Тогда Переводчик сказал:
Эпилог
Написав последние слова моей повести, я с дрожью отрываю перо от папируса. Представить не могу, что скажет о ней Платон, который так же нетерпеливо, как я, ждал ее окончания. Быть может, при чтении некоторых эпизодов его светозарный лик растянется в тонкой усмешке. Прочтя другие, я уверен, он наморщит лоб. Возможно, он скажет мне (кажется, я так и слышу его размеренный голос): "Странное творение, Филотекст; особенно эта двойная тема: с одной стороны, расследование Гераклеса и Диагора, с другой – этот странный персонаж, Переводчик (ты не даешь ему даже имени), который в несуществующем будущем записывает на полях свои открытия, говорит с другими героями, и, наконец, его похищает безумец Монтал… Грустная у него доля, ибо он не знал, что он – такое же вымышленное создание, как герои переводимой им повести!" – "Но многое из записанных тобой слов Сократа – тоже вымысел, – скажу ему я. И прибавлю: – Чья же доля хуже? Моего Переводчика, который существовал только в моей повести, или твоего Сократа, который, несмотря на свое существование, стал таким же литературным созданием, как и он? Думаю, лучше приговорить вымышленное существо к реальности, чем реальное – к вымыслу".
Зная его очень хорошо, предполагаю, хмурить брови он будет чаще, чем улыбаться.
Однако я не боюсь за него: его непросто чем-то поразить. Он в экстазе продолжает созерцать этот неприкосновенный мир, наполненный красотой и покоем, гармонией и написанными словами, эту землю Идей, которую предлагает он своим ученикам. Жизнь в Академии уже течет не в реальности, а в голове Платона. Ученики и педагоги – лишь "переводчики", заточенные каждый в свою "пещеру", старающиеся отыскать чистую Идею. Я хотел чуть-чуть над ними подшутить (простите, не по злому умыслу), тронуть их и возвысить мой голос (голос поэта, а не философа), дабы воскликнуть: "Бросьте искать скрытые идеи, главные ключи или окончательный смысл! Бросьте чтение и живите! Выйдите из текста! Что вы видите? Только тьму? Вот и не ищите больше!" Не думаю, что они меня послушают: они и дальше, уменьшившись до размера букв в алфавите, будут старательно и увлеченно пытаться найти Истину посредством слова и диалога. Одному Зевсу известно, сколько текстов, сколько вымышленных теорий, написанных пером и чернилами, будут править жизнью людей в будущем и полностью переменят течение времен!.. Но я последую словам Ксенофонта в его новом историческом трактате: "На этом я закончу свой рассказ; последующие же события, быть может, заинтересуют какого-нибудь другого автора".
Конец "Пещеры идей", повести, написанной Филотекстом Херсонесским, в год архонта Архинида, сивиллы Деметриаты и эфора Аргелая.
Примечания
1
Не хватает пяти первых строк. В своем издании оригинала Монтал утверждает, что в этом месте папирус надорван. Начинаю мой перевод "Пещеры идей" с первого предложения текста Монтала, единственного, который имеется в нашем распоряжении. – Здесь и далее примечания переводчика греческого текста.
2
Бросается в глаза злоупотребление метафорами, связанными с "волосами" и "гривами", которые изобилуют с самого начала текста. Возможно, они говорят о наличии эйдезиса, но наверняка пока сказать нельзя. Кажется, Монтал не обратил на них внимания: в его примечаниях о них ни слова.
3
Метафоры и образы, связанные со "ртами" или "пастями" и с "криками" и "ревом", занимают, как уже, наверное, заметил внимательный читатель, всю вторую часть этой главы. Для меня очевидно, что перед нами эйдетический текст.
4
Удивительно, что Монтал в своем эрудированном издании оригинала ни разу не упоминает о сильном эйдезисе в тексте, явственном по крайней мере в этой первой главе. Хотя возможно также, что он не был знаком с этим интересным литературным приемом. Для примера я откровенно (ибо переводчику следует быть откровенным в примечаниях; выдумка – привилегия писателя) расскажу любопытному читателю, как я открыл образ, скрытый в этой главе. Я приведу краткую беседу, состоявшуюся вчера с моей подругой Еленой, моей образованной и очень опытной коллегой. Тема всплыла в разговоре, и я с восхищением рассказал ей, что "Пещера идей", книга, которую я начал переводить, – Эйдетический текст. Она неподвижно наблюдала за мной, держа левой рукой хвостик одной из черешен со стоявшей рядом тарелки.
– Какой текст? – переспросила она.
