Улыбаясь воспоминаниям, Мигель посмотрел на часы - было пять минут десятого - и, закурив новую сигарету, пересел подальше в тень: утреннее солнце уже припекало во всю мочь. К заправочной станции напротив подъехал тяжелый грузовик с прицепом, потом бесшумно подлетел роскошный обтекаемый "нэш амбассадор". Из него вышел толстяк в белом костюме. В какой, собственно, машине должна приехать". Джоанна? Если бы знать, можно увидеть заранее, еще от поворота…
…Тот год, проведенный вместе в столице, и положил основание их любви. Потом они оба кончили - Джоанна свой колледж, а он университет. Ему предлагали работу в министерстве просвещения, но Джоанна уезжала в США, и ему хотелось жить поближе к ее родным местам, чтобы иметь возможность быть вместе хотя бы во время ее приездов на каникулы. Он устроился народным учителем сюда, в поселок Коатльтенанго, расположенный в получасе езды от имения Монсонов. Джоанна познакомила его со своим отцом. Дон Индалесио принял молодого учителя очень холодно и высказал сомнение в пользе этой нелепой затеи - открывать школы для детей пеонов. О подлинном характере отношений между Джоанной и "этим Асеведо" он, разумеется, не догадывался. Мигель тогда уехал из "Грано-де-Оро" взбешенным и в первое же свидание наедине - накануне отъезда Джоанны в Нью-Йорк - наговорил ей кучу страшных вещей, за которые просил потом прощения в каждом письме. Впрочем, Джоанна ничуть не обиделась, отношение отца к Мигелю она и сама нашла возмутительным, но понадеялась на время.
Время, к сожалению, ничего не принесло. Наоборот, начало проведения аграрной реформы окончательно сделало учителя и плантатора заклятыми врагами. Мигель никогда не писал об этом Джоанне и ничего не сказал во время прошлогодних каникул, в свою очередь понадеявшись, что она сама поймет это рано или поздно. Теперь, очевидно, она это поняла, судя по вчерашней записке.
Мигель покачал головой и втоптал в пыль окурок. Очень неприятно становиться между отцом и дочерью, но иного выхода нет. Джоанне так или иначе не место в этой среде, она чужда ей и никогда не будет в ней счастлива. Вообще странно, как такая девушка - с такими взглядами на жизнь - могла вырасти в семье Монсонов, в окружении всех этих Гарсиа, Орельяна и прочих. Впрочем, она ведь здесь и не росла, разве что до семи лет. А последние годы - два-три месяца каникул и все остальное время в колледже, в университете… ну, и с ним, с Мигелем. Можно сказать без хвастовства, что сегодняшняя Джоанна наполовину воспитана им самим.
Недаром же учитель, черт побери!
Однако она опаздывает, уже четверть десятого. Нужно надеяться, что у нее не вышло какой-нибудь неприятности дома… Впрочем, Джоанну запрещением не остановишь.
Поднявшись, Мигель еще раз глянул из-под ладони на шоссе - из-за поворота вынырнула маленькая красная машина - и направился к лавке часовщика, чтобы сверить часы. Часы оказались верными, он вернулся на свой наблюдательный пункт и, вздохнув, вытащил из кармана новую сигарету. Красная малолитражка стояла теперь под навесом заправочной станции, откуда только что выплыл кремовый "нэш"; коротко, по-модному подстриженная блондинка говорила что-то механику, прислонившись к радиаторной решетке и перекладывая из руки в руку связку книг. Эти пепельно-золотистые волосы - неужели?.. Мигель бросил незакуренную сигаретку и шагнул к обочине дороги. В этот момент блондинка отдала механику ключ и направилась к дверям станционного ресторанчика.
- Джоанна! - крикнул Мигель, увидев ее профиль. - Джоанна!
Он в несколько прыжков пересек шоссе, едва увернувшись от взвизгнувшего тормозами грузовика. Джоанна стремительно обернулась - ее пестрая юбка разлетелась колоколом - и выронила книги. Она просияла в улыбке, но не успела ничего сказать, потому что Мигель схватил ее за плечи и рванул к себе.
- Ты с ума сошел… На улице… - шепнула она, переводя дыхание. - На нас же смотрят!..
- А мне какое дело? Пускай смотрят! Пускай завидуют!
