Мне требовалось что-то примиряющее, ласковое, но без излишнего подхалимажа, поэтому я остановился на следующем: "Ты - лучшее, что произошло со мной в моей жизни. Я тебя люблю".
Мэг уверила, что цветы будут доставлены в офис Салли в течение часа. Точно, через полтора часа я получил электронное послание от мисс Бирмингем:
"Вот это я называю стильным извинением. Я тоже тебя люблю. Но не заводись по пустякам, ладно? Салли".
Я попытался последовать ее совету. Позвонил Гэри и заказал прогулку на яхте вокруг скопления коралловых островков. Яхту Флека загрузили аквалангами - на случай, если мне вздумается понырять. Помощник шеф-повара побеспокоился о ланче. Между мачтами был привязан гамак, в котором я потом час продремал. Когда я проснулся, мне предложили капучино (предложение было немедленно принято), а также передали распечатку электронного письма от Чака, властелина фильмов.
"Привет, мистер Армитаж!
Надеюсь, вы ничего не планировали на сегодняшний вечер. Утром мне позвонил мистер Флек, он хочет, чтобы я показал вам особый фильм. Не могли бы вы дать мне знать, какое время вас устроит, чтобы успеть поджарить попкорн".
Когда я сказал стюарду, что хочу поговорить с мистером Чаком лично, он передал мне телефон, связывающий яхту с берегом.
- Что за фильм? - спросил я его.
- Простите, мистер Армитаж, но это сюрприз. Так распорядился мистер Флек.
Итак, я появился в кинозале ровно в девять часов вечера. Опустился в мягкое кожаное кресло, небрежно пристроив между ног хрустальную вазу с попкорном. Свет погас. Зазвучала роскошная фонограмма оркестрового исполнения "Этих глупостей" времен сороковых годов, затем пошла заставка на итальянском. Я понял, что сейчас увижу фильм Пьера Паоло Пазолини "Сало - 120 дней Содома".
Разумеется, я слышал о нем. Это была послевоенная переработка безумного романа маркиза де Сада. Но я его никогда не видел. Потому что после первого показа, который состоялся где-то в середине семидесятых годов, лента была запрещена практически везде в США, включая Нью-Йорк. А если тебя запрещают в Нью-Йорке, несложно понять: этот продукт слишком горяч.
Минут через двадцать я понял, почему у властей Нью-Йорка возникли некоторые возражения. Действие развивалось в фашистской республике Сало, созданной Муссолини на последнем этапе его правления в конце войны. Четыре итальянских аристократа (мягко говоря, они отличались беспутным поведением) договорились жениться на дочерях друг друга. Это оказалось самым невинным нарушением приличий со стороны экстравагантного квартета, потому что вскоре ребята принялись рыскать по сельским районам Северной Италии в поисках сексуально привлекательных мальчиков и девочек, которых приводили к ним чернорубашечники. Жертвы переправлялись в величественный особняк, где им объявляли, что теперь они живут вне закона, в месте, где придется каждую ночь участвовать в оргиях и где каждый, кого застанут за молитвой, будет казнен.
Герои насиловали мальчиков и устроили шутовскую свадьбу подростка с девочкой, заставив их консумировать "брак" на глазах у всех. Но в тот момент, когда подросток уже почти вошел в юное создание, аристократы растащили детей и сами лишили их девственности.
Дальше - больше. Во время одной из оргий главный аристократ со вкусом испражнился на каменный пол, а затем настоял на том, чтобы девочка-невеста из предшествующей сцены ела его кал. Считая, что к пиршеству должны присоединиться и другие пленники, они заставили всех испражняться в горшки, а затем подали дерьмо к столу на фарфоровой посуде.
Когда я решил, что хуже уже ничего быть не может, они перешли к пыткам: пленникам вырывали глаза, молодым женщинам вспарывали животы, другим жгли груди свечами, тем, кто кричал слишком громко, вырывали языки. Затем под мелодию "Эти глупости" два фашиста принялись медленно танцевать друг с другом.
