- Я понимаю, я все прекрасно понимаю и поэтому не настаиваю и не тороплю. Ты знаешь, как это бывает? Как со мной было? Лежишь, думаешь о жизни, и вдруг как будто раздвигается какой-то занавес и ты удивляешься – как же я раньше не понимал? Как же так? Словно током ударило…
Все было именно так, как рассказывал Данилов. Понимание, которое, наверное, было бы слишком пафосно называть "прозрением", пришло к нему внезапно, ночью, под переливчатый храп соседей по палате. И не было ни внутреннего голоса, ни тем более голоса свыше, ни знаков, ни молнии за окном. Просто мысли потекли в другом направлении, важное стало не таким уж и важным, а то, чего раньше не замечал, выдвинулось, как принято говорить, на первый план.
Очень необычные ощущения.
Сначала Данилову показалось, что он успел заснуть и теперь думает во сне. Он даже ущипнул себя за ляжку. Два раза подряд – для надежности.
Ничего не произошло, только симфония соседского храпа стала тише – Славик во сне перевернулся на живот и замолчал.
Данилов принялся шаг за шагом, день за днем перебирать последний свой год. Увлекательно – словно читаешь богато иллюстрированную книгу о собственной жизни. Разумеется, в эту ночь Данилову было уже не до сна…
- …Придет время, и ты это поймешь! - Данилов посмотрел Елене в глаза и добавил: – Если, конечно, захочешь.
- Поживем – увидим. - Елена взглянула на свои наручные часики. - Жаль, но мне пора. Держи вот духовную и физическую пищу…
К Данилову перекочевал пакет с печеньем, книгами и еще каким-то свертком.
- Там чистое белье, - сказала Елена. - А грязное для стирки ты не принес?
- Да я сам стираю, - смутился Данилов. - Проблем нет.
- Где? - удивилась Елена. - Разве тут есть стиральные машины?
- Ну ты даешь! - Данилов даже присвистнул. - Ты еще про микроволновку и миксер спроси. Руками стираем, под краном. Отжал, на спинку кровати повесил – до утра высыхает.
Постирушки не запрещались, как же без них? Но следовало соблюдать два требования – хорошо отжимать вещи, чтобы с них не натекало на пол, и убирать их утром с кроватей.
- Забери обратно. - Данилов вернул Елене пакет с бельем.
- Будь умницей, - то ли попросила, то ли посоветовала Елена.
- Я им уже стал, - заверил Данилов.
Обниматься и целоваться на прощание не стали – обстановка не располагала к интимности. Ограничились чем-то вроде рукопожатия.
- Когда мне теперь приезжать? - спросила Елена.
Может быть, в ее вопросе и не было ничего крамольного, но Данилов расстроился. Ему казалось, что, уходя, Елена скажет: "Ну, до завтра!" Даже не казалось – он был уверен, что она так и скажет. Ну не могла, не должна была она говорить что-то другое! И уж тем более спрашивать.
- Давай на той неделе, - как можно более равнодушным тоном предложил Данилов. - Заодно и печенья еще привезешь.
Был шанс услышать в ответ: "Нет, это долго. Я послезавтра приеду".
- Хорошо, - ответила Елена. - Я буду планировать на вторник, а если что-то изменится, звони.
- Хорошо. Игорю передавай привет, и пусть он не суетится – скажи, что у меня все хорошо.
- Скажу, - пообещала Елена. - Он там ждет не дождется твоей выписки. Когда вы встретитесь…
- …то будем пить только безалкогольное пиво, - докончил фразу Данилов. - Так и передай.
- Я передам. - Губы Елены дрогнули, словно она собиралась улыбнуться, но в последний момент передумала. - Только ты не забудь про свои благие намерения.
- Как можно?!
Данилов позволил себе небольшое нарушение режима – проводил Елену до лифта и только потом вернулся в отделение.
- Мы вас уже в розыск хотели объявлять, - пошутила медсестра, открывшая ему дверь.
- Куда ж я от вас убегу? - вздохнул Данилов.
- Обед пропустили. - Медсестра захлопнула дверь так резко, что Данилов вздрогнул.
