В ночь с 3 на 4 октября 44 г. разведпартия взвода пешей разведки 138 сп 425 сд в составе шести человек под командой командира взвода лейтенанта Федотова Василия Степановича скрытно проникла в расположение противника на глубину 1000 метров. Подкравшись вблизи дорожной развилки к огневой позиции двух противотанковых орудий, действуя дерзко и решительно, разведчики умело напали на немцев, пятерых убив, а трех взяв в плен, и захватили орудия. Выведя одно орудие из строя, разведчики, преследуемые немцами, сохраняя выдержку и спокойствие и метко отстреливаясь, в условиях пересеченной местности более 1,5 км на руках тащили вторую трофейную пушку и без потерь возвратились с нею в расположение полка. При этом л-нт Федотов, проявив свойственную русскому офицеру находчивость и смекалку, использовал пленных в качестве тягловой силы, а четырех разведчиков в качестве двух групп прикрытия.
Приказом командующего 71 армии по представлению командира 425 сд за дерзость, смекалку, инициативу и решительность, проявленные при выполнении боевого задания, награждены:
Орденом Отечественной войны II степени - командир взвода Федотов B. C.
Орденом Красной Звезды - разведчик, рядовой Калиничев.
Орденом Славы II степени - разведчик, рядовой Лисенков.
Военный Совет Армии предоставил отпуск шестерым отважным воинам".
- Ты с бабами спал когда-нибудь?
- Никак нет, товарищ подполковник, - смущенно признаюсь я. - Не приходилось.
- И ни разу не поинтересовался, откуда у них ноги растут?
- Никак нет! - От стыда и сознания своей офицерской и мужской неполноценности я опускаю глаза.
- Раззява. Тебя, может, сегодня убьют. А ты даже не разговелся, ни разу не попробовал… - Что-то едва уловимое, похожее на сочувствие, послышалось в его голосе, и после секундной паузы он продолжил: - А если напоретесь на немца? Или попадете под артобстрел?
- Немедленно наваливаюсь на командующего и закрываю его своим телом.
- Это плохо! Что значит - наваливаюсь?.. Наваливаться, Федотов, ты на немца должен. А на генерала - в случае артиллерийского или минометного обстрела - ты должен ложиться с нежностью, как на женщину! И прикрывать своим телом! Давай дальше.
Я понял, что для Сергеева, если ты подполковник и выше - ты человек, если ниже его по званию - пень осиновый.
Я еле перевожу дух, в голове от напряжения гудит, а Сергеев продолжает:
- Группе разведчиков - твоему взводу - помимо обеспечения безопасности доставки на плацдарм генералов поставлена частная боевая задача: скрытно провести разведку прибрежной полосы, заставить немцев показать свою оборону и раскрыть систему огня. Повтори приказание.
- Слушаюсь, повторить! Если с командующим или командиром корпуса во время переправы что-нибудь случится, я буду расстрелян. Разведвзводу...
- Задачу и ответственность понял правильно, - устало отмечает подполковник Сергеев. - Корабль и команда чтобы были в блестящем порядке, а за безопасность плавания отвечаешь головой. Радиосвязь будешь поддерживать постоянную с обоими берегами - со мной и с плацдармом. Иди!
Я выхожу. Меня столько раз уже пугали расстрелом и Военным трибуналом, что я воспринимаю это как норму. На войне, чтобы заставить человека вылезти из окопа, идти под пули, под мины, на смерть, действенна только угроза смертью. "Сверху - команда, снизу - план любой ценой", а за спиной генералы и полковники с секундомерами фиксируют каждую команду и время ее исполнения, поэтому командиры отделений, чаще командиры взводов, бегали вдоль залегшей цепи с пистолетом, матюками и пинками поднимали солдат. У этих командиров была горькая участь. Лейтенанты и младшие лейтенанты дольше двух-трех недель живыми не оставались. За два года я к этому привык. Единственно, что утешает, это то, что старшим офицерам, командирам батальонов и полков смертью и трибуналом угрожают еще чаще, чем нам - командирам рот и взводов.
