- Ладно, - решился Макс. - Не будем откладывать дело в долгий ящик. Баба - это, в некотором роде, даже "плюс". С проститутками при свечах не сидят, значит знакомая. Вперед!
Они поднялись на третий этаж, и Иванченко кивнул Прохорову:
- Надевай халат.
Из спортивной сумки Игорь достал белый медицинский халат и такую же шапочку, переоделся. Довершил маскарад очками в уродливой пластиковой оправе и вопросительно посмотрел на Иванченко:
- Сойдет?
- Больше на больного похож, чем на доктора, - проворчал тот. - Звони, ветеринар. Эдик, ты - за дверь.
- Поучи бабку щи варить, - усмехнулся Евдокимов, прижимаясь к стене за дверью. - Звони быстрее, пока никто в парадную не вошел.
Прохоров откашлялся и нажал кнопку звонка. Парой минут спустя за дверью послышались шаги, и недовольный голос поинтересовался:
- Кто там?
- "Скорая помощь", - представился Прохоров. - У вашей соседки инсульт. Нам надо спустить ее на носилках вниз. Помогите, пожалуйста. Кроме вас на площадке мужчин нет.
За дверью замолчали, разглядывая Прохорова в глазок. Потом замок щелкнул, дверь распахнулась и на порог ступил полноватый мужчина лет тридцати, с недопитым бокалом вина в руках.
- У какой еще… - начал было он, но договорить не успел: Евдокимов быстро шагнул вперед, ввинчивая кулак в подбородок глухо охнувшего бедолаги. Опрокидываясь на спину, мужчина выпустил бокал из рук, и с жалобным звоном тот разбился вдребезги у самого порога.
- Тихо! - прошипел Иванченко, подталкивая замешкавшегося Врублевского в глубь квартиры. - Весь дом разбудите! Быстро все сюда… Запирай двери.
Прохоров и Кочкин подхватили под руки плохо соображавшего после удара мужчину и поволокли в комнату. На диване, возле богато заставленного яствами стола сидела долговязая брюнетка в белой блузке и черной мини-юбке. Увидев вошедших, она широко распахнула глаза и открыла было рот, собираясь завизжать, но подскочивший к ней Евдокимов пресек эту попытку, зажав ей рот ладонью.
- Тихо, киска, - предупредил он, - а то шкурку сдеру! Тихо, поняла?!
Девушка испуганно закивала, таращась на нежданных гостей. Оторвав от торшера шнур, Евдокимов ловко скрутил ей руки за спиной и заклеил рот куском предусмотрительно захваченного лейкопластыря. Та же участь постигла и медленно приходящего в чувство хозяина квартиры. Иванченко поставил стул посреди комнаты, усадил на него коммерсанта и удовлетворенно вздохнул:
- Теперь можно и поговорить. Догадываешься, по какому поводу мы тебя навестили?
Мужчина замычал сквозь лейкопластырь, отрицательно качая головой.
- Не догадываешься, - сочувственно улыбнулся Иванченко. - Значит, за душой у тебя немало грешков, за которые и навестить могут. Сразу и не вспомнить… Я тебе помогу. Ты, козел безрогий, деньги у людей на раскрутку брал? Брал. Люди вошли в твое положение, помогли тебе, а ты? Раз денежки провернул, второй раз в ход пустил, а отдавать не торопишься… Барыши лишние накручиваешь? В общем, обиделись на тебя люди. Заступничества попросили. Отчего нам не помочь хорошим людям? Поможем…
Он огляделся и восхищенно покачал головой:
- Кучеряво живешь! Хорошо раскрутился на чужих "бабках". Не дом, а "полная чаша". Ковры, аппаратура, шмотки. Сальцем обрастаешь, а люди без денег сидят. Ждут, пока им честный мальчик Миша должок вернет. А Миша, между тем, не торопится. Миша с девочками гуляет, чужие денежки прожигая. Когда "бабки" отдавать собираешься, козел?!
"Челнок" замычал, беспомощно таращась на своих мучителей.
- Сними с него пластырь, - приказал Иванченко Прохорову. - Вздумает заорать - укороти язык.
