Тетя Ксения была старшей сестрой Асиной бабушки Аглаи, маминой мамы. Видя, как тяжело приходилось сестре с дочерью Ольгой – Асина мама в детстве много болела, – Ксения не слишком переживала из-за того, что была не замужем. Напротив, ей даже нравилось, что она никому ничего не должна и может делать все, что захочет. "Я одна, обо мне некому позаботиться", – часто повторяла она и заботилась о себе сама. Другой ее любимой фразой было "Ну могу я позволить себе хоть какую-то радость?" В ее холодильнике постоянно водилась красная рыбка, сырокопченая колбаска и прочие деликатесы, трудно "доставаемые" в советский период. Сестра жалела ее – ведь у нее ни мужа, ни детей! А Ксения, разъезжая по курортам и санаториям, жалела Аглаю и ее мужа, видя, как те еле сводят концы с концами и отказывают себе во всем ради дочери. Наконец Оля выросла, окончила институт, вышла замуж. С деньгами стало полегче – Оля нашла хорошую работу, да и муж ее неплохо зарабатывал. Появились на свет две внучки – Ася и Тата. Аглая вышла на пенсию, чтобы сидеть с внучками, потому что дочь не хотела терять деньги из-за долгого перерыва в работе. Фактически девочки выросли на руках бабушки. Ксения довольно часто приходила в гости, приносила подарки, но не любила возиться с детьми и не знала, о чем с ними разговаривать. "Девочки, а вам не пора спать?" часто спрашивала она, когда начиналась шумная беготня. Особенно она утомлялась, если в гостях были еще дети, и шум удваивался, утраивался и становился невыносимым. Она не понимала, как родители могут спокойно относиться к тому, что дети не сидят смирно, а бегают, топочу г. хохочут, кричат, трубят и каждую минуту хотят то пить, то есть.
Впервые Ксения испугалась одиночества, когда у нее случился микроинсульт. После этого она стала бояться уезжать надолго, поздно возвращаться, начала соблюдать диету, режим и вообще беречь себя пуще прежнего. Часто у нее возникала паника при малейшей головной боли, и она звонила Аглае – приезжай, мне плохо. Аглая срывалась и летела к сестре, потом выяснялось, что ничего страшного, надо было просто принять лекарство. Аглая после этого возвращалась домой с тахикардией. Когда в очередной раз Ксения позвонила в полдвенадцатого ночи, Геннадий, муж Аглаи, сказал, что нужно не Аглаю вызывать, а врача, который сделает засол и даст лекарство. А Аглае он ехать не позволит, потому что она сама неважно себя чувствует, и он не хочет, чтобы она свалилась с инфарктом после такой поездки. Ксения была страшно обижена, даже возмущена, но ей пришлось смириться.
Шло время. Внучки взрослели. Взрослые старели. У бабушки Аглаи болели ноги, сердце и печень. Мама Оля, войдя в климактерический период, мучилась от скачков давления. Когда Ася была на втором курсе, умер дед. Ольга убедила мать, что им надо съехаться, поскольку ездить к ней ежедневно она не могла. Ольге и ее мужу удалось найти хорошую четырехкомнатную квартиру в своем же районе и обменять на нее две двухкомнатных – свою и Аглаину. Ася, правда, предпочла бы другой вариант – например, найти трехкомнатную и однокомнатную. Она бы с удовольствием переехала бы в однушку и жила бы самостоятельно. Но такой вариант не обсуждался, ее никто не спрашивал, а сама она не посмела об этом заикнуться. Поэтому теперь в четырехкомнатной квартире жили родители, бабушка Аглая, Ася и Тата.
