Последовала короткая пауза. Эдвард, только что ясно увидевший перед собой Марка: тот лежал на диване, такой красивый, расслабленный, улыбающийся, белокурый, в помятой рубашке, - теперь, когда Брауни чуть шевельнулась, посмотрел на жуткое солнце, безлюдный берег, опасную реку.
Брауни, только что глядевшая в сторону, повернулась, тяжело дыша, переставила ноги и своим деловитым тоном спросила:
- Ты можешь описать, каким он был в этом… этом состоянии… он тебе что-нибудь говорил?
- Ну, приход у него был классный.
Брауни произвела какой-то звук.
- То есть я хочу сказать… извини… он видел хорошие вещи… он был счастлив… он смеялся… а потом он сказал…
- Что?
- Что все вещи сами по себе… и все стало… одной большой рыбой… и что Бог опускается… как лифт. Я знаю, это похоже на бред, но он так говорил…
- Да-да. Я знаю, как действуют наркотики. Что еще он говорил?
- Больше я ничего не помню. Что-то насчет лучей света… и полета…
- Полета?
- Он говорил, что летит.
- И ты оставил его.
- Да. Понимаешь, он уснул…
- Почему ты пошел к Саре? Она тебя пригласила?
- Да. Я думаю, она говорила тебе.
- Я хочу, чтобы ты описал… сказал мне, почему пошел к ней. Это кажется странным. Ты в нее влюблен?
- Нет.
- У вас был роман?
- Нет. Но в тот вечер… в тот вечер мы занимались любовью.
- Уложились в полчаса?
- Да… ну, может, немного больше…
- В коттедже ты говорил про двадцать минут. Вы все еще любовники?
- Нет. Я с тех пор ее не видел, только вчера… У меня не было желания становиться ее любовником, ни малейшего, это все произошло как-то случайно - то, что мы оказались в постели. Я не собирался, это была ее идея…
- Я не понимаю, почему ты оставил Марка. Тебе не было никакой нужды идти к Саре. Судя по твоим словам, ты даже не хотел к ней идти.
- Я думаю, я как бы… она привлекала меня… немного… пригласила меня выпить…
- И ты подумал, почему бы не пойти?
- Я хотел только… всего на десять минут… да и Марк уснул… и я запер дверь…
- Ты был пьян?
- Нет.
- Но ты знал, как это опасно… как это действует… знал, что нельзя оставлять человека в таком состоянии.
- Да, знал.
- Так почему же ты ушел?
Эдвард шевельнул ногами, впечатывая их в берег и посылая вниз, в воду, струи песка. Голос его сорвался почти на крик.
- Я не знаю! Как я могу сказать, почему я ушел? Я ведь не знал, что случится, я не знал, что погублю свою жизнь…
- Твою жизнь?
- Я не знал, что он проснется и выйдет в окно, я был счастлив, я радовался, что он видит такие хорошие, такие замечательные вещи! Он спал, он был красивый и спокойный, как спящий бог, и вечер был великолепный, я решил, что будет забавно заглянуть к Саре - на десять минут. Я ведь не думал, представить себе не мог…
- Ладно, хорошо…
- Твоя мать писала мне совершенно жуткие письма, говорила, что я убийца. Понимаешь, на следствии я не сказал, что подсунул Марку наркотики без его ведома, а потому, наверное, люди решили, что он сам их принял и что он вообще баловался наркотиками. Твоя мать, видимо, знала, что это не так… и она писала мне ужасные письма, много писем - о том, что я преступник, что она желает мне смерти, что ненавидит меня и будет ненавидеть всегда… Ты, наверное, тоже меня ненавидишь, Сара мне сказала. Но если бы ты только знала, как я несчастен, как все в моей жизни сломано и черно…
- А почему ты здесь, в Сигарде? Это тоже кажется странным.
