Так или иначе, но пока просматривалось только одно возможное объяснение. Скрытое послание, если, конечно, таковое на самом деле имелось, означало только одно - "Таня с нами"!
А вдруг что-нибудь еще? Нет, вряд ли. Разве что те двое мужчин на фото - кто они на самом деле такие? - или, может, у них не совсем обычные позы? Нет, похоже, опять нет. Значит, оставалось то же самое: "Таня с нами"!
Впрочем, можно выразиться и иначе: "Таня у нас"!
Что это, шантаж? Примитивный, старый, как мир, шантаж? Которого везде и всегда полно, как грязи.
Ну и что из этого следует? Если он не ошибается, то ей, Элеоноре, передали "послание" после того, как они встретились, после того, как они, совершенно неожиданно почувствовав влечение друг к другу, оказались в одной постели! А что, бывает и не такое… Значит, все те, кто "отслеживают" его, пытаясь нащупать к нему подходы, все-таки нашли нужную девушку и теперь будут всеми доступными способами стараться удержать его на коротком поводке.
Если, конечно, ей заранее не приказали вступить с ним в интимную связь. Но тогда зачем присылать фотографию дочери? Какой смысл? Разве что лишний раз подчеркнуть свою власть над ней? Кому это нужно? Им?
Им! Оттуда, из Восточного блока. Так это на Западе обычно и понималось. Кому как не Палмеру, столько лет прослужившему в военной разведке, было знать, что этих "им", которые действовали по всему миру, была далеко не одна сотня. Причем одни работали открыто, но, само собой разумеется, под прикрытием, а другие тайно. Все зависело от функции и конкретного задания. Тот факт, что фотография Тани, скорее всего, была сделана за Берлинской стеной, невольно наводил на мысль об участии в этом агентуры ГДР. Что ж, может, именно так оно и было. Но вполне могло быть и искусно подготовленной подделкой, чтобы скрыть реальных исполнителей, чтобы направить всех по ложному следу. Для тех, кто так или иначе связан с проведением тайных операций, фабрикация такого рода псевдофактов - дело, мягко говоря, более чем привычное. Более того, естественное и жизненно необходимое. Как для всех нас глоток свежего воздуха.
В этом-то и проблема, подумал Палмер, продолжая молча наблюдать за стоявшей у окна девушкой. Кто она? Любитель? Невольное орудие, которое используют в темную? Невинная, ничего не подозревающая овечка? А может, просто-напросто великолепный профессионал? Да, чтобы разобраться со всеми этими наслоениями, нужен не менее хороший профи. Естественно, с другой, противоположной стороны. И главное, постараться определить - это ловкая подделка или все-таки так оно и есть. Погруженный в свои невеселые мысли, Палмер тяжело вздохнул.
Элеонора переменила позицию и повернулась к нему.
- Что, проблема? Интересно, какая?
- Только ты.
Она оперлась локтем на подоконник, оттопырив свои округлые ягодицы.
- Я? Я доставляю тебе проблемы? Какие же?
- Да нет, лично с тобой проблем нет. Я с тобой счастлив. Ты мне доставляешь только радость… Дело совсем не в этом.
- Тогда в чем? - Ее лучистые глаза под высоким лбом расширились от удивления. - Разве счастья уже недостаточно? Pauvre petit.
- Ладно, обойдемся без сарказма. Особенно любимой женщины. - Он усмехнулся, махнул рукой и вдруг почувствовал прилив совершенно непонятного желания. Неизвестно почему, но оно вдруг появилось. - Хорошо, ты готова услышать правду?
Она изобразила на своем привлекательном личике забавную гримаску, сделала большой глоток из своего бокала с ликером.
- Ну что ж, тогда да здравствует истина. Вперед, вперед! Не стесняйся. Надеюсь, я переживу. - Ее голос звучал довольно грустно, но при этом как-то довольно бесцветно.
