* * *
Оказавшись вновь на свободе, Тюрморезов некоторое время бесцельно брел по дворам, затем остановил такси и велел отвезти себя в центр города, к Кремлю. Таксист посмотрел на него с подозрением, но Евграф тут же сунул ему крупную купюру. Тот кивнул головой. Сделали какой-то малопонятный Тюрморезову круг по местным улицам, выехали на прямую и широкую магистраль, что вела к реке, к мосту… Когда они вкатились на него, – мощный, широкий, – Евграф смог хорошо рассмотреть еще один мост, перекинутый между берегами реки параллельно автомобильному. По нему проложена линия метро. Бежал поезд… Евграфу опять стало хуже. Собственно, ни на одно мгновение его беда не отступала от него… Произошедшее у тротуара, когда полицейский автомобиль остановился, не было им спланировано. Тогда он вдруг из того кошмара, в котором пребывал, разглядел сквозь пелену окутывавшей его тоски возможность бегства. Такие выпадают раз на тысячу, воспользоваться ими надо не раздумывая, в ту же секунду… Либо становится поздно! Тюрморезов предпочел первое. Все его силы в то мгновение напряглись…
Когда брал такси, он находился на одной из излетных точек порыва, вычерпавшего до дна его энергию. Ее больше не было. Его опять начало сильно тошнить. Мост через реку уже позади, они вкатились в плотные ряды автомобилей. Такси двигалось медленно, рывками. Было ужасно душно.
Евграф понял: до центра города просто не доберется. И опять стремительно воспользовался подвернувшейся возможностью. Поток машин в очередной раз замер. Евграф распахнул дверь, выскочил из такси, рванулся к тротуару. До него еще надо было добежать. На этот раз, в отличие от момента, когда забрался в кузов грузовика, Король Психов двигался совсем не бодро. Не сделал и пяти шагов, как ноги его стали заплетаться. Пару раз его пошатнуло, словно пьяного, несколько раз хватался за капоты и бока машин, мимо которых проходил… Наконец, преодолел проезжую часть и тут же, прямо у самого края, уселся на бордюрный камень…
Машины двинулись вперед. Поехало и такси Тюрморезова. Евграф не шевелился… Тошнота, которая только что была очень сильной, понемногу проходила. "Странно… – думал он. – Получается, приступы рвоты – нервные?!.. Значит, моя болезнь спасла меня от полиции… Надо встать и уйти во дворы, в какой-нибудь сквер, поискать там лавочку… Иначе опять заберут. Мимо может случайно проехать полиция".
Он продолжал сидеть на бордюре. Какой-то здоровый уголок в его сознании сохранялся: ведь хотелось повалиться прямо на асфальт и лежать, точно мертвецки пьяному, но усилием воли он от этого удерживался.
Потом заставил себя встать. Медленно развернулся, пошел… Но не во дворы, как намеревался, а просто вдоль улицы. Куда-то повернул… "Надо добраться до общежития! – думал Евграф. – Насколько безопасно туда возвращаться?" Его поддельный паспорт остался у старшего полицейского патруля. Скорее всего, данные, которые записал с этой "ксивы" комендант в общежитии, не попали ни в какую единую электронную базу, – никто его там не найдет. По крайней мере, в ближайшее время. Единственное, чего стоит опасаться – случайной проверки документов.
То, что городская полиция не станет проводить никаких специальных мероприятий по его поиску, для Тюрморезовабыло очевидно. "До того самого момента, пока с мостом или на мосту не произойдет что-нибудь серьезное…"
Издалека разглядел станцию метро. Не очень хорошо знал город, но подойдя ближе прочитал: "Автозаводская".
Тюрморезов в нерешительности замер у дверей. Его толкали. Чувствовал: состояние немного улучшилось. Тоска давила, но, как ни странно, пережитые в последний час приключения пообломали ей коготки. Теперь ее можно было перетерпеть…
Все же Тюрморезов решился, вошел в двери станции. Подошел к кассам, отстоял небольшую, – человек пять, – очередь. Протянул в окошко мятую банкноту, получил билет на одну поездку, сдачу.
