Отец Батлер, вертя головой, подергал колоратку. Таким жестом мужчины обычно ослабляют галстук.
- Буду с вами откровенен, - сказал он. - Предельно откровенен. Я считаю, что она обычная беглянка, подсевшая на наркотики, и ничего более. Вся эта история не займет много времени.
- Откуда вы знаете?
- Да от нее за милю разит марихуаной; достаточно заглянуть ей в глаза, и все становится ясно как день. В подобных случаях применяется процедура А, утвержденная и рекомендованная отцом Грошелем, который резюмировал отца Полена. Речь идет о тех обстоятельствах, которые позволяют непредвзятому наблюдателю прекратить дело по предполагаемому богооткровению без дальнейшего расследования. Одно из таких обстоятельств - здесь я толкую Полена расширительно, поскольку ему не пришлось пережить шестидесятые, - употребление наркотиков. Поэтому, - продолжал бубнить отец Батлер, - на этой неделе нам предстоит относительно небольшая работа, небольшая по историческим стандартам Церкви, но весьма обширная с прочих точек зрения, полагаю, вы знаете все это не хуже меня. Разумеется, я поговорю с ней. Или мы поговорим с ней. Мы поговорим с каждым. Поочередно. Со всеми, кто имел с ней дело. Кроме того, у меня в офисе есть помощник, который выяснит все недостающие сведения. Где она родилась, как училась в школе, имела ли дело с полицией, сведения о ее кредитоспособности. Всё до мельчайших подробностей. Потом я составлю отчет, и епископ рассмотрит это дело за пять минут.
- Во всем этом есть нечто очень печальное.
- Подобные соображения не в моей компетенции. Печально это или нет, я должен выполнять свой долг. Нам следует осуществить предписанные процессуальные действия.
Отец Коллинз закусил губу. Ему хотелось сказать, что трагичность происходящего не только в развенчании духовидицы, но и в бесконечных отчетах и справках, непомерной бюрократической волоките, захлестнувшей Церковь. Подвалы Ватикана наверняка битком набиты ссохшимися пергаментами и полуистлевшей бумагой с поминутными протоколами собраний и заседаний. Сколько бумагомарателей корпело над этими документами, работая на Папу Римского, его секретариаты, советы и трибуналы? Была ли на свете еще какая-нибудь организация, которая переводила большее количество перемолотой древесины? Рекомендации прелата Святейшему Престолу в отношении Энн из Норт-Форка лягут на стол вместе с полугодовым финансовым отчетом папского совета по делам мирян и меморандумом Европейского синода.
- Осуществить предписанные процессуальные действия… - повторил отец Коллинз. - Как видно, без этого не обойтись.
- Именно. Это позволит расставить все точки над i.
Отец Коллинз взглянул на часы.
- Вот что я думаю, - сказал он с наигранной решимостью. - Посидите здесь. Отдохните. Расслабьтесь. А я пойду поставлю чайник и встречу Энн в вестибюле.
- Вы хотите приготовить чай?
- Ну да.
- Я бы не отказался.
- У нашей Энн грипп, и ей будет полезно выпить чаю.
- Хорошая мысль, - сказал отец Батлер. - К тому же чай способствует пищеварению.
Ощущая себя измученным церковным сторожем, отец Коллинз побрел на кухню, зажег горелку и, спустив ржавую воду, наполнил чайник. "Наша Энн", - подумал он, стыдясь того, что в угоду отцу Батлеру произнес эти слова с насмешкой. Кухня была тесной, с низким потолком в пятнах сырости, покоробившимися квадратами линолеума на полу, гниющими плинтусами и выщербленными столами. Содержимое холодильника - смесь для кексов, кукурузная мука и растительное масло - имело весьма подозрительный вид и, похоже, уже давно не годилось в пищу. Над раковиной в прозрачной пластиковой папке висели написанные от руки правила пользования кухней. Их составитель, судя по всему, имел весьма приблизительное представление о нормах орфографии: "После использавания ракавины почистите ее порашком. Пользуйтесь только кипиченой водой. Вытерайте посуду, когда убераете ее в шкаф. Хорошо вытерайте столы тряпкой. Выбрасывайте использаваные фильтры для кофе. Не оставляйте мусарное ведро открытым. Спасибо и да благославит Господь нашу кухню!"
