- Она блеванула до того, как я кончил! - пожаловался тот.
- Она не виновата, что у тебя туго с еблей! И я тоже!
- А ты что, ее сутенер? Я на мели. У меня нет денег! - взвыл Свейнунг и хлопнул себя по заднему карману.
- Ты должен ей пять сотен! И я лично прослежу, чтобы она их получила! Или дури ты от меня больше не получишь! Слышишь? - Вид у Артура был грозный. Он подошел так близко к Свейнунгу, что брызги его слюны летели Свейнунгу в глаза, отчего тот моргал, словно курица на яркий свет. Он неохотно вынул пять сотен. Артур выхватил их у него из рук и был явно доволен всем произошедшим.
- Пошли отсюда! - сказал он и потянул за собой Дорте.
Они вышли на улицу. Листья в садах казались ядовито–зелеными, птиц почти не было слышно. Ночь была на исходе. Дорте мечтала оказаться одной в Лариной квартире. Но у Артура были другие планы.
- Я спас тебя от Свейнунга, и ты должна отблагодарить меня за это один разочек, - заявил он. Не понимая всех слов, она поняла их смысл. Но голос его звучал уже не так грубо, как раньше.
- Нужно деньги! Еда, - почти строго сказала она.
- Я понял. Получишь две сотни на жратву, и я провожу тебя домой, - добродушно сказал он.
- Не домой, - твердо сказала она.
- Где же ты этим занимаешься?
- Улица, - уклончиво ответила она.
- Врешь!
Она не ответила, только покачала головой.
- Ладно! Топаем ко мне! - решил он и свернул в сторону.
Идти было далеко, и Дорте еле передвигала ноги. В конце концов он отпер дверь какой–то развалюхи, окна в коридоре были заклеены картоном. Заляпанные занавески задернуты неплотно. В коридоре пахло вареной капустой и грязным бельем. Они поднялись но скрипучей лестнице и вошли в каморку с узкой кроватью, тумбочкой и стулом.
Не говоря ни слова, он начал ее раздевать.
- Деньги? - сказала она, запахнув на груди куртку. - Пятьсот за Свейнунга! - сказала она голосом Лары.
- Раскатала губы! - Он вцепился в нее.
- Вырвать! - пригрозила она и раскрыла рот, сосредоточившись на этой мысли.
Артур поднял руку, словно хотел ударить ее, но она быстро, по–кошачьи увернулась. Он настиг ее у двери.
- Ну, пожалуйста! Не уходи! - попросил он ее хриплым мальчишеским голосом.
Дорте вышла из решительной роли Лары и ждала, когда он достанет пятьсот крон. Рука ее протянулась сама собой. Деньги так быстро сменили владельца, что Артур не успел даже закрыть рот. Дорте почувствовала в руке теплые бумажки и, когда он отвернулся, спрятала их в складку юбки. Потом она сняла куртку и колготки. Ее трусики остались у Свейнунга. Он похвастался, что у него в шкафу их не меньше четырех сотен.
Кто–то в мягких шлепанцах прошаркал мимо двери. Мгновение было тихо, потом послышался сиплый старческий голос:
- Господин Эклёв! Нельзя ли позаимствовать у вас красотку?
- Нет, она стесняется! - заржал Артур, не вставая с кровати.
Старик тяжело и глубоко откашлялся и удалился, не отрывая ног от пола, словно кто–то протащил по полу труп.
- Кто это?
- Владелец дома. - Артур хотел обнять ее, но промахнулся и нечаянно ударил ее в бок. Потом прогнусавил что–то слабым голосом. Она поняла только слово "Один".
Он лежал на спине без штанов. Она обхватила пальцами его член и провела по нему туда–сюда, потянула, уж эту услугу Артуру она могла оказать после всего, что он сделал. Точно таким же движением она мыла дома решетку на перилах. Это была ее обязанность. Она всегда открывала дверь, чтобы запах мыла смешивался со свежим воздухом. Но здесь она вдыхала запах домашней грязи, плесени, пота… и слово "один", повторяя одно и то же движение, как будто мыла лестницу.