- Нет, но… О милый, если бы ты знал, как я по тебе соскучилась! Если бы ты только…
Не договорив, она сама обняла его за шею и привстала на цыпочки, закрыв глаза.
- Слушайте, молодые люди, - скучным голосом сказал вышедший на порог хозяин ресторанчика, - нельзя же так! Если вам нужно побыть вдвоем, так у меня есть комната…
- Комната и у меня есть, - счастливо засмеялся Мигель, - не хуже вашей! Идем, малыш, что они понимают!
- И впрямь ничего, - согласилась Джоанна. - Идем!
- Минутку, твои книги…
- Это твои, Мигель, я тут тебе привезла много интересного. Ну, как ты жил все это время? Ты похудел, милый, правда, хорошо себя чувствуешь?
- Как Тарзан. А ты? Впрочем, твой вид говорит сам за себя. А зачем волосы обрезала? Я тебя и не узнал, честное слово!
Джоанна приостановилась и испуганно взглянула на Мигеля.
- Тебе не нравится?
- Ну, мне все в тебе нравится, но, по-моему, раньше было лучше, - неуверенно отозвался Мигель. - Не то, что тебе так не идет, а просто… Я, знаешь, сейчас сидел тут, пока ждал тебя, и вспоминал, как мы познакомились, помнишь?
- О! Еще бы, - кивнула Джоанна. - Я даже предлог тогда выдумала, будто хочу написать книгу.
- Стыдилась бы вспоминать! Так вот, помнишь, как ты тогда ходила - такие волосы до плеч, мне, пожалуй, они больше всего и нравились…
- Вот так комплимент!
- Серьезно, ты тогда еще носила форму колледжа, с такой синей шапочкой пирожком, и на ней герб с девизом…
- Угу, а девиз помнишь? "Vitae Discimus".
- И девиз помню, а еще больше помню волосы, как они падали из-под шапочки. Мне всегда хотелось погладить, как котенка. Ну, идем скорее. Знаешь, у меня там есть бутылка шампанского…
- О-о-о!
- Да-да, и даже стоит на куске льда, если он еще не растаял. Так что поторопимся. Ну, а у тебя как? Как дома?
- Дома… - голос Джоанны вдруг стал печальным. - Знаешь, милый, у меня дома очень нехорошо… И потом вообще… я вчера узнала такие неприятные вещи…
- Что такое? - встревожился Мигель. - Ну-ка, рассказывай. Погоди, давай перейдем в тень. Так что там у тебя дома?
Она начала рассказывать. Мигель слушал молча, нахмурившись, не переспрашивая и не задавая вопросов.
- Ну что же, малыш… - сказал он, когда Джоанна закончила свой рассказ, передав и сегодняшний разговор с отцом. - Я скажу так. Видишь ли, о том, что рано или поздно это должно было случиться, ты и так могла догадываться. Взгляды твоего отца ведь не изменились за этот год, верно? Это очень печально, когда между детьми и родителями теряется общий язык, но…
Он пожал плечами и переложил связку книг из левой руки в правую.
- Все дело в том, малыш, насколько твои взгляды являются прочными, насколько ты уверена в своей правоте. Если ты в ней уверена на сто процентов, то нужно суметь сделать соответствующий вывод. Понимаешь, я хочу сказать: сейчас ты, разумеется, не переубедишь отца на свой лад. Позже - я в этом уверен - он и сам поймет, что был не прав. Но пока… Боюсь, что тебе будет очень трудно с ним ужиться. Ну, вот мы и пришли. Узнаешь место?
Джоанна печально улыбнулась.
- Еще бы! Кусты только очень разрослись. А школа мне кажется такой старой-старой… Ой, неужели это Чучо? Небо, я его помню совсем щенком! Чучо, поди сюда, Чучо!
Пес кубарем вылетел из калитки и с налета облаял Джоанну; потом, по-видимому узнав, смутился и отошел в сторону, сгибаясь в кольцо от избытка вежливости.
- Входи, малыш, - сказал Мигель, распахнув перед Джоанной дверь и посторонившись. - Входи, только не пугайся обстановки. Я тут немного прибрал, но на твой вкус…
- На мой вкус это выглядит вполне сносно, - улыбнулась Джоанна, стаскивая перчатки. - Только не стоит держать посуду на книжном шкафу.