Стоя у плиты, отец Коллинз немного успокоился. За весь день он не провел ни минуты наедине с самим собой и не имел возможности поразмыслить о смятении и неловкости, которые он испытал утром в присутствии духовидицы, когда предстал перед ней безответным подголоском сурового, безапелляционного инквизитора. Как мальчик для битья, подпевала и лизоблюд отца Батлера. Он вспомнил, как сидел рядом с отцом Батлером в тесном "фольксвагене", будучи не в силах спрятаться от духовидицы, которая не сводила глаз с его угодливого, трусливого лица. Смятение отца Коллинза было отчасти нравственного свойства: молодого священника раздирали противоречия, - но, кроме того, и он сознавал это, в его ощущениях присутствовал романтический привкус: он представлял себя героем-любовником, которого скомпрометировали и в метафорическом смысле оскопили. Энн увидела, как его душа, отсеченная от тела, лежит в ладонях отца Батлера. И душа эта оказалась неживой материей, мертвым грузом, и скрывать это далее было попросту невозможно. Теперь она поймет, что его нерешительность, его нежелание поддержать ее проистекает из его общей мужской ущербности и природного малодушия. Именно малодушие и привело его на должность священника - должность, которая позволяла ему оставаться за пределами того мира, где царили жестокие законы естественного отбора и существовали секс, кровь и насилие.
Чтобы выйти из игры, он был готов поступиться многим, и не только сексом. Впрочем, на самом деле он вышел из игры, даже не вступив в нее, признал свое поражение после нескольких юношеских попыток, а значит, ему уже не передать дальше свой набор генов, утоляя свою плоть оргазмом. Он не узнает хваленого безумия любви и ее трагикомических тайн, изведав разве что бесплотную и отвлеченную любовь к Богу. Он будет любить умозрительный образ, голую идею. Так множились его потери. Включая детей. И детей его неродившихся детей. На старости лет его определят в дом для престарелых священников, и навещать его станут в лучшем случае сестры, если к тому времени они будут еще живы и им посчастливится избежать болезни Альцгеймера. Он станет никому не нужным стариком; он предвидел это, думая о своем отдаленном будущем. При этом в космических масштабах оно было не столь уж отдаленным - об этом ему неустанно напоминали поэты: свеча тает день ото дня, крылатая колесница все ближе. "Бог мой, - подумал отец Коллинз, - как много вопросов!" Ему было одиноко, и его терзали мучительные сомнения.
Как всегда, на выручку пришел шум вскипевшего чайника, хотя на этот раз чайник лишь обострил ощущение кризиса, наступившего в его жизни. Отец Коллинз чувствовал себя чем-то вроде мебели: поверженным, беспомощным, лишенным мужского естества обетом безбрачия, а по сути - кастрированным. До чего же он докатился - апогеем дня для него стала чашка горячего чая, которая привносила в происходящее некое подобие смысла.
Приготовление чая превратилось у него в настоящий ритуал: по понедельникам полагалось заваривать цейлонский черный чай. Одна из прихожанок сшила стеганый чехол для чайника в виде наседки на яйцах, и отец Коллинз накрыл им заварочный чайник. Давая чаю настояться, он прикрыл глаза и погрузился в размышления, представляя, что оставит место священника. Но что тогда? Он налил себе чашку чая, нашел подходящее блюдце и направился в вестибюль встречать Энн, чувствуя себя младенцем, который возится с бутылочкой. "А ведь я священник, - подумал он, - и мне предстоит встреча с духовидицей. Эта встреча вполне заслуживает того, чтобы какой-нибудь недооцененный европейский режиссер снимал ее на черно-белую пленку". Он выглянул из окна в ночь. На асфальте поблескивали лужи. Он шел по коридору, осторожно держа перед собой чашку. По дороге он хотел было проверить, как там отец Батлер, но вместо этого сделал глоток стынущего чая и принялся читать листочки на доске объявлений, поскольку чтение за чаем прочно вошло у него в привычку. Комитет содействия семье Кросс. Фонд строительства новой церкви - сокращенно ФСЦ. Листок пестрел восклицательными знаками. Он увидел, что к церкви подъехал потрепанный "фольксваген" Кэролин, а следом тянулась целая вереница машин, куда длиннее самой грандиозной похоронной процессии. Ее конец терялся где-то за углом.
