Два человека в черных беретах и с оружием в руках прошли в глубь зала. Иванова от них отделяла кабина телефонного автомата и напротив - приоткрытая дверь кухни. Пригнувшись, он проскользнул туда, чувствуя затылком нервозность толпы. Он не знал помещения и, несколько раз наткнувшись на двери с амбарными замками, поворачивал назад. Из зала доносились возбужденные голоса. Он свернул наобум в длинный коридор, где сквозь стекло бара и бутылки увидел происходящее снаружи: людей выстраивали вдоль стен. Бармен проводил его удивленно-философским взглядом. Какая-то женщина в белом халате схватила за руку, потянув в боковой проход, подтолкнула в спину, и он, увидав долговязую фигуру, побежал следом и попал в кладовую. Человек с лицом и фигурой Шварценеггера одной рукой пихнул его в шкаф, а второй стянул с полки мешок и бросил на стол. В следующий момент в дверную щель Иванов увидел, как в комнату вошел доктор Е.Во., лицо человека с фигурой Шварценегера приняло выражение Сфинкса.
- А, господин полицмейстер, сегодня у нас только рыба... - произнес он.
- Не надо так стараться, Влас, я всего лишь помощник...
Рядом с гигантом он казался пигмеем.
- Но скоро станете... - Казалось, обладатель такого голоса должен только посмеиваться: над жизнью, над обстоятельствами, над самим собой.
- Все может быть... Что у тебя здесь?
Знакомый голос, слишком приторный, слишком ненатуральный, словно он в самом деле играл в помощника полицмейстера и никак не мог наиграться. Без пяти минут министр безопасности, и у Иванова по спине пробежали мурашки.
- Мука, господин полицмейстер.
Нотки в голосе великана перекатились чуть-чуть ленивее, чем положено было бы при таких обстоятельствах.
- Помощник, помощник полицмейстера... Так, а здесь что?
- Тоже мука, господин полиц... господин Е.Во.
- А когда-то был товарищем, - флегматично заметил господин Е.Во. - Следы чьи? - спросил, тыча в пол.
- Мои, конечно...
- А-а-а... - наставительно протянул доктор Е.Во. - Чем ты меня прошлый раз угощал?
- Вот из этого ящика. За вашу карьеру, господин Е.Во.
Человек рядом икнул, и Иванов отвлекся.
- Тихо... - прошептал он.
Он впервые подумал о пистолете, который все еще болтался в кармане брюк. За все время он ни разу не вспомнил о нем. Он только подумал, как он хорошо срабатывает, и как лежит в руке - почти незаметно, и какую придает ему власть над доктором Е.Во.
- Дрянной у тебя сегодня коньяк, - произнес доктор Е.Во. и повернулся в их сторону, так что Иванов отпрянул, а потом увидел его в профиль. Вряд ли он являлся его украшением из-за слабого подбородка.
- Зато закуска хорошая, - ответил человек с фигурой Шварценегера.
- Да, закуска хороша. Сознайся, ты меня намеренно спаиваешь? Учти, за сокрытие посторонних я прикрою твою лавочку. Чьи следы-то?
- Ну что вы, господин помощник полицмейстера. Какие?
От человека, который стоял рядом с Ивановым, исходили волны страха.
- Если меня поймают, мне хана, ик-к-к... - Иванов узнал артиста-кукольника. - У меня нет документов, ик-к-к... Меня вышлют...
- Радуйтесь, - прошептал Иванов.
- А жена? - растерянно спросил артист. - Она никуда не хочет уезжать, даже если начнется Второй Армейский Бунт.
- Да не икайте же! - прошептал Иванов.
Их спасало только равномерное гудение вентилятора под потолком.
- Не-не-не могу-у... На полицию у меня всегда такая реакция, ик-к-к...
- Лучше сделайте, чтобы он убрался.
- Я всегда был трусом, - обреченно сознался артист.
- Ну так забудьте об этом на пять минут, - посоветовал Иванов.
- Мне бы вашу уверенность... - артист поднялся. - Ладно, попробую.