Приложив билет к считывающему устройству, Тюрморезов прошел за турникет, через несколько мгновений уже стоял на ленте эскалатора.
Было людно. Обычный для метро гул успокаивал его нервы. Никто до сих пор не обратил на него особого внимания, – так, скользили взгляды…
Тюрморезов спустился вниз и зашагал по вестибюлю. Не успел пройти и пяти метров, справа из-за толпившихся на платформе людей вышел молоденький полицейский в широченной фуражке, слишком большой для его маленькой головы. Смотрел на Тюрморезова не отрываясь. Евграфу нужен именно тот путь, который за спиной стража порядка.
А по противоположному пути на станцию в этот момент с грохотом вкатывался поезд.
Чутьем Евграф уловил: если подойдет к полицейскому поближе, тот обязательно его остановит, попросит документы. Король Психов резко повернул к другому краю платформы. Поезда там отправлялись на окраину – в сторону "Коломенской", туда, где метромост. А ведь Евграфу нужно было в центр!
Тюрморезов отметил: поезд, влетевший на станцию, затормозил слишком резко.
Распахнулись двери. Из вагонов стали выходить люди. Особенно много их оказалось в первом. Туда, чтобы поскорее скрыться в толпе, и ринулся Тюрморезов. Он увидел машиниста. Тот вышел из кабины на платформу. Встал к открытой двери кабины спиной, словно загораживая ее, и оглядывался по сторонам. Никого, кроме пассажиров, толпившихся возле первой двери вагона, рядом с ним не было. Но, как показалось Тюрморезову, пассажиры интересовали машиниста меньше всего.
Евграф узнал его – тот самый лопоухий верзила, с которым Псих встречался на станции "Коломенская". "Вот ниточка, которая приведет к исчезнувшему Психу!" – сообразил Тюрморезов.
Лопоухий скользнул по нему взглядом, торопливо развернулся и нырнул в кабину поезда. Евграф видел: дверь туда осталась открытой. Прозвучало объявление, призывавшее пассажиров быть осторожными во время закрытия дверей в вагонах. Не успело оно закончится, – они с силой схлопнулись… Последние несколько метров Тюрморезов преодолел бегом.
Он вскочил в кабину, и в это мгновение состав дернулся. Лопоухий как раз теперь хотел прихлопнуть дверь машиниста. Повернулся… Взгляд его встретился со взглядом Евграфа. Какой-то ужас мелькнул в глазах верзилы-машиниста, но, не сказав ни слова, никак не отреагировав на вторжение, он стал разгонять состав.
Правая рука верзилы покоилась на поворотном рычаге. Сзади него стояло маленькое черное креслице. Он в него не садился. Кабина выглядела старой и обшарпанной. У самого окошка на крючочке висел черный микрофон. Рама переднего, лобового стекла была окружена приборами с белыми циферблатами и черными замершими стрелками.
Внизу, под самым креслом, Тюрморезов увидел две канистры: каждая – литров по десять. Верзила опять повернулся к нему, понял, куда смотрит Евграф, вдруг начал суетиться…
Лопоухий выдвинул канистры из под кресла, еще – какой-то сверток, потом – черную сумку на ремне. Просунул в него руку, голову. Сумка оказалась у него под мышкой, ремень обхватил наискосок грудь и спину.
Верзила кинул на Евграфа зверский взгляд:
– Ты кто? Я тебя не знаю… Никаких указаний в последний момент выполнять не буду… С собой тебя не возьму!.. Надо было раньше думать!
Тюрморезову показалось – лопоухий сейчас набросится на него. Поезд вылетел из тоннеля, помчался на мост. Верзила сел в свое креслице и принялся двигать рычаг. Поезд стал медленно сбавлять скорость.