Дорога домой оказалась долгой. О том, чтобы идти вдоль реки, не могло быть и речи. Дорте в кровь стерла себе ноги. Часы в часовом магазине показывали половину девятого. Так, скорее всего, и было - люди спешили на работу. Усталые лица, глядящие мимо глаза. От некоторых еще пахло душем. Кое–кто выглядел почти счастливым. Словно радовался ждущему его беспредельному миру.
Дорте перестала оглядываться в страхе, что Артур идет за ней, чтобы узнать, где она живет. Они должны были встретиться на другой день у большой церкви. Он надеялся, что до отъезда в Осло сможет найти ей несколько клиентов. Но сейчас ей не хотелось об этом думать.
У самой квартиры она купила себе поесть - молока, свежего, благоухающего хлеба, масла, сыра, ветчины и яиц. И, оказавшись уже в квартире, почувствовала себя почти богатой и беспечной. Первым делом она разделась и пошла в душ. Стояла под струями воды и намыливала все тело. Она пыталась не думать о том, что случилось, но, смазывая лицо кремом, все время помнила, что надо положить Ларины колготки и джемпер в тазик, наполнить его водой под душем и прибавить Лариного замечательного стирального порошка, который вытянет из них всю грязь. Потом она пустит воду на полную мощность и будет их полоскать до тех пор, пока вода не станет абсолютно прозрачной. И только после этого наденет махровый халат и отрежет кусочек хлеба, пахнущего Николаем. Но когда Дорте уже вытиралась и всем своим существом вспомнила, как мать готовила цеппелины, она все–таки заплакала.
37
- Я спокойно мог бы достать тебе пару клиентов, но это для тебя не жизнь, - сказал он и впился в нее узкими темными глазами.
Дорте не ответила и поднесла ко рту бумажный стаканчик с колой. Артур хотел угостить ее кофе, какой Лара ни за что бы не стала пить. Растрепанные парни подпирали стену. Трезвыми их назвать было трудно, хотя полдень только что миновал. Темные волосы Артура висели слипшимися прядями, глаза перебегали с предмета на предмет. Щетина торчала, как колючая проволока на талом снегу. И все–таки его она не боялась. Во время разговора он четыре раза повторил слово "один", но она поняла только отдельные слова.
- Я копить деньги. Ехать домой! - сказала она.
- Нам с тобой хорошо вместе, верно? Когда разживусь деньгами, помогу тебе перебраться в Осло. Найду тебе там работу.
- Работа? Какая?
- В закусочных. За стойкой или на кухне.
- Где?
- В фирме "Антрепренёры". Я и сам там работал, - с гордостью сказал он.
- Что они делать?
- Приводят в порядок старые дома. Строят и ремонтируют… Я живу в таком доме. Большом, красивом. Лучший район в городе.
Она спросила: неужели они держат закусочные?
- Рабочим нужно есть. Они приезжают из Польши и бог знает откуда, - объяснил он.
- Литва?
- Почему Литва? Разве ты не русская?
- Да. Россия и Литва.
- Из Осло до Литвы не так далеко, - сказал он и толкнул ногой один из стульев за соседним столиком. Стул с пронзительным звуком проехал по полу.
- Через Балтийское море.
- Верно! Слушай, приезжай в Осло! - Артур воодушевился.
- Спасибо. Почему ты помогать мне?
Он опустил глаза, почесал свою колючую проволоку, косо усмехнулся и заявил, что она ему нравится. Потом, стыдясь, заговорил, что Свейнунг папенькин сынок и вообще мешок дерьма и что он, Артур, не должен был вести туда Дорте.
- Он сидит на наркоте и бывает совсем чокнутым. - Замолчав, Артур протянул свои длинные ручищи и притянул к себе ее голову. Сначала Дорте испугалась, что он просто снимет с нее скальп, но он точно рассчитал расстояние.
- Знаешь что, нам надо развлечься! - воскликнул он и ущипнул ее за щеку.