Экран погас, пошли титры…
Когда зажегся свет, я обнаружил, что пребываю в шоке. "Сало" оказался не просто на грани… он перешел все границы. Меня беспокоило больше всего, что это была не какая-нибудь дешевка, сляпанная парой мерзавцев за пять тысяч где-то на заброшенном складе в долине Сан-Фернандо. Нет, Пазолини был ультраизысканным режиссером. И "Сало" был ультрасерьезным разоблачением тоталитаризма, сотворенным вне границ вкуса. Я наблюдал эксцессы человеческого поведения, хуже которых ничего быть не может, сидя в роскошном кресле в красивом кинозале на частном острове в Карибском море. И я не мог не думать: что, черт возьми, этот Филипп Флек пытался мне этим сказать?
Но я не успел сформулировать ни одной мысли, как услышал голос за спиной:
- Наверное, после этого вам не помешает выпить?
Я обернулся и увидел женщину лет тридцати с небольшим: роговые очки, длинные темные волосы стянуты в пучок, - она была привлекательна в суровом стиле Новой Англии.
- Вы правы, мне требуется очень крепкая выпивка, - сказал я. - Это было…
- Ужасно? Омерзительно? Тошнотворно? Отвратительно? Или, может, просто старомодный перебор?
- Второе.
- Извините. Но, боюсь, мой муж так шутит.
Я моментально вскочил и протянул руку:
- Простите, что не узнал вас. Я…
- Кто вы такой, Дэвид, я знаю, - сказала она, награждая меня слабой улыбкой. - А я Марта Флек.
Эпизод шестой
- Скажите… как это - быть талантливым?
- Простите? - Я был слегка ошарашен.
Марта Флек снова улыбнулась и сказала:
- Всего лишь вопрос.
- Довольно прямой вопрос.
- В самом деле? А я думала, что это приятный вопрос.
- Я не ощущаю себя особо талантливым.
- Как скажете, - сказала она, и опять улыбка тронула ее губы.
- Но это правда.
- О да, скромность достойна всяческих похвал. Но что касается писателей, то про них я знаю одно: обычно они представляют собой смесь сомнения и тщеславия. И обычно тщеславие берет верх.
- Вы хотите сказать, что я тщеславен?
- Вряд ли, - улыбнулась она. - Думаю, любой человек, просыпаясь утром и обнаруживая перед собой пустой экран, просто обязан быть самоуверенным, иначе у него ничего не получится. Так выпьете? После "Сало" нельзя не выпить. Хотя… мой муж считает этот фильм абсолютным шедевром. Опять же, он снял "Последний шанс". Полагаю, вы его видели?
- Гм… да. Очень интересно.
- Какой же вы дипломат.
- Иногда не вредно быть дипломатом.
- Но беседу это не оживляет.
Я промолчал.
- Будет вам, Дэвид. Время сыграть в игру "Говори правду". Что на самом деле вы думаете о фильме Филиппа?
- Это… гм… не лучший фильм из тех, что мне довелось видеть.
- Попробуйте еще раз.
Я присмотрелся к ее лицу. Но ничего, кроме заинтересованной улыбки, не разглядел.
- Ладно, если хотите услышать правду, то я считаю, что это претенциозное дерьмо.
- Браво. Вот теперь вы точно получите выпивку.
Она наклонилась и нажала на маленькую кнопку на кресле сбоку. К тому времени мы уже сидели в Большом зале, куда переместились по ее предложению. Она - под поздним Ротко: два больших совмещенных черных квадрата, а между ними в центре тонкая оранжевая полоса - слабый намек на зарю в безнадежной тьме.
- Вы любите Ротко? - спросила она меня.
- Да.
- Филипп тоже. Вот почему у него восемь его картин.
- Это очень много Ротко.
