– Спасибо, – ответил я чисто машинально и сделал два шага в сторону телефонного аппарата, обитавшего на одной из книжных полок.
Сердце при этом почему-то нещадно щемило, словно вот-вот должно было произойти нечто невероятное и сенсационное. Я пытался справиться с собой, пытался не выдать суровому и беспощадному внешнему миру свою маленькую, всегда имевшуюся в наличии, внутреннюю слабину. О, мне всегда было известно об ее существовании. Да и у кого ее нет или не было? Но до сих пор я отчаянно старался быть самым хорошим парнем, старался выдавить из себя эту подлую гнильцу или хотя бы прижать к ногтю.
"Ты был хорошим мальчиком… Разве не пора разнообразить прерогативы?"
Черти что!.. Мой собственный внутренний голос сегодня даже и не пытался выказать мне хотя бы маломальские признаки поддержки. Однако я все равно схватил дрынкающую телефонную трубку зеленого монотонного цвета и гаркнул в нее:
– Алло!
– К вам пришли.
Других слов не было. Только такую короткую фразу просто, коротко и ясно донес до меня неопознанный голос с выраженным брутальным привкусом. И это, конечно же, немного покоробило. Но в принципе я ничего другого и не ожидал, хотя, если честно, как всегда надеялся на что-то большее, на нечто гораздо более человеческое, чем было мне доступно в последние десять лет или около этого. И тут же возник вопрос:
"А что если в этом обыденном желании теплых слов в первую очередь и таится та самая слабина, о которой я говорил раньше?"
Но мог ли я на него ответить? Не знаю. Вероятнее всего, нет, потому как никто на свете не способен окончательно и без каких-либо помарок с оплошностями разобраться в том, что творится в головах людей или в голове твоей собственной.
"Глупец!" – заявил мне внутренний голос.
"Беспечный энтузиаст", – попытался оправдаться я перед самим собой.
– Вам пора, – сказал тот, кто все еще держал в руках поднос с моим стынущим завтраком.
И тогда стало внезапно ясно, что рассуждать о высоких материях здесь и сейчас слишком неуместно, да к тому же и неблагоразумно.
– Вас ждут, – добавил Павел.
"Да это впрочем и не новость", – добавил внутренний голос.
"Очень хорошо".
Я отлично понимал и отлично слышал все то, что упорно твердили мне те двое, что с исключительным правом сопровождали меня в моем удобном десятилетнем тюремном заключении. Они всегда говорили также четко и прозрачно, как и тот неизвестный голос, что нечасто выдавал короткие фразы из дрынкающей телефонной трубки монотонно зеленого цвета. Мне всегда было приятно слышать это незамысловатое общение. В нем была своя изюминка. Но даже и она никак не могла повлиять на неожиданно возникшую в моей голове очаровательную манию.
– Ужасно странно…, – непроизвольно прошептал я, оглядываясь по сторонам.
Мои глаза медленно, но верно цеплялись взглядом за стены, потолок, предметы интерьера и прочие детали, скользили по ним, пробуждая мелочные малозначительные воспоминания запахов, звуков и событий, воспоминания о чем-то еще, о чем всегда знал мой истосковавшийся по свободе мозг.
– Ужасно странно…, – еще раз прошептал я, а потом спросил у Павла, – Не правда ли?
Павел не ответил. Он остался молчаливым неподвижным истуканом с металлическим подносом для завтрака в руках. Таков уж был его одиозный образ…
"И это печально…".
Однако все. Так было решено мной. И, положив телефонную трубку монотонно зеленого цвета на ее законное место, я наконец-то направился к двери. Дверь как обычно не пришлось открывать самому. Она сама тихо скользнула и освободила проем.
– Спасибо…, – пробормотал я по странной и необратимой привычке.
И надо сказать, что воспринималось это еще и как глупость. Но не просто так с бухты-барахты, а потому что мне не дано было знать, кто же именно так благодушно и точно время от времени занимается многими странными вещами.
