Знаете, как это делается в Африке? Вы идете по улице, и к вам внезапно пристает какой-то оборванец, который предлагает купить необработанный алмаз. Вы не верите первому встречному. Ну, конечно, конечно, не верите, вы же умный человек, и не собираетесь купиться на жалкий трюк торговца воздухом. А, собственно, зачем он вам это предлагает? Вы же опытный "африканец", сотрудник миссии ООН или просто флибустьер, искатель легких заработков. Вы не можете стать жертвой столь жалкой провокации. Ведь дома вас неоднократно предупреждали – вывоз драгоценных камней карается сроком от двух до пяти лет рудников, где эти алмазы добываются. Нет ужаснее места на Земле, чем алмазный прииск. Я часто пролетал над ними на вертолете, и всякий раз, когда мы приближались к месту добычи алмазов, я просил пилота снизиться и сделать круг. Увиденное впечатляло. Десятки, а может быть, сотни людей, стоят по колено в воде, в желтой густой жиже, и что-то извлекают из мутных луж. Поначалу кажется, что они черпают грязь, коричневые комья грязи. Но где-то в середине этой субстанции прячутся алмазы. Мне казалось, даже сюда, в пилотскую кабину, дотягивается жуткое зловоние кошмарной жижи, из которой рождаются украшения. Дорогая обертка для самых привлекательных и притязательных женщин этого мира. Если б знали они, сколько грязи и крови налипло на их бриллиантах! Ну, а даже, если б и знали, что тогда? Отказались бы носить украшения? Они же носят на себе шкуры безвинно уничтоженных животных, и ничего - угрызения совести их, в большинстве случаев, не мучают. Исключение – только борец за права животных Бриджит Бардо, но это у нее реакция на затянувшийся климакс. Я, глядя с высоты птичьего полета на алмазные копи, не знал, да и не хотел знать, подробностей той мясорубки, в которую превратило рудники либерийское правительство. Из тех, кто готов был добровольно работать на рудниках, в стране не осталось никого. Поэтому для добычи алмазов стали привлекать каторжников. Он жили в сараях, по сравнению с которыми бараки Освенцима казались чем-то вроде уютной гостиницы. Кормили каторжников исправно, но только один раз в день В обед. Давали полкило кукурузного хлеба и миску похлебки, полупрозрачного варева из несвежей фасоли. Двенадцать часов в день каторжанин проводил по колено в желтой зловонной жиже, которую я, впрочем, уже живописал. Три года на рудниках это был предельный срок для любого человека. Пять лет не выдерживал никто. Рудники постоянно испытывают недостаток в рабочей силе, поэтому людей сюда загоняли обманным путем, например, случайный прохожий здоровался с тобой за руку на улице, и у тебя в ладони оказывался вдруг маленький кусочек алмаза. Провокатор обычно зажимал его между пальцами и во время рукопожатия оставлял в твоей руке. Едва успев обнаружить камень, ты удивлялся дважды – внезапной находке и наручникам, что в следующий момент смыкались на твоих запястьях. Соглядатаи Тайлера контролировали эту операцию для того, чтобы потом обвинить любого неугодного в попытке контрабанды алмазов. А это, как раз, и карается либерийскими законами на срок до пяти лет в местах непосредственной добычи алмазов. Вот об этом-то и хотел напомнить улыбающийся Тайлер. Вот только странно, что ведет он разговор явно не по ранжиру. Так говорить под стать какому-нибудь полисмену-вымогателю, а не президенту страны. Мелко, Чарли, мелко. Или ты, как всегда, говоришь не о том, о чем думаешь?
- Жан-Батист Санкара, так мне его представили, - говорю я Тайлеру. - По версии...по версии Вашего чиновника, в кабинете которого мы встретились, это чуть ли не официальный представитель Вашего коллеги из Буркина-Фасо.
- А в чем заключался смысл ваших с ним переговоров?
