- Но ведь существуют законы об условиях производства, - не унимался Билл. - Есть правила техники безопасности. Эта фабрика ежедневно нарушает законы, принятые Международной организацией труда, не говоря уже о китайских законах. Парень, потерявший руку, должен подать в суд. - Билл качнулся вперед и едва не свалился с табурета. Он сел понадежнее и виновато улыбнулся. - Митч, у вас есть на примете хорошие юристы?
Его собеседник поднес к губам бутылку, но опять сделал лишь маленький глоток.
- Тяжело быть юристом в стране, где не главенствует закон, - сказал Малахольный Митч. - В Англии суды независимы от государства и наделены реальной властью. Судьи защищают права граждан, а не государственные интересы. В Китае все обстоит по-иному. Здесь по-прежнему действует коммунистическая правовая система. Ее принципы просты: каждый, у кого есть реальная власть - финансовая, политическая или военная, - не обязан подчиняться решениям суда, если таковые их не устраивают. Да и суды ни за что не станут ссориться с теми, кто обладает настоящей властью. Когда нет верховенства закона, есть право сильного. У этого бедняги нет никаких шансов. Суд повернет дело так, что парня выставят жертвой собственной халатности. Кстати, если вы помните, главный менеджер фабрики уже намекал на это.
Билл сжал голову в ладонях и некоторое время сидел неподвижно.
- Митч, можно задать вам один вопрос?
- Валяйте.
- Почему вы так и не стали партнером фирмы? В чем дело? Может, в вашей неторопливости? - со смехом добавил он, придавая вопросу несколько легкомысленный оттенок.
Митч засмеялся вместе с ним.
- В фирме говорят, что для Гонконга у меня не хватило стойкости, а для Шанхая - терпения. Я не оспариваю эти утверждения. Когда я стал работать юристом, то вскоре обнаружил, что юриспруденция - это тоже сфера услуг. А я всегда считал, что мы защищаем правду, восстанавливаем справедливость, оберегаем человеческое достоинство… Вот такие старомодные понятия. - Он поднял бутылку и чокнулся ею с пустой бутылкой Билла. - Увы, я ошибался.
В бар вошла Нэнси Дэн. Билл осторожно сполз с табурета. Больше всего он сейчас опасался растянуться на полу вниз лицом.
- Вы пойдете обедать? - спросил он Митча.
Митч покачал головой и поморщился.
- Вы еще способны есть? - удивленно спросил он. - После того, что мы сегодня видели?
Билл кивнул. Ему действительно хотелось есть. Митч слегка потрепал его по руке.
- Не беспокойтесь, Билл, - сказал он. - Вы обязательно станете партнером.
Ресторан отеля был пуст, если не считать группы подвыпивших русских. Громко стуча ножами и вилками, они ели свинину в кисло-сладкой подливе. Билл и Нэнси уже собирались повернуться и уйти, как в другом конце зала Билл вдруг заметил Элис Грин. Покачиваясь, Билл направился к ее столику. Элис приветственно взмахнула палочками для еды.
- Кажется, у "Баттерфилд, Хант и Вест" появился бизнес в Шэньчжэне? В этом рассаднике откровенной эксплуатации трудящихся? Кто бы мог подумать?
- А почему вас это так удивляет? - засмеялся Билл. - Между прочим, в этом, как вы сказали, рассаднике делается очень и очень многое из того, чем набиты западные магазины. Но вас-то что сюда привело? Наверное, прилетели утренним рейсом? Или нет? По-моему, я вас в самолете не видел.
- Я приехала поездом из Гонконга, - ответила Элис. - Возобновляю контакты со своей газетой. Едва мы узнали о происшествии на "Хэппи траусерз", я вскочила в поезд и поехала сюда. Что вы можете рассказать о рабочем, потерявшем руку?
- Естественно, это трагическая случайность.
Билл прекрасно сознавал: любое произнесенное им слово может быть потом использовано против него. Сразу вспомнилась приклеенная, точнее, вмороженная улыбка главного фабричного менеджера. Китаец явно умел владеть своим лицом.