Отец Коллинз поставил чашку на столик, отпер дверь и придерживал ее открытой, наблюдая, как из фургона вышла сначала Кэролин, а потом выбралась духовидица, закутанная в одеяло. Тем временем машины быстро заполняли стоянку, из них один за другим вылезали возбужденные паломники. Отец Коллинз узнал угрюмых телохранителей, которые ревностно несли ночную вахту, пока он тщетно пытался сблизиться с Энн из Орегона.
- Мое почтение, - сказал он. - Добрый вечер, Энн. Добрый вечер, Кэролин. Боюсь, остальным придется остаться снаружи. В этот час церковь закрыта. У нас не богослужение.
- Церковь открыта всегда, - сказала Кэролин. - Она принадлежит народу.
- Мы не социалисты, - возразил отец Коллинз, - и это не общественная собственность.
- Очень жаль.
- Тем не менее.
Лихорадка духовидицы превратилась в озноб. Ее трясло, бледные губы дрожали. Потускневшие глаза были распахнуты точно у рыбы, выброшенной на песок.
Кэролин обняла Энн за плечи.
- Я подумывала, - сказала она, - а не отправиться ли нам прямо в больницу, минуя церковь. Но я не знаю, где ее искать.
- Прошу вас, проходите, - отозвался отец Коллинз. - Энн, ты плохо выглядишь. Позволь мне отвезти тебя к доктору.
- Церковь, - ответила она безо всякого выражения. - Мы должны начать строить церковь.
Он пропустил их внутрь и закрыл дверной проем своим телом. Это требовало определенной отваги, и он немного воспрянул духом.
- Храни вас Господь! - воскликнул он. - Всех вас. Вы можете оставаться здесь. На стоянке. Сколько пожелаете. Благослови вас Бог!
Он проворно захлопнул дверь и задвинул засов. Два телохранителя приникли к окнам, он учтиво помахал им рукой и неопределенно улыбнулся.
- Я заварил чай, - сказал он Энн. - А у меня в офисе есть кушетка. Там ты сможешь прилечь, а чтобы тебе было удобно, я принесу подушку.
- Чай и кушетка, - сказала Кэролин. - Может быть, заодно уж вызовете врача?
- Мне не нужно врача, - сказала Энн.
Одеяло, в которое она завернулась, придавало ее облику нечто библейское: еврейка, закутанная в шаль, нищенка из Галилеи, крестьянка из Иерихона, обессиленная мадианитянка у колодца. Одновременно в ней было что-то средневековое, монашеское, - одеяло, скрывающее бледное, изможденное лицо, напоминало власяницу. Ее изнуренный вид заставил отца Коллинза вспомнить сначала об одержимости дьяволом - под глазами Энн появились темные круги, - а потом о мучениках.
- Сюда, пожалуйста, - сказал он. - Вперед по коридору.
- Да благословит вас Пресвятая Дева, отец.
- Я принесу чайник, - ответил он.
Отец Коллинз принес на подносе чай и чашки с блюдцами, точно они собрались исключительно ради чаепития. Его брат во Христе с фальшивой любезностью предложил отрегулировать радиатор, чтобы в офисе стало потеплее. Он нагнулся и принялся изучать термостат через свои бифокальные очки. Отец Коллинз заметил, что за время его недолгого отсутствия отец Батлер решил сменить тон. Елейный голос священника был исполнен притворного сочувствия к расхворавшейся девушке, хотя на деле этот человек был коварным, лживым и лицемерным.
- Жар, - сказал отец Батлер, - помогает организму справиться с болезнью. И если жар не слишком сильный, он даже полезен.
