Когда Дорте вошла, он, уже голый, лежал на кровати. Густые заросли на груди. Взгляд его тут же приклеился к ее коже. Она подошла и остановилась перед ним. Его руки обхватили ее талию, и он привлек ее к себе на колени. Сначала все было как всегда. Он вздыхал и время от времени подправлял свой член, прижимая его к ее попе. Потом поднял ее и насадил на свой член. Насадил жестко и стал двигаться вместе с ней, выпростав из корсета ее груди.
Она смотрела на стену. На бра. И старалась не замечать висевшего рядом плаката. Но она знала, что на нем изображено. Справа сидела девушка; расставив ноги и засунув в себя пальцы, из–под опущенных век она смотрела в пространство. Рот был приоткрыт, кончик языка высунут. Другая девушка, поставив ногу на табурет, демонстрировала себя таким же образом. Груди у нее были величиной с воздушные шары.
Волосатый возбуждался все больше. Но статуя у реки не позволяла вывести себя из равновесия. Вдоль берега цвели цветы. Тюльпаны и крокусы. И эти, маленькие голубенькие… как же они называются. Под бра, в том месте, где они с Николаем вытаскивали лодку на берег, колыхалась трава. Вдали тянулась светлая полоса пирса, во время дождя пирс всегда становился серым. Когда наступало мелководье, из воды выступали острые камни. Над рекой свисали ветви деревьев. Течение кружило воду, по ней шли пузыри, а она бежала дальше мимо камней, веток, купающихся в иле, железного хлама и всякого другого мусора. Оттенки зеленого, от темного в тени до белесоватого на солнце, переливались один в другой. То тут, то там они сверкали почти золотым блеском, как будто эльф взмахнул над ними волшебной палочкой. Цветы выпускали бутоны и распускались меньше чем за две секунды. На деревьях вдоль берега висели венки из цветов. На опушке тянули свои головки одуванчики.
Берег реки исчез, когда клиент бросил Дорте на пол и потащил за волосы. Его член превратился в биту. Он крепко держал ее голову и попытался всунуть эту биту ей в горло. У биты был вкус солоноватой плесени. Когда Дорте чуть не вырвало, он со злобным хрюканьем повернул ее. И зажал, как в тисках, попой наверх, лицо ее уткнулось в простыню. Ее тело пронзил шест, который ритмично повторял одно и то же движение. Она закричала и услышала его хриплый смех, потом его зубы впились ей в шею.
Правая рука Дорте сама собой оказалась сзади. Ногти вонзились во что–то мягкое. Тем не менее его крик был для нее неожиданностью. Он отпустил ее и, ругаясь, откатился назад. Освободившись от него, Дорте вскочила и выбежала из комнаты. В ванной она заперла дверь на ключ, боясь, что он разнесет дверь. Но он только постучал, продолжая ругаться. Вскоре захлопнулась входная дверь. Дорте стояла, тяжело дыша, и смотрела на свою руку. И снова почувствовала под ногтями его глазное яблоко.
Отец однажды сказал, что река вечна. Она рождается из источников и родничков в горных трещинах набирает силу и становится непобедимой, пока не исчезает в море. Солнечные лучи, просвечивая через голую крону на берегу, бросали на воду широкую красную полосу. Все было тихо. По реке плыли три лодки. Она ясно видела тела гребцов. Медленные, упругие движения. Крыши домов в городке были склеены из черной бумаги. Черная полоска на фоне желтого неба. Тут и там, как растопыренные вороньи когти, торчали антенны, небрежно заброшенные в небо. Трубы тянули к вечности свои серые нити, сплетающиеся друг с другом. У края воды рос карликовый лес стеблей. Между ними пробивалось что–то зеленое. Скоро она поедет домой. К маминому обжигающе горячему борщу. Когда она уходила из дома, на столе лежала свекла. Теперь у мамы, наверное, красные руки и вода уже закипела.
23
Лара поставила в холодильник двухлитровый пакет молока, из–за чего Дорте поняла, что не совсем впала к ней в немилость. Но поток слов так и лился у нее изо рта.