- Администрация фабрики уже занимается расследованием причин.
Элис одобрительно кивнула.
- Вы здорово научились общаться с прессой, Билл, - сказала она, ловко подцепляя палочками янтарно-коричневый кусок жареной свинины. - А что говорят по этому поводу ваши клиенты?
- У меня пока не было возможности поговорить с нашими клиентами. Не сомневаюсь, что они будут шокированы случившимся.
- Вы так думаете? - Элис скептически улыбалась. - А вот я очень сомневаюсь. На фабриках Шэньчжэня ежедневно происходит не менее десятка таких вот "трагических случайностей". Десять рабочих лишаются руки или ноги! А смертность на производстве в десять раз превышает европейские показатели.
Билла начинала бесить циничная самоуверенность Элис.
- По-вашему, лучше бы эти люди болтались без работы и голодали?
- По-моему, эти люди заслуживают того, чтобы с ними обращались как с людьми.
Рядом переминалась с ноги на ногу Нэнси Дэн. Билл спохватился, что не познакомил женщин, и торопливо исправил свою ошибку. Элис одарила китаянку оценивающей журналистской улыбкой.
- Не желаете пообедать в моем обществе и близком соседстве с нашими русскими друзьями? - спросила она.
Один из русских развлекал своих соотечественников. Он дергал официантку за "конский хвост", мешая ей разливать пиво. Официантка стоически улыбалась, стараясь не пролить напиток мимо бокалов.
- Забавные существа, - кивнула в сторону русских Элис. - До этого один запустил в меня фаршированным блинчиком. Видимо, у русских это способ знакомства.
У Билла пропало всякое желание есть, и они с Нэнси покинули убогий зал ресторана.
На людных улицах Шэньчжэня пахло выхлопами дизельных двигателей и жареным утиным мясом.
- Элис - школьная подруга моей жены, - пояснил Билл. - Они много лет не виделись. Недавно встретились в Шанхае.
Нэнси кивнула.
- Я видела вашу жену, - сказала она, лавируя в вечерней толпе. - Я видела миссис Холден.
- Конечно. В Бунде, на обеде.
Он сразу вспомнил тот вечер: балкон, завораживающая панорама огней Пудуна, суливших удивительное будущее. Биллу показалось, что это было давным-давно.
- Нет, я встретила ее еще раньше. Миссис Холден меня не запомнила, но я ее хорошо разглядела. - Нэнси говорила торопливо. Наверное, она долго не решалась рассказать об этой встрече. - Это было вскоре после вашего приезда. В музее. На Хуанпи-Нань-Лу, в районе Синьтяньди. Там есть музей. Знаете?
- Домик, где проходил первый съезд китайской компартии?
Нэнси кивнула.
- Мне кажется, ваша жена очень добра.
"Ну вот опять!" - с досадой подумал Билл.
Китайцы обращались с английскими словами "доброта" и "любовь", как им вздумается. Они придавали этим словам новый смысл, а то и превращали их в полную бессмыслицу.
- Да, миссис Холден очень добра, если ее интересуют такие места, как этот музей, - патетически заявила Нэнси.
Билл растерянно кивнул. Он в очередной раз вынужден был признать, что совершенно не понимает китайской логики. В музеи людей приводит любопытство, а не доброта.
Ему стало неуютно в уличной толпе. На Западе это называлось бы давкой. Нэнси шла спокойно, словно они гуляли по пустынной аллее.
- Мне очень нравится этот музей, - все с тем же воодушевлением продолжала Нэнси. - Сейчас туда ходят очень немногие, и там всегда пусто. А для меня это очень интересное место. Я прихожу туда и думаю о людях, которые однажды там собрались. Им хотелось справедливости. Сейчас люди забыли, что такое справедливость. Когда я училась в средней школе, нас часто водили в этой музей. Поэтому я и решила стать юристом, - вдруг призналась она.
Билл вспомнил "старомодные" рассуждения Митча о защите справедливости.
