Бекка сидела между отцом и сестрой. Она слушала плавную речь кардиолога и думала: сколько пациентов ежедневно узнают от него, что обречены! Он умел говорить и говорил с профессиональным состраданием. Впрочем, каким же еще могло быть его сострадание? По нескольку раз в день этот врач видел ужас на лице очередного обреченного, а на лицах родных - слезы, отчаяние и нежелание верить в услышанное. Он был лишь "секретарем" судьбы, и не его вина, что она чаще выносила смертные приговоры, чем миловала. Что для него ее отец? Просто пациент, назначенный на два часа.
- Нездоровое сердце правильнее сравнивать с неквалифицированным работником, - продолжал свою речь кардиолог. - Он может работать вдвое усерднее, но не сделает и половины необходимого. А вот здоровое сердце…
У Бекки в сумочке зазвонил мобильный телефон. Грузная медсестра посмотрела на нее так, будто собиралась убить взглядом. Бекка открыла сумочку и увидела на дисплее служебный номер Билла. Не сейчас. Она выключила мобильник.
- Простите, я забыла его выключить, - сказала она, словно оправдывалась перед сердитой толстухой.
До этого звонка они сидели, держась за руки. Сейчас пальцы отца и сестры вновь сжали ладони Бекки, словно хотели удостовериться, что она останется здесь.
- Можете одеваться, - сказал Шейну доктор Кхан.
Пока Шейн натягивал трусы и брюки, индиец прошел в ванную и вымыл лицо холодной водой. Он устал. Всего несколько часов назад он прилетел из Лондона, но сегодня у него был рабочий день, и его уже ждали пациенты.
Росалита сидела рядом, однако Шейн чувствовал, что он здесь один. Присутствие жены лишь усугубляло ощущение одиночества.
В Международный семейный госпиталь Шейна привели неутихающие боли в паху. Его "мужская снасть", столько лет бывшая источником наслаждений и приключений, вдруг превратилась в источник боли. Шейн чувствовал себя так, будто его предали давние и верные друзья. Иногда боль затихала, и он начинал верить в чудо… пока ему снова не обжигало пах. Он и хотел знать правду, и боялся. Но сегодня ночью Шейн понял, что устал от страха. Он обязан взглянуть правде в лицо.
Шейну остро недоставало подруги, союзницы. Жены, которая сказала бы ему, что все будет хорошо, что он непременно поправится и они вместе одолеют любые трудности.
Росалита сидела рядом с таким видом, будто ее обманули. Глядя на нее, Шейн ощущал себя самым одиноким человеком на земле.
- Это не рак и не мошоночная грыжа, - сказал доктор Кхан, однако что-то в тоне врача не позволило Шейну облегченно вздохнуть.
Хоть бы обследование не растянулось надолго! Сначала Шейна уложили на кушетку. Раздеваться не понадобилось: доктор попросил его лишь приспустить брюки и трусы. Пальцы в резиновых перчатках нашли место, где гнездилась боль. Осторожными, опытными движениями доктор Кхан тщательно пальпировал очаг, после чего отпал главный страх Шейна: это был не рак. Пальцы врача покинули область яичек и стали подниматься к верхней части паха, затем к животу, после чего вновь опустились и достигли границы боли. Подозрения на мошоночную грыжу также отпали. Шейн почему-то сразу поверил этому врачу. И все же…
- К сожалению, я не исключаю возможности перекрута яичка, - сказал доктор Кхан.
"Перекрут?" - мысленно повторил Шейн.
Об этом он даже не подумал. Австралиец целых две недели листал медицинские энциклопедии, сравнивая описываемые симптомы со своими ощущениями.
Судя по описаниям, у него вполне мог развиться рак. Ощущения подтверждали и мошоночную грыжу, хотя она была меньшим злом. Но перекрут яичка? Было ли это заболевание упомянуто в Кратком медицинском словаре? Несомненно. Почему же он не удосужился прочитать о нем?
- Перекрут - это ненормальное положение яичка, - пояснил доктор Кхан. - Представьте, что яичко повернулось вдоль своей оси.
