- Ждем. – повторяет он нам и убирает телефон в карман.
Надев бахилы, рассаживаемся по диванам.
- Виктор Николаевич, а… Давно было?.. – спрашивает Егор после паузы.
- Как в прошлой жизни.
- А… как это? В смысле, каково?
- Каково? Рассказывать в деталях долго, да и не надо. Вкратце могу сказать, что после пережитого меня в жизни мало что может испугать. Один проезд на каталке чего стоит.
- На каталке?
- Да, правда это не здесь было, а в Поленова. Перед операцией тебя бреют налысо, кладут голым на передвижной стол, вставляют катетер в причиндал, накрывают простыней и везут в операционную. Кровоизлияния, слепота, частичная или полная парализация при операциях на головном мозге - обычное дело, так что эти несколько минут, пока ты смотришь на проплывающий потолок, возможно, последние в твоей жизни либо как полноценного человека, либо вообще. Можешь попробовать представить ощущения.
- Запоминающиеся, надо думать.
- Не то слово. Но ведь для того нам и дана жизнь, чтобы выдерживать испытания, не правда ли? К тому же, не могу сказать, что я не вынес ничего полезного из этого опыта. Говорят, человек в течении жизни в среднем три раза полностью переосмысляет ценности. Но сколько бы раз ты их ни переосмыслил до поступления сюда, после становится на один больше. – Биня обводит холл взглядом. – Эти стены видели больше слез, чем Матрона Московская. Постоять на протяжении какого-то времени одной ногой в могиле порой весьма полезно, помогает стряхнуть шелуху, знаешь, разделить вещи на то, что важно и на то, что нет. Жизнь чертовски коротка, к сожалению, человек устроен так, что лучше всего это понимает лежа в темной палате и пересчитывая вещи, которые не успел сделать.
- Не самый приятный способ просвещения. – говорю я.
- Как показывает практика, действительно полезные вещи вообще редко бывают приятными, Стас.
- И что вам запомнилось больше всего?
- Страх, отчаяние и уйма брошенных, никому не нужных людей. Чем хуже состояние больного, тем очевиднее становится одна вещь: в подавляющем большинстве случаев есть только два человека, на которых ты можешь рассчитывать в полной мере и в любое время: мать и жена. Никто больше не будет таскаться с тобой неделями из отделения в отделение, ночевать на стуле возле тебя, вытирать сопли и задницу, околачивать кабинеты и вымаливать дополнительный осмотр у врача. И с возрастом эта истина только крепнет.
- А как же отцы? Дети? Друзья, наконец? – спрашивает Егор.
- Действия отцов и детей организованы матерями и женами, женщины - сила, приводящая их в движение. А друзья? Друзья - понятие стихийное. Сегодня здесь, завтра дела. Один-два раза привезти что-нибудь из очевидного и "счастливо, брат, поправляйся, всего хорошего". Престарелые холостяки все как один лежат в мокрых подгузниках, вне зависимости от количества друзей.
Макс и Егор отходят в поисках буфета. Я рассматриваю пациентов и людей, пришедших их навестить, и только сейчас замечаю, что подавляющее количество посетителей – женщины. Биня рассеянным взглядом смотрит перед собой, размышляя о чем-то своем. Мне жутко хочется расспросить его еще. В конечном итоге, я решаю не скрывать интереса.
- Виктор Николаевич, а как вы поняли… ну… что с головой не порядок?
Биня как будто сам не знает ответа на этот вопрос. После нескольких секунд раздумий, когда я уже решаю, что молчание и есть ответ, он неожиданно начинает говорить.