Около большого начальства главное - не дело делать, а изображать! Тяжкая работенка - легче вагоны разгружать. Это даже мыши в окопах знают.
И я опять вспоминаю Фролова. Начальство еще не приехало, а сколько вагонов я уже выгрузил...
4. Приезд генералов
Генералы прибыли, когда уже стемнело. Завидя подъезжаюших, Сергеев вылезает из машины в метре от меня.
- Товарищ генерал... - слышу я голос Сергеева. - Разрешите обратиться... Разрешите доложить... - с волнением, негромко, сбивчиво говорит он. - Товарищ генерал-полковник, разрешите доложить: переправиться через Одер этой ночью под таким обстрелом и в такую непогоду - это не мудями трясти! Прошу вас... Разрешите... Только что получена радиограмма...
- Вы что, издеваетесь?! - возмущенно восклицает командующий. - Вы получили приказание в шесть часов утра. У вас было семнадцать часов на подготовку! Докладывали, что для переправы все подготовлено, а у вас еще и конь не валялся! Это безобразие! О чем вы думали раньше?! Обеспечьте переправу немедленно любыми средствами и даже невозможными!
- Слушаюсь... Разрешите...
- Идите!
Хотя сегодня мне как никогда досталось от Сергеева - он дрочил меня на инструктаже до одурения, мне его жаль, хотя он и сам виноват. Ведь только утром полковник Кириллов объяснил ему, что, если такой волевой генерал примет решение, остановить его невозможно.
При моем появлении Сергеев докладывает командующему:
- Товарищ генерал-полковник, назначенный ответственным за вашу доставку на плацдарм командир разведроты дивизии старший лейтенант Федотов.
Оба генерала поворачиваются ко мне. Я делаю шаг навстречу командующему:
- Товарищ генерал-полковник, - вскинув руку к каске, в свою очередь докладываю я, - плавсредства и экипажи трех амфибий к переправе подготовлены!
Командующий пристально и неулыбчиво рассматривает меня, вглядывается в мое лицо. Очень внимательно рассматривает меня и командир корпуса.
Мне потом объяснили расчет Фролова: у командующего армией сын был командиром взвода в соседней дивизии, и Астапыч полагал, что оттого командующий будет относиться ко мне по-отечески и, во всяком случае, лучше, чем к зрелых лет майору или капитану.
- С какого времени в действующей армии? - спрашивает командующий.
- С июня сорок третьего года.
Сергеев, очевидно, почувствовал, что я не произвожу впечатления на командующего, и тут же вступается:
- Один из лучших офицеров... Ветеран дивизии... Боевой офицер. Имеет большой опыт форсирования. Наш главный перевозчик. Переправиться через Одер ему все равно что два пальца... обмочить, - заверяет он. При этом для большей ясности он поднимает руку к низу гимнастерки, хотя и так все ясно. Он бросает на меня быстрый выразительный взгляд, и я вмиг вспоминаю его инструктаж и соображаю: очевидно, он не сумел ясно доложить, почему целесообразнее отсрочить переправу, и потому это должен сделать сейчас я. И я снова вскидываю руку к каске.
- Товарищ генерал-полковник, разрешите обратиться... Разрешите доложить... Волна четыре балла... Сильный дождь, видимости никакой - нулевая... В таких условиях амфибии не работают... Разрешите... - Сам понимаю: жалко все это у меня звучит.
- Короче!!! - властно приказывает командующий.
Как настоящий офицер, я не должен подводить начальников, и как настоящий офицер, я должен принять удар на себя.
- Разрешите отложить переправу до рассвета или вызвать буксирные катера... Они с минуты на минуту должны подойти.
Я осекаюсь: генерал-полковник меняется в лице и переводит яростный взгляд на Сергеева.