Громко щелкнуло лезвие выкидного ножа, замерев в паре сантиметров от носа шарахнувшегося со страху в сторону мужчины. Одним рывком Прохоров содрал с губ пленника пластырь, и тот нервно облизал языком кровоточащие губы.
- Ну фто фы так фразу, муфыки? - жалобно промычал он, с трудом ворочая поврежденной челюстью, - Сказали бы профто, я бы фам фернул денюфки…
- От тефя дофтефся денюфек! - передразнил его Иванченко, - Звонили ведь тебе, уроду, предупреждали, а ты все крутил… Вот и докрутился. Теперь твой должок вдвое вырос. Не пять "тонн" зеленых ты должен, а десять.
- Почему?! - округлил глаза "челнок".
- Потому! - отрезал Иванченко, - Мы на тебя время тратили? Тратили. Нервы и деньги теряли? Теряли. Сейчас на тебя, урода, время и силы расходуем. Ты же коммерсант, сам должен знать, что каждый труд должен вознаграждаться. Должен, Миша?
- Но у меня нет таких денег, - от такого поворота событий бедолага даже забыл про прикушенный язык. - Товар еще не разошелся. Реализация идет плохо, отдачи еще нет…
- Это твои трудности, - прервал его причитания Иванченко. - А нам не объяснения нужны, а деньги. Где "бабки", Миша?
- Ребята, нет у меня денег. Товар идет плохо, отдачи еще нет…
Иванченко кивнул Прохорову, и тот с размаху отвесил "челноку" увесистую оплеуху. Мужчина охнул и, закрыв глаза, вжал голову в плечи.
- А-а, боишься побоев… Я спрашиваю: "бабки" где?!
- Нет у меня денег, ребята, - "челнок" осторожно открыл один глаз и затравленно посмотрел на Иванченко. - Все на реализации… Отдача идет плохо-
Прохоров пинком вышиб из-под него стул, и коммерсант кулем обрушился на пол.
- Я же сказал: тихо! - поморщился Иванченко. - Ты так всех соседей переполошишь. Ну хорошо, партизан ты наш, значит, человеческого языка ты не понимаешь. А ну, заклей ему рот… - он дождался, пока Прохоров выполнит его распоряжение и, подойдя к испуганно вжавшейся в угол дивана девушке, ухватил ее за волосы, рывком поднимая на ноги. - Обыскивать твою берлогу мы не станем, - сообщил он побледневшему коммерсанту. - Из принципа. Да и время жалко тратить. Уж если его тратить, то на что-нибудь более приятное, с пользой. Если у вас сегодня праздник, то почему бы и нам немного не погулять?
Он смахнул на пол остатки ужина и повалил девушку лицом вниз на освободившееся место. Одной рукой удерживая ее за волосы, другой содрал юбку и трусики.
- Вот так! - удовлетворенно произнес он, плотоядно оглядывая извивающееся тело. - То время, что ты молчать будешь, ей дорого обойдется.
- Прекрати, - не выдержал Врублевский. - Это перебор…
Иванченко медленно повернулся к нему, на глазах наливаясь краской ярости. В комнате воцарилась нехорошая тишина.
- Прекрати, - тихо повторил Врублевский. - В конце концов есть другие способы… Если хочешь, давай я сам поищу эти деньги…
- Пойдем на кухню, - сказал Иванченко, отпуская девушку и быстрым шагом выходя из комнаты.
Врублевский последовал за ним. На кухне Иванченко плотно прикрыл дверь и повернулся к нему.
- Слушай ты, Айвенго! - гневно начал он, но сдержался и, снизив тон, продолжил, тщательно подбирая слова: - Вот что, Володя… Никогда, слышишь - ни-ког-да не лезь поперек батьки в пекло. Я понимаю, что ты не знаешь меня и не можешь понять, когда я играю, а когда работаю всерьез. Но ты только что сломал мне комбинацию, и теперь "барыга" будет запираться дольше, потому что момент, когда он мог "потечь", упущен и потому что он почувствовал нашу слабинку. А это значит, что мне теперь придется применять к нему куда более серьезные методы. Этого слизняка я мог расколоть через пять минут, и для этого мне совсем не нужно было насиловать его телку. Он мог развалиться от одной угрозы. Я бы не стал ее насиловать. Не потому, что я гуманист или чистоплюй. Если надо, я оприходую десятерых таких, как она, но я не прыщавый подросток, измученный сексуальным голоданием, и сюда я пришел не за этим. Я не маньяк и удовольствия от этого не получаю. Я насилую девушек только тогда, когда они меня сами об этом просят. И то - по настроению. Лично я не за этим сюда пришел. А ты?