Сумка была у лопоухого на животе.
Король Психов смотрел на гладкие воды реки. Расстояние от них до кабины поезда казалось огромным. В том, что сейчас произойдет какая-то трагедия, он не сомневался. Все это – и непонятное торможение, и канистры, и слова лопоухого, а главное – какая-то особая тяжелая атмосфера, повисшая в воздухе, – были для Евграфа красноречивыми признаками. Чутье, никогда не обманывавшее, не могло подвести и на этот раз.
– Почему канистры? – вопрос, вырвавшийся у Евграфа, подсознательно был сформулирован им единственно правильным образом.
Состав уже еле-еле двигался.
– Странный вопрос… – пробормотал лопоухий. Он торопливо поднялся с креслица.
Только теперь Тюрморезов, наконец, заметил, какой прекрасный стоит день: солнечный, с совершенно безоблачным, ярко-синим небом. Жары не чувствовалось – с реки в раскрытую дверь кабины залетал свежий ветерок, в котором слышался запах воды.
– Я что, должен был принести легковоспламеняющуюся жидкость в пакетах из под молока? – проговорил Лопоухий. – Зачем приперся? Вы мне не нужны!.. Вылезай из поезда, топай обратно, в тоннель. Не знаю, как станешь им все объяснять… Что, эти там, в тюрьме, очень нервничают?.. Боятся, что я не сделаю дела?.. Я так и знал, что вы начнете меня проверять. Давай скорей… – взгляд его неожиданно смягчился. Он отвернулся от Тюрморезова. – Остановка будет очень недолгой.
Лопоухий довернул рычаг, и поезд встал. Посмотрев на рельсы, тянувшиеся вперед перед лобовыми стеклами состава, верзила опять повернулся к Евграфу.
– Мы, психи, завоюем мир! – проговорил он. – Каждый сумасшедший слаб из-за того, что болен. Но заболевание дает ему и силу: искривляя душу и мозг, оно выпячивает некоторые черты. Этим мы выгодно отличаемся от остальных людей. Современная химическая промышленность разработала таблетки, которые подавляют болезненную слабость. Но сила остается… Перед акцией мне удалось посетить врача, выписать один хороший рецепт и отоварить его в аптеке, – похвастался лопоухий и, наклонившись к канистрам, взялся за запор одной из них. – Это, кстати, тоже химия… Химическая наука – лучший друг сумасшедшего… Таблетки подействовали! Слабости нет! Сегодня я силен, как никогда! – воскликнул лопоухий.
Хотя Евграф и сам чувствовал себя крайне плохо, он все же заметил, – а может быть, ему это только показалось: верзила, несмотря на его слова, тоже словно бы чувствует себя не совсем уверенно. Что-то чувствовалось во всей его фигуре такое… Точно он был слегка пьян или, скорее всего, находился под воздействием наркотического средства.
Верзила откупорил крышку одной из канистр. Перевернув ее, принялся разливать жидкость сначала по полу, потом по креслу…
– Вот второй канистре – еще хороший запас такой жидкости, – как бы между делом проговорил он. – Думаю, она еще к тому же и рванет. Первый вагон выгорит до тла… Прыгай, пока я тебя не забрызгал! – взгляд, который лопоухий кинул на Евграфа, опять был зверским.
Он отставил канистру, – она была пуста и опять взялся за рычаг управления… Вдруг отпрянул от него.
– Эх, черт! Надо заранее достать, чтобы не маячить! – воскликнул лопоухий. Он тут же расстегнул молнию на сумке, которая висела у него сбоку, под рукой. Извлек оттуда альпинистский трос со сложным карабином на конце. Задрал рубашку – под ней оказался какой-то особенный, видимо, тоже принадлежащий к разряду альпинистского снаряжения, пояс. Верзила засунул трос за пояс, взялся за рычаг и тронул состав. Тут же он выхватил из кармана спичечный коробок, вытащил спичку.
