3
- Ваша фамилия?
- Бесфамильный.
Какая ни напряженная в зале была атмосфера, там и сям брызнули фонтанчики смеха. Один председательствующий, казалось, еще больше поугрюмел.
- А что?..- крутанул иссиня выбритой головой человек, стоявший на свидетельском месте. - Если у меня фамилия такая?.. У каждого своя фамилия имеется...- Он словно бы оправдывался - не перед председательствующим, а перед залом.
Федоров привык встречать его здесь с того дня, когда впервые столкнулся с ним в автобусе, по дороге в суд. И поскольку свидетелям до вызова для дачи показаний появляться в зале не разрешалось, зэк этот, как для себя окрестил его Федоров, бездельно мыкался по коридорам в ожидании перерыва, в перерыв же весь менялся, оживал, загорался каким-то особенным, жадным интересом к происходящему вокруг. Он терся между людьми, тыкался то к одному, то к другому, чтобы прикурить свой дешевенький "Памир", сам торопился поднести кому-нибудь зажженную спичку и при этом все прислушивался, присматривался к чему-то, заглядывал в глаза снизу вверх, с жалкой заискивающей улыбочкой на тонких, бескровных губах. Его сторонились, он был неприятен. И когда Федоров замечал его взгляд порой на себе или на Татьяне, ему мерещилось в нем не слишком даже маскируемое злорадство.
- Какой он гадкий,- сказала однажды, морщась, Татьяна.
- Он - несчастный,- возразил Федоров, сам не зная отчего вступаясь за человека, внушавшего и ему антипатию.
- Расскажите все, что вам известно по делу,- обратился к Бесфамильному председательствующий. - Вы подтверждаете показания, данные на предварительном следствии?
- Подтверждаю, подтверждаю...- закивал Бесфамильный поспешно.- А как же... Шли мы, значит, с товарищем моим, с корешком, по тому скверу, а тут глядь-поглядь - человек лежит, и кровищи из него целая лужа натекла. То есть это я уже сам, один то есть увидел, корешок мой до того от меня откололся, сговорились мы - он в магазин заскочит, за красненьким, а я тем часом еще в одно местечко понаведаюсь и к нему загляну...
- Прошу придерживаться существа дела,- попытался укротить его торопливую скороговорку председательствующий.
- А я по существу, но существу...- Бесфамильный рассказал, как он, завидев истекающего кровью человека, попытался помочь ему подняться, но тот был тяжел ("ох, тяжел!.."), он проволок его несколько шагов, прислонил к скамейке, а сам стал звать кого-нибудь, добежал до конца аллейки, свистнул, остановил такси и дальше, действуя вместе с таксистом, отвез летчика ("Он летчик, летун был, на нем форма была!..") в больницу,- все это рассказывал он, поминутно оглядываясь на затихший зал, скорее залу рассказывал, чем суду, выступал перед залом.
- Это все, что вы можете сказать?
- Все. А чего же еще?..- Он часто моргал, глядя опять-таки на зал, а не на председательствующего.
- Скажите, вы где находились... Ну, так это месяц-другой назад?- прищурился Горский.
- Месяц-другой?.. А в ИТК... Да, в ИТК...
- И по какой статье?
- По двести первой... А как же...- Он воспламенился, глаза его, без бровей и ресниц, торжествуя, выкатились из орбит и озлобленно блеснули.- Я знал ведь, что вы меня про это спросите... А как же... Обязательно спросите. Я и тогда, в сквере, когда его увидел, подходить не хотел - тут же подумал: что там ни случилось, а уж ко мне непременно клеиться начнут: что, мол, да как, да почему возле оказался... Боязно стало. Только я все равно подошел и машину задержал: человек ведь!..
Последние слова он почти выкрикнул -"человек ведь!.."- и что-то конвульсивное было в том, как рванулся, подпрыгнул к подбородку его кадык, и в голосе - тонком, визгливом, и в затравленном взгляде, брошенном вокруг с выражением: все равно не поверят...
"Пропащий",- вывернулось у Федорова откуда-то из закоулков памяти редкое ныне словечко. Алкаш, бродяга, отбившийся от семьи, от детей, если они у него были, забытый богом и людьми бич, клянчащий среди таких же, как сам, бедолаг на опохмелку, не прочь слямзить какую-нибудь мелочишку при случае, но только мелочишку, в остальном - "мое дело сторона", и так - по ИТК, по пивнухам, подвалам, летом - по луковым плантациям на теплом юге, зимой - по больницам, задуривая головы врачам, и так - до морга, пока за казенный счет опустят в могилу... Эх, пропащий, пропащий...- вздохнул Федоров.- "Человек ведь..." А сам-то ты - кто?
