– Ясно…, – тихо и медленно сорвалось с моих губ вместе с усмешкой.
– Вы недовольны?
Вопрос адвоката заставил меня посмотреть в его сторону.
– В смысле?
– Ну, я не вижу на вашем лице настоящей радости…
"Да неужели?!" – издевательски посмеялось мое нутро, не забыв при этом передать смехотворную эстафету моей зыбкой и отвыкшей от умиления физиономии.
– А чему я собственно должен радоваться? – спросил я с выражением лица, которое могло бы испугать любого и даже самого отъявленного гоблина.
– Свободе…
– Свободе?
– Да и деньги при вас?..
Маленький невзрачный кавказец смотрел на меня так, словно я прямо здесь и сейчас наивно пытался открывать Америку в пятьдесят пятый раз. И он не только не понимал, он даже и не пытался понять чем же на самом деле живет сердце того человека, которого в этот странный день ему обязательно нужно выпустить на свободу.
– Деньги? – спросил я после некоторых раздумий, – А что деньги? Разве это не пустой звук? Разве это не ничего не стоящие бумажки?..
Несомненно, Муна занимал свою позицию на этот счет. И потому ничего не смыслящий в настоящей жизни адвокат попытался было вставить в диалог свое сомнительное мнение безразмерно глупыми словами:
– Но…
– Никаких чертовых "но"! – ответил я.
Маленький невзрачный кавказец даже немного вздрогнул по вине моего чуть-чуть повышенного тона в разговоре. Но только чисто рефлекторно. Он не сжался и не испугался, а значит, был готов продолжать нашу деловую беседу.
– С ваших слов все хорошо и даже прекрасно, но я так и не понял, что же случилось со всеми моими друзьями? Кто вы и что происходит? Давайте уже развернуто и по делу…
Я ждал ответов. Я думал, что получу ответы. Мне казалось, что я заслуживаю масштабных подробностей всего непреднамеренно пропущенного. Да только как обычно все пошло не так, как мне хотелось и мечталось…
– Хватит!..
От такого внезапного возгласа нельзя было не обернуться…
– Хватит уже пережевывать сопли!..
Обернувшись, я увидел человека в дверном проеме серой металлической двери, ведущий за пределы маленькой серой комнаты. Только эта дверь вела не в сторону камеры моего десятилетнего одиночного заключения. Дверь, ведущая в мою камеру, была совершенно иной: деревянной, более хлипкой и покрашенной снаружи в зеленое. Она была совершенно обычной. А вот эта другая как выглядела, так и воспринималась… Совершенно иначе. Однако сейчас она была открыта. Случилось это крайне незаметно. И человек, стоявший там…
– Я ждал, я наблюдал, я терпел!.. Но такими темпами можно до пенсии…
Скоротечно разглядывая высокого брюнета в темно-синем двубортном костюме и при ярко-желтом галстуке, я также скоротечно анализировал его слова. И некоторые вещи в итоге мне очень быстро стали понятны. Правда, облегчения я от этого не получил.
"Все плохо, все очень плохо", – сказал мне мой внутренний голос, – "Этот гад наблюдал за тобой все это время".
"Все это время – это которое? Последние несколько минут из-за двустороннего зеркала, что занимало более половины одной из стен в маленькой серой комнате, или же безвозвратно ушедшее десятилетие моей жизни???"
"Вероятнее всего и то и другое…".
"Тогда все и впрямь несоизмеримо плохо".
Впрочем, бояться и пугаться мне уже давно опротивело.
"Опостылело", – поправил меня внутренний голос.
Однако смысл по-прежнему оставался неизменным.
– Кто вы? – спросил я того, кто стоял в дверном проеме серой металлической двери, причем настолько вызывающим тоном, словно это был мой давнишний собутыльник, неоправданно задолжавший мне драгоценную мелочь.
Пользуясь неприемлемыми поведенческими шаблонами, серые клеточки моего мозга наивно полагали, что высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме и при ярко-желтом галстуке станет вести себя практически идентично той самой модели поведения, которую уже достаточно продолжительное время настойчиво пропагандировал тот, кто вроде как являлся моим новым адвокатом. Но нет…
Этот человек был не таким. Он был полной противоположностью маленького невзрачного кавказца Муна. Он не был молчуном и не пытался скрывать от окружающих любое слово, произнесенное кем-то за пределами серой металлической двери. И даже наоборот этот особый персонаж вел себя крайне напористо, несдержанно, а в некоторых моментах с очевидной непредсказуемостью.
"Черти что!"
"А как иначе? Такова уж жизнь…".