Иванов ждал чего-то необычного и подумал: "Не очень-то он..." Но вдруг в фон разговора откуда-то из коридоров вмешались возбужденные голоса спорящих людей и крики. От неожиданности Иванов даже оглянулся. Чревовещатель походил на человека, проглотившего гвоздь и пытающегося от него избавиться. Он очень старался. Затем Иванов снова припал к щели: Доктор Е.Во. оставил коньяк и пробирался к выходу между тележкой с мукой и ящиками.
- Выходите! - Влас открыл шкаф. - Сегодня он обошелся одной рюмкой. Но зато бутылку прихватил с собой.
- Спасибо. - Артист сунул ему в карман деньги. - За двоих, я ему обязан. - И кивнул на Иванова.
- В следующий раз не попадайтесь, - прогудел Влас.
Он выпустил их через черный ход на свежий воздух, где гнили бочки и пахло тухлой селедкой. В предрассветной тишине среди замерших кварталов города угадывалась только река. Иванов чувствовал ее всей грудью. Пожалуй, она была единственным живым существом в мире камня, бетона и несправедливостей.
- Спасибо, - произнес артист. - Если бы не вы... у меня всегда реакция задним числом.
- А как же жена? - поспешно спросил Иванов, всматриваясь в темноту.
- Она местная, - пояснил кукольник, - ей ничего не грозит. А он меня уже и так месяц прячет, - добавил он, забывая отряхнуть муку с брюк. Лицо его снова выражало обреченность.
- Неплохо зарабатывает, - высказал предположение Иванов. - Железные нервы.
- У него такса. - Терзаниям артиста не было предела, словно весь свой запал он израсходовал на чревовещание.
- Ему бы в кино сниматься, - заметил Иванов.
- А он и есть бывший киноактер. - И артист назвал известную фамилию. - Был актером, а стал - пекарем.
- То-то я гляжу, знакомое лицо, - удивился Иванов.
- Никогда, никогда себе не позволял... - вдруг покаялся артист.
- Чего? - удивился Иванов.
- Никогда, никогда себе не позволял... - Артист снова стал икать.
- Да бросьте вы... - посоветовал Иванов.
- Это у меня реакция, - в третий раз пояснил артист, - ик-к-к...
- Я понял... - очень серьезно произнес Иванов, поспешно придавая лицу соответствующее выражение.
- Никогда себе не позволял дурачить людей... - признался наконец артист, - докатился... ик-к-к...
- Вы бы еще повинились... - заметил Иванов, кивнув на дверь, из которой они только что вышли.
- С каждого человека он платит полиции ровно половину, - пояснил чревовещатель, справляясь с минутной слабостью, - ик-к-к... Да что это, господи? - Он старательно сдерживал икоту. - Пойду домой... к жене... ик-к-к...
И они расстались.
* * *
Купы деревьев скрывали верхние этажи. В одном из окон второго этажа ходила узкобедрая блондинка с обнаженной грудью. Жестяной карниз ограничил картинку темно-красной полоской трусиков. Резко очерченные складки углов рта, всклокоченные волосы с черными корнями и породистое изверившееся лицо. Пила: чай, кофе? Пар смешивался с сигаретным дымом, который она выдыхала из нервно-подвижных ноздрей. Сигарета, зажатая между растопыренными пальцами с шиком, который должен поражать неискушенного собеседника, превращалась в пепел. Ложь? Изнутри? От седьмого ребра? Не бывает! Плох был тот Адам. Не верила. Такая милая, нежная сестренка с отполированными коготками... Утешительница сердец и плоти. Только не ради мужчин. Не ради их душ. А, собственно, тогда для чего? Ха-ха... в задницу с вашими сантиментами. Уж я-то, я то-то, я-я то-то... ох, как худо... знаю эту жизнь... "Позвонить, что ли, товарищу Козлу? Нас двое есть..." Инверсная выразительность. Изучая себя в оконном отражении, откинула со лба прядь, провела большим пальцем поперек складок, вздохнула и, заметив седой волос, вырвала с корнем. Замерла от предчувствия одиночества и тоски. "Чтобы себя понять, надо придать лицу соответствующее выражение обреченности. Иначе... иначе... ах, не все ли равно..."