Он стратегически необходимо открывает передо мной двери, закрывает их позади меня, а еще с вежливой аккуратностью защищает мои глаза механически движимыми шторками, когда чересчур яркое солнце внезапно решает заглянуть в окно моей основательно обустроенной одиночной камеры… Кажется, было что-то еще, но всего я не смог запомнить и детально выложить опосля… Ну и черт с ним! Главное, что был некто неизвестный, кто не называл себя и не выдавал своей таинственной личины. И потому в конечном итоге было совершенно неясно к кому я обращаюсь и зачем.
"Ну и черт с ним!" – мысленно порешал я.
И тут же снова…
– Спасибо…
Да, я снова произнес это, когда, сделав несколько шагов, оказался перед очередной своевременно открывающейся дверью. Что ж некоторые привычки неизлечимо въедчивы. И видимо, с этим мне уже ничего нельзя поделать.
"Горбатого могила исправит", – часто утверждала моя маман.
И тут я был с ней согласен целиком и полностью. Хотя обычно такого не случалось. Слишком разными мы были людьми. Ну, да и ладно.
"Все рано или поздно случается".
Я вошел во вторую таинственным образом открывшуюся передо мной дверь и оказался в небольшой комнатушке предельно аскетического дизайна. Мне приходилось в ней бывать и раньше.
Наверное, такое случалось раз шесть или восемь за всю историю моего тюремного заключения. Но было это очень давно, когда мой настойчивый адвокат еще верил в силу апелляций и экономических амнистий. Сегодня я ожидал увидеть его в этой комнате раз в седьмой или в девятый. Однако…
"Какого лешего?????????????????????!"
Некое странное озлобленное удивление напористо вскипело в моей черепной коробке, когда за серым бесформенным столом на металлических ножках мною была обнаружена отнюдь не та персона, которую я ожидал лицезреть.
– А ты еще что за хрен?!
Несомненно, я мог бы в тот момент проявить себя как сдержанный и благоразумный член общества. Но что-то внутри меня, незаметно накопившееся за десятилетие вынужденной изоляции, требовало немедленных и обязательных разъяснений.
– И где черт возьми Василий?!
Маленький невзрачный кавказец в дешевом пятнистом костюме и при желтом галстуке определенно не ожидал настолько нерадушного приема и потому едва не приобрел косоглазие из-за моих напористых нападок.
– Простите, – сказал он и ничего более.
Но к этой очень укороченной реплике прилагалось стойкое выражение лица, выражавшее убедительное пожелание успокоиться и сесть на имевшийся в наличии свободный стул бесформенного серого покроя и при металлических ножках.
А что я? Я определенно не хотел успокаиваться. Слишком уж много адреналина здесь и сейчас выплеснула в кровь моя затаенная злоба. Так что успокоиться было сложно. Но это нужно было сделать.
Нужно было перестать рыскать по углам сверкающим гневом взглядом и начать играть теми картами, которые случайно-непредвиденным образом раздала этим утром Вселенная.
В этом был смысл.
В этом было куда больше смысла, чем во всем прочем.
"Так нужно", – сказал я самому себе, – "Ведь ты слишком долго ждал возможности вырваться за пределы двух комнат и крохотного коридора между ними. Огромный необозримый мир ждет тебя. Ты нужен ему".
О, это был самый достойный аргумент. И после такого мне уже было сложно злиться на странные и неожиданные обстоятельства.
Конечно, никакой доброты или умиления маленький невзрачный кавказец от меня так и не дождался, но я хотя бы перестал раздраженно и буйственно вопить. И даже более…, усевшись на серый бесформенный стул с металлическими ножками, я в срочном порядке завязал со всеми своими предшествующими закидонами и очень контрастно перешел на деловой стиль общения.
– Так кто вы есть, уважаемый? – спросил я в первую очередь.
