- Было, - кивнул лейтенант. - Но форму нужно регулярно поддерживать, а упускать лишний шанс потренироваться - просто грешно.
- Так вот, орел, если ты еще хоть раз меня ударишь, я тебе руку сломаю… правую, - добавил Врублевский, подумав. - Так что в носу ты будешь ковыряться с удручающим однообразием.
- Какой смелый сопляк! - усмехнулся лейтенант и вдруг, резко скинув маску дурашливости, шагнул к Врублевскому, приблизившись вплотную. - Сейчас, щенок, я заберу тебя в отдел, и там мы поговорим куда более основательно. Там есть для этого о-очень удобные местечки… Где "стволы", сволочь?!
- Не притискивайся ко мне так близко, противный! - состроив жеманную гримасу протянул Врублевский. - Я тебя больше не хочу, и не приставай. У кого-нибудь другого "ствол" попроси… Вон, хотя бы у своих пивососов…
Лейтенант медленно наливался краской ярости. Удивленные подобной наглостью постовые поднялись из-за стола и приблизились, выразительно поигрывая резиновыми дубинками.
"Сейчас начнется, - подумал Врублевский. - А вот бить-то я себя не дам… Придется уносить ноги из города. Жаль, только все устроилось. Что же это за черная полоса у меня по жизни пошла? Но уж коль посыпались неприятности: подставляй карман - мало не будет".
- Ты хотя бы приблизительно догадываешься, что сейчас с тобой будет? - ледяным тоном поинтересовался лейтенант. - Или ты внучатый племянник троюродной бабушки кошки Президента и тебе нечего бояться? Ты же, засранец, через пару часов будешь валяться на земле и мои сапоги языком вылизывать, умоляя простить тебя, говнюка, и дать возможность написать тебе явку с повинной…
- У тебя больное воображение, - пожалел его Врублевский. - Поговори сегодня об этом со своим психиатром, он тебе посоветует, как от этого избавиться.
- Зря ты, парень, так разговариваешь с представителями власти, - послышался от дверей укоризненный голос. - Хамить тем, кто сильнее тебя, все равно, что плевать против ветра - только себе хуже сделаешь.
Врублевский покосился на входящих в зал людей. Впереди шел высокий, подтянутый мужчина в небрежно наброшенном на плечи пальто из верблюжьей шерсти. Профессия следовавшего за ним квадратного мордоворота в спортивном костюме не оставила бы сомнений у самого невнимательного наблюдателя. Оглядев окруживших Врублевского милиционеров, мужчина усмехнулся:
- У вас такие лица, словно вы бить его собрались. Вы рискуете уронить престиж милиции в глазах любого зашедшего сюда посетителя. Он, чего доброго, может подумать, что милиция применяет недозволенные методы.
- Знаете что, Константин Игоревич, - возмущенно повернулся к нему лейтенант, - есть некоторые моменты, через которые трудно переступить, даже при всем уважении к вам… Это же самый обыкновенный отморозок, к тому же излишне борзой…
- И не говори, Миша, люди становятся такими невежливыми, когда им носком сапога по копчику заедешь, - понимающе вздохнул нежданный спаситель, - Казалось: с чего бы это им обижаться? Радоваться должны, что удостоились столь высоко-должностного внимания… Тебя-то самого когда в последний раз били, Миша?
- Я начальству не хамлю! - огрызнулся лейтенант.
- Так ты для него не начальство… Но не будем препираться на людях, - предложил незнакомец. - Давай найдем для окончания спора место и время получше. Я думаю, что смогу найти весомые аргументы, чтобы убедить тебя не обижаться и быть лояльным к слегка погорячившемуся парнишке.