- Ваше Превосходительство, - я почти искренне возмутился, потому что разговор в кабинете президента действительно походил на какой-то полицейский допрос. - Зачем Вы меня проверяете? Пусть Ваши люди все узнают у него самого. И у Томаса Калибали, его, по-моему, не стоит большого труда разговорить.
Тайлер пожал плечами, хмыкнул и снова взял со стола бумагу.
- Калибали, как следует из полицейского отчета, - вот он, лежит у меня на столе, - обвинялся в нелегальном пересечении границы Республики Либерия, временно укрывался в помещении авиакомпании Эйр Лайберия. В момент задержания так испугался ответственности, что скончался на месте от сердечного приступа. Его сообщник, представитель либерийской авиакомпании, был задержан, но покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна Сезар Билдинг. С ними, предположительно, находился еще один нелегальный иммигрант, но ему удалось скрыться до прибытия сотрудников полиции и иммиграционной службы. Вот так, мой дорогой Виктор.
И Чарльз Тайлер бросил на стол бумагу, на которой и была написана вся эта чушь.
- Ваше Превосходительство, Вы же прекрасно понимаете, что все было абсолютно по-другому. Вашего человека идиоты-полицейские просто выбросили из окна, а этот Калибали был избит до полусмерти, или же ему перерезали горло. - И я мельком взглянул на костяной ножичек на президентском столе.
- Ты прав лишь наполовину, Эндрю. Относительно Калибали. А этот...который наш, он действительно выпрыгнул из окна. Причем, сам. Что его напугало, больше смерти? Что заставило сделать его шаг в пустоту? Я не тешу себя иллюзией относительно моего народа. Я реалист. Ни один человек в этой стране не станет ради меня жертвовать жизнью, а тем более выпрыгивать из окна из-за угрозы ареста. Вот что меня волнует и вот что делает эту историю делом государственной важности и национальной безопасности. И вот почему ты здесь. Ты единственный, кто видел их втроем. И ты знал, кто был третьим.
- И Вы знали?
- Нет, почему? - искренне удивился Тайлер.
- Ну, как же, Вы же назвали его имя.
- Это ты его назвал. А я лишь повторил вслух. Итак, Жан-Батист Санкара.
- Послушайте, Ваше Превосходительство, я все понимаю. Но не понимаю лишь одного. От Цезарь Билдинг до русского кабака полчаса ходу. Неужели все, что Вы описали, вот эти прыжки из окна и сердечные приступы, все это произошло за полчаса? И, главное, как Вы,... - и тут я закашлялся, потому что неправильное, ненужное слово произнес, - как они успели уговорить Григория напоить меня?
Президент сложил губы уточкой, мол, "ничего тут не поделаешь". У него и впрямь была обезьянья мимика.
- Да, все это случилось за полчаса. А что касается Григория, то ты ведь знаешь об этом чудесном изобретении. - И Тайлер приподнял трубку черного телефона, который стоял у него на столе.
- Времени на уговоры было потрачено ровно столько, сколько нужно, чтобы произнести одно лишь слово. "Мезень".
Он меня по-настоящему удивил. Его полиция, оказывается, может работать оперативно. Если захочет, конечно. Но самое удивительное открытие заключалось в другом. Я думал, что ему ничего не известно о Гришином деле. Президенты не занимаются ворованными кораблями. Впрочем, это у нас. А у них, судя по всему, президент может "тереть терки" на уровне участкового, который в жизни больше ста долларов одновременно и не видел. "Болван, не удивляйся и не ври себе," - услышал я свой внутренний голос. - "Ты знал это с самого начала, когда затеял в этой стране свой бизнес." Этот странный президент, несомненно, знал о деле Григория. Поэтому мое участие в истории с его пароходом теряло всякий смысл. Как только Волков услышал в трубке название своего корабля, он, скорее всего, сразу понял, что я ему не помощник. Сволочь! Он и впрямь стал настоящим африканцем, ругался я про себя. Его дырявый пароход ему дороже, чем человек, который спас его от смерти. И я еще выслушивал эти его дурацкие сказки про Банановый Остров и про вечную молодость. А вот хрен он получит назад свой корабль! Я сам спалю его лохань, своими руками, даже если этот Тайлер сожрет меня на обед. Но не сейчас спалю, а чуть позже. Я парень добрый, но хитрый, и память у меня хорошая. Поэтому вычеркнем пока Григория Волкова из числа моих верных друзей.