- Вы врач? - спросила Кэролин. Она устроилась на кушетке рядом с Энн, поджав одну ногу - небрежная поза мужчины. - Врач, сыщик и священник?
Отец Батлер улыбнулся, опустился на колени и выставил термостат на более высокую температуру.
- В странах третьего мира волей-неволей становишься мастером на все руки, мисс Грир. Я и механик, и электрик, и водопроводчик, и социальный работник, и тренер по футболу.
- И к тому же охотник за ведьмами, - добавила Кэролин. - Вы забыли основную специализацию.
Отец Батлер шумно вздохнул, выражая свое недовольство.
- Зря вы так, - сказал он. - Это несправедливо. Я просто выполняю свой долг. Моя обязанность - расследовать историю, которую изложила Энн.
Отец Коллинз, разливая чай, не удержался:
- Ваш рассказ вызвал у нас искренний интерес, - сказал он. - У нас нет предубеждений. Никакого предвзятого отношения. Мы хотим одного - выяснить истину. Только истину и ничего более, Кэролин. И это не допрос. И уж конечно не охота за ведьмами.
- Что ж, - сказала Кэролин, - вы уж как-нибудь разберитесь между собой. Или это добрый следователь и злой следователь?
Отец Коллинз принялся распределять чашки. Духовидица нагнулась, сбросила промокшие кроссовки и спрятала ноги под одеяло. Повозившись, она уселась в позе лотоса, отец Коллинз видел это по ее коленкам, торчащим под одеялом. С чашкой и блюдцем в руках, закутанная одеялом с головой, она была похожа на хрупкого свами, который дает интервью Би-би-си.
Отец Батлер в порядке односторонней агрессии оккупировал стол отца Коллинза. Он взял ручку и принялся рассеянно вертеть ее в руках.
- Иногда, - сказал он, - я пользуюсь магнитофоном, но, полагаю, в данном случае такой необходимости нет. Наша беседа будет носить неофициальный характер.
- Отлично, - усмехнулась Кэролин. - Мы просто обменяемся кулинарными рецептами. Или поболтаем об одноразовой посуде.
Отец Батлер сурово посмотрел на Энн.
- Возможно, вы помните слово, что я употребил утром, определяя процесс, которым я занимаюсь? Процесс, который Церковь по праву считает необходимым. Он называется распознавание, Энн, и его цель, как я уже говорил, определить подлинность ваших утверждений.
- Она очень больна, - сказала Кэролин. - Я…
- Это слово означает отличать или отделять одно от другого. Здесь очень важно не ошибиться. Моя задача - отделить правду от вымысла, галлюцинации и миражи с одной стороны и подлинное явление Девы Марии - с другой. И если мы действительно имеем дело с видением, что встречается нечасто, я должен определить, является ли оно боговдохновенным по происхождению или это ухищрения дьявола.
Энн ничего не сказала. Она сидела с чашкой на коленях, как монгол перед юртой. Отец Коллинз удовлетворенно отметил, что, судя по загадочному выражению ее лица, красноречие ее инквизитора расходовалось впустую, не достигая цели.
- Святой Иоанн Креста, - продолжал отец Батлер, - предостерегал нас, что подобный опыт нередко порождают силы зла, если нельзя доказать обратное.
- Я все понимаю, - сказала Энн, - и с удовольствием отвечу на ваши вопросы.
- В самом деле? Зачем вам это, Энн?
- Ваши вопросы ведут нас в нужном направлении, святой отец. Потому что Пресвятая Дева упоминала и вас. Известно вам это или нет.
В лице отца Батлера не дрогнул ни один мускул.
- Поймите, что при самом благоприятном исходе - самом благоприятном - откровения такого рода не имеют для Церкви особого значения. Даже если я признаю ваши утверждения истинными, они никогда не войдут в канон, не станут догматами католической веры, а останутся лишь эпизодом, который благочестивый католик будет считать вероятным. Осторожное допущение вероятности - именно такова позиция папского престола в отношении Бернадетты Лурдской, святой Хильдегарды Бингенской, святой Бригитты Шведской, святой Катерины Сиенской и множества других святых - не стану утомлять вас перечислением имен. Церковь допускает, что эти видения были подлинными. Только так. И не более. Даже если речь идет о святых. Вам следует представлять возможные перспективы.