Шейн развел ноги, затем свел их. Он представил, как это должно выглядеть, и содрогнулся. Австралиец попытался изобразить на лице мужественную улыбку. Не получилось. Его снова охватил страх неизвестности. Но, по крайней мере, теперь не понадобится перетряхивать книги.
- Каков наихудший сценарий? - спросил он, все еще пытаясь изображать бравого парня.
Доктор Кхан смотрел ему прямо в глаза.
- Если это действительно перекрут, тогда к одному из ваших яичек перестала поступать кровь. Началось омертвение тканей. Я пока ничего не утверждаю, но если это так, пораженный орган нужно удалить, и как можно скорее.
Шейн оцепенел настолько, что даже не смог испугаться.
У него продолжало биться сердце. Он продолжал дышать. Но жизнь вдруг сделала поворот в совершенно неожиданном направлении. Перекрут! Теперь он знает, что это такое.
А потом послышался спокойный, ровный и холодный голос Росалиты:
- Скажите, доктор, а после этого он сможет иметь детей?
Спрашивала женщина, оскорбленная и обманутая в своих ожиданиях.
Доктор Кхан уклонился от прямого ответа.
- Необходимо срочно сделать сканирование, - сказал он. - Я знаю лучшего в Шанхае специалиста. Правда, я не знаю, насколько он сегодня занят… Чтобы вам не сидеть понапрасну в его приемной, я сейчас позвоню и выясню, когда он сможет вас принять.
Шейн сокрушенно кивнул. Росалита не подошла и не помогла ему встать с кушетки. Она даже не коснулась его руки. Шейн почти забыл, что жена находится рядом.
На столе доктора зазвонил телефон. Индиец сердито схватил трубку.
- Я же предупреждал: никаких звонков, когда у меня в кабинете пациент!
- Простите, доктор Кхан, но это очень срочно. - Секретарша-китаянка нервничала, что сразу сказалось на качестве ее английского. - Звонит Цзинь-Цзинь Ли по поводу мистера Уильяма Холдена. Она говорит, вы знаете.
Ситуация показалась Кхану настолько дурацкой, что он засмеялся.
- Цзинь-Цзинь Ли? - переспросил он. - Конечно, это значительно сужает круг моих знакомств до каких-нибудь пятидесяти миллионов!
Но звонок он все-таки принял, бросив на Шейна и Росалиту извиняющийся взгляд.
- Доктор Кхан? - послышался женский голос. - Ваша секретарша немного ошиблась. Вы меня не знаете. Но вы знаете…
Билл метался по кровати. Она была большой, слишком большой для одного человека. Он безуспешно пытался заснуть, дрожа под липкими от пота простынями. Цзинь-Цзинь в спальне не было, но она не ушла из квартиры. Билл понимал это по звукам, доносившимся из-за закрытой двери.
Потом в его усталый мозг хлынули мысли. Почему желаемое приходит не тогда, когда к нему стремишься, а когда оставляешь всякие попытки? Перестаешь искать встречи со значимыми для тебя людьми, и они сами появляются на твоем пути. Перестаешь искать единственного человека, достойного твоей любви, и таких людей оказывается множество. И существует ли что-то вроде… чертежа счастливой жизни? Или схемы несчастья?
…Его спешно отвезли в Международный семейный госпиталь на Сянься-Лу. В руку вонзили иглу, от которой тянулась прозрачная трубка к стойке с капельницей. Жидкость была обжигающе холодной, словно раскрошенный лед. Билл морщился от боли. Цзинь-Цзинь робко стояла в углу палаты, не зная, оставаться или незаметно уйти.
- Не знаю, что именно вы съели, - сказал Биллу доктор Кхан, - но у вас налицо все признаки вирусной желудочно-кишечной инфекции. Похоже на амебную дизентерию. Вам придется остаться в госпитале, пока мы не сделаем необходимые анализы. Вдобавок у вас сильно обезвожен организм. Не скрою, вы могли бы умереть от обезвоживания.
- Моей жене позвонили? - спросил Билл. - А на работу? Бекке и так волнений хватает.
- Пока вы спали, приходила ваша сослуживица. Миссис Дэн, если я правильно расслышал ее фамилию.
Цзинь-Цзинь кивнула, но доктор Кхан этого не заметил. Билл чувствовал, что врач старательно не замечает ее присутствия.