- Но…
- А вот теперь мне придется оприходовать ее по полной программе, - пресек его возражения Иванченко. - И даже не исключено, что и ребятам придется поучаствовать. Никто из нас не горит желанием, тем более, что она страшна, как моя жизнь, но позволить подумать этому засранцу, что мы в игрушки играем, я не могу. Он же сдаст нас в ментуру! Нет, он должен бояться… И это все благодаря твоему "рыцарскому порыву"… Подумай об этом, Володя. Вместо слабенькой статьи "самоуправство" ты повесил на нашу бригаду изнасилование. Подумай об этом. Хорошо подумай!
Иванченко резко повернулся и вышел, а Врублевский устало опустился на стул и потер рукой висок, в который тупой иглой вонзилась боль.
"Скромное обаяние мафии, - горько усмехнулся он про себя. - Ребята, читающие Эжена Сю, буднично готовящие рагу и фанатично занимающиеся спортом. Симпатичные, опрятно одетые, с чувством юмора и бытовыми семейными проблемами. Да, пираты и разбойники должны выглядеть несколько иначе. Воображение рисует небритого дикаря с безумным выражением глаз и грязными, обгрызанными ногтями… Но не будем забывать, что все мои принципы остались в той, прошлой жизни. Здесь есть только цель, которая выше всех принципов. Ты должен заработать себе состояние. Ты не можешь быть лучше и честнее всего государства. Если страна сошла с ума, то человек, пытающийся сохранить трезвость рассудка, оказывается в положении юродивого. Если уж собрался жить в этом мире, то не осуждай его. И не отворачивай брезгливо физиономию, чтобы не видеть то, что делают твои руки. Принимай все так, как оно есть… Ну же!.."
Он встал и решительно направился в комнату. Иванченко уже натягивал брюки, а Прохоров и Кочкин удерживали на стуле извивающегося коммерсанта. Заправив рубашку в брюки, Иванченко подошел к коммерсанту и сорвал с его губ пластырь.
- Ну, будем говорить, или продолжить? Нас тут пятеро, это надолго затянется. Выдержит ли она?
- Сволочи! - захлебываясь слезами, простонал "челнок". - Гады…
Иванченко отвесил ему увесистую пощечину, и коммерсант запнулся на полуслове.
- Тогда продолжим, - решил Макс. - Давай, ты следующий, - кивнул он Кочкину.
- Нет! - закричал коммерсант. - Нет, не надо! Подождите! Я покажу, где деньги! На кухне, в банке с гречкой. Там мешочек с валютой.
- Ну, ты и садист! - возмутился Иванченко. - Есть деньги, а девчонку страдать заставляешь… Изверг! Говори дальше.
- Это все, что у меня есть, - простонал "челнок", - две с половиной тысячи долларов.
- Продолжай, - кивнул Иванченко Кочкину.
- Стойте! В горшке! В цветочном горшке, - заторопился мужчина. - В горшке… У-у! Ненавижу!..
- Не вой. Что уж теперь убиваться, - похлопал его по плечу Макс. - Раньше надо было думать, когда люди за тобой бегали, уговаривали должок вернуть, когда тебя по-хорошему поделиться просили. А теперь скули - не скули, но дело уже сделано. Игорь, посмотри в соседней комнате. Сдается мне, он далеко не все нам сказал.
- Там заперто, - подергал дверь Прохоров.
- Ну так возьми ключ! - раздраженно отозвался Макс. - Где ключ, "барыга"?
