Веббер задумчиво кивнул и исчез в каюте, которую я временно занимал. Нет сомнений - все словно нарочно складывается против меня. Освободившись от плаща, я решил навестить пассажирский салон, хотя было еще слишком рано. К моему удивлению, там уже сидел коротышка Пайк, уронив голову на стол. Корабль качнуло, по полу с грохотом покатился стакан.
- Пайк! Ричард! Что это с вами?
Он не ответил, только тело тяжело моталось по столу в такт качке. Просто омерзительно! Никто не судит пьяных строже, чем раскаявшийся пропойца. Но это так, к слову.
- Ричард! Возьмите себя в руки!
Я тут же пожалел о своих словах. Если бедняга так надрался, лучше всего оставить его, как есть. В конце концов, кто я такой, чтобы решать - спать ему или бодрствовать? Передо мной бедный клерк, с трудом набравший денег, чтобы оплатить себе, жене и двум дочерям путешествие к антиподам. Дети, судя по всему, умирают, жена обернулась натуральной мегерой. Нет, не стоит его трогать.
Дверь отворилась. Вошел Боулс.
- Что новенького, мистер Боулс? Как фок-мачта?
- Вы бы лучше спросили, как уголек. Они смогли добыть, изготовить, пережечь - или что там делают с углем - не больше кулька. На мостике ожесточенно дискутируют.
- Выходит, вы там были.
- Хотите - верьте, хотите - нет, но меня попросили оформить завещание. А затем, я полагаю, в качестве платы за услуги, отвели вниз и показали основание мачты в треснувшем гнезде.
- Значит, мнения разделились?
- О да. Спор идет горячий, и участники не всегда ведут себя должным образом, или, если можно так выразиться, правомерно.
- А вы с кем согласны - со старшим офицером или с мистером Бене?
- Ни с кем. Меня поражает легкость, с которой люди в форме принимают твердые, категоричные решения, не имея на то никаких оснований.
- Я со своей стороны уверен, что даже и пробовать не стоит. Слишком уж это опасно.
- Да, именно так считает старший офицер. Видели бы вы это гнездо - огромного размера! Трещина также велика, а значит, велика и опасность. Мачта стонет и разбивает дерево вокруг себя, вращаясь маленькими, неравномерными кругами, которые невозможно остановить. Не знаю, что тут делать. Вокруг мачты сплели целый клубок из временных приспособлений. Некоторые из них понятны и дилетанту вроде меня, некоторые загадочны и невнятны - балки, втиснутые между мачтой и шпангоутами; тросы, обвязанные вокруг мачты так туго, словно сделаны из металла. И все-таки она раскачивается - несмотря на балки и тросы, блоки и лебедки, клинья, подпорки и брусья. Выглядит устрашающе. А когда замечаешь, что мачта движется, становится еще страшнее.
- И будет хуже?
- Боюсь, что да.
Он замолчал, глядя в окно на бушующее море.
- Да уж, мистер Боулс, веселая компания смертников выйдет из нас, как я погляжу. Пайк напился до беспамятства. Олдмедоу в дурном настроении и предпочитает общество своих людей нашему. Мы сами…
- Напуганы до смерти.
- Преттимен не встаете койки…
- Просто не может. Лежит совершенно беспомощный. Удар оказался слишком сильным. Поскольку на борту нет ни одного врача, за ним ухаживает только сестра милосердия из переселенцев…
- От которой, по-моему, никакого толку!
- По-моему, тоже. Но и моряки, и переселенцы считают, что она делает все возможное, что сводится, на мой взгляд, к бормотанию молитв и развешиванию чеснока вокруг несчастного!
- Вы говорите, ее прислали матросы и переселенцы?
- Да, Преттимен пользуется среди них большим уважением.
- Неужто я слишком рано записал его в клоуны? Нет, разумеется, нет!