- Она вымыта сегодня утром, - с гордостью сказал Мигель. Сняв со шкафа тарелку, он повертел ее перед Джоанной и, подмигнув, поставил на прежнее место. - Так что прошу без критики!
- Я не критикую, милый. Ну, теперь ты можешь поцеловать меня без помех…
…За окном, кого-то приветствуя, оживленно залаял Чучо.
- Кто-нибудь к тебе? - шепнула Джоанна, слегка отстраняясь.
- Очевидно, мои разбойники, - улыбнулся Мигель. - Боишься за свою репутацию?
- За твою, чудак, за репутацию учителя. Моя, надо полагать, все равно уже пропала.
Мигель встал и подошел к окну.
- A-а, я так и знал. Что скажете, друзья?
- Мы за мячом, сеньор профессор, - раздался мальчишеский голос. - Мы осторожно, правда…
- А стекло вчера выбили? - спросил Мигель.
- Так это Альберто, он с нами сегодня не играет. Мы осторожно, вот увидите…
- Ладно, мяч я дам, но только с одним условием: играть вон на том пустыре. И если я увижу, что кто-нибудь выбегает за мячом на шоссе, тогда все, прощайтесь с футболом навеки. Почо позавчера чуть не попал под машину. А это что у тебя с коленом?
- Я упал.
- А промыть ссадину не мог? Погоди-ка…
Мигель достал из шкафа потертый футбольный мяч, аптечку и вышел из комнаты, улыбнувшись Джоанне. За окном раздался его голос:
- Давай-ка сюда свое колено, живо.
- Не на-а-адо, сеньор профессор…
- Боишься? Ну как хочешь. Я думал, ты мужчина.
Последовало короткое молчание: очевидно, пострадавший обдумывал свое положение.
- Ладно, мажьте… я вовсе не трус…
- Чудак, я этого и не утверждал. А ну-ка, вот так. Ну что, очень страшно? Сейчас мы это заклеим, и все будет в порядке… Все! Ну, катайте. Да на дорогу чтоб не выскакивали, слышите, вы?
Посмеиваясь, Мигель вернулся в комнату и спрятал аптечку.
- Ты очень их любишь? - спросила Джоанна. - Знаешь, мне сейчас пришло в голову, что ты будешь скучать по своей школе. Кстати, с твоим переводом в столицу ничего нового?
- Нет, жду только нового учителя, чтобы передать дела. Скучать? Вообще буду, конечно… Я к ним здорово привык, да и работа сама по себе интереснее, чем в министерстве. Ведь отцы этих ребятишек никогда не держали в руках книги, понимаешь?.. А тут ты постепенно выводишь его на дорогу, раскрываешь перед ним такие горизонты, о которых он никогда и мечтать не мог. Кто знает, а вдруг среди моих учеников есть какой-нибудь будущий Астуриас или Кардоса-и-Арагон… По-моему, это фантастически интересно!
- Безусловно, милый… Садись сюда ближе. А твое шампанское?
- О дьявол! - вскочил Мигель. - Минутку…
Он выбежал из комнаты и через минуту вернулся с бутылкой.
- Шампанское, конечно, дрянь, - сказал он, разглядывая этикетку, - аргентинское, но марка у него громкая - "Дюк де Сен-Реми". Звучит, а? Можно подумать, что прямо из Франции. Ничего, оно довольно холодное. Открывать? Выпьем за твой приезд.
Джоанна встала и, поднявшись на цыпочки, взяла со шкафа стакан и алюминиевую кружку.
- Мы будем пить за другое, - сказала она и подошла к Мигелю. - Вот что… Ты говорил, я должна суметь сделать выводы из того, что произошло между мной и отцом… вообще из того, что я увидела сейчас дома. Так вот. Мне кажется, я эти выводы уже сделала. Дома я, конечно, долго не останусь: поживу недели две - и потом в столицу, устраиваться с работой. У меня очень хорошие рекомендательные письма, помнишь, я тебе писала про Галиндеса? Ну, и… ты ведь тоже переезжаешь туда же, верно? Поэтому…
Джоанна сбилась и несколько секунд молчала, покусывая губы.