Маленький невзрачный кавказец ответил не сразу. Скорее всего, он несколько секунд выжидал возможного подвоха, в результате которого я вроде как должен был наброситься на него и начать нещадно душить. Однако секунды прошли, исчезли, как говориться, в небытие, а ничего подозрительного так и не случилось. Я просто сидел напротив него и ждал. Мы оба ждали. А когда ожидание стало больше похожим на занудство, мой потенциальный собеседник все же соизволил начать разговор.
– Меня зовут Муратов Найман Абдулгазыевич…
"Батюшки родные…", – подумал я, так и не запомнив ничего из сказанного.
– … и я ваш адвокат.
О, здесь мысленная остановочка была просто жизненно необходима. Без нее мозг мог бы неотвратимо взорваться самым безудержным образом и тогда бы серые стены серого крохотного помещения оказались бы обильно забрызганными кроваво-серыми ошметками.
– Кх-кх…
Способность говорить ко мне вернулась не сразу. Удручающее и невообразимое заявление того, кто сидел прямо передо мной за серым бесформенным столом с металлическими ножками, нанесло слишком увесистый удар по моему самообладанию, по моему самолюбию и по чему-то третьему, чему я, впав в непредвиденное замешательство, так и не смог дать достойное имя. Но это неважно. Важно, что маленькому невзрачному кавказцу пришлось немного подождать.
– Вы… вы кто?
Со второго разу у меня получилось куда лучше. Однако моя встречная словесная атака все еще выглядела крайне неубедительно.
– Я же сказал… я ваш адвокат…
Быть может, чертов кавказец и выглядел как маленький невзрачный гоблин, но говорить с людьми он умел.
При желании и в отсутствии расовой предвзятости любой первый встречный мог бы уловить в нем некую жилку, которая стопроцентно гарантировала грамотное и своевременное решение любой проблем. Только вот все мы существуем в отнюдь не идеальном мире. А потому я в первую очередь полез к нему со своими давным-давно устаревшими стереотипами.
– И как это понимать?
Я ждал какой-нибудь ироничной ухмылки либо наглого комментария по поводу моих слов. Но вместо всего ожидаемого на меня просто смотрели как на последнего идиота.
– В смысле? – поинтересовался маленький невзрачный кавказец.
"Ах ты, гад ползучий!!!"
Мне очень хотелось взорваться. Мне очень хотелось наброситься на проклятого оппонента. И я буквально страждал силой масштабного удушения заставить его распрощаться с невыносимо раздражающим меня очень странным выражением лица, которое, судя по всему, зачем-то впитало в себя самую изысканную и специфическую альтруистичность.
"Я бы задал тебе…".
Да, я очень хотел сорваться. Но еще больше мне хотелось наконец-то выйти за пределы двух комнат и маленького коридора. Мне хотелось снова ощутить себя свободным человеком, хотя я и не совсем понимал, что под этим сам же и подразумеваю. И тогда я сказал себе и своей собственной не в меру экспрессивной злобе:
"Расслабься…".
А затем я обратился к маленькому невзрачному кавказцу в самой наилюбезнейшей форме:
– Кажется, я многое пропустил и много не знаю. Не могли бы вы посвятить меня в суть происходящих событий?
– Несомненно.
Ответ кавказца был быстрым, но не резким. Правильнее всего было бы назвать его чисто деловым, позволяющим как можно быстрее перейти от словоблудия к конкретным шагам.
– Есть некоторые моменты, которые вы пропустили…
Пытаясь произнести данное предложение, мой новый внезапно нарисовавшийся адвокат потянулся левой ладонью к большой застежке в виде ремешка на небольшом коричневом портфеле. Портфель и раньше пребывал на коленях маленького невзрачного кавказца, однако приметил я его только лишь, когда из него начали вынимать печатные листы бумаги.
"Проклятый бумажный червь", – подумал я с некоторой досадой, – "Зачем мне вся эта фигня? Лучше бы делом занялся!"