"Пожалуй, они с Нэнси составили бы идеальную пару", - подумал он.
- В Китае и тогда было много несправедливости, и сейчас не меньше, - сказала Нэнси. - Вы видели фабрику. - Нэнси презрительно фыркнула и покачала головой. - Собакам богачей живется лучше, чем детям бедняков.
- Тогда почему люди соглашаются работать на таких фабриках? - Билл остановился.
Дурацкий вопрос, на который он и так знал ответ.
- Потому что они хотят стать частью нового Китая, - ответила Нэнси. - По телевизору они видят другую жизнь и тоже хотят так жить.
Полвека назад Нэнси Дэн наверняка вступила бы в компартию. Сегодня она пыталась помочь своей стране, получив юридическое образование и придя на работу в "Баттерфилд, Хант и Вест".
- И потому вы стали юристом? - спросил Билл. - Вам хотелось изменить мир?
- Вы смеетесь надо мной, - вздохнула Нэнси.
- Я бы не отважился смеяться над подобными вещами.
- Мой отец говорил, что юрист - это священная профессия. Такая же, как врач. Но не такая, как бизнесмен.
- Хороший человек был ваш отец.
Нэнси удивленно пожала плечами.
Они подошли к лотку, торговавшему горячей пищей. Нэнси заказала себе и Биллу по порции пирожков с курятиной и жареную утку с рисом.
- У меня нет грандиозных планов, - призналась Нэнси. - Мое место - очень скромное. Но я верю, что у моей страны может быть другое будущее. Более справедливое. Меня не волнуют чужие предсказания. В Китае возможны любые перемены.
- Я одного не пойму… Я говорю про Яндун. Почему местные власти обманывают крестьян? Почему не выплатят им всю сумму причитающейся компенсации?
Нэнси подала Биллу тарелку и пластиковые палочки для еды.
- Здесь виноват Конфуций, - улыбнулась она. - Когда-то он провозгласил, что обязательства перед семьей выше обязательств перед государством. Зачем отдавать деньги чужим людям, если их можно приберечь для своих, не опасаясь наказания? Так рассуждает председатель Сунь и его ближайшее окружение. - Она ловко подцепила палочками кусочек утиного мяса. - Влиятельные люди в Китае ненавидят любую коррупцию, кроме собственной.
- Когда на этой жуткой фабрике кончилась смена и рабочие выходили за ворота, я увидел парня и девушку. Вероятно, они любят друг друга. Они просто стояли у стены и никуда не торопились. Я подумал: а какой была бы их жизнь, если бы они остались в своих деревнях? Лучше или хуже? Я действительно не знаю, потому и спрашиваю.
Нэнси Дэн задумчиво жевала.
- Если эти двое не приехали бы сюда, они бы не встретились, - сказала она.
- Можно смотреть на ситуацию и под таким углом, - согласился Билл.
Жареная утка оказалась удивительно вкусной. Нэнси дополнительно заказала тарелку блестящих зеленых листьев чой-сум, липких от устричного соуса.
- И все-таки, что ожидает Китай? Я спрашиваю не у западных экспертов, а у вас, высокообразованного китайского юриста. Каковы ваши прогнозы?
- Старики будут умирать, - сказала Нэнси. - В этом никто не сомневается, потому что старики всегда умирают. Весь вопрос - когда. Ведь старики могут жить и дольше.
Некоторое время они молча ели, жадно поглощая горячую пищу. Умница Нэнси не забыла про десерт, взяв две порции личи. Впервые за весь день Билл почувствовал себя почти хорошо.
Вот это и был настоящий Китай. Нэнси Дэн, не скованная условностями шанхайского офиса и с осторожным оптимизмом говорящая о будущем своей страны. Людный Шэньчжэнь, пропахший дизельными выхлопами и жареным мясом… Но и фабрика тоже была частью настоящего Китая.
Войдя в свой номер, Билл достал из бумажника три фотографии, которые повсюду носил с собой.