Энн кивнула.
- Да, - сказала Кэролин, - я понимаю, что вы хотите сказать. Что Церковь не спешит доверять женщинам.
- Если позволите, я сформулирую общее правило. Вы должны понять, Энн, что для Церкви истиной в последней инстанции является слово Господа нашего Иисуса Христа, - именно через него во всей полноте выражается воля Бога Отца, и именно в нем воплотилось полное богооткровение. Слово Божие во всей полноте. Добавить что-то новое невозможно.
- Да, - сказала Энн.
- Поэтому рассказы о видениях по своей дерзости представляют собой потенциальные ереси. Самое малое - это оскорбление Господа. Ведь святой Иоанн Креста говорит о том, что тот, кто возжаждал видений, не только глуп и безрассуден, но и виновен в оскорблении самого Господа, поскольку пожелал нового. Теперь вам понятно, почему мы занимаем достаточно жесткую позицию? Речь все-таки идет о возможных ересях.
- Тот, кто виновен в ереси, - сказала Энн, - должен быть крещеным, верно?
- Вы не крещены?
- Нет.
- Так вы не католичка?
- Выходит, что нет.
- К какой же вере вы принадлежите?
- Наверное, ни к какой. Я никогда не ходила в церковь, святой отец. Я стала верующей совсем недавно.
Отец Батлер откинулся на спинку стула и сунул ручку за ухо, всем своим видом показывая, что его работа окончена.
- Почему никто не сообщил мне об этом? - спросил он. - Что мы вообще здесь делаем?
- Вы просто отстали от жизни, - сказала Кэролин. - Смотрите на вещи шире. Освободитесь от шор. Разве Иисус не был евреем? Выходит, сегодня вы даже не допустили бы его к причастию? Разве не то же самое получается с видениями Энн? Если ваш главный христианин - еврей, почему Энн не может видеть Деву Марию? Я думаю, что возможно все.
- Я не припоминаю случая, когда предполагаемый духовидец не был католиком. Даже не принадлежал к вере, о которой идет речь! Это значительно упрощает дело. Вполне естественно с моей стороны задать вопрос: почему Пресвятая Дева явилась тому, кто не принадлежит к ее Церкви?
- И все же, - вклинился отец Коллинз, - подобная история имеет прецеденты. Выбор Девы Марии часто был неожиданным. В конце концов, духовидцы из Ла-Салетт были простыми крестьянами. Бернадетта Лурдская собирала хворост. Дети из Фатимы были скромными пастухами. У кого повернется язык сказать, что девушка, которая собирает грибы, не может быть подходящим кандидатом? Посредником, которого избрала Пресвятая Дева? Я не утверждаю, что она является таковым. Я лишь хочу сказать, что вопрос крещения не должен препятствовать расследованию. Тщательному, объективному расследованию.
Отец Батлер вытащил из-за уха ручку жестом лучника, что выдергивает из колчана стрелу.
- Что ж, - сказал он, - так или иначе, нам придется представить отчет о случившемся. Даже при таком повороте дела. - Он постучал ручкой по столу и устало вздохнул. - Что ж… - повторил он. - Полагаю, вы правы, Коллинз. Мы должны продолжить. Следует соблюсти формальности.
- Нам повезло, - сказала Кэролин.
Духовидица закашлялась, отбросила одеяло и стянула капюшон. Чашку она осторожно пристроила на подлокотник.
- Мне жарко, - сказала она и, ничуть не смущаясь, принялась стягивать куртку.
Кэролин машинально протянула руку, чтобы придержать футболку Энн и не позволить священниками увидеть юный, плоский живот духовидицы.
- Давайте убавим отопление, - предложил отец Коллинз.
- Внезапные перепады температуры, - сказал отец Батлер, - весьма характерны для лихорадочного состояния.
Кэролин обняла Энн и погладила ее влажную шею.