Тюрморезов ударил его. Удар пришелся частью по оттопыренному уху верзилы, костяшки кулака Короля Психов врезались в голову машиниста. Но лопоухий был, видимо, столь здоров и нечувствителен к ударам, а Евграф все же после пережитого за последнее время настолько слаб, что удар не произвел на верзилу вообще никакого действия. Он торопливо чиркнул спичкой, она вспыхнула. Разжал пальцы – горевшая спичка упала на пол. Жидкость тут же вспыхнула. Верзила рванулся к двери, которая была со стороны Тюрморезова.
Евграф не смог мгновенно придумать верного хода. Второго удара он не нанес. Ему показалось, лопоухий хочет вытолкнуть его из кабины. Массивная фигура машиниста полностью перегораживала ее.
Голова Короля Психов находилась в слишком дурном состоянии, чтобы он мог принимать верные решения. Евграф оттолкнул, что было сил, машиниста обратно вглубь кабины. Видимо, в эти мгновения лопоухий держался на ногах недостаточно твердо, – к тому же поезд, пусть и медленно, но двигался вперед, – верзила повалился назад. При этом он раскинул руки, чтобы ухватиться за что-нибудь и удержать равновесие.
В кабине уже вовсю прыгали языки злого пламени. Они стремительно увеличивались в размерах и распространялись на все большую площадь. Рука верзилы попала в огонь. Он взвизгнул, неловко рванулся всем туловищем, нечаянно ухватился, чтобы найти какую-то опору, за рычаг. Тот повернулся на небольшой градус, но состав тут же рванулся, как пришпоренный. Верзила оттолкнулся от рычага, – левая его ладонь скользила по стене, – еще раз немного сдвинул его. Гудение набиравших обороты электродвигателей стало менее надсадным. На этот раз машинист налетел на Евграфа с удесятеренной энергией.
Тюрморезов рванулся вглубь кабины. Ему казалось, что если верзила вытолкнет его наружу, то упав, он неминуемо убьется. Правой Евграф пытался ухватиться за что-нибудь, левой оттолкнуть от себя машиниста. Огонь, который овладевал кабиной все сильнее, сделал эту схватку очень короткой. Обоим было просто не до драки: они невольно сторонились языков пламени, машинист, к тому же, глянув в окно, увидел, что расстояние до жерла тоннеля стремительно уменьшается. Отпустив Евграфа, который никак не давал вышвырнуть себя из кабины, лопоухий рванулся в дверной проем. Но рука Тюрморезова крепко держала его за сумку. Хлипкие дужки, которыми сумка была прикреплена к ремню, обхватывавшему плечо, грудь и спину верзилы, разогнулись. Машинист выпрыгнул, а сумка осталась в горевшей кабине в руках у Тюрморезова…
Поезд уже шел на хорошей скорости. Выпрыгнувший машинист остался где-то позади. Что с ним стало, Евграф не видел. Впереди в паре десятков метров было уже жерло тоннеля. Одежда на Тюрморезове тлела от случайных соприкосновений с огнем. Еще чуть-чуть и она вспыхнет. В любое мгновение могла рвануть вторая канистра. Кабина ехавшего вперед и никем не управляемого поезда превращалась во внутренности хорошо раскочегаренной печки.
Надо было прыгать… На то, чтобы сделать это, оставалось не больше пары мгновений.
Глава двадцать вторая
По петлистой нервно-психической дорожке
Психи народ странный. Они странным образом выбирают цели для своей сумасшедшей кипучей деятельности и, как правило, движутся к ним весьма петлистым, не совсем понятным для нормальных людей путем. В тот момент, когда Евграф, перепачканный в собственной рвоте, неловко выбирался из полицейского автомобиля, Псих заканчивал надувать при помощи ножного насоса резиновую лодку, какими пользуются рыболовы.
