* * *
Теплый ветерок проникал сквозь распахнутую настежь входную дверь, колыхал занавески у раскрытого окна и вытеснял затхлый воздух хижины струями свежего осеннего воздуха. Каждый предмет и деталь убранства хижины хранили милые сердцу следы заботливой руки Круглолицей. И корешки ровно выстроенных на полке книг, и пустой, чисто вытертый стол, и аккуратно убранная постель. Он занес внутрь рюкзак и сумку, присел на покрытый тонким слоем пыли стул и стал наблюдать, как Монета обнюхивает углы дома, к которому успела привыкнуть за короткую весну. Обнаружив все знакомые запахи, за исключением одного, Монета закончила свой обход и разлеглась на полу. Круглолицая, судя по всему, провела лето в родительском доме и наведывалась сюда изредка. Ее запаха в хижине не хватало и ему. Он стал неспешно распаковываться.
После дня одуряющей дороги они спустились с по-осеннему холодных высоких гор и прибыли в еще по-летнему теплый, оживленный город, провели один день в гостях у Солдата, затем сели опять в машину и через несколько часов с тихой радостью окунулись в ласкающую глаз безмятежность ущелья. Они были наконец дома. Все вокруг источало тепло и комфорт. И красные породы главной вершины, и поблескивающие на солнце выгоревшие склоны, и пожелтевшая листва кустарника в овраге. Дикая яблоня позади хижины уже приготовилась сбрасывать с себя перезрелые плоды, в притихшем ручье через гладкие камни лениво перекатывались медленные струи.
Солдат встретил его по прибытии в город и, не обращая внимания на возражения, привез к себе домой. Весь следующий день они провели за едой, спиртным и разговорами. К вечеру стали собираться друзья, застолье разгорелось с новой силой и закончилось поздней ночью.
Проведший все лето дома, Солдат побелел. Его обычно загорелое, обветренное лицо округлилось и помягчело. Поврежденная рука слегка неестественно свисала из рукава просторной футболки. Солдат был доволен ее выздоровлением и уже начал восстановительные тренировки, по словам жены, с чрезмерной активностью. Он любовно показывал свои шрамы и охотно повторял подробности операций. Рука заметно отличалась атрофированностью от здоровой, но, зная Солдата, никто не сомневался, что она вскоре наберет прежнюю железную крепость.
Солдат истомился первым за долгое время бездеятельным летом. Работа и повседневные хлопоты были не в счет. В это время года его тело и мозг привыкли находиться в состоянии восстановления после месяцев испытаний высокогорьем и изнурительными восхождениями. Его интересовало все о прошедшем без него сезоне. Он расспрашивал о маршрутах, погоде, общих знакомых и событиях. Огонь в его глазах разгорался и угасал.
Команда тоже вернулась в город. Подробности происшествий на Стене были уже известны всем. Прибывающие на встречу обнимали нового героя, хлопали по плечу, поочередно задавали одни и те же вопросы, получали на них одинаковые ответы и не скупились на выражения восхищения и гордости за него. Вечер удался на славу. За столом торжествовал альпинистский дух. Затевались горячие споры, вспоминались былые победы и веселые дни. Несколько пьяных голов объявили, что начнут тренироваться и возобновят восходительскую деятельность, и были немедленно осмеяны. Прощались долго и многословно.
* * *
Через несколько дней после возвращения в ущелье они с Монетой отправились на стену главной вершины. Было особенно приятно пройти ее налегке, в скальных туфлях, рубашке с анораком и тонких тирольках. Только тяжесть Монеты на плечах нарушала окрыляющее ощущение свободы. Стена не разочаровала и не позволила заскучать. Они провели несколько часов на вершине, загорали и дремали под благосклонным солнцем, делали отметки на камнях.
Неделя за неделей они начали углубляться в еще одну великолепную осень. Монета редко заходила в хижину, предпочитая проводить ночи на веранде, а жаркие полдни – под ее деревянными половицами. По утрам она частенько отправлялась в соседние овраги и гонялась там за мелкой живностью. Иногда возле них появлялись другие собаки, в одиночку или небольшими группами. Овраги были популярным среди четвероногих бродяг местом сборищ. Взрослые собаки относились снисходительно к дружелюбному подростку. Он не опасался за Монету, даже когда приходили самые свирепые и матерые по виду псы. Монета была среди своих. Иногда она исчезала вместе со всеми. Тогда он начинал тревожиться и надеяться, что его собака держится подальше от большой дороги. Исчезновения не были долгими, Монета обычно возвращалась к вечеру, находила его ожидающим на веранде и ложилась рядом. Они молча прислушивались к звукам приближающейся ночи.
