- Нет, все именно так. Никаких. Во всяком случае, официальных… Сейчас проверим, одну секундочку. - Она сняла трубку телефона, быстро пробежала глазами по списку номеров внутренней связи, набрала один из них, тут же заговорила по-немецки, но, видимо, не получив нужного ответа, нажала на рычаг и набрала другой номер. На этот раз ее звонок, судя по всему, оказался более успешным, поскольку, поговорив несколько минут, Элеонора поблагодарила невидимого собеседника, положила трубку и довольно ухмыльнулась. - Похоже, ты являешься почетным гостем какого-то бюро или агентства Боннского правительства. Они-то и спонсируют весь этот прием. Правда, совместно с одним из местных деловых сообществ.
- Торговой палатой?
- Да, что-то вроде того. Там ожидается свыше пятидесяти важных гостей.
- Mein Gott! Надеюсь, не обязательно быть в смокинге и с черной бабочкой? Или все-таки…
- Да нет, не беспокойся, совсем не обязательно. Вполне сойдет то, что сейчас на тебе. Во всяком случае, для этого приема. Но ведь до него еще несколько часов. - Она нежно погладила его по лацкану дорогого темно-коричневого пиджака, затем, не спрашивая разрешения, стянула его и бросила на спинку стоящего рядом стула.
Позже, в темноте зашторенной спальни Элеонора тихо выбралась из постели и, думая, что Вуди крепко спит, на цыпочках прокралась в гостиную. Он же просто лежал с закрытыми глазами, мысленно рисуя себе картинки, как его любимая девушка разгуливает по комнатам. Не стесняясь и совершенно голая! Впрочем, буквально через пару минут она вернулась с корзиной фруктов в руках, поставила ее на ночной столик.
- Прости, если разбудила. Тебе надо вздремнуть. Все остальное пото́м…
- Да нет, все в порядке. Как ты думаешь, сексуальное удовлетворение может заменить сон?
Элеонора взяла из корзины апельсин, медленно повертела его в руках. Затем решительно и категорически заявила:
- Может. Но только в постели. Прямо здесь! - И игриво швырнула в него апельсин. Причем так быстро, что он едва успел прикрыть свои гениталии. - Эй-эй, полегче!
- О, pauvre petit choux! - Она начала ласкать его и целовать. - Ну и где у тебя болит, мой маленький?
- Твой сарказм неуместен. Он не всегда такой маленький.
- Где? Вот здесь?
- Нет, не совсем…
- Здесь? - Она прильнула губами к его паху. Несколько раз куснула, потом подняла глаза. - Вообще-то мог бы лучше начать есть свой апельсин, чем, как вульгарный вуайерист, глазеть на голую женщину.
- Вообще-то я об этом и не помышлял. - Он поднял апельсин с ярко-красной маркировкой на боку "Produkt von Israel".
- Похоже, ты все-таки предпочел этот чертов апельсин своей любимой женщине, - не скрывая откровенной иронии, заметила Элеонора.
- Увы, женщины полны противоречий, - ответил Палмер. - Разве не это ты сама предложила мне минуту назад?
Она неопределенно кивнула.
- Сама идея попахивает откровенным сладострастием. Заставляет меня считать себя проституткой, сексуальным объектом, рабыней…
- И это тебя возбуждает?
- Ешь свой апельсин, - приказала она. - Ну а мне хватит твоей маленькой сосисочки.
Глава 26
Ровно в три часа Элеонора ушла к себе в номер, чтобы привести себя в порядок и переодеться. Палмер принял душ, неторопливо выбрал костюм для приема - строго деловой с белой рубашкой и соответствующим галстуком. Из своего многолетнего опыта общения с французскими бизнесменами и официальными лицами он прекрасно помнил, что в их стиле выглядеть как можно более одинаково - аккуратно, чистенько и, что самое главное, не очень броско.
Есть, конечно, и другие формы одежды для деловых тусовок: не совсем традиционный покрой пиджака, какая-нибудь рубашка с необычным покроем воротника или формой пуговиц, не слишком коротко подстриженные волосы. То есть все, что угодно, лишь бы как можно больше отличаться от других, не быть на них похожим…
Выбрав из стопки белых рубашек, аккуратно сложенных горничными, именно ту, которая показалась ему наиболее подходящей для данного случая, Палмер отнес ее в гостиную. Сел в кресло у коктейльного столика, внимательно рассмотрел при свете торшера. Вроде бы обычная, как и все остальные, и все-таки что-то в ней было странным. Что?
С тех пор, как они с Эдис расстались, он, естественно, перестал пользоваться услугами ее домработницы миссис Кэйдж и начал отправлять свои рубашки в прачечную. Поэтому за последние несколько месяцев на всех из них появилась метка "ПАЛМ". На всех, кроме этой! Интересно, почему? Кроме того, уголки ее воротничка были несколько длиннее, чем обычно, и расставлены чуть шире.
