- Хорошо, - сказал Толстяк, заглядывая в пакет, на дне которого лежал последний бутерброд.
После мучительных раздумий и колебаний он разделил бутерброд пополам, отдал одну половину девочке, вторую проглотил сам и поднялся.
- Ну, ладно. Я пошел… Может, тебя до дома довести?
- Нет, - отказалась она. - Я здесь должна ждать. Тетя Наташа сказала, что они с мамой к магазину придут, а я где-нибудь рядом ждать должна. Чтобы никто не видел.
- Веселые у тебя родители, - покачал головой Толстяк. - В такой холод ребенка без теплой одежды на улицу выпускать, да еще голодного. Ну, да это ваши проблемы, а мне и своих хватает. Пока. Привет тете Наташе.
- Спасибо, - запоздало поблагодарила она, и Толстяк отправился дальше.
Окрыленный таким успешным началом "трудового дня", он решил закрепить удачу в этой же "сфере деятельности" и, отыскав в мусорном бачке новую тряпку, вышел на перекресток.
Стоило машине задержаться у светофора, как Толстяк набрасывался на нее и начинал с энтузиазмом размазывать грязь по стеклам, причитая:
- Недорого. Недорого и очень чисто. Совсем недорого…
Чаще его обкладывали матюгами, отгоняя от автомашин, один раз выскочивший из салона автовладелец едва не намял бедолаге бока, иногда его просто игнорировали, но Толстяк не сдавался.
- Недорого. Недорого и очень чисто. Не дорого. Совсем недорого…
- Эй, ты! - раздался за его спиной недовольный голос, и чья-то рука схватила его за воротник. - Ты что на нашем месте делаешь? Здесь мы работаем.
Толстяк оглянулся на группу подростков, незаметно подошедших сзади, и нервно облизал губы. Их было шесть человек, младшему на вид можно было дать не больше десяти, старшему - лет четырнадцать, но это была настоящая опасность. Толстяк хорошо знал, на что способны такие вот стайки уличной шпаны. "Дети двора", сбиваясь в "кружки по интересам", могли в своей жестокости переплюнуть любого возбудившегося к активной деятельности маньяка.
- Я не знал, что это ваше место, - сказал Толстяк. - Никого не было, и я решил немного подзаработать… Но я не успел ничего заработать…
- Знать надо, дядя, - ухмыльнулся длинный парень в ярко-красной куртке. - Незнание не освобождает от ответственности - слышал такую "мулю"?
- Но я же все равно не успел ничего заработать, - пробормотал Толстяк, понимая, что сейчас его будут бить. - Я недавно здесь…
- Кого это интересует? - скривился подросток. - Это твои трудности, дядя. Важен сам факт. И чтобы другим было неповадно…
Дожидаться продолжения Толстяк не стал. Столкнув преградившего ему путь парня, он со всех ног бросился наутек. Вслед полетели ругательства и угрозы, но топота ног слышно не было - Толстяку повезло и на этот раз. С его комплекцией убежать от подростков было бы нелегко. Забежав в тот самый дворик, где он совсем еще недавно наслаждался домашними котлетами, Толстяк остановился и перевел дыхание.
- С машинами не получилось, - тяжело дыша, констатировал он. - Придумаем что-нибудь другое… Нужно пройтись по помойкам, может быть, выкинули что- нибудь такое… дельное…
Он направился было к мусорным бакам, но стоило ему запустить руку в один из них, как в темном углу подворотни что-то зашевелилось, и он поспешно отскочил в сторону.
- Тьфу ты! - в сердцах сплюнул он, разглядев грязно-голубое платье своей недавней знакомой. - Ну и напугала ты меня!.. Я думал - собака. Они в последнее время кусаются особенно больно… Ты еще здесь?
- Да.
- А родители?
- Нет… Их еще нет, - она всхлипнула. - Ни мамы, ни тети Наташи…
- А живешь ты где?
- За городом… Но мой дом сгорел. Я видела, как он горел…
- Что-то ты врешь, - усомнился Толстяк. - Наверное, сбежала из дома, а теперь сказки сочиняешь. Иди домой, а не то я милиционера позову.
- Не надо милиционера, - попросила она. - Пожалуйста, не надо милиционера… Тетя Наташа говорила, что не надо…
- Да ты же совсем окоченела, - заметил Толстяк. - Посинела, как твое платье. Вся грязная и синяя… Ну- ка, марш домой!