Палмер нахмурился. Ему самому совсем не хотелось затрагивать этот вопрос. Зачем? Да, но ведь он только что сказал ей главную правду. О том, что счастлив с ней, что любит ее, что она его женщина. И в одну короткую секунду все это потерять?
Такого с ним еще никогда не бывало. За всю его долгую жизнь. И что, разрушить это, превратить в пух и прах одним-единственным вопросом? На который может последовать совершенно неожиданный и, что еще хуже, убийственный ответ. Так сто́ит ли?
- Знаешь, я почему-то боюсь его задавать, - неожиданно для самого себя произнес он.
Она поставила недопитый бокал на подоконник, подошла к нему, наклонилась, в полутьме прикоснулась сосками своих шикарных грудей к его голому телу. Затем села на краешек постели и начала языком ласкать его живот, ну и все остальное…
- Все будет намного проще, если не задавать ненужных вопросов. Ты прав, а зачем?
- Да, мне это вполне знакомо. Во всяком случае, было когда-то.
Элеонора приподняла голову.
- Вы, американцы, любите задавать вопросы. Иногда даже не думая о последствиях. - Она снова опустила свою руку на его уже возбужденный член, погладила его. - А когда получаете нужную вам информацию, то используете ее, как вам нужно. Не более того. По-нашему, это вроде как не совсем по-людски.
Он медленно покачал головой.
- Мне кажется, я уже просил тебя не проявлять антиамериканизм, особенно со мной.
- Ну а что прикажешь мне делать, когда ты поступаешь, как самый кондовый янки?
- Вообще-то, варианты всегда найдутся. Для начала можно сделать вид, что ты ничего не заметила, - предложил он. - Не было и не было. Чем не выход? Вежливо - и всем хорошо.
- С чего бы это?
- А с того, что… - Он бросил на нее быстрый взгляд, хотя его сердце уже билось, как у загнанного в угол хорька.
- Так с чего? - настойчиво повторила она вопрос.
- С того, что я… я тебя люблю. - Его ответ показался неожиданным даже ему самому. Но он прозвучал. Четко и определенно.
На какой-то момент в комнате воцарилась полная тишина. Слышно было даже, как на улице процокали каблучками две женщины.
- Тебе было очень трудно произнести это, так ведь? - дождавшись, пока звуки шагов полностью пропадут, спросила она.
Палмер кивнул.
- Да, именно так. Честно говоря, такого у меня давно уже не было.
- Что ж, не так уж и плохо.
- Хотя, когда иногда раньше это и бывало, то обычно мало что значило. Просто слова, слова, слова, сказанные чаще всего по случаю. А вот сейчас… Сейчас я хочу, чтобы ты знала: так оно и есть.
- И что, я вдруг оказалась единственной женщиной на всем земном шаре? Интересно, с чего бы. - Элеонора, как хищная кошка, улыбнулась, ласково поцеловала его в глаза. - Ну, вы, американцы, даете, - нежно прошептала она ему на ухо.
- Даем, даем. Я же предупреждал тебя об этом.
- А знаешь, вы там, в вашей Америке, похоже, взрослеете несколько поздновато, тебе не кажется?
Он обнял ее за плечи, притянул вниз, уложил рядом с собой.
- А вот вы, европейцы, обожаете приводить нас, американцев, в восторг. Причем нередко по пустякам. Вы взрослеете намного раньше, и у вас всегда полно мучительных тайн. Разве нет?
- Да, но ведь у женщин должны быть свои секреты, разве нет? - прошептала Элеонора, нежно целуя его в шею. - Иначе мы станем не женщинами, а лишь их жалким подобием. У нас могут быть секреты даже от тех, кого мы любим.
На какое-то время в комнате снова воцарилась тишина. Затем Палмер все-таки решился задать вопрос, которого боялся он сам.
- Скажи, а ты меня любишь?
Она снова поцеловала его, но теперь уже не в шею, а почему-то в плечо. Вернее, не в само плечо, а в ямку между плечом и шеей.