– Эйдезис, – пояснил я, – это литературный прием, выдуманный древнегреческими писателями для передачи паролей или секретных сообщений в своих сочинениях. Он заключается в повторении определенных метафор или слов, выделив которые проницательный читатель может получить какую-то идею или образ, не связанные с оригинальным текстом. Аргинуз Коринфский, к примеру, сумел с помощью эйдезиса скрыть в длинном стихотворении, на первый взгляд посвященном полевым цветам, подробнейшее описание любимой девушки. А Эпаф Македонский…
– Как интересно, – скучая, улыбнулась она. – И что, хотелось бы знать, прячется в твоем анонимном тексте "Пещеры идей"?
– Когда переведу все – узнаю. В первой главе чаще всего Повторяются слова "волосы", "гривы" и "рты" или "пасти", которые "кричат" или "рычат", но…
– "Гривы" и "рычащие пасти"?… – запросто прервала меня она. – Может речь идет о льве, как считаешь?
И съела черешню.
Я всегда ненавидел эту женскую способность без усилий достичь истины, пройдя по кратчайшему пути. Теперь уже я застыл, вытаращив на нее глаза.
– Лев, ну понятно… – пробормотал я.
– Непонятно только, – продолжала Елена, не обращая на меня внимания, – почему автор считал идею льва настолько секретной, чтобы скрыть ее с помощью этого… как ты сказал?
– Эйдезиса. Узнаем, когда закончу перевод. Эйдетический текст можно понять, только прочитав его от корки до корки, – сказал я, думая: "Ну ясно, лев… Как же мне раньше б голову не пришло?"
– Ладно. – Для Елены разговор был окончен, она поджала длинные коги, которые раньше были вытянуты на стуле, поставила тарелку с черешней на стол и поднялась. – Значит, переводи дальше, потом расскажешь.
– Удивительно только, что Монтал ничего не заметил в рукописи… – сказал я.
– Ну, напиши ему письмо, – предложила она. – И его уважишь, и себя покажешь.
И хотя я изобразил несогласие (чтобы она не заметила, что одним махом решила все мои проблемы), в конце концов так я и сделал.
5
"Папирус маслянистый на ощупь; пальцы скользят по его поверхности, как по маслу; в центре он шелушится хрупкими чешуйками", – так описывает Монтал листы папируса начала второй главы рукописи. Может быть, при его изготовлении были использованы листья разных растений?
6
Кажется, главные элементы эйдезиса в этой главе – "холод" и "влажность", а также "извивающееся" и "колеблющееся" движение во множестве вариантов. Речь может идти о море (это было бы очень по-древнегречески). Но к чему тогда постоянно повторяющийся признак "маслянистости"? Идем дальше.
7
Я перевожу буквально "головка смоквы", хотя не совсем понимаю, что имел в виду анонимный автор: возможно, речь идет о более толстой и мясистой части плода, хотя также может быть, что это часть около черенка. Ç другой стороны, вполне возможно, что эта фраза всего лишь литературный прием для выделения слова "голова", которое все больше и больше проявляет себя как эйдетическое.
8
Эти последние фразы: "За словами всегда скрываются идеи…" и "только они и важны", вне зависимости от их значения в вымышленном диалоге, представляются мне также ключом-посланием автора, подчеркивающим наличие эйдезиса. Похоже, Монтал, как всегда, ничего не заметил.
9
Этот любопытный абзац, на первый взгляд, описывающий в поэтической форме подростков, принимающих душ после гимнастического зала, содержит в синтезированном, но ясно выраженном виде почти все эйдетические мотивы второй главы: среди них "влага", "голова" и "извивы". Также заметно повторение сложных слов с "много-" и слова "чешуя", уже встречавшееся ранее Образ же "цветка из плоти" мне кажется обычной, не эйдетической метафорой.
