе убийцу. Ей не хотелось знать, как он выглядит. Ей не было до этого дела. Девушке хотелось только одного: чтобы его поскорее поймали. После этого можно будет снова гулять вечерами с Джо и не бояться, что мать из-за пятиминутного опоздания решит, что ее дочь лежит в переулке мертвая.
Прозвучавший рядом стук рухнувших кубиков заставил ее вздрогнуть.
- Сволочь! - выругался Сими.
- Это тебя Чарли научил? - спросила Фиона.
Брат гордо кивнул.
- Не вздумай повторить это при па, малыш.
- А где Чарли? - подняв лицо, спросил ее Сими.
- На пивоварне.
- А почему не дома? Он обещал принести мне лакрицу.
- Скоро придет, милый. - Фиона почувствовала угрызения совести. Чарли был не на пивоварне, а в "Лебеде", пивной на берегу реки. Там он устраивал взбучку какому-то парню, но сказать об этом Сими было нельзя. Братишка был слишком мал для того, чтобы хранить секреты, и мог проболтаться матери. Чарли дрался за деньги. Фиона слышала это от Джо, а тот - от какого-то приятеля, который поставил на Чарли и выиграл. Это полностью объясняло новую привычку Чарли являться домой с фонарем под глазом, который он неизменно приписывал "потасовке с приятелем".
Фионе не полагалось знать про бои, поэтому она не могла спросить Чарли, что он собирается делать со своим выигрышем. Впрочем, догадаться было несложно: дядя Майкл и Америка. Она видела, как загорелись глаза брата, когда мать распечатала конверт и вслух прочитала, как дядя описывал свой магазин и Нью-Йорк. Позже она застала Чарли за кухонным столом. Он перечитывал письмо и даже не поднял головы, когда сестра очутилась рядом. Только промолвил:
- Фи, я уеду.
- Это невозможно. Мама будет плакать, - ответила она. - Да и денег на билет у тебя все равно нет.
Но брат пропустил ее слова мимо ушей.
- Держу пари, дядя сумеет найти для меня местечко в своем бизнесе. Тем более сейчас, когда у тети Молли родится ребенок. Почему бы не обратиться к родному племяннику? Я не собираюсь всю жизнь вкалывать за гроши на этой проклятой пивоварне.
- Ты сможешь работать в магазине, который откроем мы с Джо, - ответила она.
Чарли возвел глаза к небу.
- Перестань корчить рожи! У нас будет свой магазин, вот увидишь!
- Как-нибудь сам справлюсь. Уплыву в Нью-Йорк.
Фиона забыла этот разговор и вспомнила о нем только тогда, когда узнала, что Чарли дерется за деньги. Выходило, что брат не шутил. В Америке улицы вымощены золотом. Если он уедет туда, сразу станет богачом. Конечно, она будет за него рада, но ведь это так далеко… Да, верно, Чарли был настоящим обормотом, но Фиона любила брата, а люди, уезжавшие в Америку, никогда не возвращались оттуда. Если человек садился на пароход, от него не оставалось ничего, кроме воспоминаний и случайных писем.
Если бы Чарли уехал, Фиона скучала бы по нему, но она понимала его стремление сменить место. Он тоже не желал мириться с будущим, в котором не было ничего, кроме работы на износ. Почему такой должна быть ее судьба? И судьба Чарли? Потому что они бедные? Бедность - не порок; сам Господь был бедным и принадлежал к рабочему классу, всегда напоминал отец. Отец Диген тоже говорил, что бедность - не грех, но считал, что с этим нужно смириться. Если ты беден - значит, так пожелал Бог, а с Ним не поспоришь. Каждый сверчок знай свой шесток.
Фиона обвела взглядом Монтегью-стрит. Неказистые, закопченные домики с тесными комнатами, тонкими стенами и перекошенными оконными рамами. Она знала, как живут почти все местные обитатели. Номер пять, Макдонохи: девять детей, вечно голодных. Номер семь, Смиты: отец игрок, мать не вылезает из ломбарда, а дети бегают без присмотра. Номер девять, Филлипсы: бедные, но уважаемые. Миссис Филлипс никогда не улыбается и всегда моет крыльцо.
Неужели это ее шесток? Черта с два! Она об этом не просила. Пусть свой шесток знают другие. Она найдет себе другой, получше. Точнее, они с Джо.
Джо… Воспоминание о том, чем они занимались в переулке вчера вечером, заставило ее улыбнуться. Когда девушка думала об этом, ей становилось тепло, а думала она об этом постоянно. Фиона пошла в церковь, собираясь во всем признаться отцу Дигену, но по дороге решила, что это его не касается. Ничего плохого они не сделали. Конечно, священник скажет, что это грех, но она-то знает, что это не так. Ведь это же Джо…
"Что это со мной?" - думала она. Так поступать было нельзя; о таком даже думать не следовало. Но через минуту снова представляла себя наедине с Джо, вспоминала его поцелуи и запретные прикосновения. Неужели так всегда поступают перед этим?