Он давно заметил, что все люди делятся на две большие группы – на тех, кто закрывает двери и переставляет мебель с шумом, и на тех, кто старается делать все это как можно тише. Вторые нравились Данилову куда больше первых.
- Я и ужин пропущу, - пообещал Данилов, вспоминая, сколько чизбургеров он съел.
- Водочкой не побаловались? - Медсестра, принюхиваясь, пошмыгала носом.
- Нет. - Данилов выдохнул во всю мощь легких, демонстрируя свою абсолютную трезвость.
- Это правильно, - одобрила медсестра. - Лечение и алкоголь несовместимы.
"Как же мы любим говорить банальности! - подумал Данилов. - И ведь находим в этом смысл и определенную приятность".
Глава тринадцатая
Столкновение
- Лет пять назад я в Белоруссию отдыхать ездил. - После ужина Николая тянуло на воспоминания. Приятное это дело – лежать на койке и травить байки. - Психбольница там у них в… Место на "к" называется… забыл.
- Это такой отдых – в белорусской психбольнице полежать? - удивился Данилов.
- Отдых – это в гости к двоюродному брату. А психбольница – это уже само собой.
- Почему само собой?
- Потому что от смены обстановки голоса мои разбушевались. Весело им стало. Еще бы не весело, когда я им ночь напролет песни пел.
- Песни-то хоть хорошие? - спросил Славик.
- Хорошие, - осклабился Николай. - Я плохих не знаю. А любимая у меня эта: "Помню я ночку осеннюю, темную…" Спеть?
- Не надо, - отказался Данилов. - Все равно допеть не дадут – придут и обругают. Лучше про психбольницу…
- Палата там была веселая! - Николай даже зажмурился от удовольствия. - На шестнадцать человек, и один другого дурнее. Это все от воды, там вода была вредная.
- А что ж вы ее пили? - спросил Славик.
- Хороший вопрос, - одобрил Николай. - Отвечаю. Пили, потому что другой не было. А в тамошней воде не то что-то лишнее, не то чего-то не хватает. Но зато там кормили вкусно и не били, если чудить начнешь. Свяжут, обматерят, укол в жопу сделают, но чтобы бить – ни-ни. Европа как-никак!
- А у нас тогда что? - оскорбился патриот в Славике.
- У нас – Азия! - Николай крутанул пальцем у виска. - Ты что – по улицам не ходишь?
Славик промолчал.
- Так вот, - продолжил Николай. - У них там было заведено кошек держать, чтобы они нас успокаивали. Кошек в отделении жило штук двенадцать, сытые такие, гладкие. Говорят, даже харч на них выдавался, но до них он, конечно, не доходил…
- Зарплату им не платили, а Коль? - спросил Юра.
- Насчет зарплаты не знаю, но хорошо с ними было. Возьмешь на руки, погладишь, и сразу на душе приятно становится. Жаль, что у нас так не принято…
- Так ты же сам сказал, что у нас Азия. - Славик сегодня решил ослепить всех своим остроумием. - Сожрут кошек-то!
- В Азии собак едят, а не кошек, - возразил Николай.
- И кошек тоже! - не сдавался Славик.
Минут пять они вяло пререкались, пока не сошлись на том, что если азиаты и едят кошек, то каких-то особых, "пищевых" пород.
"Мне бы ваши проблемы, - позавидовал Данилов. - У меня тогда проблем, можно сказать, не было бы".
Сегодня, проходя мимо сестринского поста на обед, Данилов увидел свою историю болезни (сестра только что отложила ее после отметки в листе назначений) и даже успел прочитать слово "Шизофрения" в графе "Клинический диагноз".
От удивления споткнулся и взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие.
- Отсюда не улетишь, - сказал идущий навстречу больной.
Сказал без иронии, даже с сочувствием. Не рыпайся, мол, и не суетись – жди выписки.
Захотелось прямо сейчас, немедленно, потребовать объяснений у лечащего врача – вон она стоит возле двери процедурного кабинета и разговаривает со старшей сестрой. Данилов подавил порыв – ничего, кроме скандала, из этого все равно не выйдет. Нечего и пытаться.
