"Дождись меня, освобожусь к шести", - прочла Безменцева на экране.
"К шести" – это хорошо. Это означает, что ужинать они будут вместе, а следовательно, можно будет улучить удобный момент и поинтересоваться – когда же она, наконец, станет заведовать приемным отделением? Спрашивать об этом в лоб нельзя – Светочка не любит, когда на него давят, а между делом – как раз. Сколько же ждать? И ведь недаром он Полосухину все в "исполняющих обязанности" держит, значит, она его не устраивает и присматривает он кого-то еще. А с другой стороны – не торопится принимать окончательных решений. Эх, он бы лучше в постели так долго тянул, как с делами, вот уж цены не было бы такому любовнику.
Заметно повеселев, Безменцева дописала пару строчек в истории болезни Данилова, вернула ее в папку и перешла к седьмой палате. Всего она вела двадцать восемь больных – четыре четырехместные палаты и две шестиместные. Иногда к ним добавлялась "палата люкс" – комфортабельный одноместный номер с собственным санузлом. На бумаге она числилась "наблюдательной", то есть предназначалась для пациентов, нуждавшихся в круглосуточном наблюдении персонала. К таким пациентам относятся, например, люди с выраженной склонностью к самоубийству или же очень агрессивные типы. В наблюдательной палате должен быть круглосуточный медицинский пост, оттого-то она и называется "наблюдательной".
Геннадий Анатольевич начал свое заведование с ликвидации этой палаты и превращения ее в фешенебельные (по больничным меркам, естественно) апартаменты для избранных. Всех, нуждающихся в присмотре, он распорядился класть в коридоре, поближе к постовым медсестрам – пусть они и наблюдают. Подобная практика существовала во многих отделениях, и администрация больницы привычно закрывала на это глаза. Тем более что иногда и главному врачу приходилось укладывать "к себе" нужных людей или их родственников. Не в общую же палату их класть и не в свой кабинет.
"Палата люкс" обычно не числилась постоянно за кем-то из врачей, а использовалась по мере необходимости или по очереди, чтобы никому не было обидно. Умные люди никогда не допускают трений с коллегами. Особенно если на работе им периодически приходится вступать в конфликт с законом. Так спокойнее – можно, хоть и не полностью, быть уверенным, что свои не сдадут.
Закончив с дневниками и назначениями, Тамара Александровна достала из нижнего ящика своего стола аккуратно сложенное махровое полотенце, лежащее не просто так, а в пластиковом пакете, и отправилась в душевую для сотрудников. Она обожала всяческие водные процедуры, искренне веря, что вода смывает все плохое – и грязь, и усталость, и отрицательные эмоции.
Глава шестая
Несовпадение интересов
Утренний подъем касался только тех, кому это было надо. Сдавать анализы, идти на процедуры, завтракать, в конце концов. Если ничего не назначено и есть не хочется – спи до обхода.
- Вова, а ты в психушке на занятиях был? - Юра вернулся с завтрака и желал общения.
- Был, - подтвердил только что проснувшийся Данилов.
- Тогда есть вопрос… - Юра сел на свою койку. - Вот наша дурка – это несколько корпусов, в каждом по нескольку этажей, так ведь?
- Так, - подтвердил Данилов, не понимая, к чему клонит сосед.
- В обычной больнице все ясно – хирургия там, терапия, урология… А здесь как делятся отделения? Ну, мужское и женское – это ясно, а дальше как? Псих же он и есть псих, кого ни взять, у всех шизофрения или психоз…
- Как ты глубоко мыслишь, - похвалил Данилов.
- Это вы о чем? - в палату вошел Миша.
- О нашей дурке, - ответил Юра. - Я Вовке вопрос задал, а он мне комплимент сделал.
Миша улегся так, чтобы видеть Данилова, и выжидающе уставился на него.