Разорвав голубенькую бумажную ленточку, он взял рубашку за воротничок и, резко тряхнув, полностью раскрыл. Из нее выпала подложенная внутрь легонькая упаковочная картонка, но не полетела, как обычно, а просто рухнула на пол. "Совсем как свинец", - подумал Палмер, поднимая ее. Да, на вид толще, чем кладут в нью-йоркских прачечных. И явно тяжелее. Он взял со стола фруктовый нож, осторожно взрезал один край, раскрыл картонку как книжку. Неужели там что-то есть? Что-то настолько важное, чтобы прятать таким сложным образом?
Оказалось, да, есть, тридцатипятимиллиметровые негативы фотоснимков! Целых два, лежащих рядом друг с другом. И на каждом - шесть изображений размером с почтовую марку.
Уголком бумажной салфетки Вудс аккуратно вынул один из снимков, поднес к свету: несколько страниц стандартного формата со следами дырокола на левой стороне. Шрифт, как и положено при такой съемке, был, само собой разумеется, уменьшенный до предельного минимума, но Палмеру хватило даже беглого взгляда, чтобы понять - это наверняка копии какого-то секретного правительственного или даже разведывательного документа. Но зачем? Для чего и с какой целью?
Отложив рубашку со снимками в сторону, он задумчиво посидел, пытаясь разобраться в том, что, собственно, происходит и, главное, каким образом эта рубашка попала в его личный багаж. Ее ведь там точно не было, когда он сам распаковывал вещи в парижском "Рице". Так откуда?
Да, жаль, что нет лупы. Хотя в данный момент его не столько интересовала суть этих документов, сколько возможность понять, кто именно пытается использовать его в качестве курьера. Или, наоборот, что еще хуже, подставить…
Скорее всего, белая рубашка со столь откровенно спрятанными в упаковочной картонке негативами была подложена ему в Париже. Так сказать, на всякий случай. В тот самый день, когда Кассотор и Фореллен всеми правдами и неправдами пытались вытащить из него нужную им информацию. Что ж, для двойного блефа проделано вполне грамотно и профессионально. Полностью отвлечь его внимание, направив совершенно в противоположную сторону. И это, надо признаться, им почти удалось, если бы не случайность. Ох уж эти случайности. Вечно они мешают, путают все карты.
Палмер нахмурился. Так, сначала надо копнуть проблему чуть поглубже и постараться понять, кто, что, зачем и почему. Значит, рассуждая логически, его давно уже "пасут". Причем с разных сторон. Сейчас, в Германии, всего через несколько дней после встречи с герром Ширмером в Бонне, ему предстоит принять решение - допускать ли "маленькую ошибку" Г.Б. или нет? Ведь если наблюдение за ним - дело рук самого Гарри, то тогда об операции "Овердрафт" лучше сразу же забыть и немедленно вернуться в Нью-Йорк, к своим обычным делам.
Вариантов рационального решения было много. Похоже, даже слишком много. И еще больше мотивов, в том числе чисто личных кого-то из его "друзей" оттуда, из Штатов.
Вообще-то вряд ли в стиле Гарри Баннистера было подкидывать явно компрометирующий микрофильм тому, в ком он так сильно, если не сказать жизненно, нуждался. Хотя, с другой стороны, может, он тем самым хотел каким-то образом обеспечить его лояльность и сотрудничество? Но ведь бандиты практически никогда не прибегают к таким изощренным методам давления. Обычно они предпочитают проверенную ручную гранату. Так намного надежнее. Впрочем, это относится, скорее, к мафиози старого поколения. Современные намного умнее и сообразительнее.
Значит, сейчас его главная задача - не быть пойманным с этими чертовыми негативами. Он торопливо положил их в большую пепельницу, добавил туда несколько кусочков бумаги, поджег и внимательно проследил, пока все это полностью сгорело. Затем тщательно перемешал пепел. Так, все! Теперь никаких следов. Осталось только как можно быстрее отнести все это в туалет и смыть…
В принципе, он, конечно, дорого дал бы, чтобы прочитать эти документы, но… это давно уже не его дело.
"А так ли это на самом деле?" - невольно подумал он и непроизвольно пожал плечами.
Глава 27
Dachgarden была на самом деле отличным местом для такого рода деловых приемов, где ожидалось более пятидесяти важных гостей и где обычно мало кто знал почетного гостя, ради которого все это затевается. Длинная крытая терраса на крыше высокого, внушительного здания отеля, казалось, плывет над Франкфуртом, словно гондола дирижабля. Со стеклянными стенами, светильниками в форме орудийных жерл, зеркальным потолком…
Главным героем приема, не считая Палмера, похоже, был некий герр Райгенсрафнер, который выглядел почти как звезда немого кино Нилс Астер: очень красивый, элегантный, с квадратным подбородком, великолепными губами и добрыми, все понимающими глазами, совсем как у директора похоронного бюро.