- Впрочем, все это не то… Мигель, я правильно поняла твое последнее письмо? Я хочу сказать: тот вопрос, который ты мне в нем задал…
- Я думаю, ты поняла его правильно, Джоанна, - охрипшим вдруг голосом сказал Мигель и поставил на стол бутылку.
- Так вот… Тогда я тебе отвечу. Я хочу быть твоей женой, и постараюсь быть хорошей. Я даю тебе слово, Мигель, что тебе никогда не придется меня стыдиться, что бы ни случилось…
Минуту Мигель смотрел на нее с немного растерянной улыбкой, потом схватил ее руки и прижал к своему лицу.
- За это нужно выпить, правда? - шепнула Джоанна.
Два часа пролетели незаметно. Шампанское было выпито, и голова от него слегка кружилась. Кружилась она и от поцелуев, и от ласкового шепота, и от безмолвных взглядов, и от планов на будущее. Было решено много вопросов большой важности: в каком районе искать квартиру, дорого ли придется платить за две небольшие комнатки с кухней и какую мебель покупать - новую, в рассрочку, или подержанную, - и как назвать первого ребенка, и многое другое. Потом за окном в кустах что-то затрещало, и в комнату, мягко подпрыгивая, вкатился футбольный мяч.
- Мы идем обедать, сеньор професор! - крикнул звонкий голос. - После еще придем!
Джоанна взглянула на часы.
- Ох, уже первый час… Милый, мне нужно ехать, у нас сегодня обедают какие-то питекантропы, и я должна присутствовать…
- Брось, - шепнул Мигель, прижимая ее к себе, - пообедают и без тебя… Ты им только аппетит испортишь.
- Не-ет, сегодня я буду вести себя хорошо, - засмеялась Джоанна, - чинно, как полагается благовоспитанной сеньорите из хорошего общества. Что ж делать, приходится соблюдать конванаисы!
- Становишься благоразумной?
- Нет, что ты! Благоразумной я, наверное, никогда не буду, но я уже становлюсь трусихой. Сегодня отец разговаривал со мной таким тоном, что я просто испугалась: вдруг возьмет и задаст мне трепку? К сожалению, он таков. И я дала себе слово по возможности избегать конфликтов. Тем более что терпеть осталось не так уже долго, не правда ли?
- Конечно, малыш. Так будет лучше.
Джоанна затихла в его объятиях.
- Мигелито…
- Да?
- Скоро мы уедем?
- Очень скоро, малыш. Как только сдам школу, может быть, даже через неделю.
- Как хорошо… и сразу в столицу?
- Ну да. Ты же знаешь, я должен получить новое назначение.
- Но отпуск у тебя будет?
- Очевидно, малыш. А что?
- Понимаешь… Если тебе дадут, отпуск, я тоже могу подождать со своей работой, - мы сможем уехать куда-нибудь недели на две хотя бы. И будем совсем-совсем одни, понимаешь? Я, знаешь, что думала…
- Да?
- Мне сначала хотелось уехать на Атитлан, пожить в рыбачьей хижине, но потом я придумала даже лучше. Знаешь, куда мы с тобой убежим? В Антигуа! И жить будем не в отеле - там всегда слишком много туристов, - а лучше найдем где-нибудь комнатку или даже просто поставим палатку среди развалин. Ты был в Антигуа? Ведь прелесть, правда?
- Ну… там, конечно, красиво, ничего не скажешь.
- Как спокойно ты это говоришь! - с досадой воскликнула Джоанна. - Ты просто равнодушен к таким местам, вот что. А меня ты можешь считать романтической дурой, но ничего красивее Антигуа я не знаю. Поедем туда, Мигелито! Ты представляешь, солнце, цветы и развалины, и мы будем там как две ящерицы. Большая и чуть поменьше. Неужели вас не прельщает такая перспектива, дон Лагарто?
- Кого она не прельстит! Если удастся, мы так и сделаем.
- Не смей говорить никаких "если"! - Джоанна капризно ударила его кулачком. - В конце концов это зависит только от нас. Или ты думаешь, я буду спрашивать разрешения у отца? Nuts! В двадцать три года…
- Давай-ка сюда ухо.
- Что? - изумленно осеклась Джоанна. - Какое ухо?
- Все равно, можно левое. Кто сейчас сказал "Nuts"?