- Они меня пригласили. Я не знал, куда себя деть, я с ума сходил от горя и чувства вины… и я губил себя… А это сулило перемену. И один психиатр посоветовал мне поехать.
- Психиатр? Кто?
- Томас Маккаскервиль. И я хотел увидеть отца, я его до этого видел, когда был совсем ребенком. Я думал, он мне чем-нибудь поможет… Все это навалилось как-то сразу, все смешалось… Но если бы ты только знала, как я страдаю и буду страдать всегда…
- Это правда, что твой отец умирает из-за отсутствия медицинской помощи?
- Нет, конечно же, нет. Понимаешь, это трудно объяснить… там у них все так странно… Ты и вправду хочешь знать?
- Нет.
Снова наступило молчание, потом Брауни глубоко вздохнула и произнесла:
- Ну что ж…
Она пошаркала ногами, неловко встала на колени и медленно поднялась. Эдвард вскочил на ноги вслед за ней и сказал:
- Спасибо.
Она уже собралась идти, направилась к ивам, но остановилась и, не глядя на Эдварда, проговорила:
- Я попрошу мать, чтобы не писала больше тебе. Может, она уже перестала.
- Не знаю. Письма приходят в Лондон в дом моего отца, то есть отчима… Слушай, я знаю, ты винишь меня, жутко меня ненавидишь, но…
- Я тебя не ненавижу, это смешно. Наверное, я тебя виню, если это что-то значит. Мне нужно подумать. Но это уже мое дело. Мне не кажется, что ты должен уничтожить себя или погубить свою жизнь… и мне не кажется, что ты можешь это сделать или пожелать. Марку это не поможет… и мне тоже. Ты учишься в университете, да?
- Учился.
- Возвращайся, продолжай работу, в будущем ты сможешь помочь другим людям. Прекрати думать о себе и винить себя. По крайней мере, я так советую. Спасибо, что пришел.
Брауни пошла прочь.
- Пожалуйста, побудь со мной еще немного, - попросил Эдвард.
- Я должна идти.
- Пожалуйста, побудь со мной, я должен с тобой поговорить, ты мне нужна, не уходи, пожалуйста, пожалуйста, не уходи от меня.
Он протянул руку и легонько коснулся рукава ее синего плаща около манжета.
Брауни метнулась прочь, словно собиралась припустить бегом, потом повернулась к Эдварду; слезы внезапно хлынули из ее глаз. Сквозь рыдания, душившие ее, она выговорила:
- Вот и все, мне придется прожить жизнь без него… всю мою жизнь, а она только начинается…
- Боже мой… - произнес Эдвард, беспомощно стоя рядом с ней, и руки его бессильно упали.
Брауни вытащила платок, быстро привела себя в порядок, вытерла лицо, и через несколько секунд пронесшаяся буря казалась миражом. Она заговорила почти спокойным, хотя и хрипловатым голосом:
- Извини. Я должна идти.
- Брауни, ты только скажи… Господи боже, что ты можешь сказать… Пообещай, что еще встретишься со мной! Я встану на колени, ты мне нужна, ты - единственная, кто может спасти меня из этого ада! Пожалуйста, пожалуйста, обещай, что еще встретишься со мной… когда-нибудь… скоро… Просто скажи, что мы можем встретиться еще, я тебя умоляю, я тебя прошу!
- Ну ладно, хорошо. Только…
- Слава богу.
Внезапно лицо Брауни снова изменилось; она смотрела куда-то мимо Эдварда в направлении реки, губы у нее чуть приоткрылись. Эдвард повернулся.
На другом берегу реки неподалеку от дикой вишни стоял бородатый человек, широко расставив ноги, и смотрел в их сторону. Эдвард подумал, что это опять лесовик, но тут же понял - это Джесс. Джесс узнал Эдварда, махнул ему, потом повернулся и пошел вдоль берега по кочковатой траве.
- Извини, это мой отец, - сказал Эдвард Брауни.