Первая запечатлела трехлетнюю Холли в форменном детсадовском комбинезоне с уморительно всклокоченными волосами. На второй - Бекка с дочерью. Билл помнил, как фотографировал их два года назад на карибском пляже. Холли улыбалась из-под красной "легионерской" шапочки с козырьком. Бекка в своем лимонно-желтом бикини, больших солнечных очках и с волосами, закрученными в узел на макушке, походила на кинозвезду пятидесятых годов. На третьем снимке Холли было несколько месяцев от роду; Бекка ее только что выкупала и завернула в мохнатое полотенце.
Билл долго глядел на семейные снимки, а потом поставил их в ряд на письменный стол, прислонив к стене. Маленькая и хрупкая баррикада, отгораживающая его от мира за окном.
Глава 17
Билл проснулся от нестерпимой боли в желудке. Судороги вытолкнули его из сна, заставив едва ли не ощупью добраться до туалета. Там Билл скрючился над унитазом. Его вытошнило несколько раз подряд. Лоб покрылся испариной. Билл дрожал. Едва выйдя из туалета, он был вынужден туда вернуться.
Его выворачивало наизнанку, пока желудок полностью не опустел. В последний раз это была лишь слюна, перемешанная с кровью. Билл доплелся до спальни и рухнул на кровать.
Вторично его разбудил звон в ушах. Билл очумело вертел головой, пока не сообразил, что всего-навсего слышит звон будильника.
"Где я?" - попытался сообразить Билл.
Он лежал в спальне своей шанхайской квартиры. Звонок будильника означал, что наступило утро понедельника и пора идти на работу.
Билл прошел в ванную, где попытался принять душ и побриться. Там его застигли новые позывы на рвоту. Билл опять скрючился над унитазом, мучаясь от сухих спазм. Желудку было уже нечего выталкивать из себя. На кафельные плитки пола упало несколько капелек крови. Билл провел по щеке. Так и есть, порезался.
Дрожащими руками Билл оделся и… рухнул на кровать, обливаясь потом от напряжения. Стены спальни кружились перед глазами. Тогда Билл встал, и кружение прекратилось. Бормоча себе под нос: "Ничего, сейчас все пройдет", он вышел из квартиры, сопровождаемый тошнотой и волнами желудочной боли.
В лифте Билл почувствовал, что ноги отказываются его держать. Они привалился к дверце и стоял так, пока не достиг первого этажа. Солнечный свет показался ему раздражающе ярким. Несколько шагов по двору, и Билл понял, что на работу он сегодня не пойдет.
Он прислонился к новенькому "БМВ", поставленному здесь с вечера, и попытался унять сердцебиение. Из соседнего корпуса вышла Энни в спортивном костюме. Она опасливо покосилась на Билла. Он махнул ей, зовя на помощь, но было поздно. Энни начала пробежку. Через несколько шагов она обернулась через плечо и еще раз неодобрительно поглядела на Билла. На ней были кроссовки от Луи Вуитона. Билл и не подозревал, что эта фирма выпускает кроссовки.
Билл боялся оторваться от чужого автомобиля. Он искал глазами швейцара, но того нигде не было. Время словно остановилось. Надо позвонить в офис. Билл сунул руку в карман пиджака. Мобильник остался в квартире.
Небо затягивалось облаками. Двор, как назло, был совершенно пуст. Оставалось одно: вернуться в квартиру. Бормоча проклятия, Билл отлепился от "БМВ" и тут же потерял равновесие.
Он наверняка упал бы, если бы чьи-то руки не вцепились в лацканы его пиджака. Затем к первой паре рук присоединилась вторая. Билл открыл глаза. Он стоял между Дженни Первой и Дженни Второй. Переговариваясь по-китайски, женщины повели его к лифту. Обе были одеты во все черное. Вероятно, они собирались на похороны, но этот момент ускользнул от внимания Билла.
