– Но тем не менее это есть. Это я вам говорю! – и обращаюсь к уже покорному пациенту: – Значит, так, я назначаю вам особый энергетический массаж вашего позвоночника. Сделаем десять сеансов. Пока вы тут у нас – это будет обычным порядком, а потом будете сюда приезжать.
– Вот так, Дмитрий Васильевич! – Пётр Максимович смеётся. – И вы попали в руки к доктору Елизову! Небось, не ожидали?
– Честно говоря, не ожидал, – несколько смущённо отвечает он.
– Только по-настоящему на его руки не рассчитывайте, – продолжает ёрничать лечащий врач. – Он сам такими мелочами старается не заниматься. Я правильно понял вас, Александр Николаевич?
– Правильно. Массаж вам, Дмитрий Васильевич, будет делать мой младший братишка. Он всё это умеет.
– Не волнуйтесь! Считайте, что вам повезло, – на этот раз строго произносит Пётр Максимович. – Ваня, а вернее, Иван Николаевич – прекрасный массажист! И не только…
Втихаря делаю ему ужасное лицо.
– А что, ваш брат… тоже?.. – осторожно спрашивает прокурор, не заметивший моей мимики.
– Он многое умеет… как массажист. Почти всем моим пациентам, которых я брал с позвоночником, разные массажи делал Иван, – суховато говорю я.
– Ваню наши пациенты очень любят. У него чудные руки, – как ни в чём не бывало, продолжает Пётр Максимович. – Когда у меня спину прихватило, то за три раза всё как рукой сняло!
– Что-то я про это не слышал, – бурчу я.
– Ну мы же вам не всё докладываем! Ваня сам посмотрел, сам назначил и сам всё сделал.
– Сашка, привет! – кричит Ванька, влетая в кабинет. – Извини, мы с Риткой задержались.
Прокурора и Петра Максимовича он не видит, да и на меня не смотрит. Весь в счастье! Всё понятно… Ясно, почему задержались! Стаскивает куртку и надевает халат, при этом продолжая говорить.
– Пока ты не скомандуешь поставить мне стол в ординаторской, я буду оставлять свои шмотки у тебя. Ясно? – при этом он поворачивается и только сейчас видит всех нас. – Здравствуйте…
– Здравствуй, Ванюша, – ласково приветствует его Пётр Максимович. – Тут Александр Николаевич тебе работы прибавил.
– Готов… Саш, ты извини, я действительно хотел быть сегодня пораньше. Так, а что случилось?
– Вообще сейчас только два часа, а ты начинаешь с четырёх, так что я не понял, почему ты говоришь, что задержался, – удивляюсь я.
– Понимаешь, Светлана Сергеевна попросила одного дедушку в двадцать четвёртой посмотреть. Я хочу успеть до тихого часа, – спокойно объясняет Ванька. – Потом мы с Риткой хотим кое-что изменить в сети. Идея возникла на ровном месте! Всё-таки что за работа от тебя?
– Вот, у Дмитрия Васильевича серьёзный остеохондроз. Нужно провести десять сеансов.
– Не вопрос! Снимки есть?
– На фонаре.
Ванька долго рассматривает снимки. Обращаю внимание на весьма заинтересованный взгляд прокурора, обращённый на него.
– Ну, в общем, я понял… – мой братишка спокойно воспринимает задание – не первый раз. – Только, Саш, можно, я по своему методу? Правда, это будет уже, наверное, где-нибудь двенадцать сеансов. Зато – в щадящем режиме! Ты же так всегда утюжишь! А я стараюсь мягонько. Пусть немного подольше, зато поприятнее…
При этом Ванька белозубо улыбается прокурору.
– Ну если Иван Николаевич так считает… Александр Николаевич возражать не будет? – тоже улыбается тот.
– Не будет возражать. Так, Ванюха, давай, иди в двадцать четвёртую, а после тихого часа у тебя Дмитрий Васильевич.
– Ну лады! Я пошёл!
Дверь за ним закрывается.
– Честно говоря, горжусь своим братишкой, – признаюсь я.