10
Уверен, что эти последние строчки удивили читателя не меньше, чем меня! Несомненно, вероятность наличия сложной метафоры исключается, но нельзя также допустить и чрезмерно реалистического толкования: что "многочисленные свернувшиеся змеи" свили гнездо в полу комнаты Гераклеса и что в таком случае весь предыдущий диалог между Диагором и Разгадывателем загадок происходит в "месте, кишащем рептилиями, холодные тела которых медленно скользят по рукам или ногам героев, в то время как они, ни о чем не подозревая, продолжают разговор", – это мнение Монтала, но это уж слишком (пояснение этого признанного эксперта по греческой литературе просто абсурдно: "Почему бы в комнате не быть змеям, если такова воля автора? – утверждает он. – Ведь именно автор, а не мы, в конечном счете решает, что происходит в мире его книги"). Но читателю незачем беспокоиться: эта последняя фраза о змеях – чистая выдумка. Понятно, что выдумкой являются и все предыдущие фразы, ведь это произведение художественной литературы, но, поймите меня правильно, эта фраза – выдумка, в которую читатель не должен верить, в то время как все остальные должны приниматься на веру, по крайней мере пока чтение не закончено, чтобы рассказ обрел какое-то значение. На самом деле единственная цель этого абсурдного финала, на мой взгляд, подчеркнуть эйдезис: автор хочет показать нам образ, скрытый этой главе. Но даже в этом случае этот прием коварен: да не впадет читатель в искушение подумать о самом простом! Сегодня утром, когда перевод еще не дошел до этого места, мы с Еленой вдруг открыли не только верный эйдетический образ главы, но и, я уверен, ключ ко всей книге. Потребовалось Довольно много времени, чтобы объяснить все Элию, нашему начальнику.
– "Влажный холод", "маслянистость", "извилистые" и "ползущие" движения… Возможно, речь идет о змее, а? – предположил Элий. – В первой главе лев, во второй – змея.
– А как же "голова"? – возразил я. – Почему тут столько "многочисленных голов"? – Элий пожал плечами, предоставляя ответить мне. Тогда я показал ему статуэтку, которую принес из дома. – Мы с Еленой думаем, что нашли ответ. Видишь? Это фигурка Гидры, легендарного чудовища с бесчисленными змеиными головами, которые множились, когда их отрубали… Вот почему описывается "обезглавливание" смокв…
– Но это не все, – вмешалась в разговор Елена. – Победа над лернейской Гидрой была вторым из подвигов Геракла, героя множества греческих мифов…
– Ну и что? – спросил Элий.
Я с энтузиазмом продолжил:
– В "Пещере идей" двенадцать глав, и подвигов Геракла, согласно традиции, тоже было всего двенадцать. Да и главного героя этой книги зовут Гераклес. А первым подвигом Геракла или, по-гречески, Гераклеса была победа над немейским львом… а в первой главе как раз скрывается образ льва.
– А во второй – Гидры, – быстро добавил Элий. – Все сходится… По крайней мере пока.
– Пока? – Это замечание вызвало у меня небольшое раздражение. – На что ты намекаешь?
Элий спокойно улыбнулся.
– Я согласен с вашими заключениями, – пояснил он, – но эйдетические книги коварны: имейте в виду, что речь идет о совершенно абстрактных вещах, это даже не слова, а… идеи. Выкристаллизованные образы. Как мы можем быть уверены, какую ключевую идею скрыл автор в книге?
– Все очень просто, – возразил я. – Нужно только проверить нашу теорию. В большинстве легенд третьим подвигом была поимка Эриманфского вепря. Если образ, скрытый в третьей главе, похож на вепря, мы получим еще одно доказательство теории…
– И так до конца, – спокойно сказала Елена.
– Еще один вопрос… – Элий почесал лысину. – Во времена написания этой книги подвиги Геракла не были никаким секретом. Зачем использовать эйдезис для того, чтобы спрятать их в тексте?
Мы молчали
– Хороший вопрос, – признала Елена. – Но можно предположить, что автор сделал эйдезис эйдезиса и что подвиги Геракла в свою очередь скрывают в себе еще один образ…
– И так до бесконечности? – прервал ее Элий. – Тогда было бы невозможно узнать, какова была первоначальная идея. Где-нибудь нам надо остановиться. Если придерживаться твоей точки зрения, Елена, каждый текст передает читателю какой-то образ, а этот образ передает какой-то другой, другой – третий… Так мы вообще не смогли бы читать!
Оба посмотрели на меня, ожидая услышать мое мнение. Я признался, что тоже этого не понимаю.
– Текст оригинала издал Монтал, – сказал я, – но, непонятно почему, он, кажется, ничего не заметил. Я написал ему письмо. Может быть, его мнение окажется нам полезным…
– Монтал, говоришь? – Элий поднял брови. – Кажется, ты зря потратил время… Разве ты не знал? Об этом везде писали… Монтал скончался в прошлом году… Елена, ты тоже не знала?
– Нет, – призналась Елена, сочувственно глядя на меня. – Вот так случай.
– Да уж, – согласился Элий и обернулся ко мне. – И поскольку его издание оригинала – единственное, а твой перевод – первый, похоже, открытие ключевой идеи "Пещеры идей" зависит только от тебя…
– Какая ответственность, – пошутила Елена.