- Меня начали посещать странные состояния. Эпилептологи называют это "аурой", состояние, часто являющееся предвестником приступа. Максимально упрощенно его можно описать как потерю способности концентрировать внимание, но на самом деле, это нечто большее. – Биня снова надолго замолкает, собираясь с мыслями, - Ощущение похоже на дежавю продолжительностью секунд десять, в течении которых ты в онемении наблюдаешь окружающую тебя картину. Как будто только что оказался здесь и сейчас, телепортированный невесть откуда. Одновременно с этим как будто снимаются верхние пласты сознания, ответственные за социальные навыки, за успокоительную оболочку, которую ты создаешь в течении жизни, будучи оптимистически настроен. Не остается никакой иллюзии безопасности, ты отчаянно ощущаешь свое одиночество и осознаешь тот факт, что можешь умереть буквально в любую секунду. Болезненное состояние организма усиливает эти переживания многократно, из подсознания всплывают образы с голосами, близкие настолько, что, кажется, ты можешь до них дотянуться, но в то же время бесконечно далекие, как стремительно выветривающиеся воспоминания о только что пережитом сне в первые секунды пробуждения. В такие моменты становится страшно, ибо я понимаю, что это есть чистое безумие. Похожие ощущения испытывают нормальные люди когда засыпают с высокой температурой. Фантасмагория из цветов и теней, голоса, кровать как будто всасывает тебя внутрь и кто-то недобрый прикасается к тебе, не давая погрузиться в сладкую дрему, заставляя балансировать на краю бездны, делая участником нереальных сценариев, осмыслить которые ни во время, ни после нет никакой возможности. В "Играх разума" психиатр говорит жене Нэша, что кошмар шизофрении в том, что ты не знаешь, что реально, а что нет. "Представьте, будто вы неожиданно осознали, что самые важные для вас люди, места и события не исчезли, не умерли, а гораздо хуже - их никогда не было. Представляете, что это за ад?" Я очень хорошо понимаю о чем он говорит, хотя, конечно, не в той же степени, что и шизофреники. Обывателям зачастую кажется, что преодолеть ментальную болезнь довольно несложное дело, нужно лишь критически воспринимать происходящее и постоянно давать оценку своим действиям, нормальный человек якобы никогда не опустится до невменяемости. В действительности же, это состояние почти физическое. Весь мир сосредоточен в твоей голове, со всеми его законами и содержимым, и он хрупче карточного домика. Все рассыпается в одно мгновение, стоит лишь чуть-чуть засбоить мозгам. Не остается никаких ориентиров. И это страшно. Поверь на слово, быть безумным по-настоящему страшно. Уверен, проводи я в таком состоянии хотя бы два дня в неделю, я бы давно наложил на себя руки.
Мне хочется задать еще несколько вопросов, но Биня вдруг поднимается и идет в сторону одного из примыкающих коридоров. Я замечаю симпатичную женщину средних лет с телефоном в руке, обменявшись приветствиями с Биней, она машет мне рукой, призывая подойти. В этот момент возвращаются Макс с Егором.
- Вот орлы в помощь. Егор, Максим, Стас. Ирина Викторовна, - добавляет Биня, указывая на женщину, - Ирина Викторовна распорядитель на местном балу, так что прошу любить и жаловать. - Я к Вишневскому. – поворачивается Биня к Ирине Викторовне, та кивает в ответ.
- Ну что, мальчики, пойдем, покажу где что.
5
Поднявшись на второй этаж, мы проходим через несколько отделений, мимо столовой, рядом с которой сидят два старика, один с неряшливой бородой и культей вместо правой руки, громко, явно с расчетом не только на своего собеседника, рассказывает о современных нравах и рекламе по телевизору, "та, где мужик в трусах по телефону разговаривает". Второму рассказы бородатого не то чтобы неинтересны, он как будто спит с открытыми глазами. "Писька стоит. Убегает потом куда-то." - еще активнее наседает первый. Далее мы перемещаемся в соседний корпус по кишке-переходу и попадаем в просторное светлое помещение, заставленное разногабаритной картонной и деревянной тарой. Поставив задачу разнести все по названным кабинетам, Ирина Викторовна удаляется. "Говно вопрос" - говорит Егор и пытается оторвать от земли самый большой ящик. Понаблюдав за ним, мы с Максом решаем начать с малого и цепляем по небольшой, но довольно увесистой картонной коробке. Пытаясь взять сразу две, Макс чуть было не роняет одну на пол. Как раз в этот момент в помещение заглядывает молодой человек в синей больничной форме.
- Осторожней, блин! "Ивээл" последней модели! Давай-ка по одной. – резко говорит он Максу, после чего, следуя общепринятым среди российских медработников стандартам поведения, стремительно скрывается за дверью, не позволяя никому из присутствующих задать вопрос или иным образом отреагировать на замечание.
- "Последней модели" - хмуро повторяет Макс, поворачиваясь обратно к нагромождению коробов, - Так в дамских романах описывают предметы роскоши, если нужно подчеркнуть статус персонажа, но автор не шарит в теме.
- Точняк. – откуда-то из-за коробок прорезается Егор. – Стандартная тема. "В сопровождении охраны он опустился в кожаное кресло мерседеса последней модели".
- "Ноутбук последней модели". "Телефон последней модели".