Ситуация требовала осмысления и продуманных действий. Последовательных и адекватных, а не скандала посреди отделения.
Данилов быстро пообедал и стал ждать у наружной двери, когда его вместе с другими "прогульщиками" выведут во двор. Голова нуждалась в "проветривании".
"Кажется, психиатрический диагноз можно снять через три года наблюдения в диспансере, если за это время не будет обострений. Придется проходить комиссию… Стоп! На хрен эту комиссию, какая может быть комиссия? Это что ж теперь – три года ходить в "психах"? Нет уж, увольте. С диагнозом нужно разобраться здесь и сейчас. Ну, не прямо во дворе во время прогулки, а пока здесь лежишь. Или сразу же по выходе из больницы".
Снег в этом году лежал долго, но уже начал таять. Пора бы, апрель на дворе. Скоро наступит лето. Лето – это хорошо… Данилов любил лето больше всего из-за того, что все вокруг было зеленым, живым.
"А если опротестовать? В судебном порядке. Скорее всего придется обратиться к адвокату, чтобы тот собрал нужные документы и… Еще непременно нужен будет авторитетный психиатр, который даст заключение о неверности выставленного Данилову диагноза. Или – о несоответствии? Как-то так, в общем… Надо будет найти такого специалиста. Хотя у адвоката, занимающегося опротестованием психиатрических диагнозов, непременно будут нужные знакомства, иначе он работать не сможет.
А затем – в суд. Придется еще раз госпитализироваться на экспертизу.
Какая долгая канитель! Морока, переходящая в мытарство. Неужели это происходит с ним, Владимиром Даниловым? Кто бы мог подумать? Действительно – не зарекайся, никогда и ни от чего не зарекайся.
Но для очистки совести все же следует поговорить с лечащим врачом и заведующим отделением. Лучше всего – сразу с заведующим. Профессор тут сбоку припека, не более того. У сотрудников кафедры в больницах двойственное положение – почет есть, а реальной власти нету. Вроде английской королевы.
Так, значит, решено – обсудить вопрос с заведующим. Лучше всего – в присутствии Елены. Да, только так, чтобы тот не отмахнулся от Данилова, как от назойливой мухи. Неплохо бы еще и руководство по психиатрии пролистать, освежить, так сказать, в памяти. Надо попросить Елену. И пусть в газету обернет, чтобы название в глаза не бросалось. Здесь многие так книги оборачивают – берегут источники знаний не то для себя, не то для следующих поколений больных.
Только как ей сказать – не брякнешь же с поста, привези мне, мол, руководство по психиатрии. Сестры непременно запомнят и передадут Тамаре, а та начнет приставать с расспросами… А то еще поручит кому-нибудь потихоньку изъять книгу, пока Данилов спит или обедает. Безменцева подлая, от нее можно ожидать любой пакости.
Но можно сказать иначе, к примеру, назвать книгу "профильным руководством". Да – и Елена поймет, и сестры мимо ушей пропустят. Да, хорошая идея. И газет парочку попросить, чтобы прямо в комнате для свиданий и обернуть книгу. Так и надо сделать.
Если же разговор закончится ничем, то Елена может обратиться в департамент. Вне всякого сомнения, среди психиатров существует такая же круговая порука, как среди врачей других специальностей, но когда дело пахнет жареным, каждый спасает свою задницу, а не соседскую. Так что управа на них найдется, непременно найдется.
И почему, с какой стати они поставили такой диагноз? Настолько некомпетентны? Или за лечение шизофреника им больше платят? Или хотят получить на лапу, чтобы изменить диагноз на более "приличный". Вот вам!"
Данилов сложил два кукиша и продемонстрировал их миру – накося, выкуси! Не на такого напал.
"Интересно, а как тут у них с поборами? Денег вроде как ни у кого из больных на руках нет, но медсестры относятся к разным больным по-разному. Кем-то откровенно пренебрегают, а перед другими заискивают, причем все как одна. Наверное, родственники "стимулируют", когда приносят передачи, не иначе. Надо бы вообще попристальнее присмотреться к жизни отделения – авось что и пригодится. Информация никогда не бывает лишней".