- Сгорел дом, - тихо повторила она, - Мне ждать здесь нужно…
- Ну, я пошел за милиционером, - пригрозил Толстяк и сделал вид, что собирается уходить. - Уже иду…
- Не надо… Пожалуйста, - прошептала она, - Опять придут эти дяденьки и будут бить и кричать… Мне здесь ждать надо…
- Незадача, - Толстяк почесал в затылке, - И все- таки ты врешь. И с родителями у тебя плохо, и дом сгорел, и тетя Наташа не пришла, и милиции ты боишься… Говори, где живешь, а то я за милиционером пойду.
Разумеется, никуда Толстяк идти не собирался, прекрасно понимая, чем это может для него закончиться. Но ребенок и впрямь выглядел далеко не лучшим образом, и он хотел ее припугнуть, чтобы заставить вернуться домой. А милиционер… Что может быть страшней для бомжа, чем милиционер? Только компания обкурившихся подростков.
- Сгорел мой дом, - вновь повторила она. - Не надо звать милиционера. Я должна ждать здесь.
- Скоро стемнеет, - посмотрел на небо Толстяк. - Ранней весной дни короткие и холодные… Тебе действительно пора домой.
- Позвони, - попросила она. - Позвони, и за мной придут. У меня есть бумажка, на которой тетя Наташа написала цифры. Позвони, пожалуйста.
- У меня денег нет, - развел руками Толстяк.
- Совсем нет?
- Совсем, - подтвердил Толстяк.
- А как же ты живешь?
- Чтобы жить, деньги не нужны. Они нужны, чтобы хорошо жить. А я просто - живу.
- У папы с мамой всегда были деньги… Они говорили, что их все время не хватает.
- Мне хватает. Потому что у меня их нет. Наверное, твои родители богатые, поэтому им всегда не хватает денег.
- Да, богатые… И телефона у тебя нет?
- У меня и квартиры-то нет.
- Где же ты живешь?
- На чердаке. Как Карлсон. Мы даже похожи с ним. Я тоже мужчина в полном расцвете сил и толстый.
- Я смотрела мультфильм про Карлсона. Он жил на крыше, а ты на чердаке. И он был маленький, а ты вон какой… И пропеллера у тебя нет.
- Нет, - грустно согласился Толстяк. - Даже пропеллера у меня нет, а то бы улетел.
- Куда?
- Не знаю… Туда, где тепло. И где фрукты на деревьях растут. Если захотел поесть, можно просто протянуть руку, сорвать банан и съесть. А здесь бананов нет, поэтому постоянно есть хочется.
- Мне тоже, - призналась она. - Мне хочется есть и очень-очень холодно. Я замерзла и промочила ноги… Позвони, пожалуйста. Пусть за мной придут.
- Как же я позвоню, когда у меня нет ни денег, ни телефона?
- Попроси у кого-нибудь, скажи, что потом отдашь.
- Ага… А мне вместо пятачка - "в пятак"…
- Что?
- Нет, это я о своем… Мне пора идти. Нужно еще успеть найти что-нибудь пожрать на вечер.
- Нельзя так говорить. Нужно говорить "покушать".
- А-а… Да, пойду поищу покушать, а то вечером жрать будет нечего… А ты иди домой. Счастливо.
- Не уходи. Позвони, пожалуйста… Я очень замерзла, хочу есть, и мне страшно одной. Позвони, пусть за мной придут.
- Не могу. У меня нет денег. Иди домой. Пока.
Толстяк повернулся и зашагал прочь. Пожилая женщина, встретившаяся ему минут через пять, укоризненно покачала головой:
- Пропойца окаянный! Креста на тебе нет, всю совесть пропил…
Удивленный Толстяк плотнее запахнул войлочную куртку, стараясь хоть отчасти прикрыть старый и грязный свитер, и ускорил шаг.
- Вот ведь пьянь бессовестная! - зло посмотрела на него продающая мороженое тетка лет сорока. - Что делаешь, бесстыжий?! Я бы таких стерилизовала, или под страхом смертной казни запрещала детей заводить.
Толстяк похлопал глазами, задумчиво поскреб щетинистый подбородок, пожал плечами и поспешил дальше.