- И очень много денег - примерно семьдесят четыре миллиона долларов за комплект.
- Впечатляющая сумма.
- Карманные деньги.
Еще одна небольшая пауза в ее стиле, во время которой она смотрела, как я смотрю на нее. Но тон был легким и веселым. К собственному удивлению, я начал находить ее очень привлекательной.
Появился Гэри.
- С возвращением, миссис Флек. Как там Нью-Йорк?
- Веселится. - Она повернулась ко мне: - Не хотите ли выпить всерьез, Дэвид?
- Ну…
- Принимаю это за согласие. Сколько у нас сортов водки, Гэри?
- Тридцать шесть, миссис Флек.
- Тридцать шесть водок. Здорово, верно, Дэвид?
- Ну, это довольно много водок.
Она снова повернулась к Гэри:
- Не могли бы вы ввести нас в курс дела: что самое лучшее среди этих самых лучших сортов?
- У нас есть "Столичная золотая" 1953 года. Это водка тройной очистки.
- Давайте я догадаюсь - из запасов самого Сталина?
- За Сталина поручиться не могу, миссис Флек. Но предположительно - это нечто удивительное.
- Тогда, пожалуйста, подайте нам ее… И немного белужьей икры на закуску.
Гэри вежливо поклонился и, ушел.
- Разве вы не были на яхте вместе с мужем, миссис Флек? - спросил я.
- Меня зовут Марта… и мне никогда не был близок Хемингуэй. Я не вижу смысла в том, чтобы провести несколько дней в море, гоняясь за какой-то там рыбой, которую Филу важно поймать.
- Значит, вы ездили в Нью-Йорк по делу?
- Я потрясена вашей дипломатичностью, Дэвид. Если у вашего мужа двадцать миллиардов, никто не ожидает, что вы займетесь хоть какой-нибудь работой. Но да, я была в Нью-Йорке, чтобы встретиться с правлением небольшого фонда помощи нуждающимся писателям, которым я руковожу.
- Не знал, что такая разновидность существует в природе.
- Большинство писателей, прежде чем поймать Синюю птицу за хвост, сталкиваются с неудачами. Вы ведь тоже через это прошли.
- Да… Но все равно это было везение.
- Меня начинает беспокоить ваша чрезмерная скромность, Дэвид, - сказала она, легонько касаясь моей руки.
- Вы ведь когда-то работали редактором сценариев? - спросил я, убирая руку.
- О да, вы хорошо информированы. Я действительно была литературным редактором… в маленьких, никому не известных театрах. Я правила чужие сценарии и работала с авторами. Иногда среди кучи дерьма мне попадалась интересная пьеса, над которой стоило погрузиться.
- И таким образом вы встретили…
- Мистера Флека? Да, именно так распорядилась судьба. Она свела нас в романтическом местечке, которое называется Милуоки, штат Висконсин. Вы бывали в Милуоки, Дэвид?
- Боюсь, что нет.
- Очаровательный городок. Венеция Среднего Запада.
Я засмеялся:
- Как же вы там оказались?
- В Милуоки есть довольно приличный репертуарный театр. Им требовался редактор, а мне нужна была работа, все очень просто. Деньги были пристойные - двадцать восемь тысяч в год. Больше, чем я где-либо зарабатывала. Видите ли, театр неплохо субсидировался благодаря мистеру Флеку, который решительным образом настроился превратить родной город в свою собственную Венецию. Новая картинная галерея… Новый центр связи в университете… Неплохо подобранный киноархив… Именно этого Милуоки и не хватало. Да. Забыла сказать - новое помещение для местного профессионального театра. Почти что шедевр архитектуры. Думается, Филипп потратил четверть миллиарда на все эти проекты.
- Очень щедро с его стороны.
- И знаете, очень умно, поскольку он умудрился таким образом избавиться от налогов.