- Сволочи! - вслух высказался Данилов, порядком напугав больного, гулявшего в метре от него.
Окончательный план виделся ему таким – поговорить при следующей встрече с Еленой, сразу же добиться аудиенции у заведующего отделением и потребовать объяснений. Ну и изменения диагноза, естественно. Не выгорит – Елена обратится в департамент, а Данилов полежит еще с недельку, давая возможность снять с него диагноз. Всяко лучше, чем повторно ложиться на экспертизу. Недели вполне хватит – на телефонный звонок департамент отреагирует сразу же, если позвонить непосредственно тому чиновнику, который всем этим занимается. Елена разберется, кому звонить. Не сама, так коллеги подскажут.
Если же местные психофармакологи будут упорствовать, то надо будет выписаться и восстановить справедливость, опротестовав диагноз. Сложнее, хлопотнее, но – решаемо. Зато потом эти уроды попляшут, ой как попляшут! Небо с овчинку покажется".
Елена молодец – поняла все сразу и пообещала завтра приехать. Забеспокоилась, конечно, не без этого. Трижды переспросила:
- Вова, у тебя точно все в порядке?
- Да, - кратко, не вдаваясь в подробности, отвечал Данилов.
Когда соседи замолчали, Данилов, слишком возбужденный для того, чтобы заснуть, стал продумывать схему беседы с заведующим отделением.
Схема выстраивалась простая.
Первый вопрос: "Почему вы так поступили?"
Второй вопрос: "Какие пути выхода из сложившейся ситуации вы видите?"
Третий вопрос может варьироваться, в зависимости от того, по какому пути свернет дискуссия. Или это будет вежливое: "Как скоро вы все исправите?", или же сдержанное, но угрожающее: "Вы понимаете, что мы этого так не оставим?"
А дальше – посмотрим. Да, вот еще – в случае отказа надо будет потребовать замены лечащего врача. Или сразу уж добиваться перевода в другое отделение? Наверное, так будет лучше. Но для этого Елене придется обратиться к главному врачу или его заместителям.
На чью сторону может встать администрация? Конечно же примутся защищать своих. Но пыжиться станут до поры до времени, а потом быстро пойдут на попятный. Хотя надо учитывать и особые обстоятельства – близость Безменцевой и главного врача (Данилов однажды вечером случайно услышал, как медсестры обсуждали их связь). Но при любом раскладе – кресло главного врача ценится дороже, чем любовница из числа подчиненных. Будет кресло – будет и все остальное, так что в случае, если сор будет вынесен из избы и поднимется шум, главный врач скорее откажется от Безменцевой.
А если он будет ставить палки в колеса?
А если…
От напряжения заболела голова. Боль была несильной, но какой-то свербящей. "Эх, сейчас бы на скрипке поиграть…" – помечтал Данилов. Даже не поиграть – подержать в руках, легонько, без нажима, провести пальцами по корпусу, полюбоваться изящной стройностью грифа, тронуть смычком струны и почувствовать, как инструмент наполняется не только звуками, но и теплом…
Кто-то из соседей громко пукнул.
Проклятый дурдом, не позволяющий своим жертвам даже подумать о чем-то хорошем. Если ад существует, то отсюда в него попасть не страшно. Как ни крути – все равно веселее будет…
Привычно спрятав таблетки во рту (фокус уже выполнялся "на автомате"), Данилов сразу же после ухода медсестры незаметно для соседей выплюнул их в кулак и отправился в туалет.
В коридоре зазевался, зажмурился от солнечных лучей, вдруг ударивших прямо в глаза, и налетел на кресло-каталку, которое толкала перед собой медсестра процедурного кабинета.
Столкновение вышло неудачным – от "подсечки" Данилов упал на бок. В падении инстинктивно выставил вперед левую руку и разжал кулак, в котором были таблетки.
- Осторожней! - взвизгнула медсестра, хотя все уже свершилось.