С внутренним голосом как обычно было сложно спорить. Но виноват был вовсе не он. Просто мне хотелось побольше упорядоченности, ясности, прозрачности… Но ее не было. Был только чертов упрямый адвокатишка, изображающий из себя последнего партизана, да высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме и при ярко-желтом галстуке, который так же не хотел вести себя по-человечески…
– Да хватит уже ерепениться! Вот деньги. Бери их и уже через час будешь на свободе. Чего еще тебе нужно?..
"Чего мне нужно?"
О, высокий брюнет говорил. Он говорил громко, с агрессией в голосе, и глаза его сверкали самыми неимоверными искрами и красками.
Однако за старательно сооруженной дымовой завесой данной экспрессии я вновь не услышал ничего важного или существенно, я не услышал ни единого слова правды. Было только все то же самое – недомолвленное и недосказанное. И потому мне даже стало внезапно казаться, что в новом мире, нежданно-негаданно зародившемся в период моего десятилетнего отсутствия, правда и вовсе не существует, ей почему-то не нашлось в нем места…
"Ну а раз так, чего же ты хочешь? Лучше посмотри на бумагу, что сжимают твои пальцы. По ней ты сможешь получить громадные деньги в чертовом Бангладеше. И будешь жить припеваючи. О таком можно только мечтать. Но тебе не нужно об этом мечтать. Все это стопроцентно возможно и абсолютно реально. Нужно только сказать…".
"Да?..".
Никто не спорит, что сложнее всего бороться с самим собой. Свои желания и позывы всегда наиболее непреодолимы. И в борьбе с ними ни внутренняя злоба, ни опыт боевых действий не смогут прийти вам на помощь. Так что забудьте про то, как ранее вы беспощадно мордовали полчища неприятелей фекалиями и грязью. Теперь это в прошлом. Теперь есть только вы и еще раз вы. И вы не победите…
"Так есть ли смысл в том, чтобы пытаться?"
Я не хотел отвечать на этот вопрос. Пропало желание или что-то типа этого.
Однако это случилось не только из-за внутренних противоречий. И маленький невзрачный кавказец, сидящий на сером стуле с металлическими ножками в обнимку с угрюмой молчаливостью и раритетным портфелем, и высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме, стоящий в проеме серой металлической двери и извергающий из себя громкие одиозные призывы – оба успели меня очень сильно утомить. И мне уже не хотелось видеть ни того, ни другого. Хотелось, чтобы они отвалили, исчезли с глаз долой. Так что в конечном счете именно поэтому я и сказал то самое долгожданное…
– Да…
Пауза. Молчание. Тишина. Возможно даже некоторый парализующий сознание шок, потому как двое морально окучивающих меня персонажей видимо уже и не надеялись получить от меня самое желанное и самое необходимое. И в связи с этим мне чуть позже пришлось дополнительно уточнить свою позицию.
– Я согласен.
– Прекрасно! Отлично! Бесподобно!
– Замечательно…
Высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме и при ярко-желтом галстуке и вместе со своей необузданной экспрессией был неописуемо счастлив где-то около трех непродолжительных секунд. Затем он почему-то резко переменился в лице, стал выглядеть очень серьезным, а когда мгновением позже взглянул на циферблат дорогих золотых часов с вкраплениями немаленьких бриллиантов, то в дополнение приобрел ярко выраженную нервозность и настойчивую озабоченность.
– Мне пора! У меня дела! – рявкнул высокий брюнет еще немного погодя, после чего исчез из дверного проема и громко хлопнул за собой серой металлической дверью.
Но маленький невзрачный кавказец Муна все еще оставался со мной, сидя на сером стуле с металлическими ножками в маленькой серой комнате.
– Замечательно…, – произнес он, как и прежде.
– Вам виднее, – ответил я.
– Определенно…
Не закончив с фразой, Муна в очередной раз полез рукой в коричневый портфель. Из него рука вернулась с новой увесистой стопкой печатных листов.
– Для того чтобы утвердить соглашение между вами и третьими лицами необходимо подписать триста пятнадцать экземпляров…
"Да чтоб ты сдох!" – беззвучно ответил ему мой внутренний голос.
Но части моего тела терпели и худшее в течение целого десятка лет, а потому парочка пальцев правой руки смогли еще немного поднапрячься и нечетким росчерком заверить все предложенные ей копии.
– Готово!