Однако в суровой действительности вышеобозначенный персонаж именно этим самым делом и пытался заниматься. Правда, не совсем так, как мне хотелось бы, то есть без резких восклицаний и громкой патетики. Он делал все тихо, мирно, почти бесшумно и практически незаметно. И в этом была его особая изюминка, в этом была его особая одиозная стать. И, конечно же, я мог бы и дальше продолжать виртуозно злиться на его соразмеренную лаконичность и любовь к бумаженциям, да только мне в моей ситуации было не с руки всматриваться в зубы дареных коней. Предпочтительнее было наконец-то заставить себя неподвижно сидеть на сером бесформенном стуле с металлическими ножками и слушать то, что говорят другие умные люди…
– Так вот, – продолжил мой новый адвокат, – Вы пропустили очень многое…
Не спорю, молчание в тот момент и впрямь было предпочтительной вещью. Но мой не в меру озабоченный внезапными переменами мозг не смог позволить мне молчать. Слишком уж много вопросов неожиданно возникло и слишком уж много ответов хотелось получить…
– Так, где же Василий?
– Василий…
Маленький невзрачный кавказец запнулся. И тогда стало ясно, что до последней доли секунды только что истекшего момента, в пределах которого я повторно задал самый острый из самых назревших вопросов, в его правильно организованной голове имелся некий стратегический план, согласно которому было детально определено, как и когда мне будет позволено узнать горькую правду. Однако моя нервозность и моя несдержанность сумели разрушить его моментально.
– Василий…, – попытался было продолжить маленький невзрачный кавказец, но снова запнулся и даже вроде как впал в некоторый ступор.
И тогда пришлось это чудо-юдо срочно спасать.
– Абдулгазиз…фич… черт, как тебя там?..
Видимо правильное произношение имени собственного играло немаловажную роль в жизни моего нового адвоката.
– Друзья для большего удобства зовут меня коротко – Муна…
"Друзья?!"
Мой внутренний голос был очень сильно удивлен.
"Друзья?!" – с предельно едким сарказмом повторил он, – "Когда это вы успели стать друзьями? Что за шушера? Да кого он вообще из себя возомнил? Понимаю, Василий, Давид…, но он?.. Нет, такого быть не может! Такое тебе никоим образом не уложить себе в голову, как ни старайся!"
Однако голос голосом, а смотрел я в тот момент на вполне нормального и адекватного человека, судя по словам и поведению которого ожидание опасности, угрозы или подвоха было лишним. И более того, он даже почему-то предлагал мне дружбу. Конечно, такое явление выглядело странным в силу сложившихся за десять лет привычек.
Да и воспринималось как достаточно редко существующее в природе зверье. Правда можно было вспомнить уже ранее упомянутых Василия и Давида, но где они были десять лет назад??? Их не было рядом тогда, их нет и сейчас. Здесь есть только маленький невзрачный кавказец, готовый дружить за просто так…
"И возможно с ним у меня получиться нечто дельное…".
Надежды, конечно же, было мало. Но мне хотелось верить. Ведь верил же я, что рано или поздно мне представятся случай расплатиться по счетам… и вот я практически близок, практически дотянулся до этого шанса…
– Геннадий Петрович, так уж вышло…
Видимо мой новый адвокат (так же известный как Муна) после долгих потуг все же собрал всю мыслимую и немыслимую волю в кулак и попытался наконец-то произнести вслух некую очень болезненную правду, которой он невыносимо сильно страшился и сторонился… А я в свою очередь был нетерпелив.
– И что же вышло? – спросил я, стараясь смотреть глубоко-глубоко внутрь его глаз.
– Вашей фирмы больше нет. Семь лет назад она разорилась, была признана банкротом, и все ваше имущество было распродано с аукциона…
"Наконец-то", – подумал внутренний голос.
"Быстро и просто", – подумал я, – "Почти как родить двести пятьдесят кошек…".
