Но благодаря Остин, я осознал, что ошибки – всего лишь первый шаг. Младшая сестра Элизабет, Лидия – шумная, сумасбродная и беспардонная, – вела себя непозволительно: зевала, не прикрывая рта, тратила деньги на безделушки, бесстыдно флиртовала с молодыми офицерами, и взросление ей определенно не грозило. Жизнь миссис Беннет – матери Элизабет – была сплошной чередой конфузов, заблуждений и просчетов, в число которых вошло воспитание дочерей и поиск для них мужей; но все это не мешало ей оставаться той же беспокойной, глупой и самовлюбленной дамой, какой она являлась всегда.
Даже если вам укажут на ваши ошибки, этого все равно недостаточно, – объясняет Остин. Наш мозг мгновенно находит оправдание нашим проступкам. Мы суетимся, как бобры, укрепляя плотину своего самомнения. Кто? Я? Да нет же, вы просто не так поняли. Я не это имел в виду. Разве это важно? Я же случайно. Я больше не буду. Клянусь, со мной такое впервые. Ошибка? Какая ошибка?
Как я узнал тем летом, героиням Остин снова и снова указывали на их промахи, только им это не помогало. Они упорно отказывались взрослеть до тех пор, пока не стрясется что-то по-настоящему серьезное. Зрелость приходила к ним через страдания, потери, боль и, прежде всего, через унижение. Они совершали какой-нибудь ужасный поступок – не просто глупый, а несправедливый и оскорбительный – и делали это на глазах у человека, чье мнение волновало их больше всего. Так, Эмма бессердечно обидела мисс Бейтс, а Лиззи бросила несправедливые обвинения в лицо мистеру Дарси. А потом появлялся некто и открывал им глаза на содеянное, вынуждая их признать свою неправоту.
Читать эти сцены было нелегко. Я мучился вместе с героинями Остин, переживал за них, ведь, попав в унизительное положение, они становились совершенно беспомощными. Реакция на происходящее была одна – слезы. Элизабет повезло больше других. Она узнала правду из письма, значит, у нее, по крайней мере, была возможность остаться наедине со своими чувствами. Но осознание всех своих ошибок, признание того, что она на самом деле их допустила, причинило ей не меньше страданий, чем остальным героиням. Она ошибалась насчет Джейн, ошибалась насчет своей семьи, ошибалась насчет всего. "…Сколь слепа… сколь пристрастна, предвзята, нелепа" – это не просто трезвая оценка самой себя, это чувство стыда, которое жжет ее изнутри. "Как унижает меня это открытие! И как справедливо я унижена!" – говорит она самой себе. Именно тогда, именно в то мгновение Элизабет выносит себе окончательный приговор: "До сего мига я не постигала себя".
В драме такие сцены называются узнаванием. Эдип обнаруживает, что совершил страшное убийство. Король Лир понимает, как несправедливо обошелся с младшей дочерью. К счастью, ошибки Элизабет не настолько ужасны и непоправимы. "Гордость и предубеждение" все же не трагедия, а комедия, как и все прочие истории о молодых людях, у которых, как правило, есть время, чтобы исправить свои промахи. Хотя в тот момент, когда Лиззи открылась суровая истина, роман действительно мог обернуться трагедией. Элизабет не просто поняла, что неправильно вела себя, она к тому же осознала, как дорого ей это обошлось. Огромное счастье было совсем близко, но, ослепленная гордостью и предубеждением, она сама его оттолкнула.
Уверен, никто из нас не желает для себя и тем более, для своих детей подобных прозрений. Но, – обнадеживает Остин, – если повезет, они вас не минуют. Мой отец был неправ; нельзя учиться на чужом опыте, извлечь урок можно только из собственных ошибок. Остин заставляла свою любимицу страдать, потому что знала: другого способа повзрослеть нет. Мало осознать свою неправоту, необходимо ее прочувствовать.
Тем летом и у меня появилась возможность в полной мере прочувствовать последствия своих ошибок. Дело в том, что мое сердце покорила не только Элизабет Беннет. Я сходил с ума по девушке, которую повстречал той весной. Мне исполнилось двадцать восемь, ей – двадцать один, если подумать – любимый возраст Джейн Остин. Девушка недавно закончила колледж; мои чувства к ней напоминали жгучую смесь страсти и заботы. Она была очаровательная, ласковая и умная, с задумчивой улыбкой, словно озаряющей ее изнутри, с тонким чувством юмора и звонким смехом. Наши отношения развивались стремительно и бурно. Я видел перед собой человека, способного стать для меня настоящим другом.