- Конечно же, люблю. И очень, очень сильно!
В доме напротив кто-то включил радио. Какой-то музыкальный канал и на полную громкость. Пели по-английски, но с сильным французским акцентом. Что ж, для Парижа вполне нормально.
- Не знаю, почему, но я тебя очень, слышишь, очень люблю, - повторила она. - На самом деле.
Палмер повернулся, посмотрел ей в глаза. Увидел в них удивление и боль, которые нередко сопровождает открытие чего-то по-настоящему большого. Когда до конца еще не понимаешь: любовь - это счастье или катастрофа? Он жадно поцеловал ее в губы, краешком глаза заметив, как морщинки на лице Элеоноры постепенно разглаживались, а потом вообще исчезли. Господи, как же здо́рово!
- И все-таки, не забывай, у меня должны быть свои секреты. И будут, не сомневайся, - тяжело дыша и страстно впиваясь в его губы, закончила она.
Глава 21
Прогулочный катер с его сплошными окнами вместо стен и блестящей стеклянной крышей неторопливо проплыл под тремя, расположенными чуть ли не вплотную мостами с историческими названиями - Сольферино, Рояль и Каррузель, - а затем слегка ускорил ход. Внутри громко играла веселая музыка, официанты с горделивой осанкой и подносами в руках разносили по столикам напитки и еду. В перерыве между главным блюдом и десертом Элеонора увела Палмера на открытую часть палубы. Подышать свежим речным воздухом и полюбоваться великолепным парижским пейзажем, который, постоянно сменяясь, открывался по обоим берегам Сены.
Довольно улыбаясь, Палмер обнял свою спутницу за талию, привлек вплотную к себе.
- Молодые любовники? - ласково пробормотала она. Дуновение легкого бриза на какой-то момент разметало ее локоны, но потом они снова вернулись на место.
Катер проплывал мимо самого узкого места Сены, где в нее буквально врезался небольшой полуостровок. Иногда парижане шутливо называли его "игольным ушком".
- Это сквер Вер-Галан, - пояснила Элеонора, показывая рукой вправо. - Оазис для рыбаков. - Она прижалась к нему еще ближе. - Ты любишь рыбалку?
- Ни в коем случае. А что, я похож на рыбака?
Она покачала головой.
- Ну уж нет, слава богу, скорее, на любовника. - И снова ткнула пальчиком вправо. - Считается, что это старейшая часть Парижа, построенная еще до Рождества Христова и названная Лютецией. В буквальном переводе это означает "парижский город". Тогда тут жили только рыбаки и кельты… Кстати, в нашем герре Фореллене на самом деле есть что-то рыбье, что-то на редкость скользкое, ты не находишь?
Палмер бросил на нее быстрый взгляд.
- А почему ты называешь его "герром"?
- Потому что на немецком языке "Фореллен" означает "форель". То есть рыбу, значит, что-то скользкое.
- Mein Gott!
Элеонора тихо хихикнула и снова ткнула своим пальчиком, но уже в левую сторону, показывая на величавый собор Нотр-Дам, теперь уже полностью отреставрированный и торжественно сияющий в белой дали.
- Но это последний памятник, который я тебе показываю, мой самый любимый, самый молодой любовник, - прошептала она.
- Ну ладно, хватит о молодых.
- Но сегодня ты на самом деле очень молодой.
- Тогда по сравнению со мной ты просто младенец. Тебе сейчас не дашь даже восемнадцати!
- Значит, я почти как твоя дочь. Как ты тогда говорил? Выглядишь от пятнадцати до тридцати? - Она взяла его руку. - Здо́рово. Но учти, женщинам никогда нельзя доверять, особенно когда речь заходит об их возрасте.
- Только возрасте? А в других вещах?..
- Они уже наверняка подают десерт, - с ласковой улыбкой перебила она его, потянув за собой. - Пойдем вниз. О рыбах договорим потом.