Бейтс, стюард, принес еду для тех, кто еще в состоянии был есть: солонину - холодную, поскольку топливо надо было беречь для изготовления угля, размоченные бобы - тоже холодные, печально известные корабельные галеты, в которых - клянусь! - не было ни единого червяка, и немного пива или отвратительной на вкус воды с капелькой бренди. Мы с Боулсом поели. Пайк дремал на столе до тех пор, пока Бейтс не позвал Филлипса, и они не отволокли его в каюту. Олдмедоу, как мне сказали, предпочел питаться со своими людьми в кубрике. Море разыгралось, качка стала сильнее. Повседневная жизнь корабля - смена вахты, крики боцмана, звон рынды, топот офицерских сапог и босое шлепанье матросов у нас над головами - гудела вокруг, бесконечная, как наше путешествие, как само время, пока пробегали мимо тревожные часы. Бейтс - не знаю, по обязанности или по собственному желанию - разнес дамам тарелки с едой прямо в каюты.
Боулс вернулся к себе. Рядом со мной присел завернутый в накидку мистер Брокльбанк и осчастливил меня подробным рассказом о различных методах, применяемых для гравирования на камне, меди и цинке, включающим подробное описание всех трудностей этих процессов. Я почти не слушал, и старик убрался прочь. Корабль потряхивали нешуточные волны.
Хмурым вечером, около девяти, я поднялся на ноги и осторожно двинулся в свою свежеокрашенную каюту. Там торчал Веббер - притворялся, что поправляет покрывало, а на самом деле ждал денег, между прочим, за свои прямые обязанности.
- Спасибо, Веббер. Что ж, больше ничего не нужно.
К моему удивлению, он не ушел.
- Вот, значит, где он с собой покончил. Оно и понятно.
- Что вы имеете в виду?
- После первой смерти местечко вошло во вкус, ну и схапало парня, как только сообразило, что у него на уме…
- Да о чем это вы?!
- О Виллере. Мы его звали Джосс. Ну, между нами.
- Подите вон!
- Их же не остановишь, как только они себе это в голову вобьют, так ведь? Этот все твердил, что наконец-то сможет отдохнуть. Чудной он был, Джосс. Сдается, он господам прислуживал, прежде чем на флоте оказался. Он намекал, что состоял на службе у людей ученых, пока не скатился до нашей работы.
- Мне он ничего подобного не рассказывал! А теперь…
- Говорил, что всегда есть где укрыться, если что. "Последний приют, Веббер, он постоянно при нас. Если станет совсем худо, можно юркнуть в него, свернуться там, спрятаться ото всех и заснуть. Он всегда под рукой. И лично я тонуть больше не согласен, хватит с меня".
- Боже милосердный! Он что-то такое говорил однажды, когда…
- А спросите - почему тут? Да потому что каюта его засосала. Вещая она, вот что я вам скажу.
- Убирайтесь, Веббер!
- Иду, иду, сэр. Я бы и так тут не остался - особенно ночью, даже если б мне заплатили, хоть вы, похоже, и не собираетесь.
Веббер помедлил, выжидающе глядя на меня, но я ничего ему не дал, и он ушел. Как только он закрыл дверь, мне стало еще хуже. Я добрался до шкафута и выглянул за борт. Волны выстроились в ряды - такие ровные, словно ими кто-то командовал. Восковой свет луны ложился на гребни, превращая их в стальные полосы.
(5)
- Мистер Тальбот, сэр!
В одной руке Филлипс держал свечи, в другой - зажженный фонарь.
- Входите, Филлипс.
- Оставить свечи, сэр?
- Да… нет! Не сейчас. Послушайте, Филлипс, ну их, эти свечи. Оставьте мне фонарь.
- Не могу я этого сделать, мистер Тальбот, сэр! Понимаете, пассажирам не позволено жечь фонари, только свечи, потому что…
- Потому что, если свеча упадет, она погаснет сама? Да, я знаю. А вы знаете меня, верно? Погодите-ка… Сейчас… Вот - я покупаю у вас этот фонарь. Буду хранить его, как память о путешествии.
Обыкновенно невыразительное, как деревяшка, лицо Филлипса озарилось пониманием.
- Да, сэр.
- Повесьте вон туда, на крюк. И прикрутите фитиль.
Как известно, корабль никогда не спит. Вахта бодрствует, трудится под недреманным оком вахтенного начальника и рассыльного. Я облачился в плащ и поднялся на залитые лунным светом шканцы. Лейтенант Бене стоял, перегнувшись через поручень.