Моя жизнь в тот период была очень простой. Экзамены и она – вот все, что тогда меня волновало. Голова занята чтением сотен книг, сердце – пылкой любовью, и одно не отделялось от другого. Она стала моей музой, моим идеалом; ее лицо я видел на страницах книг, которые читал с утра до ночи. Только встречи с ней нарушали мое монашеское затворничество. Гуляя по городу, мы часами напролет обсуждали искусство, идеи, общих знакомых. Ходили по музеям и театрам, беспрестанно шутили, сравнивали впечатления, делились наблюдениями.
Но я вечно все портил. Каждый раз я умудрялся ляпнуть какую-нибудь обидную чушь, из меня лезли высокомерие, женоненавистничество и снобизм. "Обрати внимание, как Матисс играет с цветом" (ну прямо аудиогид какой-то), или "тебе все-таки следует читать больше Фрейда" (хотя она была начитанна куда больше, чем я), или "поймешь, когда доживешь до моих лет" (до моих лет! о да, мне ведь целых двадцать восемь!). Контролировать себя не получалось. Хотя чтение "Эммы" помогло мне осознать, что вокруг вообще-то живые люди, которых можно задеть или обидеть и я научился быть отзывчивее и добрее, все же я, как и Элизабет, по-прежнему мнил себя чертовски умным и был готов делиться мудростью с остальным человечеством. Я так сильно упивался чувством собственного превосходства, что просто не мог не демонстрировать его своей возлюбленной, при каждом удобном и неудобном случае. И всякий раз она отвечала мне взглядом, настороженным и бесстрашным одновременно, в котором ясно читалось, что она считает меня полным придурком. И мне тут же хотелось провалиться сквозь землю. Потому что я опять все испортил, потому что теперь-то она уж точно не захочет остаться со мной.
Так и произошло. Она была мне другом, но моей девушкой – никогда. Зато жгучий стыд за свое поведение и цена, которую я за это заплатил, помогли мне крепко-накрепко усвоить очередной урок. Эта девушка была не первой и далеко не единственной из всех, кто называл меня высокомерным зазнайкой, однако именно ей удалось достучаться до меня, потому что она так много значила в моей жизни.
Поэтому, принявшись через пару месяцев за "Гордость и предубеждение", я как никто понимал переживания Элизабет, или, вернее сказать, видел в них отражение своих собственных страданий. Наше эго, – подсказывала мне Остин, – мешает нам осознать свои ошибки и недостатки и, стало быть, его нужно сломить; именно этой цели служит унижение, и вот почему оно заставляет нас чувствовать себя такими никчемными. Глагол "унижать" происходит от слов "низ", "низкий". Унижение смиряет наши порывы, спускает с небес нашей самонадеянности на землю. Роман "Гордость и предубеждение" научил меня не только тому, что в жизненных ошибках нет ничего зазорного, но и тому, что угрызения совести по поводу содеянного вполне естественны. Взросление должно быть болезненным, а иначе никакого взросления не произойдет.
К тому времени, как я дочитал "Гордость и предубеждение", было уже слишком поздно надеяться на то, что мой роман закончится так же счастливо, как роман Элизабет. Зато я пришел к выводу, что завершение процесса взросления – само по себе счастье. Даже надежду на то, что этот процесс когда-нибудь завершится, уже можно считать счастьем.
Нелегко испытывать чувство стыда и унижения, если вам с детства внушали, что жизнь не должна приносить страданий. Остин, кстати, привела яркий пример человека, который не желает знать ничего про эти чувства, – это Лидия Беннет, – и продемонстрировала, к чему в конечном счете приводит подобное поведение.
Лидия – точная копия матери (нетрудно представить себе, какой пустоголовой кокеткой была когда-то миссис Беннет), донельзя избалованная, ни в чем не знающая отказа. Ее никогда не ругали, никак не ограничивали, с ней нянчились, над ней тряслись, все выходки сходили ей с рук. Перед нами классический случай сверхотождествления: мать отчаянно пытается удержать свою молодость, как бы заново проживая ее при помощи своей младшей дочери; а та только тому и рада.
К пятнадцати годам Лидия стала совершенно неуправляемой. Всегда кричит, смеется и флиртует, ничего не принимает всерьез – даже свою жизнь. Лидия вечно всех позорит; а совершив действительно безнравственный поступок, получает статус скандально известной личности. Тем не менее и в конце романа она по-прежнему весела и абсолютно довольна собой. Она даже умудряется ляпнуть: "Сестрицы мне, верно, ужасно завидуют", хотя сестры, скорее всего, мечтают утопить ее в озере. "Я была бы в восторге, если бы им хоть вполовину так повезло". Как бы ни страдала из-за нее вся семья, Лидия никогда не чувствует себя хоть чуточку виноватой.