- Даже не знаю, Константин Игоревич, - покачал головой лейтенант. - Он меня за живое задел…
- Так отцепи это от "живого" и возьми в руки, - ровным голосом посоветовал мужчина. - Не красная девица, чтобы обижаться. Обиделся он… Он погорячился, ты погорячился - дело житейское, со всеми бывает. Сегодня поссорились, а назавтра лучшими друзьями стали. Ну что ты к парню пристал? Наверное, какой-нибудь негодяй-недоброжелатель кляузу состряпал? Ты, Миша, негодяев не слушай, они тебя плохому научат. Они на то и негодяи, чтобы на честных людей поклеп возводить. Ты взгляни на это честное лицо и подумай - разве может человек с таким лицом заниматься чем-нибудь противозаконным? Тем более, что я припоминаю, что последние три дня непрерывно видел этого парня возле себя. Меня это даже удивило: куда ни пойду - все время он рядом. Я в бар - и он в бар, я в офис - и он в офис, я в казино - и он в казино… Я даже подумал: может, террорист какой, но оказалось - совпадение. Э-вон, как бывает… Зато точно знаю, что этот гражданин ничем противозаконным последние три дня не занимался, о чем могу подтвердить даже под присягой. Ты веришь в мою честность, Миша?
Лейтенант исподлобья посмотрел на жизнерадостно улыбавшегося мужчину, покосился на невозмутимого Врублевского, устало махнул рукой и вышел. Вслед за ним покинули бар и явно разочарованные таким окончанием дела постовые. Незнакомец посмотрел на Врублевского с укоризной:
- Нельзя так, любезный. Нельзя… Саша, - повернулся он к телохранителю, - выйди-ка с барменом на улицу, покурите там, за жизнь потолкуйте. А если кто захочет сюда войти - предложи сигаретку… Понял?
Молчаливый бугай послушно подхватил под локоть бармена, с любопытством взиравшего из-за стойки на происходящее, и вывел его в коридор. Мужчина снял пальто, небрежно кинул его на столик и, усевшись в пластиковое кресло, с удовольствием вытянул ноги в лакированных ботинках.
- Набегался, - пожаловался он. - Начало дня, а ноги уже гудят. Представляю, что к вечеру будет. Доставляете вы мне забот и хлопот, парни. А ведь, по сути дела, я должен только планировать да итоги подводить, а проблемы решать вы сами должны…
- Нет у меня никаких проблем, - заметил Врублевский. - И не надо за меня ничего решать. Свои проблемы я сам решу.
- Не-а, - печально вздохнул незнакомец, - не решишь. Потому что с одной стороны хлопцы Олежки Шерстнева - а это организация, с другой стороны милиция - а это еще более серьезная организация, а посредине ты, который как та кошка - сам по себе гуляешь. Нет, Володя, в одиночку с организациями не воюют. Есть такая народная мудрость: один в поле не воин.
- Это смотря какое поле и какой воин, - угрюмо заметил Врублевский. - К тому же я не собираюсь ни с кем воевать. Если меня не трогают, я неприятностей не ищу, но уж коли задели, то спускать тоже не умею.
Он полез в карман за сигаретами.
- А вот курить тебе придется бросить, - неожиданно заметил мужчина. - Не люблю, когда курят. Мне спортсмены нужны. Крепкие, здоровые, выносливые. А эта гадость человека лет за пять-шесть в развалину превращает. Придется бросить, Володя.
- Кто вы такой? - спросил Врублевский, сбитый с толку уверенным тоном странного заступника. - Почему это я должен вас слушать? И какое мне дело до того, что вам нравится и кто вам нужен?
- Я, в некотором роде, твой будущий начальник, - представился незнакомец, - И с этого дня ты будешь работать на меня.
- Да? - удивился Врублевский.
- Да, - так же спокойно подтвердил незнакомец. - Я подумал и нашел, что ты меня интересуешь. А тебе это выгодно со всех сторон. Во-первых, я обеспечиваю хороший заработок, во-вторых, связи и возможность роста, в-третьих… Я же не могу выставлять здесь наряд милиции каждый день, оберегая тебя от тех недоумков, что ты давеча обидел…
- Так кокардоносные любители постучать по почкам - ваших рук дело?