На шум мгновенно набежал персонал – санитар, одна из постовых медсестер (не та, что занималась раздачей таблеток, а другая) и старшая сестра.
- Все нормально, - заверил их Данилов, поднимаясь с холодного, хорошо хоть, что недавно вымытого, пола. - Извините.
- Кости в порядке? - поинтересовалась старшая сестра, но ее отвлек санитар.
- Смотрите, Ирина Юрьевна! - воскликнул он, поднимая с линолеума три таблетки, выроненные Даниловым.
- Это ваши таблетки? - не спросила, а, скорее, констатировала Ирина Юрьевна, впиваясь в Данилова глазами.
- Нет, - ответил Данилов. - Почему вы так решили?
- Я вам нужна, Иринаюрьна? - спросила процедурная медсестра.
- Нет, вези свой "катафалк" дальше, - разрешила старшая и обернулась к постовой сестре: – Принеси мне назначения шестой палаты!
Медсестры ушли, Данилов попробовал молча последовать за ними, но санитар взял его под руку. Взял крепко, но не грубо. На раскрытой ладони свободной левой руки санитара лежали злополучные таблетки.
- Подождите минуточку, - сказала старшая сестра. - Раз уж вы говорите, что таблетки не ваши…
Никто из больных не останавливался возле них – глазеть здесь было не принято. Тебя не касается – иди по своим делам, а то как бы чего не вышло.
- Вот, пожалуйста! - Вернувшаяся медсестра подала Ирине Юрьевне раскрытую тетрадку.
Старшая сестра заглянула в нее и тут же перевела взгляд на Данилова.
- Ваши таблетки, - сказала она, - все совпадает.
- Хорошо, пусть будут мои, - согласился Данилов.
- Что у вас здесь за демонстрация?! - спросила подошедшая Безменцева.
- Полюбуйтесь, Тамара Александровна, как ваши больные таблетки пьют! - поддела ее старшая сестра.
Санитар, так и продолжающий придерживать Данилова, протянул к Безменцевой ладонь с таблетками.
- В первую очередь, Ирина Юрьевна, я вижу, как ваши сестры раздают таблетки! - ответила ударом на укол Безменцева. - Будьте уверены – я донесу этот вопрос до главного врача! Мне совсем не улыбается отвечать за чужую халатность.
"Знаю я, как ты будешь доносить, - подумала старшая сестра, поджимая губы. - Завалишься на стол и под "это дело" поделишься свежими новостями".
Вдалеке вышла из палаты медсестра, раздававшая таблетки.
- Галя! - что есть мочи гаркнула старшая сестра. - А ну иди сюда!
- Что случилось, Ирина Юрьевна?! - заволновалась Галя.
- Ты подойди сначала, а то не увидишь!
- Кричать вы можете, Ирина Юрьевна, отчитывать – тоже, но этого мало. Старшая сестра должна уметь организовать работу так, чтобы не было чрезвычайных происшествий.
Безменцева жила по принципу: "Если кто-то ударил тебя по щеке – забей его насмерть".
- Я в старших сестрах не первый год! - огрызнулась Ирина Юрьевна.
- Тем хуже! - парировала Безменцева.
Подошедшая Галя увидела таблетки и, поняв в чем дело, начала оправдываться:
- Ирина Юрьевна, вы же меня знаете! Я никогда… Он при мне всегда пил…
- При тебе?! А откуда же тогда таблетки?!
- Не знаю.
- И я не знаю. Ты вообще больным в рот заглядываешь? Или только в штаны?
- Ирина Юрьевна… - Покрасневшее лицо Гали стало пунцовым. - Если всем заглядывать, так это столько времени… Я только подозрительным…
- А он у тебя был в доверии?! - Старшая сестра кивнула на Данилова.
- Послушайте, - вмешался Данилов. - Мне весь ваш этот цирк с разборками неинтересен. Я хочу вернуться в палату!
- Возвращайтесь, - разрешила Безменцева, и санитар тут же отпустил Данилова. - Я сейчас к вам приду. С заведующим.
Данилов пошел в палату, слыша, как за его спиной свирепствует старшая сестра.