Рядом с ним валялась пара пластиковых весел. Лодка и насос были приобретены лже-Скворцовым ранним утром в специализированном магазине. Псих добрался туда от дома старушенции на такси. От магазина до набережной Москвы-реки доехал также на прокатной машине. По дороге внимательно читал инструкцию, которую предусмотрительно извлек из мешка с лодкой сразу, как только продавец выдал товар.
Когда резиновая лодка стала упругой, накачанной до того, что бока ее невозможно промять, Псих, – с него градом лил пот, – отбросил насос в сторону. Упав на каменную поверхность, железяка, больше не нужная, звякнула.
Псих оттер со лба пот, попытался чуть оттянуть вперед пояс костюмных брюк. На нем была белая рубашка с повязанным вокруг воротника ярко желтым галстуком, ослепительно сверкавшие на солнце лаковые туфли. Пряжка у пояса была с покрытием под золото.
Пиджак валялся на камнях в метре от лодки. Псих снял его перед работой. Теперь он надел пиджак, поправил галстук, небрежным жестом толкнул лодку к воде. Зашуршав резиной по камню, она подвинулась. Псих пнул лодку еще…
Вскоре она покачивалась на воде. Течение норовило увести ее от берега, но лже-Скворцов с самого начала предусмотрительно прикрепил к носу своего "корабля" тонкий, прочный канатик, входивший в комплект. Теперь держал его в левой руке. В правой были весла, которые тут же ловко забросил в лодку.
В новой одежде, которую приобрел по пути из старухиной квартиры в магазин для охотников и рыболовов, Псих чувствовал себя в ударе. Никогда прежде жизнь не казалась такой легкой и приятной штукой, как сегодня. Правда, брюки оказались тесны в поясе, что особенно чувствовалось во время физической работы, и слишком длинны. Кромка брючины иногда попадала под каблуки новых ботинок. Они, кстати, уже успели натереть Психу ноги, хотя он почти и не ходил в них, разъезжая по городу на такси.
Лже-Скворцов передернул плечами: новый пиджак тоже был ему тесен. Костюм подошел бы более высокому и худому человеку. Не отпуская из руки канатика, Псих прыгнул в лодку. Вставил маленькие весла в уключины, что было силы погреб к мосту. Неожиданно его словно бы прошиб электрический ток: "Насос! На нем остались отпечатки!"
Энергичными гребками лже-Скворцов развернул лодку и двинул ее обратно к берегу. Вылезая на него, – при этом он опять зажал в кулаке канатик, привязанный к носу "корабля" – Псих зачерпнул в новый ботинок воды.
Он торопливо схватил насос, сунул его в пакет, в который была запакована лодка, сунул туда же инструкцию, швырнул все вместе в воду. Вновь запрыгнул в лодку, – теперь это вышло у него не так ловко, как в первый раз. Он чуть было не перевернул надувную плоскодонку, не опрокинулся в воду сам.
Усевшись на надувной круг, Псих принялся энергично грести. Он уже немного "запаздывал" по сравнению со своим графиком. Было задумано, что до проезда поезда, которым будет управлять лопоухий Миша, Псих простоит под метромостом примерно минуты четыре.
Опаздывая, он рисковал потерять из четырех минут две. Часы на руке у Психа – точные. Тоже абсолютно новые, были приобретены им за солидную сумму в том же современном торговом центре, что и костюм с рубашкой и галстуком, и ботинки. "Точные?" – осведомился Псих у продавщицы. "Конечно! Не сомневайтесь, это же "Сейко" – ответила та. По его просьбе продавщица выставила на часах время.
В такси Псих специально попросил водителя поймать на радиоприемнике станцию, передающую сигналы начала часа – ни "Сейко", ни продавщица не подвели. Часы лже-Скворцова показывали время с точностью до нескольких секунд.
Обливавшийся потом Псих не думал больше о движении стрелок. Он думал только о том, как бы ему посильнее грести.