Тате не было и двадцати, когда она вышла замуж. Первое время молодые жили в квартире родителей мужа, потом в Татиной комнате. Но это было крайне неудобно для всех – для бабушки, для родителей, для Аси и, конечно для самих молодоженов. Когда у тети Ксении случился второй микроинсульт, Тату осенила идея – пусть тетя Ксения переедет к ним в квартиру и займет ее, Тати-ну, комнату. А она с мужем переедет в тети-ксенину двухкомнатную. Нельзя сказать, что Ольгу и ее мужа этот вариант порадовал. Ася была категорически против. Аглая же считала, что это дельное предложение и готова была ухаживать за сестрой, не понимая, что силы у нее уже не те и что основная нагрузка по уходу ляжет на Ольгу и на Асю. Тетя Ксения, несмотря на свое плохое самочувствие, отнеслась к этому предложению без воодушевления. Она привыкла жить одна, и ей совсем не хотелось менять свои привычки и свою свободу на большую семейную коммуну. Она обещала подумать. Тата была уже на четвертом месяце беременности, а тетя Ксения все еще думала. Через два месяца Тата прямо сказала ей, что хватит тянуть, пора переезжать, так как в квартире необходимо сделать ремонт до рождения ребенка. Тетя Ксения так разволновалась, что у нее случился третий инсульт, уже не "микро", а полновесный, обширный, с нарушением речи и двигательных функций. И ее забрали в больницу. Через месяц у нее полностью восстановилась речь и сознание, но ноги оставались парализованными. Ходить она не могла. Больница отказалась ее держать дольше положенного срока и посоветовала определить ее в дом престарелых, но Аглая не могла пойти на это. Она плакала и умоляла дочь не поступать так с теткой. Тетя Ксения в свою очередь не просто плакала, а рыдала, и заклинала своих родственников позволить ей умереть "в своей квартире на родном матраце". Тате с мужем совместными усилиями двух семей сняли квартиру. А на Асю, которая после окончания института еще не нашла ни работу, ни мужа "Асенька, ну ты же совершенно свободна!", была возложена благородная миссия по уходу за тетушкой.
Однажды, вернувшись как всегда в полуживом состоянии домой после своей десятичасовой вахты, Ася застала дома родственников, с которыми Аглая и ее покойный муж всегда близко дружили.
– Теть Зой, дядь Жень!
– Ну, наконец-то! Асенька, моя девочка, иди, я тебя поцелую!
– Здравствуй, теть Зоечка!
– А мы уже заждались! Весь чай уже выпили! Думаем, где же Аська загуляла!
– Дядь Жень! Какое там загуляла! Я вообще никуда не могу… Я целыми днями…
– Ася! Не надо жаловаться.
– Мама, я не жалуюсь. Я просто рассказываю. Это что, тайна? Позор?
– А что случилось?
– Да просто Аське сейчас приходится помогать тете Ксении. Она болеет и…
– Мама, позволь я скажу. У тети Ксении инсульт. И она лежит, не встает. И у нее очень испортился характер. А может, это уже возрастное. Или тоже последствия инсульта. Короче, я больше уже не могу, понимаете? Я почти ежедневно у нее с утра до вечера, одна. Я все там делаю. Я ее мою. Кормлю. Она постоянно капризничает. Все забывает. Она меня изводит, понимаете? Я там не могу есть, брезгаю. Ничего не могу с собой поделать. Мне противно. Меня тошнит. И я целый день голодная. Я никогда не ухаживала за больными, я не умею это делать. Но я все равно делаю. А она говорит – не так. Иначе. Все плохо. Но я не медсестра, понимаете? И я устала. Я даже с подругой не могу встретиться уже сколько времени. А вы говорите – загуляла! – Ася залилась слезами.
– Ася, Ася, успокойся! Ну не плачь, моя детка!
– Теть Зой, я не жалуюсь, я просто говорю, что я устала!
Ольга попыталась образумить дочь.
– Ася, ты пойми, что кроме тебя…
– Кроме меня, мама, есть еще родственники у тети Ксении. Но кто-нибудь из них хоть один раз у нее был? Ася встала из-за стола, всхлипывая.
– Сейчас я вернусь. Приведу себя в порядок и приду. Не уходите, ладно?
– Нет, нет, Асенька. Не беспокойся. Мы тебя подождем.
Аглая сидела молча, но видно было, что она переживает за сестру и за внучку. Она смотрела на всех тревожными глазами, боясь, что разногласие выльется в ссору. Зоя, ровесница Аглаи, всегда отличалась активной жизненной позицией. И в старости эта черта ее характера осталась неизменной. Она похлопала Аглаю по руке – мол, не нервничай. Все в порядке. И обратилась к Ольге: – Слушай, Ольга. А что, действительно, кроме Аси, некому ухаживать за Ксенией?
