- Ругательная банка… - пробормотала ты. Ты завела специальную консервную банку, обклеенную радужной бумагой, куда Шон бросал по четвертаку за каждое свое ругательство. Только за этот месяц ты накопила сорок два доллара: считала всю дорогу из Флориды. Я достала монету и кинула в прорезь, но ты на меня не смотрела - твое внимание было приковано к замерзшему озерцу. По его поверхности разъезжала на коньках Амелия.
Твоя сестра каталась на коньках лет с… ну, примерно с твоего возраста. Они с Эммой, дочкой Пайпер, дважды в неделю ходили на тренировки, а больше всего на свете тебе хотелось подражать старшей сестре. Но так вышло, что тебе не суждено было никогда - никогда в жизни - попробовать себя в конькобежном спорте. Однажды ты сломала руку, просто притворяясь, что катаешься в носках по кухонному линолеуму.
- С такими языками, как у нас с папой, ты скоро соберешь достаточно денег, чтобы купить билет на самолет и убраться отсюда подальше, - пошутила я, пытаясь тебя отвлечь. - Куда ты, интересно, полетишь? В Лас-Вегас?
Ты оторвалась от окна и взглянула на меня.
- Это было бы глупо, - сказала ты. - Я не смогу играть в блэк-джек, пока мне не исполнится двадцать один год.
А Шон тебя, между тем, уже научил - ив "сердца", и в техасский покер, и в пятикарточный стад. Я была в ужасе, пока не осознала, как скучно тебе резаться в "дурака" часами напролет.
- Тогда, наверное, куда-нибудь в Карибский бассейн?
Как будто ты когда-нибудь сможешь свободно перемещаться по миру. Как будто ты когда-нибудь сможешь поехать на каникулы, не вспоминая о нашей поездке в Диснейленд.
- Вообще-то я думала купить книжек. Доктора Зюсса, например.
Ты уже читала школьную программу шестого класса, пока твои одногодки учили алфавит. Это одно из немногих преимуществ ОП: обездвиженная, ты могла целыми днями корпеть над книгами или лазить в Интернете. Когда Амелия хотела тебе досадить, она обзывала тебя Википедией.
- Доктора Зюсса? Правда?
- Не для себя, конечно. Я хочу отослать их в ту больницу во Флориде. Там совершенно нечего читать! Одни загадки типа "Найди десять отличий". А на пятый-шестой раз разгадывать их становится скучно.
Я буквально потеряла дар речи. Мне хотелось одного: забыть эту идиотскую больницу как страшный сон, наложить проклятие на страховую компанию, с которой нам пришлось сражаться, выкинуть на свалку истории корсет, в котором тебе придется прожить четыре адских месяца. И вот - только посмотрите на нее, маленькую девочку, и не думавшую себя жалеть… У тебя было право жалеть себя, но ты не пользовалась этой возможностью. Порой мне даже казалось, что на тебя, катящуюся в инвалидном кресле или ковыляющую на костылях, глазеют не из-за "ограниченных возможностей", а из-за тех безграничных возможностей, которыми ты была наделена, а окружающие - нет.
Телефон снова зазвонил, и на долю секунды я размечталась, что кто-то из руководства страховой компании решил извиниться передо мной. Но это оказалась Пайпер.
- Я тебя ни от чего не отвлекла?
- Отвлекла, если честно. Перезвони через несколько месяцев.
- Ей очень больно? Ты звонила Розенбладу? Где Шон?
- Да, больно. Нет, не звонила. Шон, я надеюсь, зарабатывает деньги, чтобы оплатить счета за отпуск, который не удался.
- Слушай, я завтра отвезу Амелию на тренировку вместе с Эммой. Хоть одним поводом для беспокойства меньше.
"Повод для беспокойства"? Да я и не знала., что у Амелии завтра тренировка. Фигурное катание не то что играло вторую скрипку - оно вообще не входило в мой оркестр.
- Что еще тебе надо? - спросила Пайпер. - Купить продуктов? Бензина? Привезти тебе Джонни Деппа?
- Я хотела попросить упаковку "ксанакса", но теперь согласна на пункт третий.
- Логично. Ты замужем за парнем, который похож на Брэда Питта, только сложен лучше, а грезишь о длинноволосом утонченном задохлике.