- Ой, я и забыла! Прости уж на этот раз, а, Мигелито? Ну, будь хорошим…
- Ты же сама изобрела эту систему, а теперь уклоняешься от выполнения?
- Ну, послушай, это просто нечестно! За весь день ты услышал от меня первое английское слово!
- Только потому, что я уже четыре года деру тебя за уши за каждое "йес" и каждое "о’кэй". Иначе ты и до сих пор говорила бы так же, как в свой первый приезд из Нью-Йорка.
- Ну хорошо, хорошо. Можешь драть на здоровье, - Джоанна вздохнула и, приподняв голову, покорно подставила ухо. - Только не очень больно!
- Ладно уж, на этот раз прощаю.
- Какой добрый! Так мы поедем в Антигуа?
- Да, если все будет в порядке.
- Нет, это просто немыслимо! Что ты все каркаешь? Тебе же обещали отпуск…
- Не в отпуске дело, малыш. Я имею в виду другое. Ты же знаешь, какое сейчас положение.
- Ах, так это из-за поли-и-итики… - протянула Джоанна удивленно и чуть насмешливо. - Ну, это уж просто паникерство! Вот увидишь, ничего страшного не случится. Неделю назад я и сама боялась, да и не только я - все наши на факультете. Когда сказали, что янки требуют созыва Консультативного совещания и хотят поставить вопрос коммунистической инфильтрации в Гватемале, мы все думали, что нам придется удирать сломя голову. Честное слово, мой чемодан целую неделю стоял упакованным! И только в понедельник, когда я уже собиралась в аэропорт, вдруг прибегает Глория Раскон - эта кубинка, помнишь, я про нее писала, - и говорит, что Консультативное созвано не будет. У нее дружок в Совете ОАГ, уж она-то всегда в курсе дел. Мы все страшно обрадовались: ясно, мистер Даллес пошел на попятную! Клянусь чем хочешь, он испугался. Разве нет?
- Возможно, малыш. Но…
- Опять эти твои мерзкие "но"! - Джоанна вырвалась и пересела чуть подальше от Мигеля. - Не хочу ничего слушать! Никакого напряженного положения, никакого кризиса! Ничего не хочу знать о политике, слышишь? Я хочу уехать с тобой в Антигуа, жить среди цветов и развалин и быть ящерицей. И чтобы со мной был ящер. Я хочу в Антигуа, я хочу в Антигуа! - запела она, дурачась и подпрыгивая на скрипучей койке. Потом снова прижалась к Мигелю и посмотрела на него умоляюще: - Ну Мигелито, ну хотя бы на десять дней, хорошо? А потом поедем прямо в столицу и начнем наводить там порядки - ты в министерстве просвещения, а я в прессе. Мы им покажем, как нужно работать!
- Покажем, еще бы! - согласился Мигель. - Ты меня упрашиваешь, будто я против поездки в Антигуа! Разумеется, мы туда съездим и проживем столько, сколько ты захочешь. Нужно только, малыш, чтобы ты отдавала себе отчет в реальном положении вещей…
- Ох! - сказала Джоанна уже серьезно. - Слишком хорошо я отдаю себе этот отчет, Мигелито. Может быть, поэтому мне и хочется пожить несколько дней без газет и без радио… Послушай, милый… Есть один вопрос, который страшно тревожит меня.
- Я слушаю, дорогая.
Джоанна помедлила, сдвинув брови.
- Понимаешь, об" этом даже трудно говорить… У тебя есть сигаретка? Или достань из моей сумки, у тебя слишком крепкие… Спасибо. Понимаешь, Мигель, то оружие, о котором мы с тобой говорили… в последнее время бывали случаи, чтобы его находили в наших местах?
- Ну, был, на прошлой неделе.
- Где? - спросила Джоанна тихо и быстро, разгёِܐРДжоанна тихо и быстро, разглядывая тлеющий кончик сигареты.
- Где-то возле Кебрада-дель-Манадеро, точно не знаю. А что случилось?.
- Ничего. Просто я думала сегодня… пока ехала к тебе… Мигель, послушай, - Джоанна подняла голову и в упор посмотрела на него большими неулыбающимися глазами. - Скажи совершенно честно: что ты думаешь о моем отце?
- О твоем отце? - растерянно переспросил Мигель. - Но что именно, малыш? Человека ведь можно оценивать в разных аспектах…