- Моих, - не стал скрывать мужчина, - Правда, я не давал им указаний применять к тебе силовые методы, это уже их личная инициатива, но проверить тебя на излом надо было. Мне интересно было посмотреть, как ты ведешь себя в подобных ситуациях. А то был у меня один орел… в компании смелый, как берсерк, а как попал в отдел да получил по почкам - поплыл, как дерьмо весной. Оказалось - жутко боится боли. Прострелить коленку бритоголовому гоблину в темном переулке - это одно, а вот выдержать психологический… да и физический прессинг официальной власти - совсем другое. А в милиции иногда попадаются особо "прогрессивные" деятели, полагающие, что один тычок кулаком под ребра заменяет два часа умственной работы.
- Многообещающее начало, - нахмурился Врублевский. - Не знаю, что вы от меня хотите, но начинать беседу с натравливания мордоворотов в униформе - это ход, располагающий к откровенности и симпатии…
- И даже более того, - согласно закивал мужчина. - Если бы они нашли при тебе оружие, я с легким сердцем позволил им отправить тебя в края белых снегов и быстроногих оленей. Недоумки мне не нужны… К счастью, оружие ты догадался оставить дома… Кстати, откуда оно у тебя?
- Какое оружие? - "удивился" Врублевский.
- Пятнадцатизарядная "Беретта" и столь редкая штука как "Дезерт игл", - охотно уточнил мужчина. - Что- то из них было с прибором лазерного наведения. И судя по всему, обращаться с ним ты умеешь. Меня интересует самая малость: "паленые" это "стволы", или нет? Не люблю, когда мои люди рискуют без нужды. Этот риск, в конечном итоге, на мне отражается. Это называется "слабым звеном", а в результате я теряю всю цепочку… Так как с моим вопросом?
Врублевский подумал и пожал плечами:
- Предположим, что "стволы" чистые. Из Нагорного Карабаха. Боевики закупили партию оружия, да не все довезли… Правда, и в особый отдел не все попало, кое-что на "сувениры" разошлось… Стало быть, гардеробщик - ваш человек? То-то он такой внимательный… Слишком внимательный для гардеробщика.
- О-о, ты даже не знаешь, какими внимательными могут быть обычные гардеробщики, - рассмеялся мужчина, перефразируя по всей видимости неоднократно слышанную им присказку. - Он так же заметил, что ты излишне агрессивен и авантюрен. Это плохо. Когда человек не ценит свою жизнь, значит ему нет дела и до чужой. Мне нужны авантюристы, но авантюристы хладнокровные, идущие на риск, лишь хорошо осмыслив все шансы и возможности. А пока ты взрывоопасен, и это чревато неприятностями не только для тебя, но и для тех, кто тебя окружает. В этом я только что имел возможность убедиться лично. Так что, будь любезен - сделай над собой усилие… Договорились?
- Пока что нет, - сказал Врублевский. - Во-первых, я не знаю о чем мы "договариваемся", а во-вторых, я по-прежнему не знаю, кто вы такой.
- Я до сих пор не представился? - удивился его собеседник. - М-да, начинаю страдать нарциссизмом. Привык, что меня повсюду узнают без визитных карточек… Как видишь, не у тебя одного есть маленькие недостатки. Все верно, ты приехал из другого города совсем недавно и не успел узнать меня в лицо. Но мою фамилию, надеюсь, ты уже слышал - Березкин, Константин Игоревич. Доходили слухи?
- Что-то такое слышал, - осторожно ответил Врублевский. - Доходили…
- Вот и хорошо. Стало быть, дальнейший перечень моих "интересов и увлечений" бессмыслен. А вот про тебя я еще ничего не знаю. Сухие цифры и факты из документов меня не устраивают. Документы интересуют только милицию, и то не они сами, а их отсутствие. Меня же интересует человек… Итак, ты - Владимир Врублевский. А что дальше?