Он проводил много времени за книгами, возвращаясь другими глазами к давно прочитанному. Вооруженный избытком времени и терпением, он наслаждался внимательным перечитыванием когда-то в спешке пропущенных, казавшихся скучными строк. Расположившись на излюбленной веранде, он смеялся, размышлял и грустил.
Они возобновили многодневные вылазки, налегке, без палатки и с минимумом остального груза. В первый раз, без обсуждения, они отправились по маршруту их последнего похода с Круглолицей, остановились на том же месте и нашли нетронутой оставленную ими кучку дров у очага. Запасы талой воды в верховьях ущелья почти иссякли, от быстрого ручья осталась слабая струйка. Они с удовольствием купались в теплой, неподвижной воде скальной ванны и загорали на гладкой плите. Вечером они сидели у костра за своим нехитрым ужином и думали о Круглолицей.
По дороге назад они набрели на кусты зрелого шиповника. Он загрузил рюкзак красными, мягкими плодами, принес домой и разложил на веранде для сушки, вполне довольный собой. Это дало начало активной заготовке многочисленных даров ущелья. Он получал удовольствие от процесса, больше всего от его заключительной части – упаковки на долгое хранение. Аккуратно помещая в ящик завернутое в кусок бумаги яблоко, он думал о том, что сохраняет для зимних дней частичку окружающей их золотой поры. В том году пропала лишь небольшая часть плодов его дикой яблони.
По выходным дням они часто встречали не пропускавшего возможность оказаться в горах Солдата, нередко со всей его семьей или с друзьями. Временами в хижине было не протолкнуться из-за гостей. Хозяев это не беспокоило. В такие дни они все вместе совершали прогулки на простые маршруты, а по вечерам сидели за вином и чаем и разговаривали без устали. Звуки их громких голосов растворялись в тишине густой осенней ночи.
Памятный камень оставил следы не только на теле Солдата. Их обычно деятельный друг стал временами приходить в совсем несвойственное ему меланхолическое, задумчивое состояние, нередко заражая им окружающих. Солдат немного отдалился от дружной компании ребят своей команды, по сухому признанию, недовольный их оценками событий на Стене, и не скрывал возобновленного тяготения к своему старому другу-одиночке. Было что-то неуловимо тревожное в этом тяготении, беспокоящее в то время только двух человек: молчаливую жену Солдата и предмет тяготения. Эти неясные тревоги утихали в обоих при взгляде на свисающую неловко руку Солдата.
* * *
Он нашел время, чтобы спуститься в селение сообщить о своем прибытии и узнать о Круглолицей. Хозяин лавки и его жена рассказали, что их дочь уехала в город за две недели до его возвращения и уже начала занятия. Он привычно почувствовал себя неловко среди обильного проявления благодарности, неуклюже отказывался от приглашения к столу и искал повода распрощаться. Необескураженный хозяин застал его все же врасплох предложением попробовать вино собственного приготовления. Они расположились на большой веранде за столом, на котором быстро появились графин вина, домашний сыр и теплый хлеб. Вино и сыр оказались превосходными. После нескольких бокалов он расслабился, слушал разговорчивого хозяина и наблюдал, как Монета радуется компании своего черноухого брата и подросшего за лето мальчика Круглолицей. За первым графином последовал второй, за ним еще один. Хозяйка тем временем подала ужин. Они расстались поздно вечером, навеселе, с сытыми желудками и в хорошем настроении. Он пообещал заходить в гости.
Корзина у входа в хижину снова стала заполняться регулярно, раз в неделю. Он опустошал ее первым делом и находил в ней продукты, заказанные книги, редкую почту, но не находил письма с написанным аккуратным почерком адресом. В один из длинных, проведенных за чтением дней отдыха он отложил книгу и стал сочинять письмо Круглолицей. Начавшись ясно, день постепенно нахмурился, обещая незатяжной и нехолодный дождь середины осени. Он лежал, обдуваемый влажным ветерком, наблюдал, как тучи обволакивают главную вершину, как оставляют следы на пыльной земле первые капли дождя, и перебирал беззвучными губами трудно дающиеся слова, пытаясь сложить их в трудно дающиеся предложения.
Письмо занимало его в течение нескольких недель. Много раз он мысленно начинал и мысленно перечеркивал его. Пребывая в нежном настроении, он повторял одно за другим нечасто произносимые слова, пока не ощущал во рту привкус фальши. В другое время он пробовал шутливую форму и неизменно уставал от своего остроумия. Не удовлетворялся он и непринужденным, дружеским тоном. Нужные слова не приходили.