"Стери… Тьфу ты, черт! Детей-то почему мне нельзя заводить? - удивился он. - У меня и нет детей. Чем же я им не угодил? Чтобы на улице на меня набрасывались - такого еще не было. Может, опять какая-нибудь статья в газетах о "бомжах-извращенцах" или "бомжах - носителях СПИДа"? Что я такого сделал-то?"
- Что ж ты ребенка-то мучаешь, негодяй?! - запричитала сидевшая на скамеечке старуха. - Застудишь ведь, нехристь!
Закусив от досады губу, Толстяк повернулся и хмуро уставился на следовавшую за ним по пятам девочку.
- Так вот оно что… Ты зачем за мной увязалась? М-м… Ты что ко мне прицепилась, как репей?
- Позвони, пожалуйста, - попросила она и громко чихнула. - Я замерзла. Не могу я больше там сидеть… Холодно очень…
Обхватив руками плечики, она зябко поеживалась.
- Очень замерзла, - повторила она. - Позвони…
- Уйди от меня! - состроил устрашающую физиономию Толстяк. - Я маньяк и людоед. Я питаюсь маленькими девочками… К тому же у меня нет денег. Нет, и все! Попроси кого-нибудь другого. А я домой иду. Не пойдешь же ты ко мне домой, правильно? Вон бабка сидит, у нее и попроси. Все, счастливо.
Он сделал пару шагов и обернулся - девочка следовала за ним.
- Слушай, я тебя очень прошу - уйди! - взмолился Толстяк. - Меня из-за тебя в милицию заберут… О, черт! Накаркал!
Заметив в конце улицы синюю милицейскую фуражку, Толстяк схватил девочку на руки и быстро юркнул в ближайший проходной двор. Отойдя на приличное расстояние и не обнаружив за собой погони, поставил ее на землю и сообщил:
- Я пришел. Вот мой дом. Я в нем живу. Я иду к себе домой и тебя в гости не приглашаю. Ты мне - никто. Я и так отдал тебе бутерброд… полтора бутерброда. И я больше не хочу тебя видеть. У меня нет ни денег, ни телефона. Я нищий. Подойди к первой попавшейся тетеньке и попроси ее. Тетеньки, они добрые. Она позвонит. А я пошел. И не ходи за мной, поняла?
Она кивнула, и Толстяк вошел в парадную, нарочито громко топая. Остановился и хотел было припасть к щели, чтобы посмотреть, куда пошла девочка, но едва не получил раскрывающейся дверью по лбу.
- Мы же договорились, - страдальчески поморщился он. - Чего ты увязалась за мной? Нет у меня телефона! Нет!
- Позвони, пожалуйста, пусть за мной приедут, - она протянула ему клочок бумажки.
- Я тебя сейчас точно милиционеру отдам, - безнадежно пригрозил он и тут вспомнил серые от пыли казенные сапоги с приставшим к подошве голубиным пометом и вставленного в них милиционера и его вопросы о девочке лет шести со светлыми волосами, одетой не по погоде…
- Вот что, - он решительно взял ее за плечи и вывел на улицу. - Иди-ка ты отсюда. Только милиции мне и не хватало. Тебя уже ищут. Найдут у меня - мне же ребра и поломают. А я и так живу на "птичьих правах". Я не знаю, что у вас там за дела, но мне и своих неприятностей хватает. Ступай с Богом…
Он снова вошел в подъезд и прикрыл за собой дверь. Постоял минут пять, прислушиваясь, и осторожно выглянул на улицу. Девочки не было.
"Так оно и лучше, - решил Толстяк, отгоняя прочь сомнения. - Я ей кто? Никто. Ну и все".
Но было стыдно. Он вспомнил умоляющие глаза и посиневшие от холода пальцы и зябко передернул плечами.
"Надо было ей хоть куртку отдать… Нет, куртка у меня одна. Зимой замерзну. Свитер надо было отдать. Да, силен я задним умом… Может, догнать? Далеко она уйти не могла. Замерзнет ведь насмерть…"
Толстяк поспешно вышел на улицу и огляделся, по девочки нигде не было видно. Он вышел на улицу, обошел квартал, выглядывая худощавую фигурку, вздохнул и вернулся к подъезду. Идти домой почему-то расхотелось. Он бесцельно побродил по двору, посидел на скамеечке у подъезда… На душе было скверно.