- Что? Я могу помочь?
- Нет-нет. Я тебе все объясню потом, если позволишь. Ты ведь сказала, что мы еще встретимся. Я так рад этому. А тут я справлюсь. Спасибо. Спасибо тебе.
Она повернулась и пошла вдоль выстроившихся в ряд ив.
Джесс за это время успел уйти довольно далеко вверх по течению. Его удаляющаяся спина была видна за зарослями бузины. Эдвард побежал во весь дух.
- Постой! Подожди меня! - закричал он.
"Я переберусь на тот берег вплавь", - подумал он.
Джесс остановился и повернулся. На нем была довольно потрепанная рубашка, что-то вроде бриджей, носки и ботинки. Он стоял, улыбаясь Эдварду. Эдвард понял теперь удивленное выражение на лице Брауни - Джесс, хотя и был одет, выглядел крайне странно. Голова его, которую теперь он хорошо видел, была очень крупная, глаза тоже громадные и круглые, а бриджи создавали впечатление косматых ляжек. Эдвард окликнул его:
- Джесс, подожди меня. Я переплыву к тебе.
Джесс снова беззаботно махнул и начал спускаться по откосу. Потом на глазах Эдварда он вошел в воду и двинулся через реку. Он шаг за шагом осторожно и упорно продвигался вперед, вода бурлила вокруг его ног, порой захлестывая до колен. Ошеломленный Эдвард побежал вниз, где берег не очень круто опускался к небольшому пляжу у воды, и протянул руку. Джесс отказался от предложенной помощи и вышел на берег с победной, как у ребенка, улыбкой. И тут Эдвард разглядел под поверхностью быстро бегущей воды проложенные для перехода камни, которым он не решился бы доверить себя.
- Ах, Джесс, я так рад тебя видеть, - сказал Эдвард. - Это же опасно, ты мог упасть. Я отведу тебя домой. Ты не должен ходить тут один… пойдем, пожалуйста, вместе домой.
Он боялся, что Джесс будет возражать, но тот позволил Эдварду взять его под руку, и они вдвоем неторопливо пошли к Сигарду, чьи причудливые нескладные формы высвечивались солнцем, уже клонившимся к закату.
Они дошли до зеленого лужка, где Эдвард прежде видел желтые цветы, и тут Джесс внезапно остановился и вознамерился сесть на мокрую траву.
- Джесс, давай пройдем еще немного. Дальше по тропинке будет суше.
- Я хочу здесь.
- А куда ты шел, когда я тебя увидел?
- Искал цветы… как они называются… первоцветы. Ни одного не нашел.
Эдвард легонько потянул его за собой, и они дошли до тропинки, где Джесс сразу же сел, а потом и лег между двумя кустами можжевельника. Эдвард присел рядом с ним. Он снял свой плащ, свернул его подкладкой внутрь и подложил под голову Джессу, который чуть приподнялся, чтобы Эдвард мог засунуть эту "подушку" ему под затылок.
- Джесс, как ты себя чувствуешь, нормально?
- Нет, конечно. Ты понюхай, как пахнет. Я помню этот запах - можжевельник. Похож на… на… кокос.
- Правда? Ну да, похож.
- Что это была за девица?
Эдвард удивился, что Джесс запомнил девушку, но ответил:
- Ее зовут Бренда Уиледен…
- Никогда не любил имя Бренда.
- Ее все называют Брауни.
- Вот это лучше, это хорошо…
Джесс лежал, расслабившись и глядя на Эдварда, его огромная косматая голова от собственной тяжести наклонилась набок, скрещенные руки лежали на груди, ноги в заляпанных грязью и плохо зашнурованных ботинках тоже были скрещены. Эдвард снова обратил внимание на перстень с большим красным камнем: широкий золотой поясок глубоко вдавливался в палец.
- Твоя девушка?
- Нет, - ответил Эдвард.
- У тебя есть девушки?
- Нет.