Вернулся Гэри с тележкой, на которой стояли небольшая вазочка с икрой, обложенная колотым льдом, тарелка с маленькими кружочками черного хлеба, бутылка водки, также во льду, и красивые рюмки.
Гэри вынул бутылку из льда и торжественно передал ее Марте. Она взглянула на этикетку. Этикетка выглядела древней, надписи на ней были выполнены кириллицей.
- Вы по-русски читаете? - спросила она.
Я отрицательно покачал головой.
- Я тоже. Но уверена, что цифры - 1953 - обозначают год производства. Давайте, Гэри, наливайте…
Гэри ловко открыл бутылку и наполнил рюмки. Марта подняла свою и чокнулась со мной. Мы выпили. Водка оказалась очень холодной и очень мягкой. Я даже сморщился от удовольствия, когда почувствовал, как она охватила холодом мое горло, а затем направилась прямиком в мозг. Похоже, Марта испытала такие же ощущения.
- Срабатывает, - сказала она.
Гэри снова наполнил рюмки, затем предложил каждому из нас кружок хлеба с горкой икры. Я попробовал. Марта спросила:
- Одобряете?
- Ну, вкус как у икры.
- Гэри, я и сама смогу управляться с бутылкой, вы можете идти, - отпустила она помощника.
- Знаете, - сказала она, когда Гэри ушел, - раньше, до Филиппа, я совсем не разбиралась в модных трендах и не могла отличить… ну, не знаю… сумку "Самсонайт" от Луи Вьютона. Мне это никогда не казалось важным.
- А теперь?
- А теперь я обладаю обширными знаниями в этой области. Я знаю, например, что иранская икра стоит 160 долларов за унцию. Я также в курсе, что рюмка, которую вы держите, это "Баккара", а кресло, в котором вы сидите, настоящий "Имс", Филипп купил его за $4200.
- А до того как вы все это узнали…
- Я приносила домой 1800 долларов в месяц, жила в маленькой квартирке на одну спальню и ездила на "фольксвагене", которому было двенадцать лет. Между мной и дизайнерским ярлыком лежала пропасть.
- Вас расстраивало, что у вас нет денег?
- Мне это даже в голову не приходило. Я работала в секторе, не приносящем дохода, я скучно одевалась, и мысли у меня были скучные, но это нисколько меня не беспокоило. Наверное, я не ошибусь, если предположу, что вы ненавидели бедность? - спросила она неожиданно.
- С деньгами проще.
- Это верно. Но когда вы работали в "Книжном супе", разве вы не завидовали всем этим удачливым писателям, которых вы видели в магазине, с их семизначными гонорарами, "порше" на стоянке и часы от Картье на запястье…
- Откуда вы знаете о книжном магазине?
- Я читала ваше досье.
- Мое досье? У вас есть на меня досье?
- Вас это удивляет? Люди моего мужа собрали его, когда вы согласились приехать сюда.
- И что конкретно было в этом досье?
- Только газетные вырезки, ваша биография, список ваших заслуг и немного теневой информации, которую удалось разыскать по крохам…
- Например?
- Так, ничего особенного - что вы предпочитаете пить, какие фильмы смотреть, состояние ваших банковских счетов, портфель ваших инвестиций, фамилия вашего психотерапевта…
- Я не хожу к психотерапевту, - обозлился я.
- Но ходили. Сразу после того, как вы ушли от Люси и съехались с Салли. Вы ведь тогда полгода посещали доктора… Как же его звали?.. Может, Тарбак? Да, Дональд Тарбак, он принимал на авеню Виктории в Западном Лос-Анджелесе. Простите, возможно, я лезу не в свое дело?
Внезапно я почувствовал беспокойство.
- Кто вам это рассказал? - спросил я.
- Никто мне ничего не говорил. Это было в досье.
- Но кто-то должен был сообщить вашим людям все это. Так кто именно?
- Честно, я понятия не имею.