- С чего вы взяли, Константин Игоревич, что меня вообще заинтересует ваше предложение? - не выдержал Врублевский. - Я уже устроился на работу, и у меня есть жилье…
- О-бал-ден-ные успехи, - состроил значительную гримасу Березкин. - Прямо-таки исполнение мечтаний любого настоящего мужчины… Ну, устроился, и что дальше? Будешь сопли пьяным подбирать и уговаривать их безобразия не хулиганить? Невероятно интересная и перспективная работа. А я тебе могу куда более надежную "лесенку" предоставить, чтобы ты "подняться" мог. У меня возможности, связи, деньги, опыт. В одиночку ты только дров наломаешь. У тебя же нет других предложений. С "шерстневцами" ты поссорился, они на тебя зуб имеют и к себе не позовут. В милицию ты не пойдешь: как я понял, на госструктуры ты уже наработался и снова в форму влезать не хочешь. Тебе сказочно повезло: ты ушел в отставку и вернулся в обычную, гражданскую жизнь в очень благоприятное время. Оглянись: на дворе девяностые годы, время социалистических идеалов осталось далеко позади. Те, кто успеют сегодня хапнуть свой кусок пирога, в дальнейшем получат возможность многократно увеличить его. По моим подсчетам, лет шесть-семь отведены исключительно на передел капитала. Ты хочешь упустить это время и через семь лет остаться у разбитого корыта, ругая то власть, то судьбу, то коммунистов, то демократов? Если ты упустишь свой шанс сейчас, то в дальнейшем тебе придется винить только самого себя.
Врублевский с грустной иронией смотрел на сидящего перед ним человека. На вид Березкину можно было дать лет тридцать-тридцать пять. Высокий, широкоплечий, с пронзительно синими глазами и густой шевелюрой черных вьющихся волос, он, несомненно, пользовался успехом у женщин. А здоровый цвет лица говорил о том, что его владелец неустанно печется о своем здоровье. Дорогой темно-синий костюм сидел на нем как влитой, а от широкоплечей, атлетической фигуры почти физически веяло благополучием и уверенностью в завтрашнем дне. Судя по манере держаться и говорить, Березкин получил хорошее образование и, может быть, даже был на хорошем счету в управленческом аппарате комсомола. Сытый, довольный жизнью и собой, благополучный, влиятельный… Такие люди никогда не глотали раскаленный песок, захлебываясь в беззвучном крике над телом погибшего друга. Они не отбивали щитами бутылки с горючей смесью, летевшие в них на обезумевших улицах Тбилиси. Не вставали живой стеной между схлестнувшимися в многолетней ненависти Арменией и Азербайджаном. Не выли от ненависти и бессилия в окопах Приднестровья, Они не целовали пожелтевшие лбы мертвых друзей, не сжимали до хруста зубы, выслушивая выливавшиеся на них упреки от ни черта не смыслящих в происходящем, но о-очень желающих урвать себе звание "гуманиста" политиков. Они не мерзли в разрушенном Ленинакане и не вдыхали зной Ферганы. Им незнакома тупая растерянность перед неприкрытым предательством правительства, неведом непонятный непосвященным страх того, что пуля попадет не в грудь, а в живот, непонятна тоска по дому и глазам матери, они не сидят ночи напролет в пустой и темной комнате, уставясь невидящими глазами в уничтожавшее и породившее их заново прошлое.
И тем не менее вычурная манера держаться, надуманная поза и исполненная высокомерия осанка Березкина были хорошо ему знакомы. Память услужливо пролистала несколько месяцев, возвращая его в просторный, удобный кабинет особого отдела дивизии. Капитан Байстрюков удобно расположился в кресле напротив и, вот так же вытянув нош, выстукивал кончиками пальцев на крышке стола незатейливую мелодию, поглядывая на сидевшего перед ним Врублевского немигающими зелеными глазами, словно давая понять: "Я все знаю, я только хочу услышать это от тебя".
- Нет смысла запираться, Владимир Викторович, - отеческим тоном советовал он. - Для нас это дело и выеденного яйца не стоит. Расколем, капитан, раскусим, как орешек. Не таких кололи… Уж лучше сами расскажите, вам же лучше будет. Суд это зачтет. К чему запираться? Вы же открыто обвиняли полковника Семенчука в гибели роты. Это слышали десятки людей. У вас с ним была серьезная ссора, в результате которой вы пообещали друг другу множество самых разнообразных сюрпризов… А через день полковника нашли мертвым.