Я не знал, что и сказать. И до сих пор не могу выбросить это из головы.
11
"Торопливость, небрежность. Слова текут руслом неровного, иногда и вовсе неразборчивого почерка, как будто переписчику не хватало времени, чтобы закончить главу", – так пишет Монтал о тексте оригинала. Я, со своей стороны, буду начеку, чтобы "поймать" среди строк моего вепря. Начинаю перевод третьей главы.
12
"Пять строк невозможно прочесть", – отмечает Монтал. Очевидно, почерк в этом месте ужасный. С большим трудом можно разобрать (опять же, согласно Монталу) всего четыре слова из всего абзаца: "загадки", "жил", "жена" и "толстый". Не без иронии издатель добавляет: "Читателю придется реконструировать биографические данные Гераклеса на основе этих четырех слов, а это очень легко, но в то же время и очень трудно".
13
Три строчки, посвященные анонимным автором Диагору, также невозможно прочесть. Монтал смог лишь с трудом разобрать эти три слова: "жил?" (включая вопросительную частицу), "Дух" и "страсть".
14
Некоторые пропуски в тексте, которым мы обязаны, по выражению Монтала, "поспешно написанным", "неразборчивым" словам, затрудняют понимание этого загадочного отрывка. Скрытый эйдезис здесь, похоже, указывает на "быстроту", как и в начале этой главы, но к ней прибавляются образы оленей, а не кабанов: "оленьи очи", "рога ветвей"… а это наводит на мысль не о третьем, а о четвертом подвиге Геракла: поимке быстроногой Керинейской лани. Это странное нарушение порядка подвигов неудивительно, оно часто встречается у античных писателей. Необычным же является новый эйдетический образ, так подчеркнутый в тексте: дева с лилией в руках. Какое отношение имеет она к преследованию лани? Просто олицетворяет целомудрие богини Артемиды, которой было посвящено легендарное животное? Как бы там ни было, не думаю, что можно считать ее "ничего не значащей поэтической вольностью", как утверждает Монтал.
15
Вовсе не показалось! Герои, конечно, не могут ее увидеть, но перед нами опять "дева с лилией". Что она означает? Должен признать, что это внезапное появление слегка взволновало меня: я даже хлопнул по тексту ладонями, как, говорят, Перикл сделал с хрисоэлефантинной статуей Афины работы Фидия, требуя, чтобы она заговорила: "Что она значит? Что ты хочешь сказать?" Бумага, естественно, не отозвалась. Сейчас я немного успокоился.
16
Снова сильный эйдезис "девы с лилией", но, кажется, теперь к нему присоединилась идея "помощи", которая четырежды повторяется в этом абзаце.
17
Новое видение Диагора подтверждает ранее намеченные эйдетические образы: "быстрота", "олень", "дева с лилией" и "мольба о помощи". Теперь к ним добавляется "предупреждение об опасности". Что все это может значить?
18
Диктатура тридцати граждан, установленная в Афинах под надзором спартанцев после Пелопонесской войны. Немало афинян погибло по приказу этих неумолимых правителей, пока новое восстание не привело к восстановлению демократии.
19
Сегодня вечером я смог поговорить с Еленой в перерыве между занятиями (она преподает греческий группе из тридцати учеников). Я так волновался, что прямо, без предисловий, выложил ей все мои наблюдения:
– В третьей главе, кроме лани, есть и новый образ: дева с лилией в руках.
Она распахнула небесно-голубые глаза.
– Что?
Я показал ей перевод.
– Появляется она в основном в трех видениях одного из героев, философа платоновской школы по имени Диагор. Но и другой герой, Гераклес, упоминает о ней. Елена, это очень явный эйдетический образ. Дева с лилией, взывающая о помощи и предупреждающая об опасности. Монтал считает, что это поэтическая метафора, но эйдезис налицо. Автор даже дает ее описание: золотистые волосы, голубые, как море, глаза, стройная фигура, белые одежды… Ее образ разбросан кусками по всей главе… Видишь? Тут речь идет о ее волосах… Тут описана се "стройная фигура в белых одеждах"…
– Подожди, – прервала меня Елена. – В этом абзаце "стройная фигура в белых одеждах" – это благоразумие. Это поэтическая метафора в стиле…
– Нет! – Должен признаться, что голос мой повысился на несколько тонов выше необходимого. Елена взглянула на меня с удивлением (как сожалею я теперь об этом). – Это не простая метафора, это эйдетический образ!
– Почему ты так уверен?