- Идите сюда, мистер Тальбот! Как вам ветер? Неплохо он гонит нас вперед, заметили?
- Мне интересней, как этот ветер нравится нашей посудине.
- Воды набираем побольше, но этого следовало ожидать. Кстати, я и о воде подумал. Надо бы смастерить что-то вроде ветряного двигателя, чтобы удобней было вычерпывать.
- О нет! Опять вы за свое! Меня страшат ваши новые изобретения! Трал, уголь, раскаленное железо - пожалейте нас, мистер Бене! Мы очень ценный груз!
Бене сорвал с головы зюйдвестку и раскинул руки в стороны.
- Оглядитесь кругом, мистер Тальбот! Разве не чудесно? Лунный свет на беспокойной воде, серебристые облачка, невыразимая высь над головой и сверкающие в ней бриллианты! Где ваши чувства, где романтика? Разве опасность, которой мы подвергаемся, страх, что мы испытываем, не придают всему ощущение необыкновенной остроты?
- В таком случае позволю себе спросить: а где же ваша романтичность? Где стихи? Не так давно вы буквально душили меня виршами!
- Вы суровый критик. Что ж, взгляните на все с практической стороны. Лунный свет означает, что перед рассветом небо будет чистым - удастся сверить путь по звездам.
- Мне казалось, у нас проблемы с навигацией - неисправные хронометры или что-то в этом роде.
- А вы придира, сэр. По крайней мере мы сможем определить широту, что означает половину успеха, хотя, конечно, и не весь.
- Кто это тут? Неужто мистер Виллис? Надеюсь, вы уже поправились, юноша? Мистер Бене, не может ли мистер Виллис помочь вам с навигацией?
- Вы все шутите! Но прошу меня простить: я поглощен сочинительством "Оды к Природе" - тема столь глубокая и обширная, что ее никак нельзя ни описать до конца, ни обойти вниманием.
- Пишите, пишите - все лучше, чем топить нас ни за что ни про что.
- Это вы о мачте? Починку начнем, как только получим достаточно угля, и море чуть успокоится.
С этими словами странный молодой человек откинул с лица локоны и возвестил:
- "Душа Природы…"
- Вы ничего не перепутали, мистер Бене? В последний раз - или в предпоследний? - это была душа Женщины. Что-то вы мудрите.
Мистер Бене не снизошел до ответа.
- "Душа Природы - холод, зной, тепло. И прочность…"
- Нет, нет, мистер Бене! Я недостойный слушатель, равно как и мистер Виллис. Разрешите мне его у вас похитить. Он, во всяком случае, говорит прозой.
- Забирайте и делайте с ним, что хотите. Только уговор: верните мне останки. Никогда не знаешь, что в жизни пригодится.
Мистер Виллис довольно угрюмо последовал за мной.
- Итак, мистер Виллис, вы хорошо себя чувствуете?
- Капитан меня огрел в ухо, и я оглох. А если кому-нибудь снова придет в голову загнать меня на мачту, придется тащить меня волоком - буду орать как резаный.
- Господи, да у вас голос наконец-то сломался! С этим надо поздравить! А что это за настроения - "на мачту не полезу"? Где ваш боевой дух?
- Да вам-то что? Это мое дело, а вовсе не ваше. Что хочу - то и говорю.
- Попрошу повежливей, молодой человек!
- С чего это? Вы тут просто пассажир. Для нас, флотских - все равно что свинья в трюме. И не обязан я перед вами стелиться. Мистер Аскью, канонир, так и говорит. "Они, - говорит, - пассажиры, только и всего. Мы, - говорит, - не пассажирское судно. И нечего обращать на них внимания, даже на таких выскочек, как лорд Тальбот" - вот как говорит.
- И все-таки я требую вежливости, мистер Виллис, хотя бы на том основании, что я постарше вас. Мне очень жаль, что вы на время оглохли, но думаю, что способность слышать к вам вернется. Боже, вон юный Томми только скривился, после того, как я его приложил. Вас, мальчишек, только и воспитывать! Все мы страдаем! Сомневаюсь, что в мире найдется хоть один школьник или гардемарин, у которого не болела бы та или иная часть тела - уж так мы устроены, молодой человек, и надо быть благодарными!