Отвлекли. С пятого этажа бросили сигарету и со вкусом выругались. Оказывается, кричали цикады и в ближайших кустах бунтовала кровь: "К-к-кончаю..." - сообщил кто-то фальцетом. В соседнем переулке, шурша шинами, пронеслась машина.
В темноте липкой ночи, где невидимо дышала привычная река, окруженная влажными лесами и болотами, остывали асфальтовые кварталы города, а бензиновые петли дорог все крепче стягивали его, ближе, в Стритенском переулке, на его липовом повороте, раздались мужские голоса и стук женских каблуков. На фоне редко-блеклых огней Львовской площади, сквозь чернильную зелень, как в густом бульоне, замаячили головы, и невидимый сосед по наблюдению, застегивая штаны, по всем законам тактики, на четвереньках, отползал к стенам детсада.
Из-за колонны выступил человек, и Иванов внутренне перекрестился - недаром он потратил последние полчаса, чтобы незаметно, даже, оказывается, еще для кое-кого, подобраться к дому Изюминки-Ю.
- Свободен, - махнул рукой доктор Е.Во., и человек снова убрался в тень.
Блондинка поднялась из-за стола и стала мыть посуду. Спина у нее оказалась без капли жира - сухая и мускулистая. Трапециевидные мышцы были слишком развиты. "Качается", - решил Иванов и перевел взгляд ниже, на тротуар.
Изюминка-Ю о чем-то спросила доктора Е.Во., спросила резко, словно рассыпала в ночь сухие бертолетовые искры. И снова все на секунду расплылось в теплом ночном воздухе, в котором, казалось, даже дышать было невозможно.
Лицо ее белело в свете уличного фонаря. Ноги смотрелись не менее сексуально, чем грудь у блондинки. Все - от лодыжки до короткой обтягивающей юбки. Бедра - без намека на дефекты, свойственные маленьким женщинам, с единственной пропорцией: одна на миллион, - бедра и продолжение вниз к узким коленям и точеным икрам, - он все помнил и отказался - легко и без сожалений; то, чему давно научился, не давало сбоя и сейчас. Она переступила с ноги на ногу, и он почему-то решил: "Дурак!" Преодоление рефлексий - ассоциировать согласно своей шкале ценностей. Жесткость - форма рационализма. Фыркнул. Ночь проснулась: Изюминка-Ю оглянулась, словно от толчка, охранник сверкнул белками в темноте. Доктор Е.Во. бархатно - в листья - рассмеялся:
- Не откажите в любезности... понять, конечно... охраняем...
Все-таки чуть-чуть - ненастоящий. Ненастоящие усы, ненастоящие щечки. Левый глаз желто-кошачий, поперек разделенный зрачком. Одна говорливость. Кашлянул в кулак вполне официально, словно призывая к вниманию.
- Я вам не верю, - возразила она, и каблук еще раз потрогал мостовую, чтобы издать: "Цок-к...цок..."
- Нет, мы заботимся о безопасности, - серьезно произнес доктор Е.Во. - Ты же не хочешь... не хотите... м-м-м... - заикнулся и сбился: достаточно, чтобы растерять уверенность.
В сущности, так и остался вечным дилетантом, не понимающим ни одной из пословиц о добре и зле, не умеющим вытащить пробку из бутылки, а проталкивающий ее пальцем внутрь - негодяем? Нет, конечно. Один из многих, из нас... - приобщиться к власти и остаться без головы на плечах. Теперь многозначительность казалась ему лучшим выходом из положения.
- Ах, вот как это теперь называется! Увольте, достаточно вашего навязчивого присутствия!
Она была хороша. Любо-дорого смотреть. Даже в темноте щеки розовели от возмущения.
- Запомни, детка, что...
Наградила огненным взглядом. Такой Иванов ее не видел: маленькая бешеная фурия. Запнулся, как ужаленный: "Ох, ох, ох..."