Зато следующий свидетель ничем своего предшественника не напоминал, хотя перед судом предстал в серого цвета тюремной куртке и таких же брюках. Но при этом фигура у него была такая крупная, с прямой, ощущалось - сильной, мускулистой спиной и прочным брюшным прессом, и упитанные, гладкие щеки розовели таким здоровым румянцем, и держался он так уверенно, свободно, каждым словом будто делая одолжение, что на английского лорда был похож, гордо переносящего временную немилость судьбы, зная, что к нему все вскоре вернется - поместья, замки, псовая охота... Федоров другим рисовал себе учителя каратэ, затребованного обвинением и доставленного из отдаленной колонии.
Да, это и был тот самый тренер, собиравший вечерами в спортзале ребят, зачарованных таинственной японской борьбой. И он же, за десятку с носа, крутил порнофильмы, записанные на видеомагнитофон. Это из-за него сцепился однажды с отцом Виктор... Его фамилия была - Шульгин.
- Да, да,- подтвердил он, отвечая на вопрос Кравцовой,- я припоминаю этих ребят...- Он кинул прищуренный взгляд в сторону подсудимых, коротко зацепил каждое из трех лиц.
- Они были вашими учениками?
- Да, я обучал их приемам каратэ.- Голос у Шульгина был неправдоподобно тонок для такого крупного тела, и взгляд, которым он разглядывал Кравцову, был сладок, даже липок.
- Не поясните ли вы, в чем существо этой борьбы, ее, так сказать, специфика?- Кравцову не то смущал, не то раздражал его взгляд, она, задавая вопросы, смотрела не столько на Шульгина, сколько на бумаги перед собой, на кончики своих длинных, тщательно отполированных ногтей.
- Если просто и коротко, то "каратэ" означает "пустая рука", бой без оружия.
- Это уж слишком просто. А если усложнить?
- Ну, если так... То, не вдаваясь в подробности я сказал бы, что разница между мной и рядовым учителем физкультуры заключается в одном: я понимаю, что сила тела и сила духа - едины. Так что, если, хотите, каратэ - это больше, чем спорт, это всестороннее развитие и совершенствование человеческой личности.
- Отлично.- Кравцова поднесла поближе к глазам один из листков, лежащих перед нею.- "Специфика каратэ не сводится только к технике борьбы. Важна постоянная ориентация сознания на реальную борьбу, воспитание физической и духовной собранности. Дух решимости придает каратэ замечательную эффективность". Она читала, четко выделяя каждое слово.- Вы согласны с этим?
- Вполне.- Федоров по голосу (Шульгин стоял к нему спиной) чувствовал, как тот улыбается.- Могу даже сказать, откуда взята эта цитата: Роланд Хаберзецер, "Техника каратэ, стиль вадо-риу..."
- Вы в суде, свидетель, и здесь не разыгрывается викторина...- Кравцова в упор посмотрела на Шульгина.- Итак, вы согласны...- Она снова склонилась над столом.- Согласны с тем, что в каратэ "важна ориентация на реальную борьбу"?..
- Я уже ответил,- пожал плечами Шульгин.
- Читаю, дальше: "Ориентация на реальную борьбу постепенно с ростом мастерства захватывает всю жизнедеятельность каратэка..." Вы согласны и с этим?
- Разумеется.
- Что следует понимать под словами "реальная борьба"?
- О, все очень просто,- не задумываясь ответил Шульгин.-Приемы каратэ у разных школ различны: есть приемы "контактные" и "неконтактные". Это значит, что в одном случае обучаемые обмениваются воображаемыми ударами, в другом - наносят удары вполне реального характера.
- И только?
- К чему этот диспут?- вполголоса проговорил на ухо Федорову Николаев.
Но Федорову было понятно - к чему...
- Не вполне так.- Теперь в уголках губ Кравцовой искоркой вспыхнула и тут же погасла улыбка. - Не скажете ли вы, кто такой Масутацу Ояма? Вам говорит о чем-нибудь это имя?
- А как же. - Голос у Шульгина был по-прежнему легкий, веселый.- Масутацу Ояма - крупнейший авторитет в каратэ, его знает весь мир.
- Так вот: "Масутацу Ояма...- Кравцова поднесла к глазам другой листок,-...рассматривает жизнь как борьбу на самых разных уровнях". Подчеркиваю: "рассматривает жизнь..." И далее: "Первая и главная цель каратэ - дать возможность победить врага в реальной борьбе любой ценой". То есть между "реальной борьбой" и "жизнью" различия в данном случае не делается, не так ли?..
Шульгин промолчал - быть может, оттого, что Кравцова приподняла руку, предупреждая, что еще не кончила:
- "Способность и готовность мастера каратэ совершить духовное и физическое сверхусилие, результатом которого должна быть победа, достигаемая любой ценой и всеми средствами..." Повторяю: "Любой ценой и всеми средствами..." И далее: эта победа "делает каратиста в известном смысле "сверхчеловеком" или, как говорит Масутацу Ояма, "героем среди героев".