* * *
Прошедшее лето казалось уже далеко позади. Он вновь почувствовал себя маленькой, непримечательной частицей ущелья и охотно не сопротивлялся способности ущелья полностью растворять в себе выходящий за его пределы мир. Солдат был его самой крепкой тянущейся к внешнему миру нитью. К концу осени, когда рука достаточно окрепла, Солдат был готов к тренировкам на скалах. Восстановление его спортивной формы вскоре стало их общим делом. Для начала они находили доступные с земли короткие отрезки скал. Он терпеливо подстраховывал своего друга и был его голосом благоразумия в моменты нетерпения или чрезмерного риска. Затем они перешли на более протяженные скалы, где он страховал Солдата веревкой, продернутой через карабин наверху. Прошло немного времени, и Солдат почувствовал себя достаточно уверенно для восхождений. Дело пошло веселее. Они снова стали обвешивать себя снаряжением и проходить один за другим маршруты, постепенно выбирая все более сложные. Восстанавливающемуся Солдату заметно легче давалась роль ведомого, дух соперничества между ними на время ослабел и не мешал наслаждаться вместе излюбленным времяпрепровождением. Они часто брали с собой на восхождения Монету. Наградой за их труды была благодарность собаки, неизменно приходящей в восторг от возможности разделить с ними компанию. Дружную тройку не остановили ни затяжные дожди поздней осени, ни первый, ни второй и ни третий снег зимы.
* * *
Приближался конец года. Солдат привез из города письмо с незнакомым обратным адресом. Письмо было от нового приятеля по лету, руководителя съемочной группы. Щедро используя восклицательный знак, руководитель сообщал, что его команда закончила фильм о летних приключениях на Стене и что фильм получился многообещающим. Они уже показали его на местном кинофестивале и заняли первое место. Несколько дней назад они получили приглашение на престижный фестиваль, предстоящий через три недели в большом столичном городе. Руководитель звал его поехать вместе с ними. В беззастенчиво-лестных выражениях он писал, что главный герой фильма вызывает повсюду огромный интерес и что организаторы фестиваля очень хотели бы увидеть его в качестве гостя и охотно оплатят все расходы на поездку. Между строк читалось, что пишущий знает своего корреспондента достаточно хорошо, чтобы не рассчитывать на легкое согласие, но явно надеется. Вероятно, полагая, что это его присутствие на фестивале поможет фильму. Солдат сказал, что с трудом отговорил его от поездки в ущелье.
Письмо было чрезвычайно неожиданным и грубым вторжением из внешнего мира. Он инстинктивно воспротивился и вложил его небрежно вместе с разорванным конвертом между книгами на полке. Они все же коротко обсудили его. Практичный Солдат не видел причин не ехать и сказал, что такого рода известность может принести спонсоров, небольшой доход и наверняка возможность участвовать в альпинистских экспедициях по всему свету. Доводы Солдата прозвучали как еще одно вторжение и вызвали в нем длительные размышления. Он размышлял о своей настоящей жизни, о ее продолжении и, в первый раз за несколько лет, о ее отдаленном будущем.
Прошла неделя, возбуждение и мысли, навеянные письмом, улеглись. Он по привычке ожидал Солдата на выходные дни и вышел на веранду, когда услышал вечером шум подъезжающей машины. Машин оказалось две, из одной показался виноватого вида Солдат, из другой – улыбающийся режиссер. Удивляться было нечему. Он улыбнулся и пожал прибывшим руки.
Они вошли в хижину, на столе появилась бутылка дорогого коньяка, обещавшая затянуть их вечер и расстроить утренний выход. Возражений не прозвучало. Он не был уверен, что обманул режиссера, но знал что не обманул Солдата, когда в конце долгого застолья поддался уговорам и согласился на поездку. Они обсудили детали, договорились о встрече в городе за несколько дней до отлета, чтобы он мог купить необходимые для поездки вещи и одежду. Утром, когда гость уехал, Солдат одобрил решение и поздравил его с хорошей игрой, не подозревая о скрытых причинах согласия. Приближалось время окончания первого семестра учебного года и приезда Круглолицей домой на каникулы.
Монета не могла поехать с ним. У него был только один вариант пристроить ее на время отъезда. Он неохотно использовал этот вариант. Родители Круглолицей предсказуемо обрадовались возможности оказать ему услугу и немедленно согласились присмотреть за собакой. Он знал, что Монета будет в хороших руках и среди веселой компании.
* * *
Чувства отчуждения и потерянности, навеянные суетой огромной столицы, компенсировались хорошей организацией и удобствами их поездки. Он провел в дороге несколько дней, два из них – в родном городе. После заключительного, долгого перелета их встретили в аэропорту и поместили в гостиницу недалеко от центра города. Он без труда переносил знакомую по летнему сезону компанию режиссера и его помощников. Первые несколько дней прошло незаметно. Мероприятия фестиваля занимали незначительную часть его дня. Оставалось много времени для одиночных вылазок в город, который он почти забыл со времени последнего визита. Сторонясь оживленных торговых улиц, предпочитая отдаленные от центра города и толп уголки, он совершил несколько приятных экскурсий. Повсюду еще чувствовалась праздничная атмосфера начала нового года.