- Вы что, сговорились?! - выкрикивает он, и я понимаю, что попал впросак: Сергеев и сам все ему объяснил.
- Никак нет! - тянется перед ним Сергеев.
- Перестаньте вилять! Докладываете, что для переправы готовы, и тут же просите отложить все до рассвета. Вы не выполнили мой приказ! Сейчас я вам приказываю - перестаньте крутить жопой! Вы как хорошая проститутка: вас на одном месте не используешь! Я вынужден объявить вам неполное служебное соответствие... Иван Антонович! - повернулся командующий к командиру корпуса и уже полушепотом продолжал: - В течение десяти дней представьте мне аттестацию на подполковника Сергеева с вашим заключением о возможности его использования в занимаемой должности. Я лично убедился - не соответствует.
- Разрешите... Я думал... как лучше... - заверяет Сергеев.
- Я не могу ждать до рассвета! К десяти утра я обязан вернуться! И на плацдарме надо быть не позже, чем через час! Ясно?! Вы-пал-нять!..
- Так точно! - Сергеев прикоснулся к козырьку. - Разрешите идти?
- Да. Поехали!
Подполковник, четко повернувшись, отошел, печатая шаг. Командующий, семеня мелкими шажками, не скрывая предельного раздражения, направился вместе с командиром корпуса за ним.
5. Переправа через Одер на исходнй берег
При переправе на исходный берег на КП дивизии по закону подлости все лепилось одно к одному.
- Надо ехать, а вас нет! - говорю я водителю амфибии.
- Огоньку не найдется, лейтенант? Куда ехать? - вполголоса возбужденно отвечает Кустов. - Только что из корпуса получена радиограмма: "Все рейсы прекратить, машины из воды поднять!" Я письмо не успел отправить. Если что - пожалуйста...
Вот это абзац!
- Чья радиограмма?
- Командира батальона амфибий. Вот она: "Клумба - Я - Мак 4 Видимость нулевая Ответьте немедленно".
Замолчать это распоряжение я не имею права - это было бы преступлением. Я должен немедля принять решение, и я его принимаю.
- Кустов, - говорю я, притягивая к себе старшину за локоть и ткнувшись лицом в его лицо, - сейчас же доложите о радиограмме подполковнику Сергееву. Только ему. Пусть он решает!
Он отходит, но радист, обремененный опытом первых лет войны и двумя тяжелыми ранениями, как я потом понял, не захотел включать передатчик, чтобы не навлечь на себя огонь противника.
В кромешной тьме и под непрерывным холодным дождем наш буксирный катер, сокращенно называемый "семерка" , борясь со стремительным течением и большими волнами, медленно рассекал темную, коричневатого цвета воду.
Порывы шквального ветра. Исходный берег реки вообще не просматривается, и впереди - никаких ориентиров. Мы могли рассчитывать на поддержку огромного числа артиллерийских орудий с возвышенного восточного берега Одера, но они почему-то молчали. Шли на ощупь более получаса, увертываясь от боковых волн. Болтало нещадно. Механик-водитель, изменяя движение машины относительно волн и ветра, совершая повороты, направлял "семерку" к берегу переменным курсом, пытаясь уменьшить коварную и опасную качку.
- Старший лейтенант, - оборачиваясь, нарушает молчание командующий, - мы долго будем вот так телепаться, как дерьмо в проруби? Доложите обстановку! - приказывает он.
Я приближаюсь к его уху и шепчу:
- Слушаюсь!.. Места высадки и погрузки на обоих берегах закрыты из-за сильного артиллерийского обстрела. Высаживаться там мне запрещено.
Я стараюсь ответить как можно лаконичнее и точнее.
- Кем запрещено?
- На плацдарме - комендантом переправы инженер-майором Казарцевым. Немцы из пулеметов обстреливают там берег на всем протяжении. Вы слышите, как молотят?..