Взросление невозможно без страданий, а страдания, в свою очередь, невозможны без размышлений. Мы должны проанализировать свои поступки, прочувствовать их, и, в довершение всего, запомнить. Опозорившись, Лидия, не испытывает "ничего, что хоть сколько-нибудь могло омрачить… воспоминания. Ничто в прошлом не вызывало [у нее] сожалений". А угрызений совести она не испытывает, потому что притворилась, будто ровным счетом ничего не произошло. Но Лидия не одна такая – общество, в котором вращается семья Беннет, весьма далеко от совершенства. После того как открылась отвратительная правда о молодом джентльмене, который всех покорил, члены этого общества стали считать "его самым испорченным человеком на свете и наперебой клялись, что никогда не были введены в заблуждение его внешней привлекательностью". Нужно иметь смелость, – говорит нам Остин, – чтобы признать свои ошибки, и еще бóльшую смелость, чтобы запомнить их.
Как заманчива перспектива приукрасить себя, и как хорошо нам знакома ситуация, когда человек, пережив момент истинного самопознания после расставания, неудачи или греха, совсем не меняется. Для Остин зрелость – это способность заставить себя помнить. Унижение для нее суть бесконечное благо. "Вспоминай что-нибудь только тогда, когда это доставляет тебе удовольствие", – заметила Элизабет в конце романа со свойственной ей иронией. Кстати, она сказала это именно тому человеку, который (она точно знала) будет взывать к ее честности, продолжая указывать на ошибки и напоминать о том, что она совершила.
Элизабет в конце концов осознала, что такое взросление; она поняла также, что, если правильно подойти к этому вопросу, взросление не кончится никогда. Мы не рождается идеальными, и нам никогда таковыми не стать. Зрелость – не повод для самодовольства. И снова Остин приводит отличный пример того, чего не следует делать. Мистер Беннет – прекрасный человек. Но он обеспечил себе пожизненную деградацию, выбрав супругу, не способную побудить его к дальнейшему развитию, поскольку рядом с ней он и так всегда чувствовал собственное превосходство. Жизнь с такой женщиной, как миссис Беннет, превратила его в самолюбивого, нравственно ленивого человека, а пострадали от этого дети. Ведь он мог бы сделать для своих дочерей куда больше, к примеру, обеспечить их финансовую независимость. Когда же в семье случилось несчастье, мистер Беннет оказался ни на что не годным. Чтобы взрослеть и дальше, – объясняет Остин, – следует всегда быть в отличной форме: не терять интереса к жизни, уметь мыслить ясно и самостоятельно, быть готовым к переменам. К счастью, мне повезло больше, чем Элизабет и ее отцу, ведь я держал в руках настоящий учебник взросления – роман "Гордость и предубеждение".
Джейн Остин не было и года, когда один английский писатель высказал мысль, которая могла бы стать эпиграфом ко всем ее книгам. "Жизнь – комедия для тех, кто думает, – писал Хорас Уолпол, – и трагедия для тех, кто чувствует". Каждый из нас думает и чувствует, но Остин задавалась вопросом: "Что для вас на первом месте?" Комедия – история со счастливым концом. Вы можете повзрослеть и обрести счастье, – дает понять Остин, – только если будете готовы расстаться с чем-то очень важным. Нет, не с чувствами, а с уверенностью в них, с убежденностью в том, что чувствам можно слепо доверять.
С этим нелегко смириться. Мы склонны верить в то, что сквозь призму эмоций видим мир таким, каков он есть на самом деле. Как часто мы говорим, что у нас хорошее предчувствие – неважно, идет ли речь о поступлении в колледж, лотерейном билете или очередных отношениях, – а на деле обнаруживаем, что наши надежды не имеют ровным счетом никакого отношения к тому, как сложится ситуация. Взрослые очень любят повторять ободряющие фразы: "Я знаю, у тебя все получится", "Они просто обязаны принять тебя на работу", "Уверена, все будет отлично". Да неужели? Вы уверены? Почему? Лишь потому, что я вам небезразличен?
Читая "Гордость и предубеждение", я осознал, в чем заключалась проблема Элизабет. Она верила в свою правоту, потому что так ей подсказывали ее чувства. Мистер Дарси обидел ее, стало быть, он плохой человек. Ее сестра Джейн мила, так с какой же стати кто-то не желает, чтобы мистер Бингли взял ее в жены? Элизабет казалось, что она слышит голос разума, на самом же деле в ней говорили чувства – возмущение, любовь, страсть, – а блестящий ум лишь усугублял эту иллюзию. И только после унизительного признания своих ошибок она поняла, что разум и чувства могут противоречить друг другу, и в этом случае прислушиваться следует к рассудку.