Зал замер.
- Догадываюсь, куда вы клоните... Но в японском лексиконе слово "сверхчеловек", имеет иной смысл, чем в европейском. Да и в европейском, у Ницше, на которого вы намекаете, это слово имеет совершенно не то значение, которое придали ему потом.
- Потом?.. Где и когда?
- В Германии Гитлера...- нехотя проговорил Шульгин.
- И однако не кто-нибудь, а сестра Ницше, как известно, подарила Гитлеру трость своего брата, выгравировав на ней: "Первому сверхчеловеку".
Зал возбужденно забурлил.
- Протестую! - вскочил Горский.- Обвинение переходит все положенные границы!
- Протест принят,- объявил председательствующий.- Прошу придерживаться сути дела.
Но Федоров - и, казалось ему, все вокруг - не ощущал, что Кравцова "перешла границы". Напротив... Однако лицо Татьяны пылало багровыми пятнами - не было в тот миг человека, которого она ненавидела бы сильнее, чем Кравцову. Но ярость в ее глазах мешалась с мольбой...
Кравцова была безжалостна.
- Итак, свидетель, вы внушили своим "ученикам", как вы их называете... Внушили, что победа добывается "любой ценой и всеми средствами". Кто же из троих, на ваш взгляд, был способен наиболее полно усвоить подобные... принципы?
И снова над залом повисла давящая, насыщенная дыханием множества людей тишина.
- Самым перспективным представлялся мне, помнится, вот этот юноша, с краю... Кажется, Виктор?.. Ну, выходит, память мне пока не изменила.
Федоров опустил глаза и вытер с горячего лба испарину.
- Какие же качества подсудимого внушали вам особые надежды? Техничность, умение быстро усваивать различные приемы? Или - жестокость, беспощадность в бою?
- Все вместе,- проговорил Шульгин с усмешкой в голосе.- Но что это значит, может понять только каратэк. Для этого мало изучить одно руководство...
- К сожалению, нам пришлось изучить помимо руководства по каратэ еще и акт судебно-медицинской экспертизы... Разумеется, вы не считаете, что к нему имеет прямое отношение ваш способ воспитания "героя из героев"?
- Не считаю. И прошу учесть, что в понятие "сверхсилы", "сверхмощи" каратисты вкладывают прежде всего духовную мощь, духовное совершенство.
Голос Кравцовой налился еще большей язвительностью:
- С этой целью, ради духовного совершенства, вы и демонстрировали школьникам порнографические фильмы?
- Если хотите - да.
Кто-то в зале длинно присвистнул.
- Не поясните ли, что означает ваше "да"?
- О, с удовольствием!... Я не думаю, что картины Джорджоне или Гойи, все эти "Венеры" и "Махи", развивают в подростках целомудрие. Но разве вы сами не назвали бы ханжой всякого, кто запретил бы школьникам посещать художественные галереи и созерцать классику? Хотя эротики и будем честными, секса там предостаточно. И уж куда больше, чем в живом, здоровом человеческом теле. Почему бы юноше не видеть человека таким, каков он есть, без прикрас? А Джорджоне... Его картины тоже когда-то считали порнографией.
- Вы полагаете, порнофильмы тоже когда-нибудь признают великим искусством?
- Не исключаю. Во всяком случае, тут есть благая цель: раскрепостить человека, освободить от многих веков лицемерия...
- И стыда?..
Суд объявил перерыв. Федоровы сидели, дожидаясь, пока толпа выйдет, освободит проход, чтобы тоже выйти.
В перегретом, накалившемся от солнца зале нечем было дышать. "Мы вырастим молодежь, перед которой содрогнется мир..," - жгло Федорова.- "Она должна быть безучастна к страданию. Я хочу видеть в ее взоре блеск хищного зверя..." И еще: "При слове совесть (или культура?..) я хватаюсь за пистолет..." "Да, да, но все это - там и тогда. А это - здесь и сейчас, под боком...
Под боком?.. Под сердцем. Вот куда он забрался, этот красавец мужчина, "беспредельный человек...". Федоров помнил, каким восторгом горели глаза у Виктора, когда он рассказывал о своем наставнике - всех затмил для него этот "сверх", "супер", "юбер". Кто он? Откуда взялся? А откуда взялись те? Взялись и повели за собой - "хайль!.. хайль!.." - тысячи юнцов, "расковывая", "раскрепощая" "белокурых бестий"!
"Когда ученик готов, приходит учитель",- вспомнилось ему индийское изречение.
- Вы преувеличиваете, Алексей Макарович,- сказал Конкин, улыбаясь - не слишком веселой, скорее ободряющей улыбкой,- я заметил, вы часто преувеличиваете - в ту или в другую сторону...