- Вообще-то ты прав, - сказал Данилов. - По большому счету кого ни возьми, так у всех либо шизофрения, либо психоз. Грубо говоря. А что касается отделений, то их просто много. Наше вот второе, а всего, как я думаю, не меньше двадцати. Называются они отделениями для лечения острых форм психических расстройств, и кладут в них всех…
- Придурков, - вставил Юра.
- Можно сказать и так, - улыбнулся Данилов. - А для тех, кто немного расшатал свои нервы, существуют психотерапевтические отделения.
- Типа санатория… - снова перебил Юра.
- Какой тут может быть санаторий, когда мужики отдельно от женщин! - возмутился Миша.
- А ты, я погляжу, ходок! - Юра оскалился и погрозил ему пальцем. - Ничего, это скоро пройдет. Завянет твой стручок от таблеток…
- Что – правда? - Миша обвел собеседников растерянным взглядом.
- Это временно, - утешил его Данилов. - Я тебе как доктор говорю: как перестанешь таблетки пить, все вернется в норму…
- Кроме головы, - рассмеялся Юра. - Голова уже никогда в норму не вернется, потому что никакой такой нормы не существует.
- Слушай, Юр, - не выдержал Данилов, - ты что – готовишься стать психиатром? Отделениями заинтересовался, про нормы какую-то пургу несешь…
- Да какой из меня психиатр, - Юра скрестил ноги и уперся руками в колени, - просто такой уж я – люблю вникать в мелочи.
- Тогда вникай дальше, - разрешил Данилов. - Есть еще отделения для пожилых людей со старческим маразмом, тоже мужские и женские…
- Женских должно быть больше, - рассудительно сказал Миша. - Мужики раньше мрут.
- Возможно, - согласился Данилов. - Есть еще отделения для принудительного лечения, детские, отдельно могут быть подростковые. Ну и все сопутствующее, что положено – приемное отделение, реанимационное, рентген, ультразвук, лаборатория…
- Одним словом – клиника, - заключил Юра и на вопросительный взгляд Данилова объяснил: – Большая контора, значит. Не поликлиника, а клиника!
- На самом деле слово "клиническая" в названии больницы указывает лишь на то, что в ней базируется какая-нибудь институтская кафедра или несколько кафедр.
- А я-то думал, что поликлиника это типа полуклиника, только букву "у" заменили, чтобы людям не обидно было, - признался Юра. - А клиника – это уже при всех делах с наворотами. Теперь буду знать.
- Знай, - разрешил Данилов. - Как прогулки разрешат, пойдем на экскурсию…
- В женское отделение, - улыбнулся Миша.
- Нет, кто о чем, а он все о бабах! - воскликнул Юра, от избытка чувств хлопая себя ладонями по коленям. - Ну ты точно ходок, Михаил Батькович! Недаром тебя школьницы соблазняли, нутром чувствовали – этот как заправит, так глаза на лоб полезут!
Миша отреагировал так быстро и неожиданно, что Данилов не понял, когда он успел перебраться со своей койки на Юрину, опрокинуть Юру на спину, прижать для верности коленом и начать душить обеими руками, сопровождая свои действия протяжным:
- Убью-у-у-у, сво-о-олочь!
Юра, не ожидавший нападения, пучил глаза, резко выделявшиеся своей белизной на фоне побагровевшего лица, хрипел и обеими руками пытался оттолкнуть душителя.
Данилов вскочил на ноги, метнулся к Мише и попытался оттащить его от Юры. Черта с два – с таким же успехом можно было бы попытаться сдвинуть с места памятник Пушкину. Или Гоголю, или еще чей-то…
Спас Юру прибежавший на шум санитар. В отличие от Данилова, неплохо умевшего драться, но совершенно не умевшего разнимать дерущихся, санитар сноровисто взял в замок правой рукой Мишино горло, а левой вцепился в Мишину левую руку и потянул назад. Теперь пришел черед хрипеть Мише. Он выпустил Юрино горло и попытался вырваться из объятий санитара, но двумя секундами позже уже лежал на полу и вопил, давая понять сидевшему у него на спине противнику, что не следует так сильно выкручивать руку.