– А кому? Мама не может. У меня давление. У Татки – ребенок грудной.
– Ну, хорошо. А нанять сиделку?
– Это очень дорого. И потом мы уже пробовали. Но она не выдержала, ушла.
– Не выдержала чего?
– Тети-ксениных капризов.
– Оль, ну ты меня удивляешь. Сиделка не выдержала, ушла. А девчонка двадцати трех лет должна выдерживать?
– Просто тетя Ксения не любит чужих. И она может создать такие условия, что чужой человек не будет это терпеть.
– Да, я это уже поняла. Но знаешь, у нее нет выбора. Пусть приструнит свой характер. Не хочет чужого – останется одна со своими капризами. Надо поберечь Аську тоже.
– Да я же не собираюсь от нее отказываться, – Ася уже вернулась к столу. – Я просто не могу все время одна за ней ухаживать. Пусть кто-нибудь еще.
– Надо договориться с сиделкой.
– А где ее найти?
– Оля, что за детский сад! Многие нянечки и санитарки готовы подрабатывать сиделками. Они умеют и мыть, и кормить и все прочее.
– А сколько они берут?
– Ну, я не знаю, по-разному. Поинтересуйся. Это конечно, не дешево. Но другого выхода нет.
– Боюсь, мы не потянем.
– Что значит – не потянем?
– Ну, мы же еще Татке помогаем. И Ася не работает.
– Скажи, пожалуйста, Ксения пенсию получает? Вот эта пенсия и пойдет на оплату сиделки. Не хватит – остальное добавишь. А Аська пусть лучше себе работу хорошую ищет и сама для себя зарабатывает.
Ася благодарно посмотрела на родственницу.
– Вот и все. И не надо откладывать. Надо заняться этим немедленно. Хочешь, я сейчас позвоню в любую больницу?
Олин муж, Вячеслав, молчавший все время, наконец подал голос.
– Ну что вы, Зоя Артемьевна, мы сами позвоним. Даже неудобно вас этим загружать…
– Слава, что значит неудобно? Очень удобно! Ты мне тут не темни. Вы когда звонить будете? А то я вас знаю – сегодня, завтра, так еще месяцы пройдут. Кстати говоря, надо поговорить с Ксенией, пусть Аське квартиру завещает.
– Зоя, как ты можешь! – Аглая попробовала воспротивиться такому практицизму.
– А что такого? Аська за ней столько времени ухаживает, она вполне заслужила наследство.
– Вообще-то, Ксения, по-моему, хотела квартиру Татке оставить, – нехотя призналась Ольга.
– Татке? А что ж она за любимой тетушкой не ухаживает?
– Но я же говорю – у нее ребенок маленький.
– Ничего. Пару раз в неделю ты можешь посидеть с младенцем, или та бабушка, в конце концов. А Татка бы съездила к тетушке, и еды бы привезла, и поухаживала. За квартиру-то! А то все на старшего ребенка навалили. Что она вам, сестра милосердия или монашка? Тебя бы, Оль, в двадцать три года заставить горшки выносить! Ты и за своими-то детьми не больно ухаживала – все матери досталось.
– Но я… – Ольга посмотрела на мать, ища поддержки.
– Да я знаю, знаю. Ты на работу вышла. Но с детьми Аглая возилась. А не ты.
– Ладно, Зоя, ты чего на Ольгу взъелась? – дядя Женя решил немного осадить жену.
– Да я не взъелась. Просто кто ей, кроме меня, скажет? Аглая молчит всю жизнь, все для своей Олечки готова делать. А Олечка привыкла и пользуется. А она должна за своих дочек стоять, как за нее мать стояла. И насчет квартиры я вполне серьезно. По справедливости она должна Аське достаться. А не Татке. Ты, Оль, губы не поджимай, а слушай меня. Мы с тобой не чужие. И я говорю, что думаю.
– Оль, ты не обижайся на тетку Зою. А лучше налей-ка мне еще чаю.