- Так фланкирующий или фронтальный огонь? Тридцать четыре или сорок два? - спрашивает командир корпуса.
- Они различаются по весу, - докладываю я. - ЭмГэ-сорок два на три килограмма легче. По звуку стрельбы они неразличимы. Возвращаться к причалам погрузки и высаживаться там мне категорически запрещено.
- Кем запрещено?
- Подполковником Сергеевым. Он приказал вернуться на правый берег, спуститься вниз по течению и высаживаться в полутора-двух километрах ниже места погрузки. Но там над берегом линия обороны соседнего корпуса Сто тридцатой гвардейской дивизии - в темноте они могут нас перестрелять.
- Резон, - отмечает командир корпуса. - Мы здесь телепаемся, а они в сторонке и в полном порядке. - Он оборачивается ко мне: - Вы обстановку контролируете? Ваше решение?
- Так точно! - бодро отвечаю я и по привычке добавляю: - Аллес нормалес!
- А начальники хороши! - тихо говорит ему командующий. - Каждый отбоярился и снял с себя ответственность. Суть дела не важна!
- Ваше решение? - снова повторяет и оборачивается ко мне командующий. - Что вы конкретно собираетесь делать?
- Продолжаю выполнять боевую задачу по доставке вас и командира корпуса на плацдарм. Я решил: будем высаживаться между "Альпами" и "Балтикой", примерно посередке, там, где в первую ночь я высадил командира дивизии полковника Быченкова.
Я нарочно говорю "высадил", чтобы они поняли, что я не случайный неопытный пацан.
- Резон! - опять замечает командир корпуса.
"Я решил" - не раз встречалось мне в боевых приказах и всегда вызывало восхищение своей безапелляционностью. Я стараюсь говорить приказным языком, не торопясь, спокойно и уверенно, чтобы они были убеждены, что я все время полностью контролировал и контролирую обстановку, а переправиться через Одер - для меня все равно что два пальца обмочить.
- Так в чем дело? Что вам мешает? Чего вы ждете? - спрашивает командующий.
Для себя я ситуацию реально оцениваю как хреновую: и вернуться не можем, и угодить при высадке в такой адской темени без ориентиров можем прямехонько к немцам.
Ориентирами при высадке на плацдарм должны были служить короткие трассирующие очереди, но из-за сильного дождя мы их не увидели. Сейчас их вообще перестали подавать.
- Нам нужны ориентиры. Мною только что передана радиограмма на личную рацию полковника Быченкова с просьбой без промедления выслать на берег маяки и обозначить место высадки ракетами. Для этого требуется 15-20 минут. По рации передал, что продолжаем движение... но квитанции не получил.
- Выполняйте! - помедля несколько секунд, приказывает командующий. - Федотов, а мы к немцам так не приплывем?
- Никак нет! - бодро заявляю я и дублирую: - Кустов, ты понял?
- Чего ж тут не понять?
- Сколько до берега?
- Метров четыреста-пятьсот.
В этот момент сильный удар очередной большой боковой волны развернул идущий впереди буксир, и тут же днище его корпуса заскрежетало по какому-то подводному препятствию, катер накренился настолько, что стала поступать вода. Механик-водитель пытается безуспешно изменить направление движения "семерки", чтобы избежать неминуемого столкновения с амфибией. Но амфибию поднятой волной швыряет носом в борт "семерки". Только этого не хватало!
Перегнувшись вперед, механик-водитель обшаривает рукой носовую часть кузова амфибии и яростно шепчет:
- Весь перед разбит. Я же говорил: нельзя плыть!.. Дуроломы... вашу мать! А еще начальники...
- Тихо, старшина, тихо, - шепотом уговариваю я его.
- Чего - тихо? Вы уйдете, а машина разбита!
- Успокойся, ну, успокойся... - я поглаживаю его по плечу.
- Дуроломы вы припадочные, а не начальники! - объясняет он мне, сбрасывая мою руку. - Кто же при нулевке переправляется по такой воде?! И еще генералов посадили!.. Вашу мать... Судить вас мало...