Представление о дальнейшем у нее было самое смутное. Она слышала, что в это время мужчина сильно толкает, но почему? Потому что не лезет? А если не лезет, значит, это больно? Ах, если бы кто-нибудь рассказал! Подруги знали не больше ее, а она скорее умерла бы, чем спросила об этом Чарли.
Подошел Сими, привалился к ней и зевнул, глаза у него были сонные. Наступил мертвый час. Фиона собрала кубики, отвела брата в дом и уложила в гостиной. Мальчик уснул раньше, чем сестра успела снять с него ботинки. Фиона на цыпочках вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Чарли не было. Дядя Родди ушел в пивную. Эйлин спала наверху. Даже мать с отцом легли подремать, как делали каждое воскресенье. Чарли с Фионой прекрасно знали, что в это время им мешать не следует.
У нее был по крайней мере час. Можно было выпить чаю и почитать. Прогуляться по Коммершл-стрит и полюбоваться витринами. Навестить подруг. Фиона стояла в коридоре, гадая, как ей поступить, но услышала стук в дверь и открыла.
- Добрый день, миссис, - сказал молодой человек, стоявший на крыльце. - Фрукты-овощи нужны? Репа? Лук? Брюссельская капуста?
- Тише, балбес! Разбудишь брата и весь дом, - ответила обрадованная Фиона. - Ты сегодня рано. Что, плохо торгуется?
- Плохо? Нет, просто… просто закончил пораньше. Закончил и решил немного прогуляться. Вдоль реки, - широко улыбнувшись, ответил Джо.
"Слишком широко, - подумала Фиона. - Никогда он не заканчивает пораньше. И не ходит на реку. Тем более по воскресеньям, когда после трудового уик-энда язык на плече. Тут что-то не так".
- Пошли, - сказал Джо, потянув ее за руку.
Он шел быстро и молчал. Фиона не сомневалась, что у него что-то на уме. Что случилось? Очередная ссора с отцом? Она волновалась, но не хотела начинать разговор первой. Всему свое время.
У Старой лестницы было тихо. На реке тоже. Стоял отлив. Было видно всего несколько барж и лодок. Краны простаивали, грузовые люки на пристани были задраены. Река соблюдала Божью заповедь так же примерно, как и весь остальной Лондон.
Они примостились в середине лестницы. Джо сидел молча, наклонившись вперед и упершись локтями в колени. Фиона посмотрела на его профиль, потом на реку, сделала глубокий вдох и ощутила запах чая. Чай, вечный чай… Просыпавшийся из ящиков и лежащий кучками на полу. Фиона представила себе коричневую пыль, просачивающуюся сквозь половицы и трещины в люках, закрыла глаза и сделала еще один вдох. Запах нежный и крепкий. Дарджилинг.
Спустя минуту-другую Джо сказал:
- Я слышал, Чарли создал себе в "Лебеде" неплохую репутацию.
Фиона знала, что Джо пошел на реку не для разговоров о Чарли. Это лишь присказка. Сказка будет впереди.
- Будем надеяться, что мама об этом не узнает, - сказала девушка. - Иначе она вытащит его оттуда за волосы.
- Что он делает со своим выигрышем?
- Похоже, копит на билет в Америку. Хочет работать в Нью-Йорке у папиного брата.
- Фиона… - Джо взял ее за руку.
- Да?
- Я позвал тебя на прогулку, потому что хотел сказать… Я могу… - Он осекся. - Наверное, я… Понимаешь, у меня есть возможность получить работу… - Джо снова умолк и принялся скрести каблуком ступеньку. Он посмотрел на реку, сделал глубокий вдох и выпалил: - Ладно, тянуть нет смысла! Какие бы слова я ни выбрал, тебе это все равно не понравится. Так что уж лучше сказать прямо: Томми Питерсон предложил мне работу, и я согласился.
- Что? - переспросила ошеломленная Фиона.
- Я согласился. - Он быстро продолжил: - Фи, деньги хорошие. Я буду там зарабатывать намного больше, чем с отцом на рынке…
- Ты будешь работать у Томми Питерсона? Отца Милли?
- Да, но…
- Значит, на нашем магазине можно поставить крест? - гневно сказала Фиона и оттолкнула его руку. - Ты это хочешь сказать?
- Нет, вовсе нет! Проклятье, Фиона! Я знал, что ты только затруднишь мне задачу. Молчи и слушай.