- Ты вела себя как идиотка! Он мог бы потерять зрение! - заявила она. - У него поврежден кровеносный сосуд и зрение ухудшилось! Пришлось даже обратиться к врачу. Теперь он требует назад свои деньги! С чего ты вдруг взбесилась?
- Не делай этого! - быстро сказала Дорте.
- Чего?
- Не отдавай ему денег!
- Думаешь, я полная дура? Но больше он к нам не придет, это уж точно! К тому же он может устроить какую–нибудь подлость, чтобы отомстить нам.
- Что, например?
- Откуда я знаю? Никому не открывай дверь!
- Ты же знаешь, что я и так ее не открываю! Я тоже не дура!
- Что за тон ты себе позволяешь? - в бешенстве крикнула Лара и с силой захлопнула холодильник - Думаешь тебе присвоят титул чемпиона мира по борьбе, потому что ты чуть не ослепила человека? А?
Дорте не ответила. Но в охватившем ее чувстве было нечто почти незнакомое. Словно Вера прислала ей частицу своей ярости.
- А? - повторила Лара, глаза у нее потемнели.
- Я не желаю больше его видеть! Можете содрать с меня кожу, можете забить меня насмерть, но я не желаю его видеть! Я еще могу стерпеть, если они входят в меня спереди, но только не так! Следующего убью!
Дорте с удивлением слушала собственный голос. И Лара тоже. Ее пухлые подкрашенные губы крепко сжались. Глядя на Дорте, она обеими руками схватилась за край стола..
- Что это с тобой? Ты никогда не была… такой бешеной… такой вульгарной! Ты честно заслужила парочку хороших оплеух! Но знаешь что? Я этого не сделаю! Пусть Том полюбуется, к чему приводит, когда он балует девушек и превращает их в своих фавориток! Радуйся, что он еще ничего не знает! Потому что тот мужик был одним из его лучших клиентов!
- Ты ему все расскажешь? - тихо спросила Дорте.
Лара вздохнула. Она, по обыкновению, стояла посреди кухни, упершись руками в бока. Четыре браслета с амулетами и брелоками звенели при каждом ее движении. Наконец она подошла к Дорте и почти прижала ее к столу.
- Садись!
Дорте послушно села. Она ждала. Лара тоже села.
- У Тома хватает своих трудностей, чтобы добавлять к ним еще и эту. Я не знаю, как он отнесся бы к этому случаю, если б я ему все рассказала. К тому же он надеется, что ты отработаешь эту квартиру… - Она замолчала и прикусила губу.
Открыв рот, Дорте уставилась на нее.
- Всю квартиру? - прошептала она.
- Нет, конечно… Но ты хоть понимаешь, что натворила? Если этот мужик вздумает мстить, он может очень нам навредить.
- Каким образом?
Глаза Лары стали круглые, как маленькие планеты… и чуть не выкатились из орбит.
- Пустит слухи… Или заявит в полицию. Откуда я знаю?
- Он знаком с Томом?
- Нет, конечно.
- Значит, Том ничего не узнает, если ты ему не расскажешь!
Лара стукнула кулаком по столу.
- Что и как - я и без тебя знаю! Слышишь?
Дорте сочла уместным не защищаться. Несмотря на золотистый загар, Лара выглядела усталой. Через минуту она сказала со злорадством:
- Можешь забыть о сегодняшней прогулке.
Она обещала Дорте, что они пойдут гулять вдоль реки. Через мост. Может быть, даже зайдут в церковь, чтобы Дорте могла наконец поставить свечку. Дорте очень ждала этой прогулки. Алтарь, восковые свечи. Но больше всего ей хотелось увидеть берег реки.
- Ну что ж, - пробормотала она, встала и открыла холодильник, чтобы налить себе стакан молока. Она выпила его, стоя спиной к Ларе.
Вскоре она услыхала, что Лара протащила из ванной в прихожую пакет с грязным бельем.
Ты тратишь безобразно много полотенец и простыней! - крикнула она. - Мы разоримся на этой стирке! - Она появилась в дверях, растрепанная, с капельками пота на носу. Голос у нее был сердитый. - Ты каждому клиенту стелешь чистую простыню?
Дорте молча кивнула.
- А надо просто перевернуть простыню на другую сторону! Использовать ее на все сто! - приказала Лара и ногой подтолкнула пакет к входной двери.