- Америка - мать ее, - тоже тихо ругаюсь я.
- При чем здесь Америка? - шепчет старшина. - У нас бензин с водой - не фурычит! И "семерка" фордыбачит. Похоже, она теряет способность двигаться своим ходом.
Я спешно перебираюсь на "семерку", соскакиваю вниз и осторожно присвечиваю узким лучом карманного фонарика с фильтром. Натужно сипит маломощная мотопомпа, и рядом со мною солдаты касками вычерпывают воду, но ее тем не менее по щиколотку. И я определяю то, что уже наверняка поняли и знают командир и водитель машины: "семерка" обречена. Она продержится на плаву не более 30-40 минут, и надо без промедления принять решение.
"Семерка" может нырнуть и пойти на дно - она сильно осела на нос, там скопилось много воды.
Создалась угроза заныривания машины и ухода ее под воду за счет резкого изменения дифферента и скопления воды в носовой части.
Взять ее на буксир амфибией, в которой находятся командующий и командир корпуса, я не имею права. Глубина здесь 18-25 метров, и, уходя на дно, "семерка" перевернет и потянет пятиметровым буксирным тросом за собой амфибию с генералами. Снять с "семерки" людей я тоже не могу: во-первых, будет перегружена амфибия с генералами, чего допустить я не имею права, а во-вторых, оставление поврежденного боевого плавсредства экипажем, не выполнившим до конца своих обязанностей по спасению катера, влечет за собой высшую меру социальной защиты - расстрел. Это мне вдолбили еще на Висле, и сегодня, по приказу подполковника Сергеева, я в очередной раз повторил это экипажам всех трех амфибий; поэтому не могу отдать приказ оставить "семерку": за ее плавучесть и живучесть надо бороться до последнего.
- Все на месте? Пострадавшие есть?
- Нет солдата из боепитания, - шепотом докладывают мне.
- Чичков! - зову я. - Чичков!
На амфибии его не было. Но и на "семерке" его нет. Я уже понимаю, что он слетел при ударе, столкновении. Утонуть он не мог. Я же заставил его надеть пробковый жилет.
- Чичков!!! - не без отчаяния кричу я.
Но обнаружить и выловить его в бурлящей темной воде не было никакой возможности. Оставалась слабая надежда, что он смог зацепиться за канат, которым запасные лодки были привязаны к катеру. Пробковый жилет должен держать его на воде.
С тяжелым сердцем, молясь всем богам, черту и дьяволу о том, чтобы доплыть и дотянуть генералов и свой взвод до берега, я перебираюсь на амфибию.
Кажется, прошла целая вечность, пока, тихо урча, амфибия по размокшему, вязкому грунту не выбирается медленно на берег, прямо на светлячок маяка.
"Семерку" прибило к берегу метрах в трехстах ниже.
6. Захват пленного. "Фалую" немца
В четыре часа восемнадцать минут (я взглянул на свои часы со светящимся циферблатом, с которыми никогда не расстаюсь, и зафиксировал время для донесения) мы высадились на берегу у маячка, где с группой обеспечения нас встречал майор Елагин - начальник разведки дивизии.
Передав генералов в полной сохранности и оставив у места высадки двух разведчиков с ручным пулеметом для их охраны в случае возможного появления немцев, мы продолжали выполнять задание.
Работа планировалась "на тихаря". Погода для этого была на редкость благоприятна: шум проливного дождя, порывы ветра и еле-еле забрезживший рассвет надежно прикрывали нас. Двигаясь по пояс в воде в направлении выступавшей над водой дамбы, провели замеры воды вдоль берега. Невдалеке стали вырисовываться очертания остова взорванного моста.
Разбившись на две группы, начали обход быков моста. Связь должна была поддерживаться установленными заранее световыми сигналами, подаваемыми карманным фонариком с фильтром.