Однажды я разговорился с девушкой на выходе из спортзала (тот редкий случай, когда все складывается само собой, так что не успеваешь даже оробеть). Она была умная, милая, интересная и хорошенькая. Дойдя до угла, где наши пути расходились, мы одновременно повернулись друг к другу и спросили: "А как тебя зовут?"
Ее звали Пэм. Пэм, Пэм, Пэм, Пэм, Пэм. Всю неделю я только и думал о новой встрече с ней. Но вот неделя прошла, а в спортзале она не появилась. Я начал терять надежду. Может, она придет через неделю? Нет, через неделю она тоже не пришла. В результате, окончательно пав духом, я поместил объявление в газете The Village Voice: "Отчаянно ищу Пэм", а также приписал дату, место нашей встречи и номер своего телефона.
Даю подсказку: никогда не указывайте номер своего телефона в таких объявлениях. Сперва позвонила женщина, которая выдавала себя за Пэм ("Конечно же, я Пэм". – "Предположим. А кем работаете?" – "Ой, да ладно тебе"). Затем позвонила дама, которая сказала, что она не Пэм, но все равно надеется на встречу со мной. Потом позвонил парень из Нью-Джерси, дабы пожаловаться на то, как тяжело найти достойную партию ("Может, тебе не стоит ходить на вечеринки вместе с другом, который богаче и симпатичнее тебя", – посоветовал я). Далее мне позвонил тип, который тоже назвался Пэм ("Можешь называть меня Пэм, если хочешь"). И наконец, поздно ночью раздался звонок от мужчины, который скрипучим голосом сообщил, что будет счастлив познакомить меня с Пэм за определенную плату.
Всего один раз за эти годы у меня сложились довольно серьезные отношения. Началось все очень романтично. Мы встретились на свадьбе моего старого друга. Вообще-то, как я впоследствии выяснил, нас свели. Она выбрала меня из списка – из списка, вот именно, да еще и с фотографиями – подходящих парней, который мой друг составил по ее просьбе. Впрочем, перечень получился коротким. Претендентов было всего двое, включая меня. Но, как ни крути, сути это не меняло. Когда она рассказала мне об этом, наше знакомство стало казаться мне еще более романтичным.
Мой товарищ попросил ее забрать меня из аэропорта. Едва я сел в машину, мы сразу почувствовали, что между нами проскочила искорка, но речь идет не о сексуальном влечении, а скорее об ощущении легкости, близости и родства, как будто мы давно знали друг друга и сейчас лишь возобновили ненадолго прерванный разговор. Выходные мы провели вместе, были неразлучны, смеялись, не переставая, не могли поверить нашему счастью. Свадьба, на которой мы познакомились, была в Мичигане (моя новая знакомая и мой друг как раз завершили обучение в Мичиганском университете), а сразу после церемонии она уезжала в Бостон, где ее ждала работа и новая жизнь. Она предложила проехаться вместе с ней до Бостона, и я поддался мимолетному порыву, вспомнив дерзкий и романтический побег Бонни и Клайда.
Весь день мы травили байки, потом переночевали в мотеле у Ниагарского водопада (мы и не знали, что это место так популярно среди молодоженов). С трудом расставшись пару дней спустя, мы поклялись друг другу сохранить эти отношения, даже если нам придется поддерживать их на расстоянии. В наших разговорах промелькнуло даже слово "брак": "Да, думаю, я хочу жениться, если у нас все получится". Я на самом деле так сказал! Невероятно, как же я повзрослел! Не зря, видно, назубок выучил уроки Джейн Остин, благодаря которым был готов к полноценному взрослому роману.
Впрочем, романтика быстро испарилась. Ссоры в Бостоне, ссоры в Бруклине, ссоры по электронной почте (которая тогда только появилась). Ссоры из-за моих чувств, потом из-за ее чувств, ссоры из-за ссор. Во время больших ссор возникали маленькие, с которыми нужно было разобраться, прежде чем продолжать ссориться по-крупному. Мы бесконечно звонили друг другу и разговаривали спокойно до тех пор, пока не всплывал какой-нибудь очередной повод, из-за которого мы ругались весь вечер.
Мне так нравилась идея зрелых отношений, было так приятно бросаться громкими словами ("брак" и все такое), что я позабыл спросить себя, хорошо ли мне с ней. Честно говоря, мы были несовместимы; это выяснилось, как только миновал конфетно-букетный период и мы стали по-настоящему сближаться; мы даже не особенно нравились друг другу. Потребовались месяцы, чтобы окончательно признать это и сдаться, но меня так впечатлила романтическая завязка нашего любовного приключения – очаровательная история, которую однажды можно было бы рассказать.
Расставшись со своей девушкой, я почти зарекся вступать в серьезные отношения. Встреча, искра, ощущение родства – разве не так возникает любовь? Неужели моя интуиция подводит меня? Что, если бы я не успел спастись вовремя? Я, можно сказать, еле ноги унес. Для меня, страдающего аллергией на обязательства, такой опыт был подобен кошмарному сну. В конце концов я пришел к выводу, что все равно хочу найти возлюбленную, но вот жениться не стану ни за что.
Поскольку первая глава диссертации была давно закончена, я решил, что Остин можно пока отложить. Но именно в это время по ее книгам сняли сразу несколько фильмов: "Бестолковые", "Доводы рассудка", "Гордость и предубеждение" с Колином Фертом, "Эмма" с Гвинет Пэлтроу. Моей любимой экранизацией стала кинокартина "Разум и чувства" с Эммой Томпсон режиссера Энга Ли. Фильм легкий, прелестный, живой, хотя к самому роману такие эпитеты явно не подходят. "Чувство и чувствительность", так же как "Доводы рассудка" и "Мэнсфилд-парк", относится к мрачному периоду творчества Остин. Это сдержанное, я бы даже сказал, пронизанное горечью произведение: саркастическое, но не веселое, местами забавное, но не смешное. Именно в нем содержится моя любимая цитата: "Она была скупа на слова, ибо в отличие от большинства людей соразмеряла их с количеством своих мыслей" (здесь ирония – палка о двух концах: с одной стороны, она касается всех и каждого, с другой – четко передает настроение книги). Но сам роман мне никогда не нравился.
Теперь я решил перечесть его, дабы понять, как же из такого удручающего произведения получился такой восхитительный фильм. Роман "Чувство и чувствительность" пришелся мне не по вкусу по той же причине, что и "Мэнсфилд-парк": он требовал согласиться с тем, во что я отказывался верить, во что, по моему мнению, не верила и сама Остин. История производила впечатление нарочито неромантичной, даже антиромантичной. Остин представляет нам двух героинь с противополож ными взглядами на любовь и настаивает на том, чтобы мы приняли менее привлекательную точку зрения.
Марианна Дэшвуд – воплощение романтической героини. Молодая, красивая, страстная и порывистая. Она поет, словно ангел, с воодушевлением читает стихи и любит долгие уединенные прогулки в сумерках. Ее представления о возлюбленном возвышенны и требовательны. "…Чем больше я узнаю свет, тем больше убеждаюсь, что никогда не встречу того, кого могла бы полюбить по-настоящему", – говорит Марианна. Ее избранник должен обладать не только добродетелью и умом, но также импозантной внешностью, взглядом, полным чувства и огня. Однако и этого мало, чтобы удостоиться ее любви. "Я не могла бы найти счастье с человеком, чей вкус не во всем совпадал бы с моим. Он должен разделять все мои чувства. Те же книги, та же музыка должны равно пленять нас обоих". Марианна искала не просто мужа, она искала родственную душу. Вскоре, как по волшебству, появился именно такой мужчина. Как-то утром Марианна, попав под дождь, бежала домой, но упала и вывихнула лодыжку. И тут, словно из ниоткуда, возник некий джентльмен и кинулся ей на помощь. Подхватив девушку на руки, он понес ее в дом. Джентльмен был молод, хорош собой, элегантен и мужествен; при этом грациозен, с изысканными манерами и выразительным голосом. А тут еще выяснилось, что он разделяет все увлечения Марианны: музыку и поэзию, танцы и верховую езду. Казалось, их свела сама судьба. Вскоре Марианна поняла, что знает этого мужчину, словно саму себя. "Не время и не случай создают близость между людьми, но лишь общность наклонностей. Иным людям и семи лет не хватит, чтобы хоть сколько-нибудь понять друг друга, иным же и семи дней более чем достаточно", – уверена героиня. Джентльмена звали Уиллоби; они быстро и страстно полюбили друг друга.
У старшей сестры Марианны, Элинор, тоже имелся роман. Впрочем, таковым его можно считать весьма условно. В начале книги героини уезжают из Норленд-парка, где прошло их детство. После смерти мужа миссис Дэшвуд с дочерьми должна покинуть поместье, освободив его для приемного сына Джона с женой Фанни. Джон "вовсе не был дурным человеком – конечно, если черствость и эгоистичность не обязательно делают людей дурными"; Фанни – еще хуже. Джон, пусть скрепя сердце, готов был позволить мачехе и сестрам остаться в Норленде, но Фанни решительно хотела отослать их куда-нибудь подальше, особенно после того, как заметила, что между ее братом Эдвардом и Элинор завязалась дружба.
Эдвард – кроткий, неуверенный в себе, страшно застенчивый, без выдающихся талантов и определенных стремлений – был полной противоположностью Уиллоби и вряд ли мог стать чьим-либо идеалом. Бедняга даже не был красивым. Впрочем, Элинор тоже звезд с неба не хватала. Рассудительная и сдержанная по сравнению с порывистой и страстной Марианной, всего-навсего хорошенькая в отличие от красавицы-сестры. Старшая соблюдала приличия – младшая пренебрегала светскими нормами поведения; Элинор делала все, чтобы обуздать и заглушить свои чувства, и убеждала сестру не терять самообладания. Элинор и Эдвард стали друзьями, однако их невинная привязанность не грозила перерасти в нечто большее.
Как-то раз, по неосторожности, Элинор в свойственной ей учительской манере призналась сестре:
…Мне открылись его нравственные понятия, его мнения о литературе, об истинном вкусе. И я возьму на себя смелость утверждать, что ум его превосходно образован, любовь к чтению глубока, воображение богато, суждения остры и верны, а вкус тонок и безупречен.
Чудо, что она не заснула, не успев закончить свою мысль. Под натиском сестры в речи Элинор появляется нечто похожее, в ее понимании, на страсть. "Не стану отрицать, – сказала Элинор, – что я высоко его ценю, что уважаю его, что он мне нравится". Кажется, она готова произнести какие угодно слова, но не те единственные, что мы так жаждем услышать. "Уважаю! Нравится!" – вспыхивает в ответ Марианна, словно прочитав наши мысли. "Посмей повторить эти слова, и я тотчас выйду из комнаты!" – негодует она.
И эти, едва теплящиеся, чувства Элинор и Эдварда (а вовсе не пылкие и безрассудные отношения Марианны и Уиллоби) выдавались в романе за истинную любовь. По мере развития сюжета концепция Элинор побеждает, а представления Марианны рушатся. Отлично усвоив урок Остин о взрослении, я, конечно же, понимал, что Марианна придает слишком большое значение своим чувствам, чересчур романтична. К примеру, прощаясь со своим домом в Норленде, она умудрилась произнести семь восклицательных предложений: "Милый, милый Норленд!.. Когда перестану я тосковать по тебе!.. О счастливая обитель!.." и так далее. Марианна очень часто выглядит наивной и чрезмерно взволнованной, но это только подчеркивает предвзятость Остин и ее желание убедить нас (а порой, кажется, и саму себя) в превосходстве суждений Элинор над воззрениями младшей сестры. Остин хотела, чтобы мы отдали предпочтение рассудку, а не чувствам, но перед нами стоял другой выбор: любовь по Элинор или любовь по Марианне. На весах два вида чувств, два представления о том, что же такое любовь.
Думая о любви, мы сразу вспоминаем романтическую историю Ромео и Джульетты. Именно так люди представляли себе настоящую любовь и во времена Шекспира, и в эпоху Остин, и, наверное, будут представлять всегда. Мы, как Марианна, верим в любовь с первого взгляда. В тот судьбоносный день она едва успела рассмотреть своего спасителя, однако увидела достаточно, чтобы прийти к выводу: "Внешность его и манеры были в точности такими, какими она в воображении наделяла героев любимейших своих романов"; она жаждала узнать о нем все. Вторая встреча на следующий день лишь укрепила ее внезапные чувства. Марианну, как Майкла Корлеоне в романе "Крестный отец", "хватило громом".
Мы, вместе с Марианной, верим в то, что настоящая любовь случается лишь однажды. Девушка была категорически против "вторых привязанностей" – так называли их в те дни, – а, стало быть, против вторых браков. Короткая продолжительность жизни во времена Остин сделала повторные браки обычным делом (в наши дни причиной повторных браков стали разводы). Сегодня мы, в отличие от Марианны и ее современников, вольны заводить столько романов, ведущих или не ведущих к браку, сколько захотим. Для нас отношения не такая серьезная штука, как для Марианны, и тем не менее мы склонны полагать, что в череде любовных приключений только один сердечный союз (как правило, последний) – настоящий, а остальные были ошибкой. Для мисс Дэшвуд имеет значение только первое чувство, для нас – последнее; но и она, и мы верим, что полюбить по-настоящему возможно лишь один раз.
Несмотря на то что наша жизнь сильно отличается от жизни Марианны, мы, как она, все еще верим в юношескую любовь. По крайней мере, судя по несметному количеству соответствующих книг, песен и фильмов, хотим в нее верить. Джульетте, когда она решила выйти замуж за Ромео, было тринадцать лет; не потому, что во времена Шекспира так рано вступали в брак, а потому, что для большинства людей истинная любовь неразделима с пылкостью, свежестью и целомудрием молодости. Любовь для нас – весна и начало всех начал. Самой юной героине Остин, Марианне, было шестнадцать. По ее мнению, "женщина в двадцать семь лет… уже должна оставить всякую надежду вновь испытать самой или внушить кому-нибудь нежные чувства" (именно так все думали об Энн Эллиот в "Доводах рассудка"), а мужчина в тридцать пять, "даже если некогда обладал достаточной пылкостью, чтобы влюбиться, несомненно давным-давно ее утратил". Теперь мы не согласны с арифметикой Марианны, но не оттого, что изменили свои суждения о любви; просто мы остаемся молодыми душой и телом намного дольше, нежели люди времен Остин.
Мы верим в родственные души, в то, что где-то в этом огромном мире нас ждет единственная настоящая любовь и звезды приведут нас к ней. На идиш это называется bashert, или "судьба". Одним из самых любимых древнегреческих мифов о любви у нас остается рассказ Платона о том, что изначально люди представляли собой существа с четырьмя руками и четырьмя ногами, которые были столь могущественны и совершенны, что боги решили разделить их пополам. И теперь мы скитаемся по свету в поисках своей второй половины, чтобы любовь воссоединила наши тела. "Ты дополняешь меня", – говорим мы друг другу, пытаясь выразить подобные чувства.
Итак, подлинная любовь, – казалось нам с Марианной, – это совершенное совпадение вкусов, идиллия без конфликтов. Схожие мнения высказываются и на сайтах знакомств с их единообразным изложением информации о себе и соответствующими названиями типа PerfectMatch.com или eHarmony.com. Настоящий возлюбленный, – думается нам, – наше второе "я". Но тогда получается, что потеря любимого равносильна смерти? Ромео, увидев Джульетту бездыханной, наложил на себя руки; Джульетта, обнаружив мертвого Ромео, кончила жизнь самоубийством.
Марианну чуть не постигла та же участь. После нескольких недель блаженства ее грандиозный роман рухнул, чуть не погубив ее саму. Уиллоби уже готов был сделать предложение, но вдруг исчез, не оставив и следа.
Марианну охватывает лихорадочное смятение: что это значит? Она едет за ним в Лондон, шлет записку за запиской, отказывается что-либо объяснять сестре, и, наконец, отыскивает его на балу, где он публично и весьма грубо рвет с ней отношения; причины такого поведения мы узнаем гораздо позже. Марианна теряет всяческий интерес к жизни, она погружается в депрессию и пренебрежительно относится к своему здоровью. Если на свете существует только одна настоящая любовь и она безвозвратно утеряна, ради чего тогда жить?
Мы полагаем, что любовь случается с нами, что эта сила неожиданно обрушивается на нас и играет нами, как захочет. Она действует, не учитывая наши замыслы, не волнуясь о нашем благополучии, она подчиняет себе нашу волю. Купидон с безоблачного голубого неба пускает стрелу в наше сердце, и мы начинаем сходить с ума от страсти. В "Божественной комедии" Данте первыми в аду нас встречают Паоло и Франческа – грешники, которые вызывают больше всего сочувствия; любовь терзает их, и они, словно частицы в силовом поле, не могут сопротивляться ей. Греческие мифы рассказывают о том, как любовь в буквальном смысле разрывала людей на части. Любовь не просто бог, а величайший из богов, перед которым остальные бессильны. Она как огонь, поглощающий все на своем пути.
Стало быть, любовь для нас, и для Марианны тоже, – необузданное и свободное чувство, не знающее ни границ, ни правил. Мы прогуливаем лекции, занимаемся сексом где попало, берем на себя отчаянные риски, меняемся настолько, что наши друзья не узнают нас. Когда Марианна и Уиллоби стали встречаться, они начисто пренебрегали приличиями (именно это больше всего пугало Элинор): бесстыдно выставляли всем напоказ свою близость, плевали на обязательства перед соседями (вдобавок смеялись над ними за их спинами) и совершили весьма предосудительный поступок, уехав на прогулку по окрестностям вдвоем. Для Марианны (как для Ромео и Джульетты из враждующих кланов или для Паоло и Франчески, совершивших прелюбодеяние) истинная любовь обязана преодолевать общепринятые ограничения и нормы. Любовь по своей природе преступна, опасна и мятежна.
Я отлично понимаю Марианну. Мне самому довелось испытать такие же чувства как-то летом, когда мне исполнилось восемнадцать. Это, конечно же, произошло в лагере молодежного движения, хотя началось все немного раньше. Мы слонялись по нашему офису в Нью-Йорке в ожидании автобуса до лагеря, я завернул в одну из комнат и почувствовал, что краснею до ушей. Мое тело среагировало быстрее мозга, который не сразу догодался, что к чему. Передо мной была она; сидя на столе, она как будто ждала именно меня; она – самая красивая девушка, которую я когда-либо видел, нет, единственная девушка, которую я когда-либо видел.
– Привет, – сказала она с ангельской улыбкой.
– Привет, – ответил я и неуклюже попятился назад, как от сильного порыва ветра, не особенно отдавая себе отчета в том, что в этот момент делают мои руки и ноги.
Однако на какую-то долю секунды я поймал ее взгляд и прочел в нем вопрос "когда?", а не "что, если?". После этого между нами словно протянулась невидимая нить. Где бы я ни был – в автобусе или на территории лагеря, – я ощущал ее так, как будто она постоянно находилась позади меня. Мы стали проводить вместе ужасно много времени. Мое сердце уже не колотилось, бешено и несуразно, и нас тянуло друг к другу, как магнитом. Мы никогда ничего специально не планировали, но все время получалось, что мы то сидим вместе, то идем рядом, и, в конце концов… в общем, мы стали встречаться.