- Ну, трава всегда зеленее… - протянула я, наблюдая, как ты пытаешься установить на коленях старый ноутбук. Ноутбук становиться не желал, сползая по наклону твоего гипса, и я подложила под него подушку. - А мой газон, к сожалению, сейчас в незавидном состоянии.
- Ой, мне пора! Из моей пациентки, кажется, вылезает младенец.
- Если бы ты платила мне по доллару каждый раз, когда…
Пайпер рассмеялась.
- Шарлотта, - сказала она, - попытайся прополоть свой газон.
Я повесила трубку. Ты что-то лихорадочно печатала двумя пальцами.
- Что ты делаешь?
- Открываю почтовый ящик для золотой рыбки Амелии.
- Я сомневаюсь, что он ей понадобится…
- Вот поэтому он попросил об этом меня, а не тебя.
"Попытайся прополоть свой газон".
- Уиллоу, - объявила я, - закрывай ноутбук. Мы идем кататься на коньках.
- Ты шутишь?
- Нет.
- Но ты же говорила…
А Шон тебя, между тем, уже научил - ив "сердца", и в техасский покер, и в пятикарточный стад. Я была в ужасе, пока не осознала, как скучно тебе резаться в "дурака" часами напролет.
- Тогда, наверное, куда-нибудь в Карибский бассейн?
Как будто ты когда-нибудь сможешь свободно перемещаться по миру. Как будто ты когда-нибудь сможешь поехать на каникулы, не вспоминая о нашей поездке в Диснейленд.
- Вообще-то я думала купить книжек. Доктора Зюсса, например.
Ты уже читала школьную программу шестого класса, пока твои одногодки учили алфавит. Это одно из немногих преимуществ ОГТ: обездвиженная, ты могла целыми днями корпеть над книгами или лазить в Интернете. Когда Амелия хотела тебе досадить, она обзывала тебя Википедией.
- Доктора Зюсса? Правда?
- Не для себя, конечно. Я хочу отослать их в ту больницу во Флориде. Там совершенно нечего читать! Одни загадки типа "Найди десять отличий". А на пятый-шестой раз разгадывать их становится скучно.
Я буквально потеряла дар речи. Мне хотелось одного: забыть эту идиотскую больницу как страшный сон, наложить проклятие на страховую компанию, с которой нам пришлось сражаться, выкинуть на свалку истории корсет, в котором тебе придется прожить четыре адских месяца. И вот - только посмотрите на нее, маленькую девочку, и не думавшую себя жалеть… У тебя было право жалеть себя, но ты не пользовалась этой возможностью. Порой мне даже казалось, что на тебя, катящуюся в инвалидном кресле или ковыляющую на костылях, глазеют не из-за "ограниченных возможностей", а из-за тех безграничных возможностей, которыми ты была наделена, а окружающие - нет.
Телефон снова зазвонил, и на долю секунды я размечталась, что кто-то из руководства страховой компании решил извиниться передо мной. Но это оказалась Пайпер.
- Я тебя ни от чего не отвлекла?
- Отвлекла, если честно. Перезвони через несколько месяцев.
- Ей очень больно? Ты звонила Розенбладу? Где Шон?
- Да, больно. Нет, не звонила. Шон, я надеюсь, зарабатывает деньги, чтобы оплатить счета за отпуск, который не удался.
- Слушай, я завтра отвезу Амелию на тренировку вместе с Эммой. Хоть одним поводом для беспокойства меньше.
"Повод для беспокойства"? Да я и не знала, что у Амелии завтра тренировка. Фигурное катание не то что играло вторую скрипку - оно вообще не входило в мой оркестр.
- Что еще тебе надо? - спросила Пайпер. - Купить продуктов? Бензина? Привезти тебе Джонни Деппа?
- Я хотела попросить упаковку "ксанакса", но теперь согласна на пункт третий.
- Логично. Ты замужем за парнем, который похож на Брэда Питта, только сложен лучше, а грезишь о длинноволосом утонченном задохлике.
- Ну, трава всегда зеленее… - протянула я, наблюдая, как ты пытаешься установить на коленях старый ноутбук. Ноутбук становиться не желал, сползая по наклону твоего гипса, и я подложила под него подушку. - А мой газон, к сожалению, сейчас в незавидном состоянии.