– Сейчас, дядь Женя, погрею, а то остыл совсем.
– Ась, ты чего нос повесила?
– Да нет, дядь Жень, все нормально. Правда.
– Ты, это… когда станешь наследницей – рано или поздно -, не забудь подушки вспороть.
– Какие подушки, дядь Жень?
– Те, на которых тетя Ксения спит.
– Зачем? Это что – примета такая?
– Да нет, какая примета. Вы что же, не знаете знаменитую семейную историю?
– Нет, не знаем.
– Я думал, об этом все слышали. Это уже стало как легенда. Или анекдот.
– Расскажи, Жень, – Аглая обрадовалась, что разговор становится мирным.
– Ну, значит, жила одна старушка, и не было у нее никого из родных, кроме племянника. Супруге этого племянника очень хотелось получить наследство, и вот, наконец, ее мечта сбывается – старушка отдала концы. Стали они читать завещание, а там действительно написано, что все имущество она оставляет племяннику и его супруге. И перечисляется – книги, журналы, подушки, одеяла, ложки-плошки и все в таком роде. И никаких денег. Супруга племянника так расстроилась, так обозлилась, что взяла и выкинула весь этот хлам на помойку. А потом, через много лет выяснилось, что один бедный дворник решил попользоваться найденными на помойке вещами, мол, они вполне еще могут сгодиться. Притащил он их к себе в каморку и обнаружил, что в старых подушках были зашиты драгоценности. И стал дворник миллионером. Племянникова жена от такого известия спятила. Простить себе не могла, что сама своей рукой все повыкидывала. Вот такие дела. У нас теперь в семье поговорка – пори подушки. Неужели вы не слышали?
– Нет, не слышали. А это все правда? Почти как "двенадцать стульев".
– Это абсолютно правдивая история. Так что, Аська, получишь наследство – пори подушки!
* * *
Тетя Зоя не оставила своего намерения, и благодаря ее усилиям была найдена сиделка, которая готова была три-четыре дня в неделю ухаживать за больной. На этом Зоя Артемьевна не остановилась. Она проконсультировалась с юристом и добилась разрешения на Асину прописку в квартиру тети Ксении, мотивируя это необходимостью постоянного ухода за ней. Таким образом она обеспечила Асе квартиру в не слишком отдаленном будущем, а в разговоре с Ольгой, Ольгиным мужем и Аглаей расставила точки следующим образом – Аське надо свою жизнь устраивать и иметь отдельное жилье. А когда с вами чего случится – тьфу – тьфу, до этого далеко – так у вас две наследницы – пусть они вашу четырехкомнатную тогда и делят.
Тете Ксении постепенно становилось хуже. Теперь ее нельзя было оставлять одну ночью. Когда в очередной раз приехала скорая помощь, врач отозвал Асю в сторону и спросил – почему вы не хотите ее госпитализировать? Ася не успела ответить, как тетя Ксения запричитала – уж как она умудрилась услышать, непонятно – дайте мне умереть на своем матраце! В другой раз – Ася только дождалась сиделку и собиралась уйти, как тете Ксении стало плохо – сиделка обратилась к молодому доктору "скорой" – может, ее лучше в больницу? На что доктор ответил без затей – вы, что, думаете, ее там лечить будут?
Однажды ночью Асе показалось, что тетя Ксения не дышит. Затаив собственное дыхание, Ася стала присматриваться. Вдруг из груди тетки вырвался громкий хрип. Асе стало страшно, и она трясущимися руками набрала ноль три.
Врач, уже знакомый Асе по предыдущим вызовам, прибыл минут через сорок. Войдя, он спросил: "Ну, что, кончилось?"
– Что кончилось? – широко раскрыла глаза Ася. Доктор не ответил и прошел в комнату. Посмотрел на тетю Ксению, пощупал пульс – "скоро кончится".
– Что? – опять не поняла Ася.
– Вы действительно не понимаете? Она умирает.
У Аси заломило в висках и подступила тошнота. Она бросилась в туалет. Через некоторое время она обнаружила в комнате кроме доктора медсестру. Увидев зеленовато-бледную Асю, медсестра кивнула, взяла приготовленный шприц:
– Давай, иди сюда. Я тебя уколю. Легче станет. Не бойся, это витамины.