- В вашей фирме знают о случившемся с вами. Миссис Дэн сказала, что сама позвонит Бекке… вашей жене.
- Я тоже хочу позвонить жене.
- Вы непременно ей позвоните, как только немного поправитесь, - отозвался Кхан стандартной врачебной фразой.
- Благодарю вас, доктор.
Индиец коротко кивнул и отвернулся.
Проснувшись, Билл не сразу вспомнил, что находится в больничной палате. Ее озарял слабый свет ночника. Из-за двери доносились звуки ночного госпиталя. Кто-то вскрикивал во сне. Потом мимо палаты на шуршащих колесиках провезли каталку. Толкавшие ее медсестры вполголоса разговаривали по-китайски. Где-то звонил телефон, но на звонок никто не отвечал.
Возле койки по-прежнему стояла капельница. Ее резервуар наполовину опустел. Билл шевельнул затекшей рукой, и по ней поползли волны такой же ледяной боли.
Билл вспомнил, как его сюда привезли, как ставили капельницу. Он вспомнил разговор с доктором Кханом. Потом индиец ушел. Цзинь-Цзинь тоже ушла, тихо и молча. А сейчас на стуле рядом с койкой сидел Шейн.
- Ну как ты, дружище? - спросил австралиец.
Билл закрыл глаза и улыбнулся. Австралийский акцент Шейна был сейчас самой лучшей музыкой для его ушей.
- Вляпались мы, дружище. Вроде бы крепкие, парни, а вот…
- Даже не знаю, что такого я мог съесть, - простонал Билл.
Он вспомнил их субботний поход в ресторан. Они с Шейном решили угостить немцев настоящей лапшой дань-дань. Но почему из всех четверых отравился только он? Значит, дело не в лапше.
- Амебную дизентерию можно подцепить и через воду, - пояснил Шейн. - Даже через кубик льда. Я всегда говорю: в Шанхае нужно быть очень осторожным с водой. Твои уже знают?
- Нэнси должна была связаться с Беккой. Думаю, что она ей позвонила. Завтра я уже сам смогу поговорить.
- Наши передают тебе привет. Девлин сказал, чтобы ты не рвался на работу. Нет ничего хуже недолеченной дизентерии. - Шейн неуклюже заерзал на стуле. - А у меня сегодня адский денек был. Представляешь, втирали в мои "мужские сокровища" какую-то теплую вязкую дрянь. По виду что-то вроде желе.
Билл открыл глаза. Воспоминания заставили Шейна поморщиться.
- За эту процедуру люди выкладывают приличные денежки. Когда здешний док заикнулся про сканирование, я сразу представил… Есть такие громадные штуковины, вроде гробов. Тебя туда запихивают целиком. Кстати, как это называется?
- Магнитно-резонансная томография, - ответил Билл. - Сокращенно МРТ.
- Верно. МРТ. Но мне делали совсем другую процедуру. Вроде того, что делают беременным женщинам, когда хотят посмотреть на "начинку" их пуза. Им натирают живот и потом смотрят, как там будущий ребятенок.
Бекка проходила такое сканирование. Боже, как давно это было. Они держались за руки и восхищались, глядя на еще не родившуюся дочь. Какое замечательное было время! Лучшее время в их жизни… Нет, пожалуй, лучшее время - это когда Холли только родилась. Тоже нет. Лучшее время - когда она из ползунка превратилась в маленькую девочку и научилась ходить… Подумав еще немного, Билл решил, что лучшее время началось потом, когда Холли начала произносить первые слова.
Шейну требовалось выговориться.
- Да, дружище, именно такой скан. Я знаю, женщины обычно охают и ахают по поводу своих животов. - Он пододвинул стул ближе. - Я тоже поохал и поахал, когда мне втирали в яйца это гнусное желе.
Билл закрыл глаза и рассмеялся. Он вовсе не хотел обижать друга, но мысленная картина была слишком уж впечатляющей, и он не удержался. Рука сразу же отозвалась ледяной болью.
- И что теперь, Шейн? - осторожно спросил Билл.
Его рослый австралийский друг вновь заерзал на стуле. До сих пор он не делился с Биллом своими опасениями. Он вообще ни с кем не делился.