Общаясь с гостями, Палмеру приходилось то и дело обращаться к мисс Грегорис за помощью с переводом. Хотя в принципе большинство из приглашенных говорили по-английски довольно хорошо. Элеонора была одной из трех женщин, присутствовавших на приеме, не считая, конечно, нескольких постоянно снующих туда-сюда привлекательных официанток. Две другие, весьма невзрачные и довольно безвкусно одетые, были, очевидно, женами кого-то из приглашенных, которые оказались здесь только потому, что их мужья устали от бесконечных кухонных претензий типа "Почему-ты-никуда-меня-с-собой-не-берешь?!"
Вообще-то "звездой сезона", естественно, не считая его самого и герра Райгенсрафнера, можно было также считать и Элеонору. Ее шикарные ноги, не скрываемые коротким элегантным платьем, привлекали внимание всех, включая даже тех двух жен. Конечно же, они все присутствовали здесь, чтобы приветствовать Палмера, но, толпясь вокруг него, мужчины не могли не толпиться и вокруг девушки, бросая на нее похотливые взгляды и щедро одаряя комплиментами.
Зато круговой обзор города с террасы на самом деле оказался просто великолепным. Сначала в нем не было ничего особенного - вроде бы обычный безликий послевоенный модерн, отстроенный после массированных бомбежек Франкфурта союзниками. Но местами, то тут, то там, проглядывались виды, явно достойные внимания. Хорошо бы запомнить их, чтобы поближе познакомиться с ними сегодня вечером, когда они с Элеонорой будут осматривать город.
Несколько дальше, на том же берегу реки, что и их отель, можно было отчетливо видеть средневековую площадь с несколькими зданиями, сгрудившимися вокруг внушительного вида собора. Его надо будет обязательно осмотреть, решил про себя Палмер.
- Это ваша часть Германии, - донесся до него голос молодого Пауля Генрида, который обращался к нему.
- Почему? - недоуменно спросил Палмер, не имея ни малейшего понятия, что тот имеет в виду.
- Потому что там размещены ваши ВВС.
- В этой части страны?
- Естественно, сэр. Ведь к западу отсюда до самой границы с Люксембургом и к северу до Кобленца расквартировано приблизительно двадцать пять тысяч американских военнослужащих, причем большинство из них со своими семьями.
Палмер пожал плечами.
- Вполне возможно. Ну и что?
- А то, что, по нашим оценкам, вы держите там свыше ста стратегических бомбардировщиков и где-то около тысячи реактивных истребителей сопровождения. - Он повернулся к герру Райгенсрафнеру. - Nicht wahr?
- Безусловно. - Тот одобрительно закивал головой. - И они приносят в местную экономику немало долларов.
- Что ж, это одна из вещей, с которыми мне предстоит познакомиться поближе, - заметил Палмер.
Райгенсрафнер многозначительно ухмыльнулся.
- Утечка, которую вы хотели бы заткнуть?
- Нет-нет, затыкать совсем не обязательно.
- Что ж, будем надеяться. Потому что без ваших ВВС этому региону грозил бы серьезнейший экономический спад.
- Ну зачем же так преувеличивать? - возразил Палмер. - Ведь у вас здесь хорошо развитая промышленность, разве нет? Электрооборудование, автомобили, химия и многое другое.
- Здесь - да, - герр Райгенсрафнер ткнул пальцем в пол. - А вот к западу отсюда вплоть до самой границы нет практически ничего, кроме "рислинга" и ваших военных. Лиши этот регион либо того, либо другого, и его экономика тут же станет почти полностью депрессивной. Не будет рабочих мест, населению нечем будет кормить свои семьи. Представляете?
Он махнул рукой и переключил свое внимание на Элеонору, которая оживленно беседовала по-немецки с его молодыми коллегами. Кажется, они пытались угадать, из какой части Германии она родом. Вудс мысленно пожелал им удачи.
Осознание того, что женщина, привлекавшая всеобщее внимание, его любовница, порождало в нем странное, совершенно незнакомое раньше ощущение. Невысокая темноволосая Вирджиния Клэри тоже была весьма симпатичной, но у Элеоноры было тело настоящей звезды эстрады, которое притягивало к себе мужчин, словно манящий свет маяка. Впрочем, весьма обманчивый. Ничего, кроме беседы на светские темы, они от нее не получат, это уж точно.