Блондинка пошалила. Высунулась и произнесла:
- Эгешь?..
Доктор Е.Во. задрал голову и проглотил слюну.
- Чего ты балуешься, котик?
- У меня простатит от воздержания, - завороженно пожаловался он луне и небесному ветру.
- Поднимайся, вылечу... - пообещала блондинка.
Топтался гусаком. Ворочал шеей в тугой петле галстука: "Вот бы, вот бы..." Распалялся от похоти и жалости к себе, сучил ногами от: "Иногда у меня не получается..." и смущенно поглядывал на Изюминку-Ю: "Если бы не она, если бы не служба..."
- А почему, собственно, и нет, - произнесла Изюминка-Ю, приободряя: "Ну, давай же..."
Тайное намерение - улизнуть между делом. Иванов сразу все понял.
- Я... - Любовь и плотские желания давно стали для него раздельными, не осознанно, а по наитию, по общепринятому сценарию жизни. - Запиши ее! - приказал он, опомнившись. - Запиши!..
Чинушество взяло верх. Усы возмущенно шевелились, как у таракана. Оскорбленные чувства вечного скопца.
- Слушаюсь, - ответил человек из темноты.
- Я не числюсь в твоей картотеке, - засмеялась блондинка.
- Посмотрим! - заявил он. - Проверим! - в следующее мгновение крикнул он.
- Не трудись, - ответила она и погасила свет.
- Я тебя все равно достану! - подпрыгнул доктор Е.Во.
- Насколько я помню, у нас демократическая страна, - заметила Изюминка-Ю.
Доктор Е.Во. засмеялся и смеялся долго:
- Не так громко, а то кого-нибудь испугаешь.
- Главное, чтоб ты не испугался сам! - с вызовом произнесла Изюминка-Ю и вошла в подъезд.
Господин Е.Во. задохнулся от возмущения - давно с ним никто так не разговаривал.
- Истеричка! - крикнул он ей вслед. - Прокаженная! - И хлопнул дверью. Голос его безнадежно запутался в листве деревьев. Но, возможно, он просто был смелым с женщинами и детьми.
- Так точно... - высунулся из темноты человек.
- Спрячься! - посоветовал доктор Е.Во., - надоел! Стой! На всякий случай запиши обеих.
- Слушаюсь! - покорно ответил человек.
* * *
Обойдя дом, выдавил стекло в подъезде. Хвала хрущевкам с низкими потолками. Пахло мочой, кошками и столетним подвалом. Обрывая мертвую паутину, лез, как домовой, на пиршество. Если бы не доморощенный профессионализм полиции. Старался не думать о том, что и у сыщика тоже могут быть уши.
Дверь с вырванным замком. Провода - отсутствующий звонок. Следы пребывания блюстителей порядка. Не постучав, вошел и услышал с кухни:
- Знать ничего не желаю!
- Детка, нам так не договориться. - Знакомый голос увещевал с профессиональным терпением.
По отеческим ноткам узнал господина полицмейстера.
- Что за шум? - произнес он и вошел.
За столом сидел господин Дурново и пил водку, которую они с Изюминкой дней десять назад, не допив, поставили в холодильник. Аппетитно закусывал половинкой луковицы. Изюминка-Ю стояла, прижавшись к стене.
- А вот и наш герой, - произнес господин Дурново обрадованно и с долей иронии.
- Кто убил Губаря? - спросил Иванов.
- Тот, с кем вы тянете резину, - не моргнув глазом, ответил господин полицмейстер.
Изюминка-Ю со странным выражением на лице подошла к Иванову:
- Я должна тебя предупредить...
- Погоди, - сказал он и вопросительно посмотрел на господина Дурново.
Он всегда прибывал на службу (даже в двенадцатом часу ночи) одетый в безукоризненно аккуратную форму и скрипя новенькой портупеей. Наверное, он любил эту форму. Любил запах скипидара, когда чистил пуговицы или когда их чистил его сын. Наверное, в молодости это привносило в его дом какой-то смысл, но теперь этого смысла не было, он просто жил и выполнял свой долг, как старый флюгер, - поворачиваясь по ветру. Когда-то его можно было разбудить только фразой: "Тревога!", зато теперь он сам пробуждался от звонка будильника, но это было неважно, важным было то, что он кому-то был нужен. Он просто делал свое дело, как и большинство людей, - по инерции.