- Ой, мне пора! Из моей пациентки, кажется, вылезает младенец.
- Если бы ты платила мне по доллару каждый раз, когда…
Пайпер рассмеялась.
- Шарлотта, - сказала она, - попытайся прополоть свой газон.
Я повесила трубку. Ты что-то лихорадочно печатала двумя пальцами.
- Что ты делаешь?
- Открываю почтовый ящик для золотой рыбки Амелии.
- Я сомневаюсь, что он ей понадобится…
- Вот поэтому он попросил об этом меня, а не тебя.
"Попытайся прополоть свой газон".
- Уиллоу, - объявила я, - закрывай ноутбук. Мы идем кататься на коньках.
- Ты шутишь?
- Нет.
- Но ты же говорила…
- Уиллоу, ты чего больше хочешь - спорить со мной или кататься на коньках?
Последний раз я видела тебя такой счастливой еще до отъезда во Флориду. Я надела свитер, обулась и принесла из кладовки зимнее пальто, чтобы закутать твое туловище. Обернув тебе ноги одеялами, я усадила тебя на колени. Без гипса ты весила не больше сказочного эльфа. В гипсе - все пятьдесят три фунта.
Если на что эта повязка и годилась - для чего она была, считай, создана! - так это чтобы удерживать тебя у моего бедра. Ты немного отклонилась, но я все равно смогла обвить тебя одной рукой, совершить все необходимые маневры и вынести тебя на улицу.
Заметив нас, неуклюже, как черепахи, ползущих сквозь снежные заносы и черные полоски гололеда, Амелия застыла на месте.
- Я буду кататься на коньках! - пропела ты, и Амелия вытаращила глаза в немом вопросе.
- Ты же сама слышала.
- Ты привела ее кататься на коньках?! Ты же сама просила папу засыпать пруд! Ты ведь говорила, что это "жестокое и несправедливое наказание для Уиллоу"!
- Я пропалываю газон, - объяснила я.
- Какой еще газон?!
Я подоткнула одеяла снизу и осторожно опустила тебя на лед.
- Амелия, - сказала я, - теперь мне понадобится твоя помощь. Глаз с нее не своди, поняла? А я пока схожу за коньками.
Я побежала обратно в дом, остановившись лишь раз, на пороге, проверить, присматривает ли сестра за тобой. Мои коньки лежали на самом дне корзины в кладовой, я и не помню, когда последний раз их доставала. Шнурки сплели их воедино, как верных любовников. Перекинув коньки через плечо, я подхватила легкое офисное кресло. Уже на крыльце я перевернула его, водрузив сидение, как поднос, на голове, и самой себе напомнила африканскую женщину, которая, нацепив яркую юбку, несет корзины фруктов и мешки риса домой на ужин.
Дойдя до пруда, я поставила кресло на лед и подправила спинку и подлокотники, чтобы ты влезла туда в своих гипсовых доспехах. Потом подхватила тебя и умостила в уютном гнездышке, а сама присела завязать шнурки.
- Ну, держись, Вики! - крикнула Амелия, и ты цепко ухватилась за подлокотники. Нависая над тобой со спины, она покатила тебя по ледяному зеркалу. Одеяла у тебя под ногами раздулись, как паруса, и я велела твоей сестре быть осторожнее. Но Амелия и так была осторожна. Перегнувшись через спинку кресла, она придерживала тебя одной рукой, набирая скорость. Затем она быстро разворачивалась, чтобы смотреть на тебя, и тащила кресло за подлокотники, пятясь задом.
Ты склонила головку набок и зажмурилась, когда Амелия прочертила круг. Темные кудри твоей сестры вырывались из-под полосатой вязаной шапочки; твой смех повис над катком ослепительно-ярким флагом.
- Мама, - крикнула ты, - посмотри на нас!
Я встала, но колени у меня подкашивались.
- Подождите меня! - попросила я, и каждый мой шаг был уверенней предыдущего.