– Он, видно, очень добрый человек… И мягкий, – выносит приговор прокурор, продолжая улыбаться, только уже задумчиво.
– Просто его жизнь ещё не научила, – поясняю я.
– Эх, Александр Николаевич, – вздыхает Пётр Максимович. – Ваня всегда будет таким. Поверьте… Он не диктатор, как вы.
– Вы знаете, Пётр Максимович, если почитать историю, – начинаю я, – то видно, что успех как раз приходит туда, где есть разумный диктат. Особенно в нашей стране.
– Вынужден согласиться с Александром Николаевичем, – неожиданно поддерживает меня Дмитрий Васильевич, – В нашей стране это особенно часто происходит.
– Я понимаю, что часто осуществляю определённый диктат, – продолжаю я, – но очень надеюсь, что он разумен. Кстати, Кирилл Сергеевич – тоже диктатор, правда, бархатный.
– Констатирую, что вы с ним замечательно спелись, – с улыбкой заключает Пётр Максимович.
– Сашенька, – слышу я в трубке родной Дашин голос, – я тут прочитала… Как это получается? Тебя же оклеветали!
– Дашка, да брось ты! Не расстраивайся. Всякое бывает в жизни!
Сам чувствую фальшивость своей интонации.
– Сашенька, ну кому ты мозги пудришь! Я же всё слышу! Не расстраивайся ты так! Ведь все мы знаем, кто ты такой. И ещё… Ты, главное, знай – я всегда с тобой. У тебя всё будет в порядке. Ты же у меня самый лучший, самый гениальный и вообще – самый-самый!
– Гордишься знакомством? – шутя повторяю я привычную фразу.
– Я тобой горжусь, – тихо и очень серьёзно отвечает Даша, делая ударение на слове "тобой".
* * *
Не знаю почему, но меня, при всём моем понимании сложившейся ситуации, сильно задела газетная статья. Ванька её тоже читал. Так возмущался! Запетушился… Всё предлагал поехать и набить морду автору. Смешной… На работе в больнице подходили наши врачи, и все предлагали писать в редакцию коллективное письмо. Насилу уговорил этого не делать.
Сидим с Ванькой на кухне за столом и ужинаем.
– Сашка, давай по рюмахе? Тебе сейчас это нужно. Ты вон весь как натянутая струна! Это я тебе как почти медик говорю, – Ванька красноречиво смотрит на меня. – Давай!
– Давай…
Он лезет в холодильник. Наливает…
– Ну что, полегчало?
– Ванюха, я же тебе давно говорил, что алкоголь только усугубляет. А с другой стороны, если подумать, то чёрт с ней, с этой статьей! Ты видел, как люди отреагировали? И вообще, кто верит мне, тот придёт, кто не верит…
– Сашка, ты абсолютно прав! Плюнь! Будь выше!
– Ага… А кто предлагал поехать и Короткову морду набить? – ехидно напоминаю я.
– Я бы и сейчас не отказался, – буркает Ванька. – Подлец он!
– Да и не он один. Ясно, что его Глухов нанял. Интересно, как в области отреагируют…
– Слушай, а давай ещё по одной? – не дождавшись моего согласия, он наливает опять.
– Ты-то чего разошёлся?
– Мне за тебя… больно! – цедит Ванька, да так, что зубы скрипят. – Так пахать, как ты, и получить такое!
Сажусь рядом с ним и обнимаю.
– Прекрати… Успокойся… Наплевать на всё! Главное, у меня есть ты, Даша, Серёжка. Кирилл Сергеевич… Всё будет в порядке. Это я тебе говорю.
В это время звонит мобильник.
– Слушаю!
– Саша, добрый вечер! Если, конечно, он добрый, – в трубке звучит голос Сергея Петровича, и следует осторожный вопрос: – Вы… что-нибудь слышали?
– Да, я читал… – я понимаю, о чём он хочет спросить.
– Я тоже читал этот пасквиль. Саша! Мы все возмущены! Запомните: мы все с вами! Сейчас мы в академии готовим коллективное письмо в редакцию. Его подпишут пять профессоров, которых вы знаете, в том числе и один членкор.
– Да не надо этого делать, Сергей Петрович. Наплевать на них на всех!