Артур привел ее на большую площадь, где перед каруселями и лотереей стояли длинные очереди. У стойки мужчины и мальчишки стреляли в цель из чего–то похожего на игрушечное ружье. На полке рядком выстроились плюшевые мишки и другие мягкие игрушки. С третьей попытки Артур выиграл большого коричневого медведя, которого протянул ей с гордым поклоном.
Дорте задумалась, что–то припоминая. И вдруг у нее вырвался смешок. Странный печальный звук. По лицу Артура она поняла, что что–то не так Прохожие с удивлением смотрели на них.
- Что это на тебя нашло? - Артур был обижен.
- Прости… - Она протянула руки к медведю. Но он вырвал его у нее из рук и швырнул обратно на стойку с ружьями.
- Отказ от выигрыша приносит несчастье! - крикнула ему вслед девушка из тира.
Дорте постояла, глядя в стеклянные глаза медведя. Потом схватила его. С медведем в одной руке и сумкой в другой она побежала за Артуром.
- Прости, - еще раз сказала она.
Он шел прочь, не оглядываясь. Она тащилась за ним. Они протолкались через толпу к выходу. Очевидно, с развлечениями на сегодня было покончено. Но когда они уже покинули площадь, Артур вдруг повернулся к Дорте, схватил медведя и сунул под мышку.
Отец взял у матери зонты, положил их себе на плечо и, словно они были частью его самого, зашагал по дороге. Зонты прижали воротник его штормовки, смявшийся брезент натирал кожу на шее, но он этого даже не замечал. Проходя мимо школы, они увидели у окна учителя, и отец в знак приветствия поднял свободную руку. Движения его были раскованы, и он шел большим, свободным шагом. Мать, Вера и Дорте спешили за ним, словно никакого спора о зонтах не было и в помине.
- Ладно уж! - примирительно сказал Артур и свободной рукой обнял Дорте.
Она поняла, что должна что–то сделать в ответ, поэтому сжала его руку и серьезно сказала:
- Спасибо, Артур!
Он остановился и внимательно поглядел на нее. Его взгляд как будто приклеился к ее переносице или ко лбу. Потом Артур сглотнул и громко через ноздри втянул в себя воздух. Она услышала что–то вроде всхлипа, но не могла понять, что это означает. Мало–помалу его лицо засияло, как восходящее солнце. Он шел, прижавшись к ней так близко, как позволял медведь, отделявший их друг от друга, потом вдруг остановился, наклонился и дунул ей в лицо. Очень спокойно. Когда она попыталась обнять его двумя руками, медведь скользнул вниз, и Артуру пришлось подхватить его, поэтому он просто поцеловал Дорте в нос.
Потом они долго бродили, держась за руки, он нес медведя, а она - свою сумку. Когда они оказались возле большой церкви, он зашел внутрь только потому, что этого хотелось Дорте. Людей в церкви почти не было, лишь эхо от старых шагов минувших столетий. Они посадили медведя между собой. Тут было так торжественно, что они почти не разговаривали. Уже потом, на улице, он неожиданно брякнул, что она ему нравится. Так река ломала лед недалеко от дома дяди Иосифа.
Они сели на скамейку. Дорте пыталась вспомнить норвежские слова, чтобы они могли разговаривать. Но сумела только спросить о его семье. Он жестко рассмеялся.
- Ты рехнулась?
- Что такое "рехнулась"?
- Нет у меня никакой семьи, - беспечно сказал он и поддал потрепанной кроссовкой по ядовито–зеленой кочке.
- Умереть? - спросила она.
- Может быть, - буркнул он, глядя вдаль: ему явно не хотелось говорить на эту тему. îj.
- Мой отец умер, - сообщила она ему.
- Вон оно что. - Ее признание не произвело на него никакого впечатления. - Я позвоню, когда у меня будут деньги тебе на билет.
- Нет телефон.
Такое показалось ему немыслимым, но в конце концов он пожал плечами, дал ей номер своего мобильного и сказал, что она может позвонить ему с телефона–автомата. Они замолчали. Вид у него был озабоченный. Словно что–то так мучило его, что он мог не выдержать и взорваться в любую минуту. Заметив, что она наблюдает за ним, он толкнул ее в бок.