Прибежал второй санитар. Вдвоем они вывели стонущего Мишу из палаты.
- Как зафиксируете – шесть кубов диазепама в мышцу! - послышался голос палатного врача.
Отдав распоряжение, Безменцева вошла в палату. Данилов заметил, что она немного возбуждена или, скорее, раздражена. Покрасневшие уши, раздувающиеся крылья носа, неприязненный взгляд.
- Нельзя на консилиуме посидеть спокойно – обязательно что-то случится! - заявила она, назвав "консилиумом" очередную вздрючку в кабинете заведующего. - Что произошло?
- Да ничего, кгм… - Юра натужно прокашлялся, "прочищая" горло. - Сосед чего-то на шутку плохо отреагировал…
- Шутить надо с умом. - Безменцева подошла к стоявшему у своей койки Юре. - Откройте рот… Выше голову… Глотать не больно? Нет? Разденьтесь по пояс…
- Да все нормально, доктор. - Юра попытался улыбнуться, но Безменцева наградила его взглядом, от которого улыбка моментально исчезла. - Все хорошо.
- Я скажу, чтобы вам тоже сделали укол. А пока полежите и больше не шутите, если уж не умеете.
- Хорошо. - Юра оделся и послушно улегся в кровать.
В ожидании обещанного укола он не стал забираться под одеяло.
- А у вас как дела? - Безменцева обернулась к Данилову.
- Нормально, - ответил он. - Только скучно и состояние какое-то сонное.
- Это хорошо, - одобрила Безменцева. - Покой и сон – лучшее лекарство. Лежите, спите, выздоравливайте. Ненужные мысли не беспокоят?
- Нет.
- Вот и славненько. Невропатолог вчера к вам не приходила?
- Нет.
- Значит, сегодня точно придет. Я там еще назначила вам консультацию терапевта. Пусть посмотрит. Да вы сядьте или лягте, мы не на параде, стоять не обязательно.
Данилов сел на кровать.
- А где ваш третий, то есть четвертый? - Безменцева указала рукой на кровать Славы.
- Не знаю, - пожал плечами Данилов. - Скажите, Тамара Александровна, а в чем, собственно, будет заключаться мое лечение? И какие препараты, кстати говоря, я получаю?
- Получаете вы, Владимир Александрович, зипрексу и пиразидол, - ответила Безменцева и не удержалась от колкости, - если, конечно, вам что-то говорят эти названия, ведь вы, насколько мне известно, от психиатрии далеки?
- Далек, - подтвердил Данилов. - Но это не лишает меня права получать информацию о проводимом мне лечении.
- Конечно-конечно! - Безменцева засунула руки в карманы халата, "жест лжеца", отметил в уме Данилов. - Вы вправе интересоваться.
- Вот я и интересуюсь перспективами. - Данилов почувствовал жжение в висках и затылке. - Что вы планируете со мной делать и насколько мне нужно лечиться именно здесь, в стационаре?
- Давайте договоримся так. - Безменцева присела на кровать рядом с Даниловым и посмотрела ему в глаза. - Я не склонна ежедневно обсуждать эту тему. Это раз. Вы будете находиться у нас столько, сколько потребуется. Это два. Здесь вы под присмотром, пусть и под постоянным наблюдением, но все же… Это прежде всего в ваших собственных интересах, поэтому давайте не будем больше насчет того, насколько обосновано ваше пребывание в стационаре. Вы же помните, при каких обстоятельствах вы здесь оказались…
- Честно говоря – помню смутно.
- Но тем не менее… Поэтому давайте будем благоразумны.
Безменцева встала, одернула на себе немного тесноватый халат и спросила:
- Так мы будем благоразумны?
- В рамках допустимого, - ответил Данилов.
- Хотя бы так… Я разговаривала с вашей женой, она тоже считает, что вам лучше некоторое время побыть у нас.