Причем дело совсем не в том, что она лет на десять моложе Вирджинии, да и Эдис тоже, хотя определенное значение, само собой разумеется, имело и это. Нет, главное было в чем-то еще. Скорее всего, в какой-то нити, проходящей через всю ее личность - то, как она выглядела и ходила, что и как говорила… Палмер обратил на это внимание с самого первого момента, как только увидел ее.
Элеонора представляла собой не просто совершенно иное поколение с его куда более свободным отношением к жизни, сексу и мужчинам. С ней мужчины чувствовали, что секс - это нечто совершенно новое, совсем не то, что раньше.
Но всем этим молодым кобелям она не по зубам. При этой мысли Вудс про себя улыбнулся.
Оглядевшись вокруг, заметил, что по крайней мере часть приглашенных гостей уже тихо и незаметно ушли. Так сказать, по-английски. Оставалось, похоже, не более тридцати пяти. Он украдкой посмотрел на часы - уже далеко за пять. Значит, остальные тоже скоро уйдут. Их ведь дома должны ждать се́мьи, жёны… Или здесь все не так, как в Нью-Йорке?
Его взгляд на несколько секунд задержался на низеньком темноволосом молодом человеке в строгом темно-зеленом костюме; насколько ему помнилось, с ним он еще не знакомился. Незнакомец сидел в дальнем конце терассы с бокалом чего-то в руках.
- …Даже наши знаменитые вина, - ровным бесцветным голосом продолжал Райгенсрафнер.
- Но они же наверняка усиливают экономику региона и не дадут ей рухнуть.
- Не настолько сильно, как можно было бы ожидать. В немалой степени благодаря тому факту, что за последние годы степень доходности виноделия значительно сократилась. В старые добрые времена мужчина, его жена и их дети выращивали виноградную лозу на склонах холмов, удобряли почву навозом своих коров, сами выжимали полученный виноград, выдерживали и сами разливали изготовленные вина в собственные бутылки. При этом они могли твердо рассчитывать, что на вырученные от продажи вина деньги смогут спокойно жить весь оставшийся год. И даже откладывать немного на черный день. Так всегда жили люди, поколение за поколением; они, само собой разумеется, постоянно совершенствовали технологию, и со временем их "Рейнское" и "Мозельское" стали не менее знаменитыми, чем многие французские сорта. Но теперь все это, увы, меняется…
Глаза Палмера недоверчиво прищурились. Ему впервые приходилось слышать, как кто-то сообщает ему, что сельское хозяйство находится на последнем издыхании. С чего бы это?
- Все дело в молодежи, - заметив его удивление, объяснил Райгенсрафнер. - Им не нравится ни лазить по крутым склонам, ни крутить ручной пресс, ни разливать вино по бутылкам. Короче говоря, они не желают бесплатно работать на своих отцов. Причем иногда это приходится делать всей семьей от зари до зари. Они хотят работу с девяти до пяти, твердую зарплату плюс различные бонусы, дополнительные льготы, бесплатную медицинскую страховку, защиту профсоюза, гарантированный отпуск, право на забастовку, пенсионный фонд, ну и тому подобное. Поэтому совсем не удивительно, что многие маленькие винодельни постепенно становятся банкротами. На них становится некому работать. Все больше и больше виноградников продаются более крупным компаниям, которые, естественно, вынуждены механизировать труд своих работников, чтобы повысить производительность труда. А хотите знать, какими сейчас становятся вина? Бо́льшая их часть - это то, что мы называем Schlum, который продается в дешевых супермаркетах, что-то вроде кока-колы.
- "Schlum"? - повторил Палмер. - А что это такое?
- Моча, - шепнула ему на ухо Элеонора. И, как ни в чем ни бывало, продолжила беседу с другими мужчинами.
- Да, мы действительно называем их мочой, - подтвердил Райгенсрафнер. - Они выглядят, как вино, но на вкус - типичная моча. Нет, конечно, делаются и великолепные сорта, но большинство людей не могут себе их позволить. Поэтому они покупают дешевый Schlum, бутылка которого сто́ит всего несколько марок и который для них мало чем отличается от настоящих вин.
Палмер кивнул и постарался оживить свой стремительно увядающий интерес к виноделию.
- Знаете, прежде всего, вам нужна четкая маркетинговая программа продвижения хороших вин, наглядно демонстрирующая их безусловное превосходство и делающая Schlum социально и практически неприемлемым как для покупки, так и для употребления.
Лицо Райгенсрафнера расплылось в широкой улыбке. Он начал энергично похлопывать Палмера по плечу, но быстро понял всю бестактность этого проявления, неуместность такой фамильярности и тут же убрал руку. Вместо этого, по-прежнему улыбаясь, сказал:
- Prima! Просто prima! Но продвигать их надо будет только на зарубежных рынках. Убеждать в этом немцев - дело, в общем-то, совершенно бессмысленное.
- Интересно, почему?