- Разве я вас когда-нибудь обманывал? - спросил он, глядя на него выцветшими глазами. Когда-то они были серыми, но потом, как и их хозяин, потеряли определенность.
- Догадываюсь, - сказал Иванов, пытаясь придать голосу сарказм.
Господин полицмейстер засмеялся. Засмеялся с явным облегчением:
- Вечно вы со своими интеллигентскими сомнениями...
Луковица в его руке была сочной, как яблоко, он со вкусом хрустел ею.
- Они меня заставили... - сказала она, доверчиво, как и тогда в доме, глядя снизу вверх ему в глаза, и он подумал, что хорошо, если и через двадцать лет она так же будет глядеть на него.
Он взял ее за руку. Господин Дурново скромно отвел глаза и потянулся за рюмкой. Она пожаловалась:
- Они сказали, что Дима имеет контакты с какими-то сектами и готовится поджечь город с четырех сторон.
- Сейчас это неважно, - сказал он. - Важно, кто убил Губаря.
- Они сказали...
- Господин Ли Цой? - спросил он.
- Холодно, - ответил господин полицмейстер, - хотя и не очень.
- Ваш заместитель?
Господин полицмейстер глядел на него с укором.
- Он не так умен. Семья...
- Какая семья? - тупо спросил Иванов.
- Такая... - ответил господин Дурново и многозначительно посмотрел на него.
- Не может быть, - сказал он, - я не верю...
Господин Дурново криво усмехнулся:
- Вы наивны, как все писатели. У вас слишком богатое воображение, но вы витаете в облаках. А водка хороша-а-а...
- Я ведь могу и сам все узнать, - сказал Иванов.
- Так узнайте, черт возьми, сделайте что-нибудь, а не бегайте! - Он с любопытством перевел взгляд на Изюминку-Ю.
Изюминка-Ю вздохнула на плече.
- Я его не приглашала...
- Мне все равно, - ответил он ей.
Он не надеялся на благополучный исход дела - даже с ней, от которой теперь не мог отказаться.
Господин Дурново поерзал на стуле.
- Но-но, не сговаривайтесь, у нас не следствие. - Он покосился на бутылку и потянулся к ней. Возможно, он почувствовал себя неуютно, но не хотел показывать этого. Впрочем, на его лице была написана скука, все было привычно: водка, разговоры и даже сочная крымская луковица, которая ему так нравилась.
- Я знаю, - сказал Иванов. - Итак, господин Дурново, похоже, я снова к вашим услугам.
- Похоже, - обрадовался он, поднося рюмку ко рту. Выпил, не поморщившись. - Только не надо, детки, делать из меня злодея. - Доел луковицу и рассмеялся. - Во дворе не мои люди. И вообще, я здесь без спросу.
- Да уж вижу... - заметил Иванов, кивая на стол.
- А где я еще мог вас поймать? - удивился господин Дурново.
- Ладно, - сказал Иванов. - Ваша взяла.
- А если взяла, - заключил господин Дурново, - то у нас договор, который вы не выполняете.
- Не выполняю, - согласился Иванов.
Ему не хотелось посвящать Изюминку-Ю в эту историю.
- Меня интересует, что делает здесь эта женщина? Она же уехала.
- Ты уехала? - спросил он ее.
"Господи, какое у нее лицо, - подумал он, - ждущее и совсем нетребовательное, и как мне хорошо с ней".
- Да, - ответила она.
Она боялась, что он в чем-то ее заподозрит.
- Это моя вина, - сознался Иванов.
- Здорово у вас получается, - весело удивился господин Дурново.
- Я решила остаться, - сказала Изюминка-Ю.
- Я не вас спрашиваю, - заметил господин Дурново.
- Мы воспользовались своим правом, - ответил за нее Иванов.