- А я не хочу никого благодарить. Я хочу домой. Если б отец не познакомился с умником с доков, который насоветовал ему, как сделать из меня джентльмена, то и сидел бы я дома, сахар развешивал да обжимался с девчонками на складе. Хорошо, что война кончилась - вот спишут эту гнилую развалину, черта с два вы меня здесь увидите!
Луна нырнула за облака. Ночь сразу же стала очень черной. Где-то над нами раздался голос Бене:
- Мистер Виллис, соблаговолите зажечь огни. Когда вы с этим справитесь, расскажите мне, что происходит за полчаса до рассвета.
- Так точно, сэр. В это время помощник боцмана…
Я схватил Виллиса за рукав и прошептал:
- За полчаса до рассвета начинаются навигационные сумерки.
- А то я не знаю! Думаете, совсем дурной?
Да, малый явно не располагал к дружескому общению. Я уж собрался отпустить его, как на шканцах появилась группа людей, среди которых был и Чарльз. На корму принесли кучу всякого добра, в том числе подвязанный к тяжелой рее парус, железную чушку (такую увесистую, что ее тащили три человека) и мотки толстенного троса.
- Эдмунд! Вы до сих пор не спите!
- Как видите. А вы - вы когда-нибудь отдыхаете? Что это у вас такое?
- Плавучий якорь.
- Никогда о таком не слыхивал.
- В шторм корабль ставят на такой якорь.
- Но они же заняли всю палубу!
- В сложившихся обстоятельствах у нас нет другого выхода. Придется перекинуть якорь через корму, чтобы проверить, как меняется ход, и не потонет ли под его весом наша старушка. Разумеется, не в эту погоду - сейчас вполне сносно! - а южнее, когда начнутся настоящие шторма.
Ношу подтащили к поручням на корме.
- Это приказ капитана?
- Нет. Такие решения я имею право принимать сам. Морское дело - древнее, обязанности распределены давно и четко. И все-таки уж пробило шесть склянок первой вахты, двенадцатый час ночи пошел, а вы все еще не в постели - почему?
- Я… Объяснение самое что ни на есть прозаическое. Мне удобно в сухой одежде, на небе луна, качка уменьшилась, ну и так далее.
Чарльз внимательно посмотрел на меня.
- Вы переехали обратно в пассажирскую каюту?
- Да.
Чарльз кивнул и вернулся к своим людям. Он проверил канат, на котором держалось все сооружение. Если заботе и предусмотрительности суждено спасти наше путешествие, то Чарльз делает все возможное! Мне вдруг ярко представились они оба - Бене и Чарльз: один блестяще впутывает нас в рисковые предприятия, другой печется о нас ежедневно и неустанно.
- Прекрасно, Робинсон. Продолжайте, - сказал Чарльз и повернулся ко мне: - Так вы идете вниз?
- А вы нет?
- О, у меня еще масса работы. Боюсь, до ночной вахты мне не лечь.
- Ну что ж, тогда я иду вниз. Доброй ночи, Чарльз.
Не очень-то уверенно я вернулся на пассажирскую палубу. На бизань-мачте, прямо над застекленной рамочкой с капитанскими правилами, горел фонарь. Под ним кто-то оставил два больших мотка каната. Я открыл дверь и вошел в конуру. Света из коридора было достаточно, чтобы разобраться внутри. Из верхнего ящика я достал огниво, ухитрился разжечь купленный у Филлипса фонарь, притворил дверь и уселся на парусиновый стул. Не было смысла скрывать от самого себя, что ощущение было такое, будто меня окунули в холодную воду - в очень холодную воду. Я раздевался медленно и осторожно, словно древний старец, а сапоги стаскивал так медленно, будто каждое движение причиняло мне боль. Наконец я остался в одной только "робе". Впрочем, существовал еще один способ оттянуть неприятный миг. Я пошел в гальюн, на правый борт, засветил голубой огонек масляного фонаря на переборке, снял брюки и пристроился на ближайшей к двери дырке. Стоило мне принять удобное положение, как дверь распахнулась, и заглянул какой-то огромных размеров старшина.