Шон
Когда я вернулся на работу, первым, что я увидел, был мой портрет с подписью "Разыскивается!", приклеенный возле вешалки со свежей, только из химчистки, формой. Лицо моё пересекало выведенное красным фломастером слово "ЗАДЕРЖАН".
- Очень смешно, - пробормотал я, срывая плакат.
- Шон О’Киф! - сказал мой коллега, протягивая другому воображаемый микрофон. - Вы только что выиграли Суперкубок по американскому футболу! Что вы планируете делать в дальнейшем?
Тот вскинул кулаки в воздух и торжественно воскликнул:
- Для начала съезжу в Диснейленд!
Все расхохотались.
- Кстати, звонили из турбюро. Сказали, что забронировали гебе билеты в Гуантанамо на следующий отпуск.
Капитан велел всем замолчать.
- Не сердись, Шон, ты же знаешь - мы просто шутим. А если серьезно, как Уиллоу?
- Нормально.
- Если мы можем тебе чем-то помочь… - Конец предложения растаял как дым.
Я улыбнулся, как будто меня это нисколько не задело. Как будто мог шутить над самим собой, а не просто служить посмешищем.
- Вам что, заняться больше нечем? Вы же не во Флориде.
Отсмеявшись, ребята разошлись, и я остался в раздевалке один. Первым делом я врезал кулаком по железной дверце своего шкафчика, распахнув его настежь. Оттуда вылетела бумажка - еще один мой портрет, только теперь с пририсованными ушами Микки Мауса. Внизу была приписка: "Мир тесен".
Вместо того чтобы переодеться, я отправился в диспетчерскую и схватил с полки телефонную книгу (там хранится целая стопка). Я просматривал рекламные объявления, пока не нашел нужную фамилию - фамилию, которую слышал множество раз в ночных роликах: "Роберт Рамирез, адвокат истца: Потому что вы достойны лучшего!"
"Да, достоин, - подумал я. - И моя семья достойна".
Я набрал номер.
- Здравствуйте, - сказал я. - Я бы хотел назначить встречу.
В своем доме я исполнял обязанности ночного сторожа. Когда вы обе уже спали, а Шарлотта только укладывалась, приняв душ, я должен был погасить везде свет, запереть двери и совершить последний обход помещения. Пока тебе не сняли гипс, ты спала на диване в гостиной. Я уже выключил было лампу в кухне, когда вспомнил об этом, подошел и, подтянув край одеяла к твоему подбородку, поцеловал тебя в лоб.
После я заглянул к Амелии и наконец пошел в нашу спальню. Шарлотта, обернувшись полотенцем, чистила зубы у зеркала в ванной. Волосы у нее еще не высохли. Подкравшись сзади, я коснулся ее плеч и обернул одну кудряшку вокруг пальца.
- Мне так нравятся твои волосы, - сказал я, наблюдая, как прядь снова заворачивается в спиральку. - У них как будто есть память.
- Не то что память - разум! - сказала она и тряхнула кудрявой гривой.
Склонившись над раковиной, она тщательно прополоскала рот, а когда распрямилась, я ее поцеловал.
- Свежее дыхание.
Она рассмеялась.
- Мы что, снимаемся в рекламе зубной пасты?
Наши взгляды встретились в зеркальном отражении. Я всегда задавался вопросом: видит ли она все то, что вижу я, глядя на нее? В конце концов, заметила ли она, что мои волосы уже редеют на макушке?
- Чего ты хочешь? - спросила она.
- А как ты поняла, что я чего-то от тебя хочу?
- Мы женаты семь лет.
Я прошел за ней в спальню и молча наблюдал, как она сбрасывает полотенце и ныряет в футболку на несколько размеров больше. Я понимаю, что тебе, как и любому ребенку, неловко об этом слышать, но мне ужасно нравилось, что твоя мама - даже семь лет спустя - стеснялась переодеваться передо мной. Как будто я не помнил наизусть каждый дюйм ее тела.
- Завтра я хочу сводить вас с Уиллоу в одно место, - сказал я. - В юридическую контору.
Ошарашенная, Шарлотта опустилась на кровать.
- Но зачем?
Я сомневался, что смогу выразить словами эмоции, которые служили мне объяснением.
- Как с нами обращались… Арест… Я не могу спустить им это с рук.
Она непонимающе уставилась на меня.