Доктор сидел за столом и что-то писал. Потом он поднялся, подошел к лежащей на кровати тете Ксении.
– Похоже, все. Подождем еще немного. Как говорится, для гарантии.
Асю, несмотря на укол, трясло. У нее в полном смысле слова стучали зубы. Доктор посмотрел на нее:
– Что, впервые?
– Д-д-д-д-д-да.
– Понимаю. Послушай, тебе сколько лет?
– Д-д-д-д-д-д-двадцать три.
– Двадцать три… Будь взрослой, а? Да, люди умирают. По-разному. Часто это происходит вот так, как ты сейчас видела. Это тяжело, не спорю. Но это часть жизненного цикла. Поэтому постарайся успокоиться. Хорошо?
– Х-х-хорошо, – Ася почувствовала, что успокаивается.
– Где тут у вас телефон? Закажу перевозку. А ты пока можешь кофе нам сделать?
* * *
Часа через три Ася позвонила домой.
– Ась! Это ты? Так рано! Что-то случилось?
– Да, случилось.
– Что?!!
– То! Тетя Ксения умерла.
– Как умерла?!
– Так умерла! Как умирают.
Тишина.
– Мама! Проснись, пожалуйста. Я тебе сообщаю, что тетя Ксения умерла.
– Я поняла. И что теперь делать?
– Я думаю, хоронить. Позови папу.
* * *
На похоронах присутствовали только родственники. Ее подруги-ровесницы, заставшие это печальное событие, в силу возраста плохо передвигались или вообще не выходили из дома. Да и не сказать, чтобы у тети Ксении было много подруг. Поминки устроили в большой квартире. Посидели, повспоминали – Ксению, себя в молодости, общих знакомых, старые времена. В основном говорили старшие. Младшие слушали и помалкивали. Сказать им про тетю Ксению было особенно нечего. Аглая принесла фотографии, они с Зоей комментировали:
– Это Сашка Макович. Это Веничка Розенблюм, помнишь, Зой?
– Еще бы не помнить. Все девчонки в него были влюблены.
– Это мы на субботнике.
– Да, вот Ксения. А это ты, Аглая. А вот Витька Карпинский.
– Смотри, это кто? Это же Лялька Бабич!
– Точно!
– А это… как же ее звали?
– Октябрина Васильева.
– Да-да-да! Правильно! А здесь мы уже постарше. Это уже студенческие годы.
– Да…все наши ребята. И никого почти нет. Мальчики большей частью погибли на фронте. А других арестовали – и все. Сгинули. Практически с двух курсов – нашего и Ксениного – только человек пять-шесть осталось. Да и со старших курсов мало кто выжил. А помните Вальку Поливанова? Жень, помнишь его?
– Конечно, помню.
– Его ведь тоже посадили?
– Да. Там такая история приключилась. Он вроде бы узнал, кто доносил, и хотел всем объявить об этом на собрании. Так его накануне собрания как раз арестовали. И он не успел. Так мы и не узнали правды.
– А ведь у Ксении с ним роман был. Наверно, поэтому она и замуж не вышла.
– Да-а. Страшные были времена. Как мы все это пережили!
– Ладно, все-таки пережили. Давайте Ксеню помянем еще раз. Пусть ей земля будет пухом.
* * *
Спустя некоторое время Ольга поинтересовалась у дочери, что она собирается делать с квартирой.
– Ничего. А что с ней надо делать?
– Ну, например, ее надо оформить на тебя, чтобы это была твоя законная собственность. Но прежде всего надо там убрать.
– Ох! – содрогнулась Ася, представив себе тети-Ксенину квартиру.
– Хочешь, я поеду с тобой, помогу тебе?
– Ты? – недоверчиво спросила Ася. – А как же твое давление?
– Ну, пока я себя неплохо чувствую, надо этим воспользоваться. Давай завтра с утра?
– Давай. А то, знаешь, мне одной как-то не хочется туда ехать.
– Я поэтому и предлагаю. Вдвоем, конечно, легче.