Но не сказать, что новость стала сногсшибательной. В глубине подсознания уже давно роились множественные подозрения о жизнеспособности такого сценария. Однако всегда хочется верить в лучшее, всегда хочется верить в светлое…
– Вы меня поняли, Геннадий Петрович? – осторожно поинтересовался мой новый адвокат, пока я с каменным лицом переваривал только что полученную информацию.
Мои глаза смотрели прямо на него, но взгляд практически не воспринимал Муна как доступный зрению материальный объект. Да я и сам не ощущал себя в те самые секунды горького отчаяния чем-то реальным, действительным и материальным. Едкая парализующая дрожь, быстро и неожиданно возникнув, медленно скользнула с кожи моих плеч на расположенные поблизости лопатки, а затем настойчиво последовала все ниже и ниже, пока все же не достигла собственного апогея где-то в районе пяток.
Немного задержавшись в точке конечного пребывания, она отнюдь не попыталась вернуться по обратному пути, как и не попыталась еще немного пошалить с моими потрепанными нервишками. Заместо всего этого она просто взяла и без должного предупреждения покинула мое тело. О, она с непревзойденным энтузиазмом просочилась сквозь серый укрытый ламинатом пол и тут же устремилась еще глубже. И тогда мне, покинутому едкой парализующей дрожью, стало еще более одиноко и спутанно, чем прежде. А потому в тот самый момент я только лишь и мог, что очень сильно хотеть поскорее взять и уснуть, да так, чтобы в конечном итоге обязательно не проснуться…
– Вы меня слышите?..
Наверное, адвоката немного перепугала внезапно нахлынувшая на меня бледность. Однако падать в обморок я определенно не планировал. В большей степени хотелось выместить на ком-то давным-давно поднакопившуюся злобу, хотелось наконец-то выдавить из себя весь поднакопившийся яд и безупречным образом отпотчевать им весь окружающий мир.
И как пример, я для начала даже попытался при помощи силы мысли и интеллекта пробраться за пределы глазного дна моего чертова новоявленного адвоката и всеми имеющимися при себе клыками впиться в его чертов мозг. Только вот каких-либо специфических способностей я отнюдь не приобрел, десять лет пребывая в одиночной камере. И потому пришлось действовать по старинке, то есть при помощи простых и несовершенных слов.
– Но раз так, то кто вы и зачем здесь?
Мой вопрос бил как в бровь, так и в глаз. Он требовал незамедлительной правды, с нарочитым зверством топчась по самым больным кровоточащим мозолям. И этот мой вопрос хотел… о, нет, он все-таки требовал незамедлительно взорвать весь мир к чертовой матери и требовал тут же на еще дымящихся обломках отстроить блаженный новый Карфаген с новой блаженной религией – религией честности, правды и непримиримости…
"И ты только попробуй нам солгать…", – пообещал мой внутренний голос.
Однако не для лжи и уверток ко мне сегодня явился мой непонятно откуда взявшийся адвокат. Другие цели и задачи старательно завели его в маленькую комнату с серыми стенами. А значит, маленькому невзрачному кавказцу было нерезонно лупоглазо моргать и смотреть в потолок. Предпочтительнее для него было выложить все без какой-либо утайки.
– Итак…, – просто так на всякий случай подбодрил я своего нового адвоката.
Только вот можно было и без этого. Необходимая степень созревания уже была достигнута, причем без помощи каких-то там междометий.
"Просто пришел нужный момент", – подумал я.
Ну а секундой позже в моих руках оказался странный лист бумаги.
"Какого черта?!" – попытался возмутиться внутренний голос, пока глаза непонимающе рыскали по перечню печатных знаков и пробелов.
Однако нужный комментарий не заставил себя долго ждать. Он вовремя пояснил все, что было нужно, и тем самым нивелировал непроизвольную панику в моей голове.
– Это уведомление о том, что деньги на вашем секретном счете в Бангладеше в целости и сохранности. Вы сможете воспользоваться ими, как только окажитесь за порогом этого малоприятного заведения.