- А были?
- Да.
- О чем ты говорил с этой Брауни?
- Мы говорили о ее брате. Я дал ему плохой наркотик, он выпал из окна и расшибся насмерть. Это моя вина. Она хотела, чтобы я рассказал, как все случилось.
За этими словами последовало молчание, и Эдвард спрашивал себя, какие слова найдет для него Джесс. Он не смотрел на отца, пока говорил, но теперь повернулся и взглянул на эту голову, лежавшую на валике из плаща. Светящиеся умом темные круглые глаза встретили его взгляд.
- Забавно, - произнес Джесс. - Ты выглядел очень хорошо с этой девушкой… на солнышке. А говорили о таких делах.
- Я приехал, чтобы рассказать тебе об этом, - сказал Эдвард. - Мне от этого так плохо, что иногда хочется умереть.
- Ты не умрешь. Нет-нет. Умру я, а не ты.
- Ты не должен умереть, - ответил Эдвард, - я тебе не позволю. Джесс, дай я отвезу тебя в Лондон, покажем тебя врачу - он поможет. Ты ведь не стар. Пожалуйста, поедем в Лондон…
Джесс улыбнулся, губы его обнажились, окруженные космами темных прямых волос. Эти волосы отливали глянцем, как какое-то сильное, уверенное в своей жизнестойкости растение.
- Нет-нет, все происходит здесь.
- Что происходит?
- Жизнь и смерть, добро и зло. Я за этим в Лондон не поеду.
Эдвард подумал: "Да, конечно, то, что я предлагаю, невозможно. Я не очень понимаю почему, но это невозможно".
Джесс продолжил говорить, удивляя Эдварда своей способностью не упускать нить беседы.
- Значит, ты мне хотел рассказать… о том парне, что выпал из окна?
- Да.
- Зачем?
- Я думал, ты мне поможешь, вытащишь меня из этого… ада. Как-то так… прости.
- А эта девушка, его сестра, простила тебя?
- Не знаю, - сказал Эдвард.
- Тогда я прощаю тебя.
- Ах, Джесс…
Эдвард прикоснулся к тыльной стороне его ладони, потом проворно наклонился и поцеловал руку отца. У длинных волос был соленый вкус.
Джесс, по-прежнему глядевший на Эдварда и никак не ответивший на это выражение почтения, продолжал:
- А я теперь не вижу молодых девушек… кроме Илоны… а ее давно не было…
- Они ее не пускают. Она тебя любит.
- О, я знаю, знаю…
- И я тоже тебя люблю, Джесс. Я тебя очень люблю. Я должен тебе сказать. Ты мог бы сделать для меня все, мог бы создать меня заново…
Когда эти слова сорвались у него с языка, Эдвард почувствовал страх, словно слова были маленькими животными, которые выпрыгнули из его рта и теперь скакали вокруг. Его гипнотизировали большие выпуклые темно-красные глаза Джесса, в глубинах которых он, казалось, видел глубокие моря и подводных существ.
- Ах да… я забыл это все.
- Что?
- То, что знал когда-то… о добре и зле, о тех… обо всех тех вещах… у людей вообще-то их нет, они с ними не сталкиваются… совсем не сталкиваются в жизни, большинство людей… только немногие… хотят этого… этой борьбы, ты понимаешь… думают, что хотят… добро… должно иметь… зло… тоже ненастоящее… конечно… все в чем-то другом… это танец… понимаешь… миру нужна сила… все время кругом да кругом… это все сила и… энергия… которая иногда… поднимает свою красивую голову… как дракон… вот в чем суть всего… я думаю… теперь в тени… не могу вспомнить… не имеет значения… что мне нужно… так хорошо выспаться… чтобы все это… приснилось снова. - В этот миг глаза Джесса закрылись, он засыпал или впадал в свой транс. Однако он снова открыл глаза и сказал: - Прекрасный, как огонь.