"Вот, все настроение теперь испортилось, - подумал он. - Так я и знал: ничего хорошего от подобных встреч не жди…. Пойду к Профессору. Может, полегчает, если расскажу…"
Слушая Толстяка, Профессор задумчиво крутил в пальцах очки с заменяющей дужки резинкой, и когда Толстяк закончил, сказал:
- Слышал я кое-что… Этой ночью в милиции большой переполох был. Сгорел дом одного богатея. Говорят - несчастный случай, но… люди разное шепчут. Две женщины сгорели, а девочка спаслась. И ищут ее не только милиционеры, но и бандиты. Улавливаешь?
- Значит… Значит, ей действительно некуда было идти? - догадался Толстяк. - Стало быть, не врала она… А я…
- А чем ты мог помочь? Нашли бы ее у тебя и прихлопнули вас обоих. А позвони ты по этим телефонам, еще неизвестно, кто бы тебе на другом конце ответил. Так оно и лучше - от греха подальше…
И тут Толстяку стало совсем плохо. Профессор это заметил, немного помялся, но все же достал из тайника грязную склянку с едко пахнущей жидкостью и разлил ее содержимое по пластмассовым стаканчикам.
- Держи, - протянул он один из них Толстяку. - И не думай ни о чем. Ты все равно ничем ей помочь не мог. Как бы ты ей помог? И чем ты можешь мне помочь? И чем я могу помочь тебе? Крикнуть: "Я не хочу, чтобы мой друг Толстяк жил на чердаке и питался отбросами? Нет, Толстяк, я не могу помочь тебе. Не могу помочь себе. И не смог бы помочь этой девчонке. И ты бы не смог.
- Тогда почему мне стыдно?
- Потому что ты какими-то эмоциональными критериями меряешь, а нужно с точки зрения здравого смысла. Один умный человек сказал, что стыд - это "гнев, обращенный вовнутрь". Вот ты и гневаешься на себя за то, что поступил… рационально. А нужно гневаться на других, на тех, кто создал все это, стал причиной этого…
- Это опять будет "война со злом", - сказал Толстяк.
- Еще раз повторяю: а чем ты ей мог помочь? Всех не пережалеешь. Всех голодных не накормишь. Всех бездомных собак не приютишь. Всех счастливыми не сделаешь… И закончим на этом.
- Но почему мне все равно так стыдно? - спросил Толстяк. - Муторно у меня на душе, Профессор… Очень плохой сегодня день…
- Хороший, - ворчливо отозвался Профессор. - Повезло тебе, что в беду не попал. А кошки на душе скребут от того, что ты глупый и слишком впечатлительный… Выпил спирт? Тогда иди домой и ложись спать. Наутро полегчает… И не приходи ко мне больше с такими глупостями. Даже мне настроение испортил…
- Чем?
- Своими вопросами… И моими ответами… Но тебе этого не понять…
- Извини, - сказал Толстяк и пошел домой.
К тому времени на улице уже стемнело, и к своему углу на чердаке Толстяк пробирался уже в полутьме, на ощупь. Но темнота не была для него помехой - за годы своего проживания на чердаке он изучил свое "жилище" так, что смог бы добраться до своей подстилки с завязанными глазами.
Нащупав картонную коробку со своими пожитками, Толстяк положил в нее снятую куртку, пошарил рукой, отыскивая подстилку, и уже собирался лечь, когда…
- Ай! - завопил он, отскакивая назад. - Кто здесь?
- Это я, - раздался из темноты знакомый голосок. - Не бойся… Я сама боюсь… и думала, что это идет кто- то страшный… А это ты…
- Как ты меня напугала, - признался Толстяк, держась рукой за сердце, - Ты опять напугала меня… Ты, наверное, на меня охотишься.
- Нет. Ты же сам показал мне, где ты живешь. Я походила по улице, но очень замерзла и поднялась сюда. Я думала, что ты здесь, но тебя не было, и я стала ждать… Потом стемнело, было очень страшно и кто-то шевелился в углу…
- Это голуби, - сказал Толстяк. - Они здесь живут. Голуби и я.
- Так ты позвонишь, чтобы меня забрали? Тетя Наташа не пришла, и мама не пришла…
- Я знаю, - сказал Толстяк.
- Откуда? Ты их видел? Где они? Почему не приходят за мной?
- Они не могут, - мучительно подбирая слова сказал Толстяк. - Они уехали… очень далеко. И не могут сейчас вернуться.