- В вазочке, на серванте…
Прохоров достал из хрустальной вазы ключ и отомкнул замок двери. Заглянул вовнутрь и присвистнул.
- Да здесь целый склад! - весело удивился он. - Кожаные куртки, кроссовки, магнитофоны…
- Собирайте и несите в машины, - распорядился Иванченко. - Что там в горшке?
- Золотишко, брюлики, - отозвался отряхивающий выпачканный землей мешочек Евдокимов. - "Тонны" на четыре баксов потянет…
- И я нашел "лаве", - сообщил вернувшийся с кухни Кочкин. - Две с половиной "тонны" зеленых, как он и говорил.
- Отлично, - похвалил Иванченко. - Но должны быть и "деревянные". Где они, ласковый ты наш?
- За ковром, с обратной стороны булавкой приколоты, - безвольно ответил окончательно сломленный коммерсант. - В мешочке полиэтиленовом…
- Возьми, Володя, - распорядился Иванченко. - Сколько там?
Врублевский отцепил от ковра пакет с деньгами и, пересчитав, назвал сумму.
- Мало, - задумчиво глядя на "челнока", покачал головой Макс. - Это только должок и наши проценты. А ведь мне еще об эту "пепельницу" мараться пришлось, что тоже моральной компенсации требует. Развяжите ему руки, дайте ручку и бумагу… Значит так, "барыга", сейчас ты напишешь мне расписку на две тонны баксов и сроком отдачи укажешь следующий месяц.
- Я не смогу отдать, - убито отозвался коммерсант. - Вы же все забрали… Мне не на чем даже раскручиваться…
- Но я же только что дал тебе две тысячи долларов, - "удивился" Иванченко. - Вот на них и раскручивайся. Неужели мало? Могу еще пару тонн "дать"… Заметь: без процентов ссужаю. Я не такой жлоб, как ты… Пиши!
Забрав расписку, Иванченко внимательно прочитал ее и, сложив, засунул в нагрудный карман.
- Я к тебе через месяц зайду, - пообещал он. - А если вздумаешь рыпаться… Ты понимаешь, что с тобой будет, да? Сегодня ты еще легко отделался, а вот если сбежать вздумаешь, или, чего доброго, в милицию пожалуешься - лично глаза повыкалываю. Тебе нужны глаза, "барыга"?.. Вот и хорошо. Своей кошке, когда она в себя придет, объяснишь, что к чему, и предупредишь, чтобы держала рот на замке. А я за тобой присмотрю. Все понял?.. Тогда пока, акула бизнеса, не заблудись в море капитализма. И дверь незнакомым людям больше не открывай, а то мало ли что… Сейчас время такое… опасное… Пошли, ребята.
Они вышли из квартиры и спустились к машинам. Иванченко взглянул на наручные часы и досадливо поморщился:
- Все. Не успел к Наташке. Ох, и получу я завтра по ушам. Тут уж рестораном не отделаешься. Но ничего, ревностью помучается, крепче любить будет… Володя, не сиди нахохлившимся воробьем, гляди веселее. Или, может быть, ты на меня обиделся за то, что там, на кухне, я на тебя накричал малость? Так я же не со зла…
- Я никогда не обижаюсь, - сказал Врублевский. - Обида, в моем понимании, это когда пистолета под рукой нет. Или когда тебя из танка "козлом" назвали, а ты гранаты дома забыл. Вот тогда обидно. А во всех остальных случаях я делаю выводы.
- Ну, и каковы же эти выводы? Не жалеешь, что пистолета под рукой нет? - усмехнулся Иванченко.
- Нет. Просто мне нужно время, чтобы переварить все это и начать воспринимать, как должное. С первого раза тяжеловато.