- Мне это противно!
Лара повернулась и приблизилась к лицу Дорте, грозя ей пальцем. Кольцо с большим красным камнем таило в себе угрозу. Дорте зажмурила глаза.
- Черт подери, я заставлю тебя делать то, что я велю! Или я расскажу Тому, что ты артачишься. И уж тогда точно твоя мама больше не получит никаких денег!
Услышав, что Лара отошла от нее, Дорте осторожно открыла глаза. Лара занялась кофеваркой, и Дорте поняла, что выговор на сегодня окончен. А когда они, как обычно, уселись за кухонный стол, - Дорте со стаканом молока, Лара с кружкой кофе, - обе как будто забыли обо всех размолвках.
- На Рождество я на несколько дней уеду, - объявила Лара, откусывая булочку с вечной копченой колбасой. Губы ее двигались и кривились, потому что она говорила, не переставая жевать.
- На Рождество?
- Да. Ты ведь следишь за календарем и потому должна знать, что скоро будет Рождество, - сказала Лара. - Во всяком случае, у тебя будет несколько спокойных дней.
Дорте осушила стакан с молоком, уже третий за это утро.
- У меня не будет клиентов?
- Пока я буду в отъезде, нет. Без меня это невозможно!
В комнате стало как будто светлее.
- Я уеду накануне сочельника, двадцать третьего.
- А кто же мне принесет молоко?
Лара откинула голову, тряхнув соломенной гривой, и засмеялась.
- Занятная ты все–таки девушка! - воскликнула она - Каждый день к тебе приходят шесть или семь клиентов, а у тебя как будто нет других забот в жизни, кроме как свежее молоко! Знаешь что? Молоко прекрасно хранится в холодильнике. Я принесу достаточно, тебе будет с чем встретить Рождество!
Дорте промолчала. Довлеет дневи злоба его. Темнота сгустилась. Главным образом у нее в душе. Стены комнаты с красными бра как будто засасывали Дорте в себя. Если Лара уедет, пыль покроет Дорте, и никто не будет об этом знать. И останется только тишина.
Дорте решила не переворачивать простыни на другую сторону. Она надеялась, что Лара все–таки ничего не скажет Тому. Представить себе, каким Том бывает в гневе, ей было трудно.
За день до отъезда Лара привела с собой двух мужчин в комбинезонах, которые принесли стиральную машину. Они установили ее в ванной, тем временем Лара шутила и смеялась с ними. Когда один из них ушел, Лара, войдя в гостиную, закрыла за собой дверь.
- Ну вот, чудо установлено. Но тебе придется расплатиться с тем, кто его наладил, - сказала она и кивнула на прихожую.
- Как расплатиться? - беспомощно спросила Дорте.
- Как обычно. Тот, что повыше, у них главный. Это займет всего несколько минут. Я останусь здесь, почитаю пока инструкцию и потом научу тебя, как стирать. А сейчас ступай в комнату и приготовься!
Дорте медленно встала и вышла в прихожую, пройдя мимо открытой двери в ванную. Высокий сложил инструменты в железный ящик. Когда она проходила мимо, он протяжно свистнул и вытер лицо рукавом рубашки. Не отрывая глаз от стены, Дорте прошла в комнату.
Лара оказалась права. Все кончилось относительно быстро. Но пахло от него противно.
Наступил последний день, теперь Лара вернется только через пять дней. Она не сказала ни куда едет, ни на чем. Впрочем, это Дорте было безразлично. Но само сознание, что ей это безразлично, было для нее важно. Она постаралась поскорее вымыться в душе, потому что Лара обещала дождаться ее, чтобы немного поговорить. Однако в конце концов у Лары уже не осталось времени ждать. Она ходила по квартире и давала указания. А когда ушла, все поглотила пустота.
Дорте пришла в голову мысль открыть дверь и позвать первого, кто появится на площадке. Она знала слова "одна" и "я хочу домой!". Ей стало страшно, что она поддастся искушению. Нет, надо быть осторожной и не наделать глупостей.