- Готов поспорить, что тут приложил руку этот маленький поганец Бобби Барра.
- Похоже, я вас расстроила, хотя не хотела этого. Но позвольте мне уверить вас: Бобби Барра вовсе не подсадная утка, а вы не в Восточной Германии, где большая часть информации - тайна за семью печатями. Просто мой муж очень основательный человек, он хочет знать как можно больше о тех, кого собирается нанять.
- Но я не просил никакой работы!
- Понятно. Филипп всего лишь хотел поработать с вами, вот и решил, что должен ознакомиться хотя бы с основными фактами вашей биографии. Сейчас все так делают. Конец истории. Хорошо?
- Я вовсе не параноик…
- Конечно нет, - сказала она, наполняя рюмки. - Давайте-ка пропустим еще по одной.
Мы чокнулись и выпили. На этот раз водка проскочила легко - явный признак того, что мое горло и мои мозги начали неметь.
- Теперь лучше? - спросила она.
- Хорошая водка.
- Вы считаете себя счастливым человеком, Дэвид?
- Что?
- Просто мне любопытно, не ставите ли вы под сомнение свой успех… ну, в глубине души, что ли?.. Действительно ли вы его заслужили?
Я засмеялся:
- Вы всегда так провоцируете людей?
- Только тех, которые мне нравятся. Но я права, верно? Потому что чувствую: вы не верите в свои достижения и втайне презираете себя за то, что бросили жену и ребенка.
Последовала длинная пауза, во время которой уже я потянулся за бутылкой и разлил водку по рюмкам.
- Простите, Дэвид, я задаю слишком много вопросов, - наконец сказала она.
Я поднял свою рюмку и залпом выпил.
- Но можно мне задать еще один вопрос? - спросила она.
- Какой?
- Скажите мне, что вы на самом деле думаете о фильме Филиппа?
- Я уже сказал…
- Нет, вы назвали его претенциозным дерьмом, но вы не объяснили, почему вы так считаете.
- Вы на самом деле хотите знать? - спросил я.
Миссис Флек кивнула.
Я сказал ей, что хуже этого фильма мне не доводилось видеть ничего прежде. Разобрав его сцена за сценой, я объяснил, почему герои совершенно абсурдны, почему диалог в точности подпадает под определение "искусственный" и даже придает ему новые оттенки.
- Вся эта затея не стоит и выеденного яйца, - позволил я себе откровенную оценку.
Я говорил, говорил и говорил, делая паузы только для того, чтобы принять от Марты очередную рюмку водки. Когда я наконец замолчал, то в ответ услышал давящую тишину.
- Ну… вы ведь хотели знать мое мнение, - произнес я, чувствуя, что язык слегка заплетается.
- Да, и вы его изложили.
- Простите.
- Зачем извиняться? Все, что вы сказали, истинная правда. Более того, я говорила Филиппу то же самое еще до того, как фильм запустили в производство.
- Но я полагал… вы с ним вместе работали над сценарием?
- Работала, и поверьте мне, в сравнении с черновиком последний вариант был значительно лучше… о чем, конечно, смешно говорить, раз фильм оказался таким провальным.
- Но вы могли как-нибудь на него повлиять?
- Вам известны случаи, когда простой редактор мог повлиять на режиссера? Если к подавляющему большинству сценаристов в Голливуде относятся как к наемной рабочей силе, то уж редактора и вовсе за человека не считают.
- Но ведь Флек был в вас влюблен?
- О, это случилось много позже фильма.
Она рассказала, как однажды Флек появился в театре, чтобы повидаться с работниками… его работниками, ведь театр существовал на его деньги. Короче, директор завел Флека в маленькую клетушку, которую Марта гордо называла своим офисом. Их представили друг другу, и Флек узнал, что она редактирует сценарии. Тогда он сказал, что только что закончил сценарий фильма и ему не помешает мнение профессионала насчет слабых и сильных сторон его творения.