– Нет, надо! И не возражайте, пожалуйста! В конце концов, мы можем сами распоряжаться своими желаниями. Вот мы и хотим написать и напишем! Завтра же!
– Всё равно они ничего не опубликуют. Там же всё проплачено!
– Поймите! Это сейчас единственное, что можно сделать. Судиться с ним за клевету вы не сможете, поскольку будет очень трудно представить доказательства. Мне трудно предположить, что ваши пациенты, как бы они вас ни превозносили, пойдут за вас свидетельствовать в суде. Поэтому остаётся только сражаться на страницах прессы. Правда, Сергей Александрович, с которым мы уже обсудили эту пакость, мне сказал, что готов свидетельствовать где угодно в вашу пользу. Но он один! Кирилл тоже считает, что надо через СМИ.
– Кто ему газету дал! – неожиданно сам для себя рявкаю я. – Я же запретил в больнице! Запретил и газету показывать, и говорить с ним на эту тему.
– Саша, дорогой вы мой… Он же тоже читает газеты! Вот ему вечером и попалась эта писанина. Он сразу позвонил мне и… просил, чтобы только я вам не говорил, а то вы расстроитесь. Но я решил всё-таки вам позвонить…
– Спасибо, Сергей Петрович. Я же думаю, что надо просто работать. Именно этим я и собираюсь заниматься.
– Думаю, Саша, что это – самое мудрое. Ваши уникальные способности можно, к сожалению, доказывать только практически, что, собственно, вы и делали во время защиты вашего диплома и, я надеюсь, докажете на защите кандидатской. Для всяких судов это, увы, недоказуемо. Там нужны именно свидетельские показания. Поэтому предоставьте бороться за вас тем, кто вам симпатизирует и в вас верит. Договорились?
– Сергей Петрович… Можно, я невежливо скажу?
– Можно.
– Делайте, что хотите.
– Вот и хорошо! Думаю, так будет лучше.
Ванька, внимательно слушавший наш разговор, кладёт руку мне на плечо и улыбается.
– Что, наука с нами?
– Да. Они собираются писать письмо в редакцию. Думаю, что это напрасно.
– Не напрасно! Пусть знают, что ты не один! – выпаливает он.
В это время опять сигналит мой мобильник.
– Да!
– Саша! Здравствуй!
– Здравствуйте, Сергей Александрович!
– Значит, так… Я тебя уже неплохо знаю, Саша. Короче, что бы ты ни говорил, мы, твои пациенты, будем действовать! В обиду тебя и Кирилла Сергеевича мы не дадим.
– Сергей Александрович, мне только что звонил Сергей Петрович. Я ему сказал буквально следующее: делайте, что хотите. Не хочу я заниматься всякими… – не могу подобрать слова, – боевыми действиями. Мне работать надо! Плевать я хотел на эту мразь!
– Вот и работай себе на здоровье! А мы решили немного за тебя повоевать. Для нас это дело чести!
Мы с Кириллом Сергеевичем в Облздраве у Ольги Николаевны. Кирилл Сергеевич очень сосредоточен и даже суховат.
– Скажите, пожалуйста, Ольга Николаевна, после известной публикации комитет собирается делать какие-либо оргвыводы?
– Кирилл Сергеевич, дорогой мой! Вы произносите какие-то слова из нашей с вами юности, – она грустно улыбается. – Если мы будем обращать своё внимание на все публикации в разных теперешних газетах, то все кадры разгоним. Вот скажите, Александр Николаевич, когда наш зампред побывал у вас и вы ему показали ваши успехи, у него были критические замечания?
– Нет… Ничего такого он мне не говорил.
– Более того! Могу вам сказать, когда он вернулся после визита к вам, то с большим энтузиазмом рассказывал про то, что у вас увидел. Он не ожидал, что за такой короткий срок вы так продвинетесь вперед.
– То есть мы можем работать спокойно? – уточняю я.
– Спокойно работать сейчас у вас вряд ли получится, – Ольга Николаевна вздыхает. – Пока вам надо с комиссиями разобраться. Я, конечно, убеждена, что они ничего не найдут, но – нервы вам попортят.