- Так вот, что касается Жан-Батиста, - сказал президент. - Как выглядело его предложение?
- Ваше Превосходительство, это не было предложение. Это нельзя назвать предложением. Это просто мысли вслух.
- И о чем же он думал?
- Об обмене.
- Что на что менять?
Я выдержал паузу, которой мог бы позавидовать премьер Большого Драматического в Питере.
- Билет в Гбарполу на билет в Уагадугу.
Гбарполу - это название местности, над которой кружил мой аэроплан. Ничего хорошего там не было, кроме желтых ям с гнилой водой. И алмазов среди комьев вонючей глины. Конечно же, Тайлер понял, о чем идет речь. И понял даже гораздо больше, чем было сказано. Он задумался, но лишь на мгновение.
- Я так понимаю, что речь идет о послевоенном времени.
Молодец, что и говорить! Все-таки, президент, а не дворник какой-нибудь или кухарка. Может быть, он и не понял, в чем конкретно состояло предложение этих двоих представителей соседней страны, один из которых исчез в неизвестном направлении, а другой вообще закончил свое существование. В моем коротком пояснении он ухватил самое главное, суть сказанного в полутемном офисе его неверного раба: где-то там, далеко, за морями-океанами, его, хозяина страны, уже приговорили и списали со счетов. Его тюремный срок уже определен и математически просчитан. Его заслуги перед мировой демократией дифференцированы, а ответственность интегрирована в общий план развития региона. Даже если он с ним не согласен, его всегда можно вычеркнуть простым движением руки. И я это понял. Но я пока что на его территории. И пока что на президентском столе лежит костяной нож для разрезания бумаги.
- Знаешь, откуда на земле взялись алмазы, Эндрю? - загадочно спросил президент.
- Ну, - говорю, вспоминая свои скромные познания в геологии, - ученые считают, что на Землю их занесло из космоса. Взорвался алмазный метеорит, рассыпался в атмосфере, и поэтому местами бриллианты лежат так близко к поверхности.
- Это вы так говорите. А мы знаем, что все было по-другому.
По выражению лица президента, я понял, что сейчас мне придется выслушать еще одну бесконечную легенду. Вторую за эти долгие сутки. К счастью, притча оказалась короткой.
- За много веков до сегодняшнего дня мать-прародительница глядела на людей и плакала, предвидя их будущее. Ее слезы падали на землю и застывали, превращаясь в алмазы. Она знала все наперед, и там, где жизнь людей будет особенно тяжелой, она плакала слишком долго. Вот почему у нас в Либерии так много алмазов.
- Ваше превосходительство, если следовать логике этой легенды, жизнь в Либерии должна быть просто невыносимой.
- Так и есть, - президент посмотрел мне в глаза, сверкнув белизной белков. Очень серьезно посмотрел.
- Так что ты ответил на предложение этого Санкары? - переспросил он после короткой паузы.
Если я повторю свой ответ, подумал я, это будет выглядеть, как попытка казаться лучше, чем я есть на самом деле. Он все равно не поверит.
- Ответил отказом. Не сошлись в цене.
И мы оба громко расхохотались, как старые партнеры, хорошо понимающие друг друга. Тайлер умел смеяться ярко и захватывающе. Я завидовал африканцам только в одном. Завидовал цвету их зубов, остававшихся белыми даже в условиях отсутствия стоматологии как таковой. Зубы Тайлера были особенно выдающимися. Ровные, хорошо подогнанные, они напоминали крепостной частокол из слоновой кости, если бы, конечно, кто-нибудь задумал построить такую роскошную крепость. Эти зубы, в крайнем случае, слепки с них, с удовольствием купила бы любая стоматологическая академия, чтобы выдавать в качестве наглядного пособия особо талантливым студентам. Когда Тайлер смеялся, его белозубый рот открывался на всю ширину, и за белоснежной стеной резцов, клыков и коренных краснела плоть языка. В такие моменты Тайлер становился похожим на доброго африканского дядюшку. Или трубача Луи Армстронга. Но, как только приступ веселья заканчивался, сходство терялось. Он снова превращался в небритого африканского лидера, чья фамилия заставляла дрожать всю Западную Африку.