- Экспертиза установила, что полковник был убит из моего оружия? Или кто-то видел, как я стрелял в него? Это ваши ложные умозаключения, построенные на факте нашей ссоры с полковником. Полк находился в полевых условиях, вокруг кишели бандформирования, для которых полковник спецназа представлял собой весьма соблазнительную добычу.
- В этом случае его предпочли бы похитить, а не убивать.
- Но дело происходило в двухстах метрах от палаток полка. Часовые обнаружили его тело уже через пять минут. Я в это время был в палатке, это могут подтвердить четыре человека.
- Уже подтвердили, - не стал скрывать особист, - но мы и их расколем. Вся эта история ни для кого не является тайной. Дело лишь за доказательствами. И мы их найдем. Но я настоятельно рекомендую вам сделать заявление до того, как мы докажем вашу вину.
- Послушайте, капитан, - тихо сказал Врублевский. - Их было восемьдесят шесть человек. Восемьдесят шесть молодых, крепких и жизнелюбивых ребят. И они были отличными солдатами, они служили не за звездочки, не за ордена и не за деньги. Они останавливали ту заразу, которая расползалась по стране стараниями таких, как полковник Семенчук. И сейчас эти парни мертвы. Все, до одного. Даже раненых не осталось. Как я выжил - одному Богу известно. На мне даже царапин нет, только оглушило слегка… А Серега Трубников мучился минут двадцать, и я ничем не мог ему помочь…
- И вы решили отомстить? - понимающе склонил голову особист.
- Нет… Но подумайте лучше вот о чем… Есть убийцы, которые готовы лишить человека жизни за рубль, есть убийцы, готовые погубить другого за миллиард… Но какой же сволочью надо быть, чтобы убить из-за денег восемьдесят шесть человек? Восемьдесят шесть! Они не получали этих денег! Не получали - вы понимаете?! Это фальсификация! Вы же знаете, при них не нашли денег, а Семенчук утверждал, что они только что получили жалованье. Куда, в таком случае, делись эти деньги? Не было их, разве это не ясно?! Я для Семенчука был как призрак из ада. Вертолет, расстрелявший наши позиции, принадлежал не оппозиции, а нам! Это был наш вертолет!
- Вы заметили опознавательные знаки? - холодно спросил особист. - Или бортовой номер?
- Нет. Я же говорил вам: меня оглушило в самом начале обстрела. Присыпало землей… Видимо, это меня и спасло… У Сереги на виске был кровоподтек… Я думаю, их добивали…
- Вы думайте, что говорите, капитан! - Байстрюков даже привстал из-за стола. - За подобные обвинения можно… Подобная ложь не обелит вашей злобы, мы найдем доказательства, достаточные для того, чтобы отправить вас в те места, где вы сможете хорошенько подумать, стоит ли делать подобные обвинения в адрес командования… Что ж, начнем с самого начала. Где вы находились в ночь на четвертое августа?..
Врублевский провел ладонью по лицу, словно стряхивая наваждение. Кабинет особого отдела растаял в дымке прошлого, и яркие лампы ночного клуба вновь высветили сидящего за столом Березкина.
- Ну, хорошо, - неожиданно сказал Березкин, видимо, почувствовав перемену в настроении собеседника. - Предположим, что ты получишь автономию… Естественно, относительную. Сначала ты поработаешь с моими ребятами. Это необходимо. Они объяснят тебе все, покажут и расскажут. А там видно будет. Все будет зависеть от тебя. Но пока ты поработаешь в группе. Некоторые "темы" просто невозможно провернуть в одиночку. Ребята у меня - что надо, проверенные делами и временем. Спортсмены. Вы найдете общий язык. Это настоящая боевая группа. Все же это несколько лучше, чем "ломать валюту", "катать" или собирать "лом" у ювелирных магазинов… И уж куда лучше, чем халтурить вышибалой в этом кабаке. Решайся. Долго уговаривать я не буду.
- Хорошо, - неожиданно для себя решился Врублевский. - В конце концов, терять мне все равно нечего.