Этот конфликт Остин обозначила в названии своего первого опубликованного романа "Разум и чувства" и воплотила его в ситуации, произошедшей с двумя главными героинями. Элинор Дэшвуд благоразумна, ее младшая сестра Марианна – порывиста и чувствительна. В романе между ними завязался спор, из которого становится ясна суть конфликта. Старшая сестра упрекает младшую в том, что та уехала на прогулку с молодым человеком без сопровождения. "Боюсь, – сказала Элинор, – приятность еще не залог приличия". Другими словами, то, что приносит удовольствие, может идти вразрез с правилами поведения. "Напротив, Элинор, более верного залога и найти нельзя. Преступи я истинные требования приличия, то все время чувствовала бы это: ведь, поступая дурно, мы всегда это сознаем, и в таком случае вся приятность была бы для меня испорчена", – отвечает Марианна.
Как легко было бы жить, если бы мы всегда понимали, когда ведем себя неправильно! Марианну смело можно назвать романтиком. Она верила, что любовь важнее всего прочего, и, уж конечно, важнее приличий, столь почитаемых ее благонравной старшей сестрой. Кроме того, Марианна поддерживала романтическое движение, которое охватило Запад во времена Остин. Но романтики не внушали доверия писательнице как раз из-за их представлений о том, как должны быть взаимосвязаны чувства и рассудок. Романтизм учил тому, что устои общества ограниченны, неестественны и губительны, разум же – лишь один из этих устоев, а не колыбель истины. По мнению романтиков, источником истины можно считать только природу, и если бы человечество следовало своей внутренней натуре – спонтанным порывам и чувствам, – то непременно стало бы прекрасным, счастливым и свободным. Главное, чтоб сердце было на месте, полагает романтик, а что говорит разум, не так уж и важно. Именно это имела в виду Марианна: эмоции – наш внутренний компас, который всегда указывает верный путь. То, что приятно, не противоречит приличиям. Если нам что-то нравится, значит это хорошо.
С точки зрения культурологии Остин вступила в неравный бой. Идеи романтизма легли в основу едва ли не всех основных направлений в искусстве двух последних столетий. Благодаря им у нас есть Вордсворт и Байрон, Уитмен и Торо, современные танцы, картины импрессионистов, поэзия битников и многое другое. На смену понятиям о мыслях и чувствах времен Остин пришли понятия романтизма, которыми мы оперируем по сей день. В современных песнях чаще всего употребляется слово "я", а не слово "любовь". Еще одно распространенное слово – "хочу". Поп-музыка – сплошной пронзительный крик страсти, единый призыв к свободе и удовольствию. Поп-психология шлет нам те же сигналы, не говоря уже о рекламе. Нам повторяют снова и снова: "доверься чувствам", "слушай свое сердце", "делай то, что нравится".
Есть в жизни определенный этап, когда следует усвоить этот урок. Мне-то он точно был необходим. Я вырос в ортодоксальной еврейской общине, окруженный сплошными ограничениями и правилами. Не ешь свинину. Не слушай музыку в шабат. Встречайся только с еврейками. Не путайся с теми, кто не состоит в общине. Любое действие предписано древней традицией, а выбор ограничен ценностями сплоченного сообщества. Покрывай голову. Читай молитвы три раза в день. Учись на отлично, поступи в хороший колледж, живи так, чтобы твои родители гордились тобой. С годами я понял, что мои личные желания и чувства тоже что-то значат, но, самое главное, я научился понимать, что именно я чувствую и чего хочу, благодаря чему обрел колоссальную внутреннюю свободу. Мне было необходимо осознать, что я волен поступать со своей жизнью так, как считаю нужным, просто потому, что я так хочу. Понимание того, что я имею право на чувства, что они важны и значимы, стало ключевым этапом моего взросления.
Героиням Остин тоже пришлось пройти через это испытание. Девушки были неопытны и готовились открыть для себя мир собственных чувств, и если потребуется, то и отстаивать их.
Элизабет, Эмма и Марианна освоили эту науку. Они положились на интуицию. Они слушали свое сердце. Если оно подсказывало, что это хорошо, героини следовали его голосу. И тем самым совершали типичную юношескую ошибку: придавали слишком большое значение собственным чувствам. Они уже начали процесс своего взросления – привыкли доверять себе, но теперь предстояло сделать следующий шаг на пути к полноценной взрослой жизни – нужно было научиться сомневаться в своей правоте.