Они прогуливались перед зданием суда, Конкин был ниже Федорова почти па целую голову и потому, должно быть, компенсируя этот недостаток, голос его звучал особенно наставительно.
- Весь парадокс в том,- оборвал его Федоров,- что наши школы, комсомольские собрания, куча мероприятий, газеты, книги, театры - все, все у нас в руках, но приходит такой человек и - один! - кладет нас всех на лопатки! Как это получается, можете вы объяснить?..
- И опять-таки вы преувеличиваете...- Конкин закусил нижнюю губу.
- Только не на этот раз!..
4
"Когда ученик готов, приходит учитель".
Приходит Гитлер. Приходит Муссолини. Приходит Франко. Приходит Пиночет. Приходит фашизм, утверждаясь в Германии, в Италии, в Испании, в Чили. Приходит, хотя условия в каждой стране - разные, история разная, традиции разные. В каждой стране фашизм имеет свой колорит, свои национальные формы, подчас это может сбить с толку... Если забыть о главном, что делает фашизм фашизмом,- его звериную суть.
Так, говоря о Германии, можно - и должно!-при анализе ситуации, сложившейся к 1933 году, иметь в виду и охвативший страну кризис, и страх монополистического капитала перед революцией, и отсутствие союза между коммунистами и социалистами, то есть народного фронта, и, разумеется, Версаль... Можно и должно при анализе ситуации, возникшей в Италии перед "походом на Рим", говорить о факторах примерно того же характера. Но отсюда еще далеко до объяснения того феномена, что в этих странах высокой духовной культуры внезапно, с быстротой и неодолимостью чумной эпидемии, возникает "новый порядок", ориентированный на тьму и мракобесие, нравственный обскурантизм, дикие, кровавые инстинкты...
До объяснения этого еще далеко, если даже учесть, что в подобные эпохи (замечено Эрнстом Генри! - А. Ф.) "фюрерами нации", "отцами народа" и т. д. становятся, как правило, подонки с уголовным прошлым, садистскими наклонностями, для них понятия совести и морали, не только звук пустой, а - нечто беспредельно враждебное, подобно крестному знамению для нечистой силы в средневековой легенде.
Но эти подонки (в этом их сила и опасность!) совершенно естественным для них образом апеллируют к самому низменному в человеке. К его животному, казалось бы - давно преодоленному началу. К пещерным, точнее - допещерным инстинктам, которые в душе человеческой могут дремать всю жизнь, не просыпаясь, тем более - не беря верх над воспитанными в человеческом обществе чувствами. Но при благоприятных условиях эти инстинкты в состоянии пробудиться, поднять голову, ощерить пасть...
Однако всегда ли, везде ли возможно такое Возрождение (или Пробуждение?..) Зверя?
Нет. Для меня несомненно, что здесь необходимо еще и особое состояние души. Ослабление ее защитных средств. Ее нравственное оскудение. Ее деградация.
Можно назвать это еще и предательством. Изменой. Чему?.. Человеческому в человеке.
Шесть тысячелетий человечеством совершалась колоссальная работа, по миллиметру создавался, накапливался тонкий, тончайший слой культуры, как называют его историки, "ноосфера" - по терминологии Вернадского и Тейяра де Шардена. Разрушить этот слой легко, для этого требуется простая лопата, откованный в кузне лемех. То есть самые примитивные средства, которые соответствуют примитивности подонка, выступающего в роли "вождя нации" и т. п. Один подонок (Гитлер) говорит: "Я освобождаю вас от предрассудка, который именуется совестью". Он - освободитель. Он расковывает, снимает с человека кандалы. Кандалы культуры, морали, долга, ответственности. Другой подонок (Муссолини) провозглашает: "Нет ничего истинного, все дозволено. Это будет девизом нового поколения".
"Все дозволено..." Не в этом ли - главное искушение и великий соблазн?..
Но прежде - до какого опустошения должна дойти душа! До какой безысходности, какого мрака! В каком тупике оказаться! До какого отчаяния опуститься, чтобы предпочесть ораториям Баха - волчий вой!.. Вертикальной походке - четвереньки!.. Мукам созидания - радость убийства!..
Подобные состояния могут быть свойственны отдельному человеку - и социальной группе, народу, нации, стране.
"Все дозволено..."
Но - кому? Кому - все дозволено?..
"Тебе",- говорит подонок.
"Тебе, только тебе..."
"Не ему... Не им..."
"Тебе!.."
Потому что ты - самый-самый... Ты - единственный... Ни на кого не похожий. Ты - лучший. Самый лучший. И потому тебе дозволено то, что не дозволено никому. Тебе дозволено все. Им - ничего. Им - это другим людям, народам...
Тебе же, лучшему из лучших, единственному, дозволено все.
Что - все?..