- Ты же сам сказал, чтобы мы ехали домой и забыли обо всем. Жизнь, дескать, продолжается.
- Да, а знаешь, как продолжилась моя жизнь сегодня? Весь департамент поднял меня на смех. Я теперь навсегда останусь копом, которого угораздило попасть в кутузку. Они испортили мне репутацию, а репутация - это главное в работе. - Я присел рядом, все еще полный сомнений. Каждый день я сражался во имя правды, боролся за нее, отстаивал ее идеалы - но сам подчас не мог ее сказать. Особенно, если сказать правду означало обнажить душу. - Они отобрали у меня семью. Я сидел в камере, думал о вас, и мне хотелось одного: сделать кому-то больно. Мне хотелось превратиться в человека, за которого они меня приняли.
Шарлотта подняла глаза.
- Кто "они"?
Наши пальцы несмело переплелись.
- Это, я надеюсь, нам объяснит адвокат.
Стены в офисе Роберта Рамиреза были оклеены аннулированными чеками выплат, которых он добился для своих бывших клиентов. Сложив руки за спиной, я не спеша прохаживался по приемной, иногда подаваясь вперед, чтобы прочесть сумму. "В пользу такого-то выплачено триста пятьдесят тысяч долларов". "Один миллион двести тысяч". "Восемьсот девяносто тысяч". Амелия крутилась вокруг кофейного автомата - машины с неожиданно стильным дизайном. Просто ставишь стаканчик и жмешь на кнопку, выбрав нужный вкус.
- Мам, можно я куплю чашку кофе?
- Нет, - ответила Шарлотта. Она сидела на диване рядом с тобой и постоянно поправляла гипс, соскальзывавший по грубой коже обивки.
- А чай? Чай там тоже есть. И какао.
- Я сказала, нет!
Секретарша встала из-за стола.
- Мистер Рамирез готов вас принять.
Я подхватил тебя на руки, и мы гуськом потянулись за секретаршей, которая привела нас в конференц-зал со стенами из матового стекла. Она же открыла нам дверь, но мне все равно пришлось наклонить тебя, чтобы просочиться в проем. Войдя, я сразу же уставился на Рамиреза: не хотел пропустить выражения его лица, когда он впервые тебя увидит.
- Здравствуйте, мистер О’Киф, - сказал он, протягивая руку.
Я пожал ее и представил свою семью:
- Это моя жена Шарлотта и мои дочки - Амелия и Уиллоу.
- Очень приятно, дамы, - сказал Рамирез и попросил секретаршу принести цветные мелки и книжки-раскраски.
Из-за спины послышалось презрительное хмыканье: это Амелия давала понять, что раскраски - развлечение для детворы, а не для девушек, которые уже носят пробные лифчики.
- Стомиллиардный мелок, выпущенный компанией "Крэйола", был цвета "голубой барвинок", - сказала ты.
Рамирез изумленно вскинул брови.
- Интересная информация, - согласился он и представил нам женщину, стоявшую рядом: - Марин Гейтс, моя помощница.
Выглядела она соответствующе. С черными волосами, стянутыми на затылке, и в этом костюме цвета морской волны она могла бы быть симпатичной, но что-то меня в ней отталкивало. Подумав, я решил, что виноват ее рот. Она как будто готова была с минуты на минуту плюнуть какой-то гадостью, а то и ядом.
- Я пригласил Марин на нашу встречу в качестве наблюдателя, - сказал Рамирез. - Прошу вас, садитесь.
Но прежде чем мы исполнили его просьбу, в комнату вернулась секретарша с раскрасками и протянула их Шарлотте. Это были черно-белые книжицы с надписью "Роберт Рамирез, эсквайр" сверху титульных страниц.
- Ты только взгляни, - сказала твоя мама, бросая в мою сторону испепеляющий взгляд, - уже изобрели раскраски на тему вреда, причиненного физическому лицу!
Рамирез ухмыльнулся.
- Интернет - это с трана чудес.
Кресла в этом зале оказались слишком узкими для твоего гипса. После трех неудачных попыток примостить тебя я сдался и усадил тебя к себе на колени.
- Чем я могу быть вам полезен, мистер О’Киф? - спросил адвокат.