- Здешний док думал, что мне придется оттяпать одно яйцо. Это все после нашей веселой ночки в Пудуне. Помнишь?
- Так это тогда? - Биллу стало не до смеха. - Боже мой, Шейн… Слушай, мне так неловко.
"А ведь это он из-за меня, - подумал Билл, и мысль обожгла его еще сильнее, чем раствор в капельнице. - Он дважды вступился за меня. Тогда, в пабе, и потом. Какая идиотская цепь случайностей. Если бы не Цзинь-Цзинь… если бы не я… он бы не торчал здесь, а лежал бы рядом со своей Росалитой".
- Док подозревал, что у меня перекрут яичка. Но все оказалось не так страшно, - со смехом продолжал Шейн. - Радиолог - парень дотошный. Потрясающий специалист. И человек приятный. Рассмотрел мои "шарики" вдоль и поперек. Сказал, что никакого перекрута нет, но им здорово досталось. А я чего только не передумал за эти недели! Разум - такой паникер. Навоображает всяких гадостей и потом сам же верит.
- Так это же здорово, Шейн! - приглушенно воскликнул Билл.
Они оба старались говорить вполголоса, словно в палате находился еще один пациент, которого они опасались разбудить.
- Я очень рад за тебя, дружище, - добавил Билл.
- Я помню, как моя бабушка умирала от рака груди, - вдруг сказал австралиец. - Она была потрясающая женщина. Больше я таких не встречал. Когда опухоль обнаружили, оперировать было уже поздно. И знаешь, что сделала моя бабушка? Я это запомнил на всю жизнь, хотя был совсем мальчишкой. Так вот, она, не стесняясь меня, расстегнула платье и положила руку моей матери себе на грудь. На то место, где нашли опухоль. Бабушка заставила мать как следует ощупать этот бугор и запомнить свои ощущения. И сказала матери, чтобы отныне та регулярно проходила обследования. Уж если вдруг обнаружится подобная гадость, от нее можно будет своевременно избавиться… Знаешь, Билл, я боялся, что у меня рак. Но у меня не было бабушкиного мужества, чтобы запихнуть твою руку себе в трусы.
Теперь Билл засмеялся уже громче, не обращая внимания на боль в руке. Они оба словно избавились от какой-то тяжести.
- Все образуется, - сказал он Шейну. - Главное, что твоя снасть не повреждена. А врачи найдут, как снять боль.
Шейн кивнул.
- Когда попадаешь в такие переделки, начинаешь по-другому смотреть на свою жизнь. Как будто включается прожектор и высвечивает ее с разных сторон. - Он провел пальцами по лицу. - И брак твой проявляется во всей красе. Начинаешь видеть, что ты приобрел, а чего у тебя как не было, так и нет.
Шейн отвернулся.
- Билл, она начала собирать чемоданы. Не в буквальном смысле. Я перестал ощущать, что у меня есть жена. Я остался наедине со своими отбитыми яйцами. Если бы мне в самом деле грозила операция, я думаю, Росалита попросту тихо исчезла бы.
Билл подумал, что Шейн слишком поспешно сделал Росалиту своей женой, не успев даже толком узнать ее характер. Его завораживали ее песни в "Ни дна ни покрышки", и он, скорее всего, верил, что в жизни она такая же, как в песнях.
- Не торопись с выводами, - ляпнул Билл, досадуя на себя за банальные фразы. - Твое несчастье могло раскрыть в ней лучшие стороны. Возможно, оно сблизило бы вас.
Ну почему он не научился просто молчать, когда нечего сказать? По крайней мере, это честнее.
- Есть радикальный способ залатать дыры в браке. - Шейн фыркнул. - Можно задобрить ее дорогими побрякушками. Или накупить кучу тряпок. - Он мотнул головой. - Самое печальное, что я не чувствую в ней своего самого верного и надежного друга.
Билл закрыл глаза. Ему нечем было утешить Шейна. Он с удовольствием заснул бы сейчас, но ледяной холод в крови не давал спать, заставляя морщиться от боли.