- Куда? - в ее голосе послышались слезы. - Куда они уехали? Почему они не взяли меня с собой?
- Они… Они попросили меня присмотреть за тобой. Временно… Пока мы не позвоним по телефону твоим друзьям.
- Они не мои друзья. Я их не знаю. Это друзья тети Наташи… А куда уехала мама? Скоро она вернется?
- Нет, - вздохнул Толстяк. - Не скоро. Это слишком далеко… Но ей там будет хорошо. Она уехала в волшебную страну, где нет злых людей, где нет голода, где есть только солнце и радость…
- Она не могла уехать без меня… Ты врешь…
- Я?! - возмутился Толстяк. - Ты мне не веришь? Посмотри в мои честные глаза.
- Но здесь темно.
- Вот и хорошо… В смысле - вслушайся в мой честный голос. Она просто не успела сказать тебе, что уезжает. Она очень соскучилась по твоему папе и…
- Она умерла?
Толстяк долго молчал, прежде чем признался:
- Да. Но все не так печально, как ты думаешь. Те, кто умирают, не исчезают, бросая нас. Они всегда с нами и следят за нами с небес, защищая и оберегая… Они действительно уходят в волшебную страну, где собираются все добрые и честные люди, и оттуда опекают нас…
- Откуда?
- Как бы это тебе объяснить?.. - задумался Толстяк, и тут ему в голову пришла спасительная мысль. Он запустил руки в картонную коробку, на ощупь отыскивая там огарок свечи и спички, - Сейчас, сейчас, - пыхтел он, чиркая отсыревшими спичками о коробок. - Через минуту я тебе кое-что покажу… Я это еще никому не показывал… Ага, вот так… Сейчас…
Он аккуратно пристроил свечу на дощечке, постоял минуту, позволяя глазам привыкнуть к мерцающему свету, и, повторив: "Сейчас… Сейчас я тебе это покажу", полез в дальний угол, руками разрывая перемешенный с гравием песок.
Извлек на свет драный полиэтиленовый пакет, достал из него тощую разлохмаченную книжку без обложки и, торжественно улыбаясь, показал девочке:
- Вот!
- Что это? Книжка?
- Это моя библиотека… Правда, небольшая, но зато какая! Я нашел ее на помойке. Кто-то выкинул, а я подобрал. Сначала хотел использовать… э-э… как бумагу, но затем передумал. Уж очень она мне понравилась. Вообще-то, я не читаю книги. Я не очень умный и не понимаю все эти умные слова… Профессор понимает, он много книг прочитал, а я нет… Я иногда газеты читаю, но не все, а только то, что смешно… А эта книга… Это такая книга!
- Тогда почему ее выкинули?
- Ну… Наверное, потому что она без обложки. Люди очень ценят в книгах обложки. Если обложка некрасивая или ее вовсе нет, то книга им не нравится. А мне обложка не нужна. У меня все равно нет полок, и мне некуда ее ставить. Я ее просто читаю. Вот, смотри… Сент-Экзюпери, - с трудом выговорил он, - "Маленький Принц…" И здесь про самого Сан… про писателя рассказано, про его жизнь. Слышала про Маленького Принца?
- Нет.
- Ты не слышала про Маленького Принца? - удивился Толстяк. - Это же сказка для детей. Такая же интересная, как про Карлсона, Маугли и Кота в сапогах.
- Про них я мультфильмы смотрела… А про Маленького Принца я мультфильмов не смотрела. Мама приносила мне кассеты для видеомагнитофона, и я смотрела сказки по телевизору. И про Маугли, и про Русалочку.
- Так бывает, - вздохнул Толстяк. - Родители очень хотят, чтобы их дети были сыты, одеты, чтобы у них были красивые игрушки, чтобы они росли в достатке и учились в умных институтах, а вот сказки детям забывают читать. Не хватает времени. Маленький Принц… Он пришел к писателю и летчику так же, как ты пришла ко мне. Дело было так…
И Толстяк стал рассказывать ей сказку. Он не умел хорошо рассказывать, поэтому часто путался и заглядывал в книжку. Но она его понимала. Она слушала, не перебивая, на время забыв о своих страхах, о голоде, о холодной ночи за окном, при свете свечи рассматривала картинки, которые показывал ей Толстяк, и когда он прочитал сцену прощания, на ее глазах выступили слезы.