- Ну, что, Андрюша, извини за то, что отвлек тебя от твоих дел. Мне тоже пора вернуться к своим. И чек возьми. Бизнес прежде всего.
Теперь он назвал меня "Андрюша". Почти по русски, без американского грассирования.
Я взял со стола бумажку. Сумма, указанная там, вполне меня устраивала.
- Мои люди, вне всякого сомнения, отвезут тебя домой, - произнес Тайлер. - Или не домой? Или тебя надо подбросить к одной нашей общей знакомой?
Вот это был удар так удар! Моя не совсем здоровая голова не выдерживала таких перегрузок. Я встал как вкопанный. Он знал про меня и про Мики. Так что же, выходит, его люди следили за мной, а не за двумя буркинийцами? А на них просто наткнулись случайно? Да нет, какое там! Следили за всеми. Неужели это правда, что полстраны работает на полицию? Вот о чем я подумал. И еще подумал о том, что мне кранты. Не стоило трогать президентских женщин. Даже бывших.
- Ладно, Эндрю, не бери в голову. Я всегда помню о том, что третий лишний, так, кажется, у вас говорят. - И Тайлер снова превратился в смеющегося Армстронга-трубача. Ну, просто милейший добряк! И все же, что-то в его интонации мне очень не понравилось. Как будто бы и эта фраза, и этот смех имели другой смысл. А, может быть, и третий.
ГЛАВА 15 - ЛИБЕРИЯ, МОНРОВИЯ, МАЙ 2003. ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Я ехал к себе домой с одной-единственной мыслью – поскорее лечь в собственную постель. Меня опять везли люди Тайлера, но на этот раз это были не военные, а вполне гражданские лица – молодой бритый наголо водитель и чиновник службы протокола, пожилой человек в измятом синем костюме. Очень вежливый и предупредительный человек. Мы с ним сидели на заднем сидении черного "мерседеса", переднее отделение которого было отгорожено от пассажирского толстым стеклом. Увидев этот транспорт, я сразу сообразил, что именно здесь мне сделают предложение, от которого я не смогу отказаться. Или же убьют. Но я очень хотел жить и, выслушивая неровную речь своего сопровождающего, думал над тем, что ему ответить.
Я знал этого человека, правда, не слишком хорошо. Тайлер привез его с собой из Америки, говорят, они вместе учились. Однокашник президента был всегда при нем, но вверх по карьерной лестнице не продвигался. Он не стал ни министром, ни даже советником Чарли-старшего. Его руки, насколько мне было известно, не были запачканы в крови своих соплеменников. Он не был замечен в жестоких карательных акциях, которые нынешние власти страны, еще будучи в оппозиции и прячась в лесах, проводили против своих политических оппонентов. И тем не менее, Тайлер этому парню в мятом костюме очень доверял. Видимо, понимал, что этот не всадит ему нож в спину.
За окном автомобиля начинало темнеть. Или мне так кажется из-за тонированных стекол? Мы быстро выехали из центра города и повернули в сторону рынка. Водитель, видимо, собирался объехать пробку, которая с завидной регулярностью возникала к вечеру на центральной улице. Но быстро проехать рынок не удалось. Вокруг нас сновали торговцы с тюками на головах, уложенными в целые многоэтажные пирамиды. Женщины отгоняли пальмовыми листьями мух, норовивших приземлиться на куски говядины, которые продавались прямо с земли. Повсюду сновали дети в грязных рваных футболках и джинсах. Машины останавливались там, где им было удобно, водители совершенно не заботились о правилах и, тем более, о других машинах. Впереди нас, то и дело останавливаясь, плелся пикап, в кузове которого покорно стояли козы, две или три. В общем, мы попали в затор, "мерседес" двигался со скоростью пешехода, и пробегавшие мимо чернокожие оборванцы с любопытством заглядывали в зеркальные окна нашей машины. Таких тут было немного. "Мерседес", несомненно, стоил того, чтобы потратить на него время, тем более, что у местной рыночной шпаны его было предостаточно. Пять или шесть лиц прилипли к окнам. Мне было неловко вести беседу, глядя на приплюснутые к стеклу носы и глаза навыкате. Казалось, главное, что заботит их в жизни, это происходившее внутри нашего "мерседеса". Мой сопровождающий не обращал на них внимания.