Они вернулись во внутренний салон, со сплошными окнами вместо стен, как раз когда фотограф снимал посетителей. Естественно, если те того хотели. На память. А на их столике уже стояла открытая бутылка белого сухого вина - видно, официант, почувствовав богатых клиентов, расстарался! Палмер, жестом попросив его наполнить бокалы, молча чокнулся, как бы предлагая тост за ее здоровье.
- Мы разворачиваемся, - бросив взгляд в окно, заметил он.
- Да, разворачиваемся. Но у нас все равно есть как минимум еще час. Целый час да еще с хвостиком! За те деньги, которые мы им платим, эти прогулочные катера полностью обеспечивают все виды услуг.
- Что ж, приятно видеть твою рачительность. Умеешь считать деньги и, наверное, тратить их с толком.
- Тратить их с толком? Да, приходится. Единственный из всех, кого я знаю, и кому не надо этого делать, это ты.
Палмер, согласно кивнул.
- Скажи, а тебе не хотелось бы, чтобы я купил тебе особняк на Сен-Луисе?
Зрачки ее глаз резко расширились. Затем, когда через несколько коротких мгновений удивление прошло, Элеонора широко ухмыльнулась.
- Всего один? А почему не два? Или даже больше? - Она тоже подняла свой бокал с охлажденным вином. - Ну, тогда давай за тебя! Да, любить банкира, оказывается, очень забавно.
Чокаясь с ней, он искренне засмеялся.
- Знаешь, для банкира это еще забавнее, уверяю тебя.
Она придвинулась поближе к нему, наклонилась, слегка куснула за мочку уха.
- Вуди, это правда, что ты не любил ни одну женщину так, как меня? На самом деле?
- Да, на самом деле.
- Как мило… Тогда скажи мне, пожалуйста: любишь ли ты меня настолько сильно, что, если я прикажу тебе, ты не побоишься обнять меня, затем встать на колени и осыпать всю страстными поцелуями? Сверху донизу и прямо здесь, вот за этим самым столом.
- Peut-être.
- А затем сорвать с меня одежду и заняться любовью? Прямо здесь!
- Immédiatement.
- На виду у всех этих зевак?
- Mais certainement.
- Что ж, тогда давай, - прошептала она, снова куснув его в мочку уха. - Я так хочу!
Палмер резко отодвинул свой стул, начал опускаться на колени, но Элеонора остановила его и жестом приказала вернуться на стул.
- Ладно, хватит, поблефовали и будет, - со смехом сказала она. - Хотя, согласись, я все-таки оказалась права. Ты не столько банкир, сколько любовник. Причем, похоже, страстный любовник.
- Sans doute.
- И к тому же явный языковед.
- Décidément.
- Более того, судя по всему, языковед по нижним разделам женского тела.
Вудс захохотал так искренне и громко, что люди за соседними столиками удивленно обернулись.
- Полагаю, вам виднее, мадемуазель, - придя в себя и приняв серьезный вид, произнес он.
Они, снова чокнувшись бокалами, отпили по глотку дешевого белого вина. Палмер оглянулся вокруг.
- Да, на этом прогулочном катере, боюсь, теперь нас не скоро согласятся прокатить, - с улыбкой произнес он.
- Интересно, почему?
Бросив на нее быстрый взгляд, Вудс сразу же замолчал. Каждый раз, когда Элеонора не понимала - а может, и не хотела понять - юмора старого анекдота, ему невольно приходила в голову горькая мысль об огромной разнице между ними: возраст, национальность, образование и даже подход к жизни в целом. И как преодолеть все эти глубокие трещины? И можно ли вообще? А жаль, поскольку на столь шаткой основе ничего постоянного не построишь.
- Да ладно, проехали, - пожав плечами, заметил он.
Заметив выражение его вдруг помрачневшего лица, она ласково прикоснулась кончиками пальцев к его щеке.