В записке, приложенной к передаче (два пакета пряников и полкило карамелек), Елена написала: "Все страшное позади. У тебя все будет хорошо!" Не "у нас все будет хорошо" и не просто "все будет хорошо", а "у тебя все будет хорошо!". Фраза наводила на размышления, но Данилов предпочел не грузиться раньше времени – сначала надо выйти из больницы, оценить обстановку и только тогда делать выводы.
А если честно, то не хотелось ни выводов, ни оценки обстановки… Хотелось куда-нибудь в лес, чтобы избушка на опушке, при ней банька и никого народу на десять километров вокруг. Ну, может быть, Полянский. Он хоть и зануда, но свой человек, не напрягающий. Зануда, но не морализатор и тем более не ханжа. Короче говоря – человек, приятный во всех отношениях. Кто знает – не улети он отдыхать в Египет, может, и не пришлось бы сейчас валяться на койке в дурдоме.
Доктор Данилов в дурдоме! Охренеть можно! Скажи кому – так ведь не поверят. Нет, некоторые, такие как доктор Лондарь, бывший коллега со "скорой помощи" (поменьше бы таких коллег), поверят сразу, да еще и примутся злорадствовать. Сволочи!
В дверях Безменцева столкнулась со Славиком.
- Где это вы пропадаете? - нахмурилась она.
- В туалете. - Славик потупил взор и слегка покраснел.
- Понос?
- Нет, наоборот… запор.
- Я выпишу вам слабительное. - Безменцева обернулась к Юре. - А вам сейчас сделают укол. Ну, до завтра.
"Странно тут как-то", - подумал Данилов, в представлении которого обход палатного врача был несколько иным. Более доскональным, что ли. С непременным измерением давления, оценкой пульса, выслушивания легких, пальпацией живота… Хотя не исключено, что в психиатрии свои правила – вон Тамара Александровна даже фонендоскоп с собой не таскает, не говоря уже о тонометре. Но как бы то ни было, краткую беседу со Славиком на пороге никак нельзя считать обходом.
Спустя пять минут в палате появилась медсестра со шприцем наизготовку.
- Спиридонов? - спросила она с порога.
- Я! - откликнулся Юра, одновременно переворачиваясь со спины на живот.
- Готовь место.
- Уже готово…
Ваткой, зажатой в левой руке, медсестра протерла место укола и с небольшого размаху всадила шприц и надавила большим пальцем на поршень.
Юра ойкнул.
- Спокойной ночи! - усмехнулась медсестра, извлекая шприц.
- А почему у вас на окнах нет занавесок? - спросил Данилов.
- Чтобы на них больные не вешались, - ответила медсестра и ушла.
- Ты еще спроси – почему в каждой палате чайника нет, - поддел Юра.
- Действительно, - подыграл Данилов. - Как же нам без чайника? Неплохо бы еще микроволновку, холодильник, плазму полтора метра в диагонали и кондиционер…
- Слушай, ты как думаешь, - заворачиваясь в одеяло, спросил Юра, - а Мишу к нам вернут или его с концами увели?
- По идее должны перевести в другую палату, - успокоил Данилов.
- Хорошо бы, а то я рядом с ним заснуть не смогу. А ну как ночью проснется и набросится…
- А куда Миша делся? - поинтересовался Славик, пропустивший все интересное.
- Ушел лечиться, - ответил Данилов, не желая вдаваться в подробности.
Славик полностью удовлетворился ответом.
Вечером, дождавшись, когда телевизор, стоящий в холле около сдвоенного сестринского поста, выключат и немногочисленные телезрители разойдутся по палатам, Данилов попросил у постовых сестер разрешения позвонить домой.
- А вам лечащий врач разрешила? - строго спросила более молодая из медсестер.
- Таня, это медик, - сказала медсестра, приходившая делать укол Юре. - Звоните, только недолго…
- И не на мобильный, - сказал Данилов.