- Знаешь, а ведь я очень старый!
- Старый? Нет! - Дорте удивилась.
- Мне уже двадцать восемь! - грустно сказал он.
- Сколько это?
Артур подобрал палочку и написал число на песке.
- Конечно, старый… для тебя. А тебе сколько, Анна?
- Шестнадцать. - Она разглядывала свои руки и думала, что едва ли он верит, что ее зовут Анной. Пальцы ее шевелились, словно искали, за что ухватиться.
Он грустно посмотрел на нее. Потом словно решил: будь что будет. С коротким смешком он получше пристроил медведя под мышкой.
- А сейчас двинем ко мне и будем наслаждаться жизнью! - объявил он и поднял ее со скамьи.
- Пятьсот крон, - серьезно сказала она, глядя ему в глаза.
Он остановился и отпустил ее.
- Послушай, Анна! Если хочешь, чтобы я помог тебе, забудь о том, что ты была потаскухой!
Она крепко сжала свою сумку.
- Еда! - сказала она, пытаясь встретиться с ним глазами.
- Ладно! Ладно! Намек понят! Но тогда ты не будешь продаваться никому, кроме меня! Идет? - вздохнул он, вытащил бумажник и отдал ей четыреста крон - все, что у него было.
- Согласна? - кисло спросил он.
Не ответив, она спрятала деньги в карман. Вскоре он снова обнял ее.
- В Осло ты сможешь жить у меня. Может, к тому времени я обзаведусь новой квартирой. Тебе надо из этого выбираться. Ведь мы с тобой пара? Правда?
Дорте кивнула. Уж лучше быть чьей–то подружкой, чем чьей–то собственностью. Если она соберет достаточно денег до того, как Артур пришлет ей билет, она поедет не в Осло, а прямо домой!
Стояло лето! Все было летним. Запахи. Листва. Пыль, если мимо проезжали машины. Зеленые эмалированные баки под водостоками церкви стояли сухими. Островерхие скворечники на ивах за домом чернели на фоне вечернего неба. Они были пусты. Птенцы уже разлетелись. За изгородью начинались поля. Скоро они превратятся в благоухающие тайники, в которых можно укрыться. Придорожные канавы пересохли, но трава уже давно скрыла собой весь мусор, какой проезжающие бросали из окон автомобилей. Дядя Иосиф дремал на застекленной веранде с закрытыми окнами. Облупившиеся доски–ветреницы с их резными узорами казались почти красивыми. Мать ушла к священнику и ни о чем не тревожилась. Через некоторое время Николай взял ее за руку.
- Я пробуду дома все лето, - шепнул он, прижавшись губами к ее щеке.
38
Когда Дорте в очередной раз набрала в телефоне–автомате номер Артура и услышала, что номер заблокирован или что он недоступен, она сдалась. С тех пор, как они расстались, прошло три недели. Ей следовало примириться с тем, что он ее обманул. Весь день она чувствовала тяжесть. В голове. В теле. Не только из–за Артура, в ней самой что–то происходило. То, чего она не хотела знать. Лара сказала бы, что глупо расстраиваться из–за того, чего сама толком не знаешь.
Пройдя несколько раз мимо одного кафе, она зашла в него. Это кафе не значилось в ее списке. Но, может, именно поэтому ей здесь повезет? В кафе в это время почти никого не было. Она подошла к стойке, и молоденькая девушка, вся в золотистых кудряшках, спросила, что ей надо.
- Ищу работу. Нет ли тут места? - тихо, но отчетливо спросила Дорте.