Вместо этого она снова пошла в душ. От частого мытья кожа у нее сделалась сухой. Особенно в промежности и с внутренней стороны ляжек. В большом пластмассовом флаконе крема почти не осталось. Это был уже третий. Лара упрекнула ее за транжирство. О клиенте с поврежденным глазом они больше не вспоминали, но было ясно, что Тому Лара ничего не сказала. А теперь решился вопрос и с простынями.
Если бы у матери была такая машина, это сберегло бы ей руки. Машина была подобна живому существу - отмывая простыни, она пела. Они положили в ее блестящее чрево простыню и полотенце, нажали кнопку "90 градусов" и запустили машину. Тут же в нее полилась вода. И машина запела на несколько голосов. Неожиданно она как сумасшедшая застучала в пол. Словно хотела сказать, кто Дорте на самом деле. "Шлюха, шлюха, шлюха!" - с бешенством кричала машина. Все быстрее и быстрее.
Дорте закрыла дверь в ванную. Закрыла дверь между прихожей и гостиной, включила плеер и вставила в уши наушники. Через некоторое время все стихло. Когда она вернулась в ванную, машина смотрела на нее большим стеклянным глазом. Закручивая в полотенце мокрые волосы, Дорте заметила, что все предметы вокруг вдруг потеряли форму. Она села на пластмассовую табуретку, прислонилась к стенке душевой кабины и ждала, когда пройдет дурнота. Потом надела махровый халат, сунула ноги в тапочки с заячьими ушами и прошлепала в гостиную. Взяла кассеты с норвежским языком и села на диван упражняться.
Наконец она поняла, что не сознает того, что говорит. Голос звучал пискляво и отказывался произносить слова членораздельно. Тогда она встала и начала ходить. Из комнаты в комнату. Кроме одной.
Остановилась перед стиральной машиной. Все было тихо, но Дорте помнила, как простыня и полотенце крутились там в мыльной пене. Круг за кругом. Она прогнала это видение и снова заходила по квартире. Неожиданно в памяти всплыла картина.
У ее школьной подруги был хомяк. Он бегал в колесе, носик его дрожал, коготки царапали колесо. Хозяйка редко доставала его из клетки - за ним так трудно уследить! Хомячка было жалко, и в то же время он вызывал у Дорте отвращение.
Она снова пошла, с трудом, шаг за шагом. Вокруг висели желтые бумажки и смотрели на нее как квадратные глаза. За темным оконным стеклом горели огни. Окна. Там жили люди. Она попыталась представить себе, что чувствует каждый из них. Но не смогла. Стала повторять вслух слова, написанные на желтых бумажках. Выключатель. Стол. Стул. Шкаф. Картина. Диван. Окно!
Потом снова пошла в ванную. Душ. Унитаз. Стирка. Мыло. Зеркало. Взгляд наткнулся на что–то, отраженное в его блестящей поверхности.
- Шлюха! - сказала она громко и пустила горячую воду. Подставила под струю руку, но тут же отдернула. Вода была как кипяток. - Шлюха! - повторила она, снова подставила руку под струю и держала ее, пока боль не стала невыносимой. Тогда она закрыла кран, верхняя часть ладони была багровой. Ее затошнило, но рвоты не было.
Когда в гостиной стало совсем темно, Дорте поняла, что ей уже давно хочется пить. Но тут она оказалась бессильна, потому что все время прислушивалась, не раздастся ли звонок в дверь. А в кухне, где стояло молоко и была вода, звонка не слышно. Пока она кружила по квартире, на нее навалилась тоска. Словно кто–то выкачал из гостиной весь воздух. Или надышал в прихожей. Если б она и услышала сейчас дверной звонок, то все равно не открыла бы дверь.
24
- Как здесь темно!
В коридоре вспыхнул свет и бросил к ее ногам желтый квадрат, похожий на окно. Затем в дверях, будто темная картонная фигура, появился Том. Она даже не слышала, как он открыл дверь? Он зажег свет в гостиной, и его лицо выступило из темноты, почти белое, словно лунный пейзаж.
- Привет! Почему ты сидишь в темноте? - Во всяком случае, ей показалось, что Том сказал именно это. Он стоял в носках, но еще не успел снять шарф и кожаную куртку. Не ожидая ответа, он повернулся и снова вышел в прихожую. Слабо скрипнула вешалка. Он не выглядел сердитым. Значит, Лара ничего не сказала ему про клиента с глазом. Наконец Том вернулся, в одной Рубашке, осмотрелся по сторонам и спросил, все ли у нее в порядке.