- Вот это верно, - подтвердил Иванченко. - Но ничего, привыкнешь. Человек ко всему привыкает: и страдать, и мучить. Главное, не забывать, что это всего лишь работа, и не увлекаться особенно. А то есть некоторые деятели, которые от этого процесса кайф ловят. К примеру, те же "шерстневцы"…
"Суть-то одна, - подумал Врублевский. - Оправдания разные, а суть одна. Интересно, почему, когда смотришь на подлость объективно, аж тошно становится, а если субъективно, то коль не прощаешь, то по крайней мере понимаешь причины? А от понимания не так далеко до оправдания. Ведь "шерстневцы" тоже наверняка находят какие-то оправдания. И если их послушать, то все выглядит не так уж и страшно. И они тоже выглядят как обычные люди, тоже говорят женщинам ласковые слова, беспокоятся, опаздывая на свидание с ними, готовят обеды и читают книги. Наверное, потому-то это и не так страшно, что не укладывается в стереотип. Бандит - это же человек с обликом Франкенштейна… Да, поднагадил старик Ламброзо со своей теорией. Или просто выразил общее мнение? Дело не во внешности, а в душе. В готовности к совершению преступления".
- Поехали ко второму, - повернулся он к Иванченко. - К тому парню, что квартирами занимается. Если уж сегодня выдался удачный день, то его нужно выжать до конца. До последней капельки удачи.
Иванченко пристально посмотрел на него и расплылся в понимающей улыбке:
- Вот это уже другой разговор. Так мы с тобой кашу сварим. Сейчас заедем на квартиру, забросим вещички, и поедем в гости к "застенчивому" коммерсанту. Попытаемся уговорить его не стеснятся своего увлечения квартирками, а делиться смело и решительно… Володя, ты не стесняйся, выбирай себе куртку по размеру и по вкусу, а то ты в своей джинсовой куртенке смотришься как… скажем так: плохо смотришься. Кроссовки себе там присмотри, пару спортивных костюмов. Бери, это подарок от нашей бригады. Не считая того, что с первого захода на твою долю "накапало" чистоганом триста баксов. Неплохо, да? Полчаса - и месячный оклад офицера в кармане.
- Если бы месячный, - вздохнул Врублевский.
- В этом-то и есть наше преимущество, - сказал Иванченко. - Мы за риск платим, не скупясь. И "задержек зарплаты" у нас не бывает. А сейчас мы поедем зарабатывать тебе на радиотелефон… Или на золотую цепь… Что тебе сейчас больше хочется?
Этот вечер действительно был для них счастливым. Визит ко второй жертве занял куда меньше времени, и "уговоры" прошли куда более успешнее. На вопрос: "Кто там?", Прохоров уверенно ответил: "Милиция", двери доверчиво распахнулись, и перепуганного торговца недвижимостью буквально на кулаках внесли в квартиру. Худощавый двадцатилетний парень был так напуган одним только видом бравых "внуков Остапа Бендера", что физического воздействия к нему применять не пришлось. Заикаясь от страха, он показал тайник с шестью тысячами долларов, написал расписку еще на пять тысяч и попытался даже впихнуть Иванченко свой бумажник с какой-то звенящей мелочевкой внутри, за что и получил единственную за весь "визит" оплеуху.
- Засунь их себе в самое потайное отверстие, "барыга" мелочная, - посоветовал Иванченко. - Совсем оскудоумел со страху! Мы последнее не берем. Только то, что нам принадлежит по праву. А право сильного, оно открывает безграничный кредит… Какой отсюда вывод?
- К-какой? - затравленно глядя на него, спросил парень.
- Делиться теперь будешь. Регулярно и, главное - добровольно, - пояснил Иванченко. - Желательно, с радостью на лице… Но это не обязательно. Короче, на нас будешь работать. Усек? Считай, что тебе несказанно повезло: не только попытка затихариться с рук сошла, но еще и "крышу" нашел. Будут с этого дня какие проблемы - говори, что на нас работаешь. А наезжать начнут - забьешь "стрелку", и нам позвонишь.
- А к-куда?
- Вот тебе номер моего радиотелефона, - Иванченко небрежно бросил на стол визитную карточку. - А вздумаешь к ментам жаловаться бежать - лично глаза повылавливаю. Это тоже усек?
- Усек… - с трудом сглотнул слюну перепуганный предприниматель.
- И обманывать не вздумай! - предупредил Иванченко на прощание. - Узнаю, что надуваешь - на ремни порежу…
Выйдя из квартиры, он устало вздохнул и зачем-то пояснил Врублевскому: