Но что взять с леди, которая уверена, что заискивать перед виконтессой Дэлримпл – хорошо и правильно? Присмотревшись внимательнее к своей подруге, Энн поняла, что представления этой престарелой дамы и ее отца о том, чтó в человеке главное и насколько значимы его манеры и происхождение, по большей части совпадают. Однако стоило Энн решить для себя, как ей следует жить, – на этот раз самостоятельно, без помощи "друзей" – и леди Рассел "ничего не оставалось" (если она хотела сохранить дружбу с Энн), "как признать, что она кругом была не права, переменить свои сужденья, отринуть старые надежды и предаться новым". Проще говоря, Энн поставила леди Рассел перед свершившимся фактом. После того, как девушка ушла от отца и сестер, ей хватило бы решимости расстаться с любым, кто встанет на ее пути к счастью.
Такое происходит сплошь и рядом: друзья, казалось бы, отчаянно борются за ваше счастье, а на деле пытаются защитить собственное. Они убеждают вас порвать с тем, кто им не нравится, и жить только с теми, кто им приглянулся. Они уговаривают поскорее жениться, если сами в браке, или лелеют ваше одиночество, опасаясь, что иначе останутся в холостяках одни. Уверен, я и сам так поступал. Подобное происходит неумышленно – Остин это тоже знала – и, чтобы не идти на поводу у собственного подсознания, надо уметь отдавать себе отчет в своих поступках и, конечно, обладать определенным благородством.
Парочка, из-за которой я попал в компанию золотой молодежи, не страдала от избытка ни того, ни другого. "Слава богу, все позади!" – воскликнули они, когда я рассказал им о своем очередном неудачном романе. Под "всем" подразумевалась длинная череда неудач на любовном поприще – источник, из которого я черпал забавные истории, чтобы развлекать их. Вряд ли они хотели меня задеть, но такие комментарии давили на психику, особенно когда становилось ясно, что я снова выбрал не ту девушку и никак не могу разорвать с ней отношения. Приятель с женой считали, что "всему" уже пора закончиться, и я не должен разочаровывать их, оставаясь с неугодной им подружкой. Когда же я, наконец, решился на разрыв, их реакция оказалась вполне предсказуемой, хоть и не слишком ободряющей: "Нам жаль, что мы так никогда и не увидим тебя в окружении маленьких Билли". Что-что? Никогда? Хотите сказать, что моя песенка спета? По крайней мере, именно так это и прозвучало, словно я раз и навсегда доказал им, что абсолютно безнадежен.
По мнению Остин, настоящая дружба, как и настоящая любовь, – большая редкость. "Случается, что природа человеческая делается прекрасной от страданий, но, вообще говоря… себялюбие и нетерпенье встретишь там куда чаще, чем великодушие и стойкость. Как мало на свете дружбы истинной!" – заметила одна из второстепенных героинь "Доводов рассудка". Фраза принадлежала некой миссис Смит, у которой была очень нелегкая жизнь. По мнению Энн, эта женщина провела слишком много времени "среди людей, которые и побудили ее думать о человечестве хуже, чем оно того заслуживало". Во всяком случае, девушке хотелось верить, что человечество заслуживало лучшей оценки. И, пожалуй, это единственное, что ей оставалось, – верить. Героиня понимала, что миссис Смит, которая "очень много вращалась в свете", познала жизнь куда лучше, чем она сама. Несмотря на новые знакомства в кругу морских офицеров, собственный опыт Энн был не настолько велик, чтобы оспаривать суждения другой женщины.
Дружба между Энн и миссис Смит оказалась одной из тех самых драгоценных "редкостей". Они познакомились еще в пансионе, куда Энн приехала после смерти леди Эллиот: "…горюя о нежно любимой матери, скучая по дому, и страдала, как только может страдать четырнадцатилетняя девочка с чувствительной душою". Будущая миссис Смит, которая была старше Энн на три года, выказывала ей "доброту… старалась облегчить ее участь, утешала как умела, и Энн не могла ей этого забыть". Именно эти человеческие качества Остин превозносила в "Мэнсфилд-парке", и они значили для автора куда больше, чем все остроумие на свете.
Теперь наступила очередь миссис Смит уповать на людскую доброту. Овдовев, потеряв все средства к существованию, утратив способность самостоятельно ходить, она жила в двух темных неудобных комнатушках, и рядом не было никого, кто мог бы ей помочь. Сэр Уолтер не поверил своим ушам, когда узнал, что его дочь навещает женщину в таком положении.
– Уэстгейт Билдингс! – воскликнул он. – Пристало ль мисс Энн Эллиот посещать Уэстгейт Билдингс? И потом – кто такая миссис Смит? Вдова мистера Смита. Но кто был муж ее… И чем сама она взяла? Тем, что стара и больна! Да, мисс Энн Эллиот, странный же у вас вкус!
Но подлинную верность дружбе продемонстрировала все же миссис Смит. Ей было известно кое-что о человеке, очень близком Энн, однако правила приличия и личная заинтересованность мешали ей заговорить. С другой стороны, от ее слов зависело благополучие Энн! Миссис Смит не была святой. Она долго колебалась, не зная, как поступить. У нее оставалось не так много возможностей поправить свое финансовое положение и, побеседовав с Энн, она своими руками разрушила бы самую реальную из них. Но, в конце концов, миссис Смит собралась с духом и все рассказала.
Настоящая дружба, по мнению Остин, проявляется в умении ставить благополучие друзей выше своего собственного. Ты сам признаешься в ошибке, если не прав, и, что гораздо важнее, не побоишься поговорить с друзьями, если ошибаются они. Мне потребовалось немало времени, чтобы усвоить этот урок, ведь он пошатнул современные представления о дружбе, которые я полностью разделял. Считается, что между настоящими друзьями царят безоговорочные поддержка и согласие. Друзья обязаны щадить твои чувства, вставать на твою сторону в любом споре, оправдать тебя в любых обстоятельствах и никогда ни за что не осуждать. Но Остин думала иначе. Для нее жить счастливо означает постоянно совершенствоваться духовно, а совершенствование возможно только в том случае, когда тебе указывают на твои ошибки, заставляя их исправлять. Да, настоящие друзья желают тебе счастья, однако быть счастливым и быть довольным собой – не одно и то же; временами это прямо противоположные понятия. Настоящие друзья не скрывают от тебя твои ошибки, они указывают на них, даже если рискуют при этом потерять твое расположение; иными словами, рискуют собственным счастьем ради тебя.
Моя верность новому нестандартному пониманию дружбы подверглась испытанию в то лето, когда я, наконец, завершил главу об Остин. Мой лучший друг по колледжу уехал учиться в аспирантуру в другой город и за прошедшие годы постепенно изменился до неузнаваемости. Мы не потеряли друг друга из виду, но при встрече он всегда болтал о пустяках и ничем не делился. В какой-то момент я понял, что у него серьезные проблемы с алкоголем.
В один из выходных, когда он вернулся в Бруклин, мы решили встретиться. Жена знала о его пристрастии, но отпустила его под мою ответственность выпить пива в местном баре; по крайней мере, так мы себе это представляли поначалу.
Пока мы обменивались приветствиями и шуточками, он успел уговорить три бокала, а стоило мне коснуться серьезных тем, уводил разговор в сторону. В скором времени я уже считал минуты до конца встречи и думал только о том, как бы поскорее сесть в такси. Однако он настойчиво предлагал отвезти меня домой, пытаясь делать вид, что все прошло отлично, а я так боялся поссориться с ним, что не смог отказаться.
По дороге он свернул не туда и оказался – где бы вы подумали? – в нашем любимом баре в Ист-Виллидж. Ведь мы просто обязаны заглянуть в Blue&Gold, как в старые добрые времена, разве не так? Он взял очередной бурбон, я цедил пиво, смотрел на него и не мог понять, что же такое, черт возьми, приключилось с другом, которого я знал. Он тем временем заказывал еще, и еще, и, была ни была, последний стаканчик на дорожку.
Каким-то образом нам удалось добраться до дома целыми и невредимыми, но, перестав злиться, я вдруг сообразил, что тоже подвел его: не только потому, что пустил за руль в таком состоянии, но и потому, что не решился сказать ему в лицо все, что я о нем думал. Наши отношения никогда не выходили за рамки того давнего, полудетского приятельского общения, и я просто не знал, как начать столь серьезный и взрослый разговор. Я попытался написать ему через неделю: начал с обычного беззаботного трепа, но быстро сник. Не было сил прикидываться, будто я не замечаю того, что прямо-таки бросалось в глаза. В конце концов, я понял, что не смогу говорить с приятелем ни о чем до тех пор, пока мы откровенно не обсудим то, что с ним происходит.
Мне потребовался целый месяц, чтобы набраться смелости и вновь поднять эту тему. Я не сказал ни слова об алкоголизме, просто объяснил, что мне показалось, будто мы с ним больше не друзья, и это действительно паршиво. Я надеялся, до остального он додумается самостоятельно.
Он молчал несколько месяцев. Я уж думал, нашей дружбе конец. Но вскоре получил от него известие: он перестал пить – вступил в группу поддержки и все такое, – и мое письмо, в числе прочего, подтолкнуло его к этому. Не передать, как я был горд и счастлив. Но, разумеется, я прекрасно понимал, кто был моим тайным вдохновителем – Джейн Остин.
Конечно, я был рад, что смог поступить как настоящий друг, но еще больше обрадовался, когда понял, что у меня такой друг был всегда. Та девушка из молодежного движения, которая знала меня лучше, чем я сам. Когда-то меня страшно раздражала ее привычка заниматься моим воспитанием. Как в тот раз, когда она одернула меня: "Билли, все это она уже слышала", прежде чем я успел отпустить идиотскую шуточку про девушку с именем Онор. Моя подруга старалась быть тактичной, но я все равно обижался, чувствуя себя в ее присутствии маленьким и глупым. И только усвоив урок Джейн о честности и дружбе, я понял, как благодарен своей подруге за то, что она до сих пор не махнула на меня рукой. Она пыталась сделать из меня достойного человека – наверное, считала, что это возможно, – и верила в меня, и готова была ждать дня, когда это случится.
Естественно, многие интересовались, почему мы не начали встречаться. Этот вопрос меня жутко бесил. А что, мужчина и женщина не могут быть просто друзьями, без секса? Очевидно, согласно всеобщему убеждению, нет. Я, наконец, посмотрел "Когда Гарри встретил Салли": главная мысль картины как раз и заключается в том, что такая дружба невозможна, потому что "здесь всегда примешивается секс". Кого ни спроси, все твердили одно и то же. Люди противоположного пола могут говорить, что они "просто друзья", но за этим всегда скрывается нечто большее.
Похоже, абсолютно все были убеждены, что мужчины и женщины могут интересоваться друг другом исключительно ради секса. Разговоры, сотрудничество, любые другие совместные занятия даже не рассматриваются. Можно подумать, речь идет о разных породах!
И это очередное убеждение, в которое Остин не желала верить. Как выяснилось, она была одной из первых, кто оспорил его; "Доводы рассудка" – первый роман, в котором она выразила свои мысли столь ясно.
Собравшиеся в Лайме герои были подобающим образом представлены друг другу; Энн и Мэри познакомились с Харвилами и капитаном Бенвиком. У Энн обнаружилось много общего с Бенвиком. Оба горевали об утраченных любимых: героиня о Фредерике, капитан о своей невесте Фанни Харвил. Оба были застенчивые, мягкие, чувствительные натуры. Оба – большие ценители поэзии. Они постоянно оказывались рядом: "Едва они вышли на улицу, капитан Бенвик очутился рядом с Энн", "Капитан Бенвик вновь очутился рядом с Энн" – два человека, свободных и одиноких, серьезно и искренне делились друг с другом мыслями о любимых поэтах, лорде Байроне и сэре Вальтере Скотте.
Но чувства остались платоническими, между Энн и капитаном не проскочило даже малейшей искры. Остин поддразнивала нас, наводя на мысль, что эти двое сойдутся, и готовилась преподать новый урок. Мужчина и женщина, даже молодые и свободные, могут беседовать между собой, понимать и сочувствовать, интересоваться друг другом и делиться сокровенными мыслями и чувствами, но при этом не испытывать никаких романтических симпатий. Иными словами, они могут быть друзьями.
Героиня подружилась не только с Бенвиком. Капитан Харвил, как человек женатый, был менее опасен для ее доброго имени, и все же даже в наши дни странно видеть в нем лишь преданного друга женщины. Главная сцена между ними происходит в конце романа. Встретив Энн в толпе, капитан Харвил приглашает ее побеседовать, он "подкреплял приглашение свое такой открытой улыбкой, будто они век целый были знакомы". Их разговор вскоре затронул тему преданности мужчин и женщин. Кто любит дольше и глубже? Каждый, конечно, защищал свой пол, пока Харвил не привел, с его точки зрения, неоспоримый аргумент:
– Однако, позвольте вам заметить, сочинители все против вас – все сочинения против вас, в стихах и в прозе. Будь у меня память, как у Бенвика, я вмиг нашел бы вам пятьдесят цитаций в подтверждение моей мысли, и я в жизни своей не открывал книги, где не говорилось бы о женском непостоянстве. Да ведь вы скажете, небось, что книги-то сочиняют мужчины.
– Быть может, и скажу. Нет, нет, с вашего дозволения, книги мы уж лучше оставим в покое. У мужчин куда более средств отстаивать свои взгляды. Образованность их куда выше нашей; перо издавна в их руках. Не будем же в книгах искать подтверждений своей правоты.
"Перо издавна в их руках". Теперь, конечно, все изменилось. Головокружительная сцена, благодаря которой над страницами английского романа забрезжил рассвет феминизма. Сама дискуссия представляет собой феминистскую декларацию. Энн и Харвил обсуждают общую тему, высказывая мужскую и женскую точки зрения, проявляя взаимное уважение и симпатию. Если мужчина и женщина способны говорить на равных, – утверждает Остин, – значит, они могут быть и друзьями.
К счастью, об этом я был хорошо осведомлен еще со времен участия в молодежном движении. И, наконец-то, благодаря моей старой приятельнице я вошел в некий дружеский круг, стал частью сообщества, которое искал столько лет. В аспирантуре моя приятельница обрела друга, чья семья жила в Новой Англии в самом чудесном старом доме, какой только можно вообразить; с просторной верандой, гостеприимной, как бабушкины объятия; с огромной, но уютной гостиной, где в те времена, когда здание принадлежало городу, устраивались танцы. Стрелки кухонных часов навсегда остановились на 10 часах 36 минутах: идеальное время, шутили мы, не слишком рано и не слишком поздно.
История моего знакомства с новыми друзьями до крайности напоминала "Доводы рассудка". Начнем с того, что дом стоял на побережье, – все, как в Лайме. (Кстати, до Лайма – того, что в Коннектикуте, – было не так далеко.) Его владельцем был моряк, грубоватый, практичный, но не лишенный той неподдельной теплоты, которая так заворожила Энн в его собратьях – морских офицерах. Как и Харвилы, он приглашал нас в гости от всего сердца. Как Харвилы, открывал двери для всех, кто хотел приехать, и все, кто приезжал, становились друзьями. Как Харвилы, делал все, чтобы каждый чувствовал себя как дома.
В выходные, в теплую погоду, друзья стекались к нему со всего северо-восточного побережья. Я приезжал из города, моя подруга – из Нью-Гэмпшира, несколько человек – из Коннектикута, и мы проводили время, бездельничая и дурачась. Пятна солнечного света разбегались по воде; чайки, крича, кружили над головами. Мы играли в мяч, поедали моллюсков, а по ночам пили пиво, играли на гитаре и говорили, говорили, говорили. Со временем мы все сблизились, словно горошины в стручке. Мы выслушивали друг друга, знакомились с девушками и парнями друг друга, притирались друг к другу.
Все мы оказались в этом доме по одной причине – нас объединило чувство пустоты, которое настигает всякого, кто перешагнул порог тридцатилетия и окончательно отдалился от родителей. Некоторые из нас уже нашли себе пару, другие – нет. С одной стороны, это неважно. С другой – что может быть важнее. Поэтому, когда хозяин дома вдруг по уши влюбился (осенью, после завершения главы про Остин), мы дружно приехали на выходные познакомиться с его избранницей – все произошло стремительно, и она уже жила у него. Той ночью за кухонным столом, смакуя десерт, который она приготовила, собралось человек восемь. Неярко горели свечи, ее кошки терлись о наши ноги, кто-то шутил. Я откинулся на спинку стула, огляделся и понял: "Да, я нашел свою семью".
Глава 6. "Чувство и чувствительность": сказки о любви
Я жил в Бруклине почти три года, и жаловаться мне было не на что. Я сумел найти общий язык с отцом, и наши отношения более или менее наладились. Я больше не нуждался в его одобрении и смирился с тем, что сам он никогда не поменяется. Глава, посвященная Остин, была закончена, я уже написал около ста страниц о романе "Мидлмарч"; диссертация, можно считать, перевалила за середину, и появилась надежда, что работа когда-нибудь будет закончена. И, что самое главное, у меня образовался свой круг друзей.
И все-таки чего-то недоставало. Чего-то значительного, важного. Я до сих пор не встретил свою единственную. Девушку, с которой хорошо быть вместе, а не только спать. Мимолетные увлечения, интрижки и курортные романы меня больше не интересовали, я хотел настоящих, прочных, искренних отношений. Во времена молодежного движения, колледжа, первых лет аспирантуры было нетрудно найти подружку среди своих знакомых. Но я оказался совершенно не готов к тому кошмару, который представляли собой свидания в Нью-Йорке. Я словно блуждал в бесконечном лабиринте пустых разговоров, запутанном и унылом, как тоннели подземки. Вместо того чтобы налаживать связи через общих друзей, как я привык, приходилось заигрывать с незнакомками, которые отлично понимали, чего я от них хочу, да еще надо было суметь очаровать их за тот краткий промежуток времени, пока ожидаешь заказанный коктейль или подходишь к дому, куда тебя пригласили на вечеринку.
Но в Нью-Йорке на одном очаровании далеко не уедешь (я, впрочем, уже не понимал, чтó здесь считается очаровательным). Необходимо было заинтересовать, произвести впечатление человека успешного, говорить как победитель, особенно если ты мужчина. Чем ты занимаешься? С кем общаешься? Какую школу окончил? Я научился излагать свое внушительное резюме в первые пять минут разговора. Попытка познакомиться с незамужней женщиной больше всего напоминала мне собеседование перед приемом на работу. "Просто будь собой", – твердили все вокруг. Быть собой? Может, в этом и заключалась главная проблема?
Не обошлось и без оскорбленного самолюбия. Свидания вслепую. Розыгрыши. Как-то девушка пригласила меня на ужин, а потом заявила, что у нее уже есть парень и она даже не догадывалась о том, что у нас с ней свидание. Было множество женщин, которым я нравился, но "не в том смысле".
– Считай, что у тебя появился новый друг, – подбадривали приятели.
– Мне даром не нужны такие друзья! – бесился я.