– Спасибо…
Пристальный взгляд маленького невзрачного кавказца бегло пробежался по каждой из возвращенных ему бумажек. Казалось, в них содержалось нечто очень важное лично для него. Возможно… Но мне не хотелось об этом думать. Я слишком устал от споров не о чем, я устал от нескончаемых невидимых противостояний. Так что мне отнюдь не хотелось пытаться вникнуть в нечто скрытое и постороннее. Заместо этого все мое нутро страстно стремилось вернуться обратно в хорошо обустроенную одиночную камеру. Там ему почему-то было гораздо комфортнее, чем здесь в маленькой комнате с серыми стенами, где были странные бумажки, безымянный высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме, аля мелкий адвокатишка в виде маленького невзрачного кавказца в дешевом пятнистом костюме и нечто еще, что было гораздо менее уловимо зрительным нервом…
– Так это все? – спросил я, выражая нетерпение в адрес того, кто проверял заверенную корреспонденцию по третьему разу.
– Да, да, да…
Мне вроде как ответили, но никаких телодвижений при этом не случилось. Мой адвокат по-прежнему просматривал бумажные листы, как бы пытаясь выудить нечто сакральное из междустрочия. Что ж, видимо для него общение с бумагой было куда важнее простых человеческих слов…
"Ну и черт с ним", – подумал я.
"Валим отсюда", – посоветовал внутренний голос.
"Так точно".
Поднимаясь с серого стула с металлическими ножками и отодвигая его в сторону, я очень сильно надеялся на то, что на меня все же обратят внимание. Но нет, ничего такого не произошло. Все осталось по-прежнему.
– Мавр сделал дело, мавр может отвалить?
Нет, слова тоже не помогли. И тогда я просто направился к выходу из маленькой серой комнаты. Но только не к тому, в котором бесцеремонно исчез высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме и с желтым галстуком. В отличие от него меня ждала другая дверь – серая деревянная, выкрашенная изнутри в зеленое. И как хорошо, что она не была отвлечена от всего сущего и происходящего какой-то странной призрачной мишурой…
"Работает как часы", – подумал я, едва деревянная дверь отворилась передо мной.
"В отличие от твоего якобы адвоката…", – добавил внутренний голос.
Конечно, я мог бы продолжить этот спорный диалог, но не было желания. Зато мне все еще невыносимо сильно хотелось вернуться в свою одиночную камеру. А потому не имело смысла терять и тратить еще какие-то секунды, минуты и тому подобное. Вот я и шагнул в дверной проем, а там… Как и прежде далеко идти не пришлось. В моей крайне идеалистической тюрьме все было рядом, все было под рукой. Так что понадобилось всего лишь несколько шагов для того, чтобы вновь оказаться в той самой комнате, в которой я вынужденно провел последние десять лет.
"Как странно…".
Стоя на пороге, я огляделся в некой томной непринужденности.
"Как странно…".
Я мог бы выдавать подобные фразы целыми вагонами, однако от их непрерывного рождения в этом странном мире не произошло бы ничего существенного и не изменилось бы ничего принципиального. Мое аутентичное одиночество от этого ничуть бы не поколебалось. Оно никуда бы не ушло и не уехало. Ему было слишком хорошо со мной, чтобы двигаться дальше. Оно хотело оставаться со мной вечно.
"А чего хочешь ты?" – спросил меня мой назойливый голос подсознания.
Он спрашивал, а мои глаза тем временем как-то наивно и бессмысленно вглядывались в изящный платяной шкаф, в два деревянных стула с отличным лакированным покрытием, в большой телевизор с изумительным качеством изображения, в очень удобный компьютерный стол с лежащим на нем ноутбуком последнего поколения. Глаза смотрели и на еще один удобный стол и думали о том, как можно было бы прекрасно отобедать за ним в самый последний раз, а так же написать кому-нибудь искрометное письмецо в конверте.
"Все это мечты…".
"Я знаю…".
Понимая собственную слабость, мне захотелось сделать еще один шаг вперед. И я тут же без каких-либо сомнений шагнул вперед. Дверь за моей спиной сразу после этого медленно и тихо затворилось. И мир вокруг меня на мгновение вроде как снова стал целостным.
"Прекрасно!" – мысленно воскликнул я.
"Прекрасно?" – спросил мой внутренний голос.
Но разве я был обязан ему отвечать? Разве он не мог самостоятельно дойти до осознания того, что маленький мирок, обитающий в небольшой хорошо обустроенной одиночной камере, и впрямь был по-своему прекрасен.
Почему? Да потому, что в нем можно было беспечно просыпаться и непринужденно засыпать, потому что странный и немногословный Павел обязательно приносил завтрак, обед и ужин. И в нем не было настоящих проблем, хоть и встречалось очень устойчиво напрягающее соплежевание…
"Это отличный мир и в нем все так просто…".