- Черт побери!
- Простите, сэр!
- Убирайтесь!
- Приказ лейтенанта Саммерса, сэр!
Он опустил конец каната в дальнее отверстие и начал трос разматывать. Я в ярости подхватил брюки, затянул ремень и вылетел наружу. В коридоре толпились моряки. Канат, разматываясь, полз у моих ног. Второй точно так же уползал в женский гальюн, по левому борту. Просто сумасшедший дом! Юный матрос, одетый вроде меня, в одну только робу, выскочил из уборной и побежал к каюте мисс Грэнхем! Да это ни в какие рамки не лезет! Я в два прыжка настиг нахала и одернул его за плечо.
- Нет уж, друг, не выйдет!
Я развернул его к себе… Бог мой! Передо мной стояла мисс Грэнхем! Даже в тусклом свете фонаря было заметно, как пылает ее лицо.
- Пустите меня, сэр, и немедленно!
- Мисс Грэнхем!
Я отдернул руку от тонкого плеча, словно коснулся змеи. Всплеск нежданной волны лишил меня равновесия. Мисс Грэнхем взялась за ручку двери. Я кувыркнулся назад, и от смертельного увечья меня спасла только пресловутая бухта каната, которая, пусть и полуразмотанная, смягчила удар. Я упал на колени и потянулся к собеседнице.
- Умоляю, мисс Грэнхем, умоляю - простите меня! Я-то решил, что вы - матрос и задумали что-то непристойное! Прошу вас, позвольте, я закрою…
- Я закрою дверь самолично, мистер Тальбот, если вы соблаговолите убрать пальцы с порога. У вас талант неожиданно валиться с ног, сэр! Конечно, я не вправе давать вам советы…
- К счастью, я падаю без вреда для себя, мадам. А совет приму с большим почтением.
Она помедлила на пороге.
- Сарказм, мистер Тальбот?
Ушиб настроения мне не улучшил.
- Почему меня вечно понимают превратно?!
Мисс Грэнхем оглянулась. Я продолжал:
- Прошу, не перебивайте, мадам. Во время долгого плавания взгляды людей на попутчиков меняются - не могут не меняться! И я вовсе не исключение. Все, что я хотел - выразить свое уважение и к вам, и… и…
- И к моим преклонным годам, мистер Тальбот?
Она повернулась ко мне. При тусклом освещении следы, оставленные временем на ее милом лице, были почти незаметны. Мисс Грэнхем улыбнулась. Прядь выскользнула из - под платка, покрывавшего волосы, и упала ей на лоб. Она подобрала непослушный локон. Игра света и тени сделала ее почти такой же молодой, как я - если не моложе! Я раскрыл было рот, но передумал и сглотнул слюну.
- Нет, мадам.
- Что ж, давайте познакомимся заново, мистер Тальбот. И правда, сейчас самое время - наше знакомство сделает вас более внимательным к тому, где и как вы падаете… Зря вы скривились, сэр! Надеюсь, если вы своими глазами увидите, к чему приводит неосторожность, вы станете более осмотрительны! Мистер Преттимен хочет видеть вас. Я… Если честно, я рекомендовала ему подумать о ком-нибудь еще, но теперь понимаю, что ошибалась.
По-моему, я засмеялся.
- Мистер Преттимен хочет меня видеть? Боже правый!
- Итак, если вы согласны, я приглашу вас к нему завтра утром.
- Конечно, я согласен, мадам. С преогромным удовольствием!
Локон снова соскользнул ей на лоб. Мисс Грэнхем, нахмурившись, вернула его на место.
- К чему так выспренно, мистер Тальбот? Или вам кажется, что с представительницами моего пола иной язык невозможен?
Я только рукой махнул. К счастью, улыбка вернулась на ее лицо.
- Не отвечайте, мистер Тальбот. Вы не обязаны. По-моему, вы меня боитесь. В глубинах вашего сознания наверняка ворочается мысль: "Гувернантка - всегда гувернантка". Что ж, виновата, сэр, простите, приседаю перед вами в книксене, как простушка-молочница.