Было противно выпрашивать доступ к телефону. Даже не противно, а брезгливо, словно наступил ногой в дерьмо. Но таковы были правила игры, и если не можешь их изменить, то должен подчиниться. Пока еще благоразумие брало верх над раздражением, и не исключено, что происходило это благодаря принимаемым таблеткам. Правда, от них же появилась сонливость, но не депрессивная, угнетающая своим бездействием, и не умиротворяющая, а какая-то равнодушная, потусторонняя.
Он снял трубку, потыкал пальцем в кнопочки (молодая медсестра проследила за тем, какой номер набирается – городской или мобильный) и обнаружил, что забыл две последние цифры. Вернее, не сами цифры, а их последовательность. То ли восемьдесят два, то ли двадцать восемь.
"Вот так и становятся дураками, Вольдемар, - подумал Данилов. - Сначала депрессия, потом провалы в памяти, затем привыкание к нейролептикам и "транкам", и так далее… Ну а когда лечащий врач покажется тебе милой, доброй, участливой и даже соблазнительной, то тут уже все. Финиш".
Помедлив с полминуты, Данилов наугад набрал двадцать восемь и угадал.
- Привет, это я.
- Здравствуй, Вова. Как ты там?
- Нормально. Скучно только.
- Я послезавтра приеду, привезу тебе чистое белье и заберу грязное. Из еды что-то надо?
- Если пряников только. Да, не забудь про зубную щетку и пасту.
- Не забуду. Я позвонила на кафедру и в клуб, сказала, что ты госпитализирован с гипертоническим кризом. Пришлось залезть в твою телефонную книжку.
- Спасибо. Ты не поговорила бы с врачами по поводу моего пребывания?..
- Я уже поговорила, - перебила Елена. - Мы сошлись на том, что ни домой, ни на работу тебе торопиться не стоит. Всему свое время.
- Да, всему свое время, - подтвердил Данилов, укоряя себя за то, что вообще стал сегодня звонить Елене. - Пока.
- Пока.
Данилов поблагодарил сестер, никак не отреагировавших на его "спасибо", и вернулся в палату. Соседи уже спали, Мишина койка пустовала. Данилов подумал о том, какую сложную гамму чувств, больше похожую на шок, испытает Юра, если завтра утром увидит на соседней койке Мишу. Хотя нет, не увидит – постельное белье унесли, а значит, койка готова к приему нового "жильца". Интересно, кем он окажется?
Луна, висевшая в небе, освещала палату не хуже лампочки. Говорят, фазы Луны влияют на психическое состояние человека… Это верно – на "скорой" каждое полнолуние нагрузка ощутимо увеличивалась… Или просто так казалось? Человеческое мышление устроено очень интересно – желаемое выдается за действительное на каждом шагу.
Данилов подумал о том, что делает сейчас его лечащий врач. Наверное, спит дома, в уюте и комфорте, во всяком случае с занавесями на окнах… Странно – в корпусе, часть которого видна из окна, на всех окнах есть жалюзи. Почему тогда здесь их нет? Странно. И ответ у медсестры был дурацкий – на хлипком обычном карнизе повеситься невозможно. Да и потом – если уж так приспичило покончить с собой, то можно разбить оконное стекло и зарезаться осколком. Решетка тут не помеха – проемы у нее достаточные для этой цели.
"Дурдом он и есть дурдом, - вздохнул Данилов, взбивая подушку. - Территория абсурда. И хуже всего то, что с лечащим врачом у меня несовпадение интересов. Да и с Еленой тоже…"
Елена в это время готовила отчет о работе по специальности для подтверждения своей врачебной категории.
Безменцева пила кофе и смотрела свой любимый фильм "Свадьба лучшего друга". Она была без ума от Джулии Робертс и считала, хоть и без оснований, что они очень похожи внешне. Настроение у Тамары Александровны было хорошим – главный врач в ответ на ее намеки дал понять, что место заведующей приемным отделением, можно сказать, у нее в кармане. Надо только подождать до лета. Почему до лета, Светочка объяснять не стал, а у будущей заведующей хватило ума не лезть с вопросами. Захочет – сам объяснит, а не захочет – обругает, и все. Глядишь, еще и с назначением передумает.