- Тебя огорчает, что мне все время приходится объяснять слишком много разных вещей. Но ведь это совсем не обязательно. Нам совсем не надо быть равными. Не забывай, мы ведь любовники, а не деловые партнеры.
Палмер взял ее за руку. Вообще-то женитьба, если, конечно, до этого доходит дело, - это всегда нечто вроде делового партнерства.
- У нас в Америке, - сказал он, - мы, во всяком случае, люди моего поколения, как правило, неодобрительно относимся к временным связям, хотя время от времени они случаются. Но в таких случаях мы обычно предполагаем, что в конечном итоге они рано или поздно ведут к алтарю. А это, само собой разумеется, в свою очередь влечет за собой деловой контракт.
Она согласно кивнула.
- Да, мне это знакомо.
- Ах да, чуть не забыл, ты же тоже была замужем. Значит, в этом для тебя не должно быть секретов.
Элеонора приподняла правую руку, изобразив указательным и средними пальцами знак "V" - победа!
- Да, дважды. В семнадцать и двадцать.
- Ты с бывшими мужьями когда-нибудь встречаешься?
- Поскольку Дитер - отец Тани, мы время от времени пересекаемся, обычно чтобы уладить некоторые финансовые вопросы. Ну а я, сам понимаешь, сразу же после развода пошла в паспортный стол и вернула себе свое девичье имя.
- Ну и где, интересно, этот твой Дитер живет?
- Я толком не знаю. - Она отпила немного из своего бокала, затем долила вина и себе, и ему. - Сейчас, может, в Неаполе? Или где-то еще. Он ведь очень много путешествует. По делам и просто так… Во всяком случае, мне тогда стало предельно ясным, что брачный контракт означает смертный приговор любви.
- Вы так сильно любили друг друга?
- Понимаешь, он был очень красив. Высокий, светловолосый. Бывший инструктор по горным лыжам. Чем-то напоминает тебя. Кроме лица. В твоем есть характер и значение. А у Дитера не было ничего. Только гусиная самовлюбленность. Любимчик родителей, всё без очереди и бесплатно, ну и все такое прочее… И тем не менее… Господи, как же я его тогда любила! Словами это даже не выскажешь.
- И тут же выскочила замуж?
- Natuerlich. - Она остановилась, слегка нахмурилась, впрочем, тут же продолжила: - Какое-то время все шло нормально, но затем я начала обращать внимание, что он начал как бы отстраняться от любых разговоров на обычные человеческие, семейные темы. Обо мне, о себе, о нас… Вместо этого одни только планы, программы, проекты! Встретимся с тобой ровно в три пятнадцать, не забудь отправить чек за аренду, ну и все такое прочее. Бесконечные расписания, бронирование билетов, обязательные "нужные" тусовки, субботы и воскресенья, запланированные на месяцы вперед. Сейчас август, значит, мы должны провести его в Осло. Сейчас май, значит, поедем на Капри. Завтрак, обед, ужин - минута в минуту, не раньше и не позже. Грязное белье, чистое белье… Списки, приглашения, заказы, завещания, совместные и раздельные счета… Постепенно у меня голова пошла кругом, и, знаешь, почему-то стало жутко скучно.
Она вдруг замолчала, потому что Палмер крепко сжал ее ладонь. Непроизвольно, как бы пытаясь прекратить поток никому не нужных воспоминаний.
- Прости, пожалуйста, я не хотела.
Он покачал головой.
- Ничего страшного. Я тоже там побывал, в стране законного брака. Причем с тремя детьми.
- Когда я родила дочь, - она слегка пожала плечами, - когда у нас появилась Таня, Дитер изменился еще больше. Естественно, ведь теперь ему приходилось делить меня с Таней! И все быстро распалось. Стремительно полетело под откос.
Некоторое время они не разговаривали. Просто сидели и молчали. Затем Палмер слегка похлопал ее по руке.
- Все еще сожалеешь о разводе?