– Ну, как там Дмитрий Васильевич? – интересуюсь я у Ваньки, когда он заходит ко мне в кабинет.
Он только что проводил очередной сеанс.
– Ты знаешь, он аж хрюкал от удовольствия, а потом долго жал мне руку и благодарил, – посмеивается Ванька.
– Разрешите, Александр Николаевич? – Прокурор появляется неожиданно, а главное, я бы сказал, как-то смущённо. – Простите, я не помешал?
– Нет, заходите. Ну как у вас самочувствие?
– Знаете, честно признаюсь, я не ожидал такого воздействия. Ваня… Ой, извините… Иван Николаевич, ещё раз выражаю свою признательность.
– Ничего особенного… – видно, что Ванька немного смущается, ведь похвала в моём присутствии ему явно приятна. – Обычный энергетический массаж. Я такой всем делаю, кто с таким заболеванием.
– Дмитрий Васильевич, а общее самочувствие как у вас? – интересуюсь я. – Дайте-ка я ваше давление посмотрю. Так… Где-то сто двадцать пять на восемьдесят. Это вообще шикарно! А хотите, я ещё вам голову поморочу?
– Только руки и ноги мне не отключайте, пожалуйста, – с улыбкой просит прокурор.
– Не буду. Я вашу энергетику слегка поправлю, чтобы вам легче было на меня компромат искать.
Ну не могу я его не подколоть!
– Дался вам этот компромат, – раздосадованно бормочет он. – Поверьте, я уже многое понял на собственном опыте общения с вами.
– Ладно, не обижайтесь. Согласитесь, что у нас больше причин обижаться. Станьте ко мне лицом. А ты, Ванюха, смотри! Потом будешь делать то же самое после каждого сеанса.
Провожу энергетическую корректировку его поля.
– Что чувствуете?
– Знаете… Такую лёгкость! Это, как говорят, – гора с плеч… Летать хочется!
– Ну вот и отлично! Всё. Это и к вопросу о шарлатанстве.
– Я тут многое передумал, – тихо произносит Дмитрий Васильевич. – Ясно, что статья заказная. Ясно, что и все наши комиссии…
В это время звонит мой мобильник.
– Простите… Слушаю!
– Александр Николаевич! Здравствуйте! Это Солдатенко. Мне Сергей всё рассказал. Знайте: в любом суде, в любое время я буду свидетельствовать за вас, за ваши методы лечения. Вадим, Людмилин муж, тоже сказал, что готов по первому зову. Короче, знайте, что бригада поддержки у вас есть.
– Спасибо, Борис Александрович! Я тронут… Честное слово!
– Сергей сказал, что профессора из академии собираются писать письмо в вашу защиту, так мы с ним решили, что тоже напишем отдельное письмо от имени ваших пациентов.
– Ой, да бросьте вы этой ерундой заниматься! Надо работать, и всё! Воздействовать на таких, как Коротков, бессмысленно.
– Вот и не вмешивайтесь! Мы сами с усами, – ощущается явное негодование на том конце провода. – Ладно, не буду вас утомлять. Выбросьте всё из вашей светлой головы! Ваши друзья – с вами! Скоро увидимся. Привет Ване, Кириллу Сергеевичу, ну и всем. Пока!
Отбой.
– Солдатенко? – интересуется Ванька.
– Угу… Тоже писать собрался.
– Какой Солдатенко? Благотворитель? – интересуется прокурор.
– Да. Это пациент Александра Николаевича, которого он тоже из инвалидной коляски поднял, – поясняет Ванька. – Сейчас ходит даже без палки.
Прокурор молча качает головой. Неужели он всё-таки что-то понял?
– То есть по сути ваши возможные гонорары идут на содержание и развитие всей больницы…
– Это не мои гонорары! – поправляю я его, – С пациентами работают многие. То есть на общее благо мы зарабатываем все вместе, потому что мы – команда!
Комиссии убрались.