Такое утверждение казалось мне верным. Но здесь и сейчас такой мир мог быть реальным лишь на очень короткое мгновение, потому как я слишком отчетливо представлял в своей голове, как механизм неотвратимых перемен медленно начинает шевелить своими беспощадными лопастями. И потому мне только лишь и оставалось, что согласиться и сдаться на бескомпромиссный произвол судьбы, сделать еще несколько шагов и угрюмо присесть на кровать…
"Отлично… почти идеально…".
Едва задняя часть моего тела частично продавила мягкий матрац, мне стало немного спокойнее. И хотя в уставшей голове по-прежнему непримиримо роились всяческие терзающие и мучающие сомнения, я все же вроде как стал ощущать себя гораздо менее подавленным и разбитым. В какой-то мере мне даже стало проще принять тот факт, что привычный мир уже ускользает из моих рук, и что завтра я окажусь в совершенно новом ужасном и незнакомом мире…
"Материальное касание…", – подсказало подсознание еще до того, как я успел озвучить вопрос, вытекший из происходящего.
"Замечательно…".
Я растягивал удовольствие. Конечно, это было глупо и безрассудно. В этом не было ни пользы, ни смысла. Но зато было очень много удовольствия. Безусловно, кто-то когда-нибудь в данном месте контекста обязательно усомнится в моем здравомыслии. Он обязательно скажет: "Как это?" или "Почему?". Возможно даже "не понимаю…". Но понимать и не нужно. Ведь в тот момент, когда я в последний раз тихо и безмятежно проводил минуты, сидя на той самой кровати, что целых десять лет служила мне душевным и телесным пристанищем, мне не хотелось думать или понимать. Мне хотелось чувствовать. И я чувствовал, как изящно ускользают эти последние мгновения…
Однако само понятие "мгновения" подразумевает их максимальную краткосрочность. Так что неудивительно, что те, что были в моем распоряжении, растворились в небытие очень быстро. Правда, понял я это не сразу, не моментально…
"Ах-ах-ах…", – с беспристрастным умилением смеялся надо мной мой внутренний голос.
– Дрын-дрын!… – а так чуть позже надо мной посмеялся непрошеный звонок телефонной трубки монотонно зеленого цвета.
"Нет, нет и еще раз нет…".
Я не хотел. Я не ждал никакого телефонного разговора. Он не был мне нужен. И мнение изнутри настаивало на том, что он обязательно будет бесполезен, что лучше было бы посвятить себя тому, что действительно нужно, то есть тому, чего я действительно хотел. А прямо сейчас я хотел всего лишь одну-единственную простую и неособенную вещь – еще немного усидчивого созерцания на кровати.
Однако…
– Дрын-дрын!.. Дрын-дрын!..
Телефонный аппарат не собирался сдаваться. Он все звонил, звонил и звони… Конечно, с перерывами, с паузами, но с очень незначительными…
– Черт!.. Задолбали…
Не то чтобы я не выдержал массированной звуковой атаки посредством телефонной связи. Просто в какой-то определенный момент весь смысл упорствовать взял и улетучился. Почему??? Ну а как можно было пытаться медитировать в таких злонастроенных обстоятельствах? Никак? Вот и я об этом.
– Дрын-дрын!.. Дрын-дрын!..
А вот шанс взять в руки чертову телефонную трубку монотонно зеленого цвета все еще неумолимо сохранялся. Он был высок как никогда.
– Дрын-дрын!.. Дрын-дрын!..
И все же я не торопился. Теперь я просто смотрел на бурлящий звуками телефонный аппарат и экзальтированно думал. Но не о чем-то конкретном. Просто думал. Возможно, даже просто пытался понять и оценить себя как часть мира, в котором преимущественно существует только лишь один телефонный звонок…
"Такой мир мне нравится", – таким было внезапное умозаключение в моей голове.
Но и этот мир не мог существовать вечно. Так что пока не стало совсем поздно, мне все же пришлось принять и этот факт.
– Алло…, – произнес я, когда телефонная трубка одутловатого зеленого цвета все же оказалась прижатой к моему уху.
Несомненно, я ожидал услышать привычно неисправимый неопознанный голос, некогда рожденный в далекой-далекой галактике безразличия и безучастия. Однако нет… На этот раз все было по-другому, на этот раз со мной заговорили иначе, почти что вежливо…
– Геннадий Петрович…
И дальше можно было уже не продолжать. Все и так было предельно ясно.