По вечерам гости фестиваля собирались на неофициальную часть с баром, закусками и музыкой. Его друзья развивали к этому времени наибольшую активность, поглощали немалое количество спиртного и знакомились с большим количеством людей. Ему тоже нравилось сначала найти что-нибудь по вкусу в баре, затем отыскать привлекательное женское лицо среди преимущественно серой мужской массы мастеров документального кино. После просмотра фильма о Стене, считавшегося одним из фаворитов, его легко узнавали. Несколько центральных газет поместили небольшие сообщения о фестивале, в одной из них упоминалось его имя, в другой была напечатана его нечеткая фотография из фильма. Он согласился на интервью с популярным журналом о приключениях и путешествиях.
Они получили поощрительную премию, к заметному разочарованию создателей фильма. Разочарования забылись после церемонии награждения и заключительного банкета. На следующий день друзья-кинематографисты отправились домой. Он остался еще на несколько дней. Как предсказывал Солдат, один из организаторов фестиваля, фирма, производящая альпинистское снаряжение, предложила ему рекламировать их продукцию. Он без колебаний дал свое согласие. Его переселили в другую гостиницу и пригласили на встречу с представителями фирмы и рекламного агентства. Встреча была назначена через два дня, в понедельник. Он с удивлением обнаружил, что еще не устал от этой насыщенной поездки.
Через два дня, в назначенный час, он поднялся на лифте к приемной столичного офиса фирмы. Его не заставили долго ждать, вскоре в приемной появился энергичного вида, хорошо одетый мужчина трудно определяемого возраста. Они представились и пожали друг другу руки. Он провел в офисе около часа. За это время его познакомили с продукцией фирмы, разъяснили суть интереса к нему. Фирма специализировалась на производстве высококачественных палаток, спальных мешков и одежды для экстремальных условий. Производителей привлекала тема одиночки, который полагается в горах только на себя и на их – самое надежное, легкое в мире – снаряжение. По окончании экскурсии он и представитель направились в расположенный неподалеку ресторан для встречи с людьми из рекламного агентства.
За столиком уже сидели двое – мужчина и женщина. Мужчина встал при их приближении, представил сначала себя, затем свою коллегу. Он почувствовал, как по его телу прошел легкий трепет, когда пожимал грациозно протянутую белую руку и смотрел в лучистые глаза ее обладательницы. Она улыбнулась, давая понять, что тоже узнала его. Их неожиданная встреча оживила начало разговора, перешедшего вскоре в деловое русло. Он отвечал на вопросы и время от времени встречался взглядом с лучистыми глазами напротив. Обед был заказан, подан, съеден и оплачен, вопросы закончились. Перед тем как распрощаться, она спросила, где он остановился, и сказала, что позвонит вечером после работы. Он не замедлил предупредить, что улетает следующим утром.
Возвратившись в свой номер, он бросил на стол папку с бумагами, которыми его снабдили во время встречи, скинул верхнюю одежду, растянулся на кровати и перестал сопротивляться трудно сдерживаемому возбуждению. Сквозь стекло закрытого окна доносился приглушенный шум города. В памяти возникали одно за другим поразительной четкости воспоминания о том времени, когда он в последний раз испытывал подобное волнение. Много лет уже он пребывал в уверенности, что вырос из таких чувств.
Они не виделись и не слышали голоса друг друга после той неудавшейся поездки на пляж. Он снова вспомнил свою растерянность и обескураженность от неожиданной перемены в ее настроении, вызванной его, казалось, безобидной шуткой. Помнил, как, мучительно ощущая необратимость ситуации, пытался энергично исправить ее, но не смог – ни ласками, ни шутками, ни откровенностью. Они расстались с отведенными в сторону глазами, как расстаются два разбитых сердца, полных горечи и боли. Долгое время он предавался несбывшимся надеждам на случайную встречу, не предпринимая никаких попыток. Волнения улеглись и затем забылись. Через много лет он узнал, что она вышла замуж и уехала в столицу.
Волнения возвращались с обновленной свежестью и силой. Он просидел остаток дня в номере, читая, смотря в телевизор и бросая взгляд то на светящиеся на столике цифровые часы, то на большое окно своего гостиничного номера. Огни города становились ярче в сгустившейся темноте зимнего вечера. На морозных улицах утихала суета закончившегося рабочего дня. Время для звонка быстро сокращалось.