- Я знаю, что Вы вышли от президента с финансовым документом.
- Документом? - переспросил я.
- Ну, назовем его документом на получение определенной суммы. Но я думаю, что в ближайшее время мы не сможем рассчитываться с вами. Я имею в виду, деньгами.
- Вы и раньше не рассчитывались наличными.
- Вы меня не совсем поняли. Деньгами мы рассчитываться не сможем вообще. Ни наличными, ни безналичными. У нас блокированы все официальные счета за рубежом. Сами понимаете, санкции.
- А как же тот счет в Дубаи, с которого я...
- Не волнуйтесь, с ним ничего не случится. С нами он не связан напрямую. Вот только, кроме указанной там суммы, больше на нем не появится ни цента. Финальная транзакция. Хотите, закройте его сразу, получив свои деньги. А хотите, пользуйтесь им сами. Но уже без нас.
Видимо, моих друзей действительно прижали не на шутку. В этом не было ничего удивительного. Тайлер мешал всем – и американцам, и англичанам, и русским. И теперь балансировать между великими державами становилось невозможным. Или все же есть шанс? А какая выгода мне ото всей этой истории? Мятый пиджак, видимо, знает, чем меня заинтересовать.
- Мы не собираемся прерывать наши отношения. Мы просто предлагаем другую форму оплаты.
Я повернул голову к окну. В нескольких сантиметрах от меня белозубый парнишка в майке болотного цвета приклеился к стеклу желтыми ладонями, как геккон. Другой, видимо, его товарищ, тоже одолеваемый любопытством, пытался оттащить парня за подол майки, но она не выдержала, треснула по швам. Наверняка единственная в его распоряжении верхняя часть туалета. В руках у наглеца остался лишь кусок зеленой замасленной материи. Парень, который глядел в окно, развернулся, и закричав что-то яростное своему обидчику, накинулся на него с кулаками. К нему присоединились еще несколько праздношатавшихся бездельников или рыночных торговцев, - не знаю, как для меня, они выглядели примерно одинаково, - и за несколько секунд драка превратилась в настоящее избиение. Вот это было приятное зрелище для местной толпы. Конечно, уровень внимания к нашей машине моментально упал. Она тут же перестала представлять интерес для рыночных зевак. Знай они, какого рода разговор происходит в "мерседесе", наверное, разобрали бы его на запчасти.
- Мы предлагаем, - как это называлось в университетском курсе истории? - вернуться к натуральному обмену. Форма оплаты будет более чем удобной. И, более того, я бы сказал – более компактной, если сравнивать ее с формой оплаты наличными.
Понятно, подумал я. Все вполне предсказуемо. Если я правильно понял, то в следующую секунду я услышу слово...
- Вот, - помятый пиджак раскрыл ладонь. В желтой ложбинке между средним и указательным пальцем лежали три маленьких прозрачных камешка. - Алмазы.
Наша машина тронулась вперед. Пробка впереди начала рассасываться и через некоторое время совсем исчезла. Мы свернули направо и набрали скорость. Улица, по которой мы ехали, была извилистой, но довольно пустынной. В этом районе жили, в основном, гвинейцы. Они бежали сюда в большом количестве в те времена, когда в Европе шла холодная война, а здесь, в Западной Африке, Либерия считалась оплотом американского империализма и была довольно благополучной, как по африканским меркам, страной.