Порывшись в его карманах, Дженни Первая нашла ключи. Китаянки ввели Билла в квартиру и попытались уложить в спальне, но его опять начало тошнить. Дженни Первая деловито стащила с него пиджак и развязала галстук. Билл встал на колени перед унитазом, чувствуя, что весь вспотел. Китаянка похлопывала его по спине, но исторгать было нечего. Желудок Билла давно опустел.
Дженни Первая отвела его в большую спальню и зашторила окна. У Билла не хватило сил объяснить ей, что он спит не здесь, он спит в детской спальне, а эта принадлежит его жене и дочери и ждет их возвращения. Он не мог сейчас произнести столько слов подряд. Билл смиренно позволил китаянкам раздеть его до нижнего белья и уложить. От прохладных простыней пахло свежестью. Кровать была удивительно просторной.
Что было потом? Скорее всего, он уснул, а когда проснулся, то увидел рядом с постелью Цзинь-Цзинь. Обе Дженни что-то ей объясняли. Затем Цзинь-Цзинь пошла закрыть за подругами дверь. Стены спальни все время пытались кружиться. Только лицо Цзинь-Цзинь оставалось неподвижным, словно центр вселенной.
- Спите, - велела она.
- Я вам так… - пробормотал Билл, пытаясь сесть и взять Цзинь-Цзинь за руку.
Какая маленькая ладошка. Даже странно, что это ладонь взрослой женщины, а не ребенка. Цзинь-Цзинь нахмурилась и отдернула руку. Билл чувствовал, что должен сказать ей важные вещи, но его подвело дыхание. Оно вдруг стало затрудненным. Биллу приходилось сосредоточиваться на каждом вдохе и выдохе. А ему так хотелось сказать Цзинь-Цзинь… но мысли путались.
- Вам лучше помолчать, - сказала она.
Билл закрыл глаза. Малейшее движение отдавалось болью в животе. Даже сквозь закрытые веки едкие капли пота попадали ему в глаза. Усталость, навалившаяся на него, казалась нечеловеческой.
Потом ему немного полегчало. Билл снова потянулся к руке Цзинь-Цзинь. В этот раз она не отдернула ладонь. Где-то без конца звонил телефон, но им было все равно.
День казался бесконечно длинным. Все это время Цзинь-Цзинь находилась рядом. Несколько раз она помогала Биллу встать и дойти до туалета, где его рвало желчью. Таким беспомощным он еще никогда не был.
Потом Билл заснул. Он не знал, оставалась ли Цзинь-Цзинь у него на ночь.
На следующее утро, убедившись, что Биллу не стало лучше, Цзинь-Цзинь поняла: надо вызывать врача. Но какого и откуда? Преодолевая стыд, она полезла в карман его пиджака и достала бумажник.
- Мы привыкли говорить: "сердечная недостаточность". Но эти слова лишь сбивают пациентов с толку.
Слова кардиолога были обращены к Бекке, ее отцу и сестре.
- С точки зрения медицины сердечная недостаточность - понятие относительное. Само слово "недостаточность" подразумевает, что сердце плохо гонит кровь по венам и артериям. А если оно не справляется, пациент может умереть. - Его губы дрогнули, изображая нечто среднее между улыбкой и гримасой. - И такое иногда случается.
Кабинет этого известного и дорогостоящего специалиста не отличался размерами. Врачу было около шестидесяти. Подтянутый, загорелый. От отца Бекка знала, что кардиолог любит кататься на горных лыжах и мечтает поскорее выйти на пенсию. Создавалось впечатление, что сейчас он думал о близком уик-энде. Прием назначили на два часа, но пришлось ждать, пока врач не отпустит предыдущего пациента. Бекка убедилась, что утренние часы все же лучше. Утром не надо так долго просиживать в приемной, листая глянцевые журналы и мучаясь страхом перед вынесением врачебного вердикта. Пожалуй, эту приемную стоило бы переименовать в "комнату страха".
Кардиологу ассистировала тучная медсестра в голубом халате. Она включила просмотровый экран, прикрепив к нему рентгеновские снимки. Изображения даже отдаленно не напоминали сердце.