Как и ожидалось, ничего существенного не нашли. Правда, сделали несколько замечаний по бухучету да накатили небольшой штраф за несвоевременно заплаченный налог на прибыль. Штраф действительно очень небольшой, можно даже сказать, символический. Могло бы быть хуже, но, видимо, не без вмешательства Дмитрия Васильевича, оштрафовали нас по самому минимуму.
Сам Дмитрий Васильевич теперь уже в качестве Ванькиного пациента приезжает каждый день на процедуры. При одной из наших встреч он признался, что получил нагоняй за то, что ничего у нас не нашёл. Жаль мужика…
– Саша, здравствуйте! – приветствует меня мой мобильник голосом Сергея Петровича.
– Здравствуйте, Сергей Петрович!
– У меня к вам есть предложение, от которого я попрошу не отказываться.
– Слушаю вас внимательно.
– Мы тут сделали то, о чём я вам говорил. То есть мы написали весьма жёсткое письмо в редакцию, где сообщили о нашем взгляде на ваши методы лечения и о намеренном введении в заблуждение читателей.
– Ну и напрасно. Незачем было вам всем мараться.
– Вы, Саша, неправы. Завтра утром у меня в кабинете будет ваш обидчик, гражданин Коротков. Он попросил у меня, так сказать, аудиенции. Так вот, я хочу, чтобы при нашей беседе вы присутствовали.
– Ну не знаю… – мне ужасно не хочется видеть этого человека.
– Саша! Так надо! И вообще… Господин Елизов, могу я вас об этом просто попросить?
Чувствую, что он улыбается. И я не могу ему отказать!
– Ладно, я договорюсь с Кириллом Сергеевичем и завтра утром буду у вас.
– Ну и спасибо! До встречи!
…Входящий в кабинет ректора Коротков явно не ожидал там увидеть меня. Ого, как глазки-то забегали!
– Здравствуйте… – осторожно произносит он, протягивая ректору руку.
– Садитесь! – приглашает его Сергей Петрович, не отвечая на его приветствие и не замечая протянутой руки.
Я же молчу, сидя в сторонке, на диване.
– Так что вы хотели мне сказать? – спокойно интересуется Сергей Петрович у журналюги.
Видимо, решив идти ва-банк, он явно себя взбадривает.
– Я ознакомился с письмом ваших сотрудников, уважаемый Сергей Петрович. Собственно, ознакомился не только я. Многие читали и откровенно удивлялись.
– Можно полюбопытствовать, чему удивлялись?
– Извините, но нам непонятно, как могли столь уважаемые в медицине люди, имеющие степени, встать на защиту элементарной лженауки?
При этом он бросает косой взгляд в мою сторону. Продолжаю безразлично его слушать.
– Вы, как я понимаю, задаёте мне вопрос? – ледяным тоном спрашивает ректор.
– Конечно! Я хотел бы получить от вас соответствующие объяснения. Всем очевидно, что Елизов всего лишь зарвавшийся шарлатан, придумавший себе якобы сверхъестественные способности и неплохо на этом наживающийся.
Всё это говорится торжествующим безапелляционным тоном. Сижу молча и даже не смотрю в его сторону.
– Видите ли, – всё тем же ледяным тоном отчеканивает свою отповедь ректор, – мне не хочется с вами обсуждать, что научно, а что лженаучно. Вы всё равно в этом ничего не понимаете. Да если бы и понимали, то вряд ли с вашей порядочностью от такого обсуждения был бы толк. Я допускаю, что у вас могли возникнуть сомнения по поводу действительно нестандартных методов лечения, применяемых Александром Николаевичем. Но я считаю, что нормальный, неангажированный журналист должен был попытаться разрешить свои сомнения в беседе с самим доктором Елизовым, а не писать на него пасквиль, при этом ещё и марая честь старого заслуженного врача, каковым является доктор Золотов, проработавший только на севере тридцать лет.
– Знаете, Сергей Петрович, я пришёл сюда не для того, чтобы выслушивать нотации по моей профессиональной деятельности, – ощетинивается Коротков. – Я хочу услышать от вас как от пока уважаемого в медицинских кругах человека внятные объяснения по поводу вашего странного письма.
Звучит достаточно нагло. Сижу и думаю, не пора ли вступать в беседу.