- У нас не так, как у вас с Беккой. Мы с Росалитой - совсем другое. Мы не партнеры. Мы… я даже не знаю, кто мы на самом деле. Трахальщики с обручальными кольцами, и только. А после драки я и этого не могу. - Шейн закрыл лицо руками. Билл слушал его тяжелое дыхание. - О таких отношениях, как у вас с Беккой, можно только мечтать, - признался австралиец.
Билл с ним мысленно согласился. Но разум… разум порою действительно способен напридумать чего угодно и потом в это поверить.
- Какой ужас! Я до сих пор не могу поверить. Когда Нэнси позвонила мне…
- Брось! Было и прошло, - засмеялся Билл.
Бекка слушала бесцветный голос мужа и понимала, что это обычная мужская бравада. Билл говорил так, словно из него выпотрошили все внутренности.
- Как все по-дурацки получилось, - вздохнула она.
- Это ты о чем?
- Обо всем. О том, что нам пришлось улететь в Англию. Что ты вынужден выкарабкиваться из болезни один, и меня нет рядом.
- Бекки, но ведь у тебя была серьезная причина.
- Знаю, дорогой. А сейчас я больше всего хочу, чтобы мы снова оказались вместе. Только этого.
- Я тоже этого хочу.
"Как будто когда-то мы хотели чего-то иного!" - с грустью подумала Бекка.
Маленькая семья Холденов всегда хотела только этого - быть вместе и быть счастливыми. И одно невозможно без другого.
- Как твой старик? - спросил Билл.
- Без изменений. Результаты анализов ничего не показывают. У него по-прежнему перебои в сердце, а врач до сих пор не может установить причину. Билл, отец постарел у меня на глазах.
- А как Холли?
Бекка живо вспомнила их последнюю телефонную перепалку и очень испугалась ее повторения.
- С Холли все в порядке, - торопливо ответила она. - Играет с детьми Сары… Пожалуйста, поверь мне. - Бекка избегала говорить о бойфренде Сары. - Дорогой, я скоро заберу Холли. Совсем скоро, как только мой отец немного окрепнет. Я уже начинаю думать, что перебои в сердце - меньшее зло, чем его визиты к кардиологу.
- Хорошо, что Холли скоро снова будет с тобой, - дипломатично отозвался Билл, стараясь, как и Бекка, не ступать на опасную тропу.
- Ты-то как? Когда тебе нужно возвращаться на работу?
- Мне лучше. Честно, Бекки, мне значительно лучше. Девлин меня не торопит. Сказал, чтобы я и не думал о работе, пока полностью не окрепну. И потом, есть достаточно работы, которую можно делать дома.
- Думаю, мне все-таки нужно прилететь в Шанхай. Я позвоню доктору Кхану.
- Не надо, Бекки. Ну, будь умной девочкой. Я ведь уже выкарабкался.
"Только не пытайся меня обманывать", - подумала Бекка, вешая трубку.
Ее порыв постепенно угас. Какой Шанхай? Она прилетит на другой конец света, чтобы быть рядом с Биллом и постоянно думать об отце и Холли? Билл прав: самое скверное уже позади.
Она пошла на кухню и принялась готовить ужин. Пока варились макароны, Бекка сделала салат. Отец похрапывал на диване под бормотание телевизора. Бекка разбудила его, сказав, что ужин готов. Отец добросовестно обрадовался, как всегда наговорил комплиментов ее кулинарным способностям, но к еде почти не притронулся.
После ужина Бекка набрала номер Сары и пожелала Холли спокойной ночи. Потом она уселась рядом с отцом на диван. Старик предпочитал разностороннюю подачу новостей и заставлял ее переключаться на разные каналы. После очередного переключения Бекка обнаружила, что смотрит телевизор одна. Отец вновь погрузился в сон.
Странно, но ночью отца донимала бессонница, и он начинал бродить по дому, зато днем и вечером великолепно засыпал. Может, ему нужно поставить в спальню телевизор?
Около полуночи Бекка все-таки разбудила отца. Он поплелся наверх. Бекка услышала плеск воды в ванной. Затем скрипнула дверь отцовской комнаты. Бекка погасила везде свет и грустно улыбнулась. Как и Билла, ее ждала одинокая постель.
Для здоровья нужен чай и прогулки на свежем воздухе. Так сказала ему Цзинь-Цзинь.