- Все хорошо, - заикаясь, произнесла она. Не зли Тома, подумала она и хотела встать. Но, потянувшись, поняла, что слишком долго сидела в одном положении. Ноги затекли и болели. Нащупывая подлокотник кресла, чтобы на него опереться, она почувствовала боль в руке и осталась сидеть, разглядывая свою руку. Красную, покрытую волдырями.
Том тут же очутился рядом с ней. Схватил ее запястье и поднял всю руку вверх. Теперь они уже вместе разглядывали ее ожог.
- Что это? - спросил Том.
- Рука, - машинально ответила она.
- Что случилось?
Поскольку она не ответила, он сделал свои предположения, но она не поняла их. Конфорка? Духовка? Кипяток? Повторив это по–английски, но опять не получив ответа, Том прошел в ванную и стал рыться там в шкафчике. Показавшись в дверях, он снова что–то сказал. Одно слово она поняла: "автомобиль". Хлопнула входная дверь.
Она задумалась о том, как это случилось, но теперь было бы глупо говорить ему правду, поэтому она встала и снова начала ходить. Гостиная, прихожая, спальня, ванная. От этого боль в руке не прошла, но Дорте хотя бы могла считать круги. Когда он вернулся, Дорте стояла в гостиной. Число сосчитанных кругов исчезло.
Он раскрыл пластмассовую сумку, полную каких–то лекарств и бинтов. Дорте уже видела ее в машине. Они снова сели на диван, Том надел резиновые перчатки, вынув их из запечатанного пакета. Потом осторожно смазал ей руку какой–то мазью. Вокруг волдырей. Иногда он останавливался, потому что она вскрикивала. Один раз он поднял глаза и сказал: "Больно?", "Так хорошо?", "Левая рука, не правая. Хорошо!" Она пыталась понять его и выглядеть довольной, но это было трудно. В конце концов он, как заправский врач, забинтовал ей руку.
Покончив с этим, он поднял баночку с мазью, чтобы Дорте поняла, что должна оставить ее себе. Мазь и бинт он положил на стол, застегнул на молнию свою сумку и поставил ее в прихожей возле вешалки. Только тут она вдруг сообразила, что не видит его черного портфеля.
Потом Том прошелся по комнатам, совсем как она. Он тоже избегал заходить в ту комнату. После этого позвал ее, она нашла его в своей спальне. Наверное, она все–таки ждала, что он рассвирепеет оттого, что она чуть не выцарапала глаз клиенту, и начнет ее бить. Но ничего такого не случилось.
- Хорошо! Порядок! Очень хорошо! - сказал он и открыл дверцы шкафа.
Цветастое платье, доставшееся ей от Веры, слегка качнулось. Юбка клеш, слишком дамская, была ее единственной нарядной вещью. Джинсы, спортивные брюки. Куртка, в которой она приехала, и новая красная теплая куртка! Ей было неприятно даже подумать о том, что ее куртка могла бы висеть на вешалке в прихожей. Том показал на куртку и произнес что–то, чего она не поняла, но на всякий случай кивнула, как будто была с ним согласна.
С правой стороны на полке лежали ее джемперы и топики. Аккуратной стопкой. И нижнее белье. Корсет и чулки, купленные Ларой, лежали в той комнате.
Дорте испугалась, что он приподнимет белье и найдет пакет с письмами, которые она так и не отправила. Но, к счастью, он ни к чему не прикоснулся. Только кивнул и закрыл шкаф. Потом что–то пробормотал и показал на нее, наморщив лоб. Она поняла, что, по его мнению, у нее мало одежды. Пока они стояли у шкафа, он вдруг обнял ее за талию и привлек к себе. Она почувствовала его пальцы на шее под волосами и подумала, что ему ничего не стоит сжать их. И тут же ощутила на горле его сильные руки.
Но он не задушил ее, его пальцы делали круговые движения, отчего она вся покрылась гусиной кожей. Невольно она прижалась головой к его груди. Но тут же отпрянула.