- Кто это, кто?
- Он. Я когда-то был. Не имеет значения. Теперь все очень близко. Но ты будешь жить. С тобой все будет… хорошо. Ты носишь мои ботинки.
- Да. Я с собой ничего не взял, а у этих точно мой размер. Надеюсь, ты не возражаешь.
- Ты носишь мои ботинки. Ну да, ты ни при чем, тебя это не коснется, когда придет. Может, духам нужен хозяин… в конечном счете… если только… еще не слишком… поздно. Я когда-то разбирался в таких вещах. Я когда-то разбирался во всем. Не имеет значения. Может, я умру от этого в конце, в самом конце.
- В конце чего?
- Старости. Я свою работу сделал. Я подумаю обо всем этом… когда усну. Помоги мне встать, мой дорогой мальчик. Темнеет.
Эдвард отвел глаза от лица Джесса и заметил, что действительно стемнело. Очертания Сигарда, неосвещенная башня, тусклый свет в высоких окнах Атриума выделялись на фоне краснеющего неба. Эдвард повернулся в другую сторону, к морю, и увидел, что у неба темно-синий ясный цвет, словно в лазурь плеснули чернила ночи.
Поднять Джесса оказалось непросто. Он вдруг необыкновенно потяжелел, конечности его болтались, как груженные свинцом мешки. Наконец он встал на ноги и медленно пошел к дому, тяжело опираясь на Эдварда. Когда они подошли к конюшенному двору, там маячила какая-то фигура. Это была матушка Мэй.
- Я его нашел… - начал Эдвард.
Матушка Мэй выкинула вперед сильную руку, просунула ее между Эдвардом и Джессом и разделила их. Ее грубая рука задела больной палец Эдварда, о котором он успел забыть и который теперь пронизала боль. Он отошел назад, позволив матушке Мэй принять на себя вес Джесса и повести его дальше - она старалась как можно быстрее провести его по неровным камням.
- Да иди же ты! - услышал ее голос Эдвард, когда она проталкивала Джесса в дверь Затрапезной.
Когда он вошел в комнату, противоположная дверь в башню уже была закрыта.
Эдвард вышел через главную дверь во влажную теплую темноту. Беззвездное небо, видимо, затянули тучи, но ветер стих. Эдвард вдохнул запах сосен. Он двинулся вдоль фасада дома к Селдену. Они уже отужинали. За ужином пили вино. Эскапада Джесса не обсуждалась. Упоминание о ней Эдварда было погашено отвлекающими комментариями:
- Ой, он иногда выкидывает фортели.
- Он, бывает, уходит довольно далеко.
- В один прекрасный день он вообще уйдет.
Илоне, попытавшейся что-то сказать, быстро заткнули рот, и она заплакала. Она сидела за столом, и слезы капали в тарелку. Эдвард уже не в первый раз видел такое. Он подумал, что они пытаются превратить ее в маленькую девочку. Но он не выразил ей сочувствия. На слезы Илоны не обращали внимания. И тут он задал себе вопрос: а не хотят ли они, чтобы Джесс ушел, потерялся, исчез? Мог ли он обрести ясность мышления и силу, чтобы самостоятельно уехать в Лондон или Париж, о чем они не раз говорили? Сегодня он вышел из дома, надев ботинки. Двери явно не были заперты, и никто якобы не видел, как он удалился.
Теперь Эдвард оказался в полной темноте. Свет масляных ламп сквозь высокие окна Атриума сюда не доходил, его глушил мрак, похожий на черную бархатную материю или мягкое чернильное вещество, заполнявшее пространство и касавшееся лицо, как эктоплазма. Его ноги, чувствовавшие себя неуверенно без подсказки органов чувств, шагали медленно, опасливо, и вскоре он потерял ориентацию. Внезапно он наткнулся на что-то - сначала ударился коленкой, потом всем телом. Эдвард вскрикнул от испуга.