Девушка за стойкой взглянула на нее, как будто никогда не видела живого человека. И разразилась потоком непонятных слов. На стеклянной стойке стояло блюдо с морковными оладьями. Оранжевыми. Благоухающими. Дорте повторила заученные слова, и девушка позвала мужчину, находившегося в комнате за приоткрытой дверью. Он был похож на оленя. По крайней мере его глаза. Когда Дорте повторила свой вопрос, он ответил не сразу, но посмотрел на нее таким взглядом, словно увидел кошку среди мчащихся автомобилей. Потом поманил ее в комнату, из которой вышел. Она почувствовала, что должна сесть. К счастью, поблизости оказался стул. Нельзя сидеть, когда пришел просить работу, но Дорте ничего не могла с собой поделать.
Да, ему нужна помощь, это она поняла, хотя прямо он этого не сказал. Он захотел узнать, кто она, откуда приехала, какую работу выполняла раньше и есть ли у нее рекомендации. Она об этом позаботилась заранее. Достала паспорт. Он быстро взглянул на паспорт и спросил, умеет ли она накрывать на стол.
- Да. И на кухне. Мыть посуда. Рекомендация нет, - сказала Дорте как можно отчетливее.
Он продолжал расспрашивать, что она умеет делать. Она пыталась отвечать, хотя и не выучила заранее нужных слов.
- Ты не очень хорошо говоришь по–норвежски, - сказал он наконец.
Она опустила глаза. Залилась краской, не только лицо, но и все тело.
- Я не просить много денег, - прошептала она.
Его оленьи глаза взмахнули опахалом из длинных ресниц. Несколько раз.
- По–моему, тебе нужна помощь! - медовым голосом сказал он, взял телефонную трубку и начал набирать номер.
Дорте вскочила со стула. В кафе никого не было, когда она бежала к двери. Может быть, девушка вышла в уборную. Неожиданно Дорте ощутила, что такое бешенство Веры. Бумажная салфетка со всеми морковными оладьями молниеносно исчезла в черной сумке.
Сидя в передней Лары в туфлях и куртке, она подумала, что дешево отделалась. Снизу гном казался меньше, чем был на самом деле. На плечах и короне Белоснежки лежал тонкий слой пыли. Капли, ненадолго задержавшись на ней, падали в бассейн.
Дорте достала салфетку с морковными оладьями и съела их, одну за другой. Словно они были нанизаны на один шнур. Она не владела больше своим телом. Внутри него свернулась змея и пожирала ее. Кончится тем, что змея съест ее всю целиком. Если Дорте не найдет выхода. Но уж раз она украла несколько морковных оладий, она могла позволить себе их съесть. Пока тошнота не заставит ее извергнуть все обратно.
- У тебя есть документ, удостоверяющий личность? - спросила ее почтовая служащая со странной улыбкой, проверив предварительно, есть ли для Дорте письмо.
Дрожащей рукой Дорте протянула ей паспорт. Служащая внимательно изучила его и подняла глаза.
- Это твой паспорт? - спросила она, выговаривая имя Дорте так, будто только что научилась читать.
- Да.
- Но письмо адресовано Анне Карениной?
- Это я!
Служащая посмотрела на нее маленькими подозрительными глазками, вернула ей паспорт и пожала плечами.
- Очень жаль, но я могу выдавать почту только тому, кто предъявляет настоящее удостоверение личности.
Дорте поняла не все слова, но ей и так стало ясно, что письмо от Ивара останется здесь на веки веков, потому что у Анны Карениной не было паспорта.
Дорте понимала, что должна что–то предпринять. Но отец не появлялся. И действительность была лишь мерцанием за перилами Лариного балкона. Несколько дней оказались черными, несмотря на сверкавшее солнце. Дорте убаюкивала себя мыслью, что, пока она спит или лежит в кровати, все наладится само собой. День и ночь перестали отличаться друг от друга. Открыты у нее глаза или закрыты, не играло никакой роли. Мысли стали удивительно спокойными. Они останавливались на первых попавшихся предметах. На искусственных цветах под потолком. На птицах, летающих возле балкона. На Белоснежке под струйкой воды.
Николай угостил ее пирожными. Но она не могла их съесть. Под рукавами его рубахи подрагивали мышцы. Глаз не было видно из–за муки, которая осыпалась с его лица, как сухая белая пудра.