- "Вибратор последней модели"…
- Хехе, да. "В этот вечер ей было грустно. Глядя на бледные звезды, она вспоминала Его. – Макс мечтательно поднимает глаза к потолку, - Его руки. Его крепкие плечи. Его жадное, частое дыхание когда он входил в нее, заполняя на миг ее всю. Его зеленые глаза, смотрящие на нее с той страстной нежностью, каковая всегда бывает в начале отношений. И почему только ее нельзя сохранить навсегда? Ей уже не нужно было это богатство, вся эта холодная роскошь, ей нужен был Он. Сладостные воспоминания овладели ей. Откинув дизайнерские простыни, она достала из прикроватной тумбочки вибратор последней модели..."
- У меня встал. Егор, гляди какой талант пропадает. Задумайся, Макс, издатели тебя с руками оторвут. В тюрьме, кстати, тоже не пропадешь, если что.
- Это почему? – интересуется Егор.
- Там хороший слог на вес золота. Писари за скромную благодарность строчат от имени коллег денно и нощно.
- А что строчат?
- Преимущественно романтические послания таинственным незнакомкам из объявлений в газетах. Но иногда бывают и спец заказы.
- Надеюсь, все-таки не придется, - серьезным тоном говорит Макс, - хотя теперь я, конечно, буду иметь это в виду, спасибо.
С первой партией коробок мы возвращаемся обратно в корпус, из которого пришли. Минуя коридор, проходим мимо уже знакомых дедов, кажется, голос рассказчика стал еще громче.
- Какие времена, такие и методы, брат. И дама сердца в платье окаймленном, о, костью в горле свадьба мне твоя… Эту поэму я написал подруге детства, - поясняет старик с культей, повернувшись к стеклянноглазому, - пацаном еще, сдружились мы втроем с еще одним знакомцем моим. Как сейчас перед глазами. На Смоленщине был, ему поэму посвятил. О… как его… О, вечный друг… Ефрем… товарищ мой… сердечный… не фат, не франт, а брат ты мой навечно. Аль свидимся ли мы опять?...
После нескольких часов работы и бесконечного количества кабинетов, мы сидим в помещении, некогда заставленном коробками, остались только самые массивные, для транспортировки которых Ирина Викторовна обещала подогнать еще несколько человек и занятую ранее тележку. Возвращается она без тележки и с двумя дохлыми интернами, разочарованно-обреченный вздох Егора исчерпывающе выражает и мое мнение о сложившейся ситуации, но делать нечего. На оставшиеся коробы уходит еще два часа и остаток моих жизненных сил. Как только последний ящик становится на место, мне хочется распластаться на полу.
- Молодцы! – говорит Ирина Викторовна, - обедать будете?
6
Даже если бы я заранее не знал где находится помещение столовой, его можно было бы найти по запаху отварной капусты, ощущающемуся еще в холле первого этажа. В небольшом зале стоит с десяток столов а-ля "придорожное кафе", в дальней стене окно раздачи с пластиковыми ставнями, возле двери стальная этажерка на колесах для грязной посуды. Здесь, как и в прочих отделениях Института, складывается ощущение, что действо происходит где-то под водой, настолько неспешны движения людей в домашних халатах и тапочках. Суммарно в столовой человек двадцать, женская часть в головных уборах, на непокрытых головах мужчин красуются шрамы разной длины и расположения, местами выпавшие волосы производили бы комичный эффект, если бы не выражение лиц сидящих. Разговаривает всего пара человек. Глядя в содержимое посуды на столах, я понимаю, что есть ничего здесь не буду, не смотря на зверский голод.
У раздачи группа из четырех человек, самый возрастной, седовласый мужчина скромной комплекции, недовольно рассматривает только что полученную тарелку. Показав ее каждому из стоящих рядом, он возвращается к раздаче.
- А что это за капуста? – протягивает тарелку осанистой женщине в сером фартуке.
- Капуста. Не видите что ли? – Отвечает женщина тоном, как если бы перед ней стоял умственно отсталый. – На обед.
- Так в меню написано отварной рис и гуляш…
- Мало ли что написано.
- Да етит вашу мать! – негодует мужчина, - Сколько можно?! Кроме капусты продуктов больше нет что ли?
Закатив глаза, женщина продолжает распределять варево по тарелкам.
- Скажите, это ведь кто-то привозит, да? – продолжает старичок, тщетно пытаясь поймать взгляд женщины, - Вы ведь не здесь это готовите, правильно? Заставить бы директора ихнего пару недель есть кормежку, которую он поставляет, с удовольствием бы на это посмотрел! Я как-то провел 15 суток в КПЗ, - говорит он, повернувшись к группе стоящих рядом людей, - так вот там ресторан был в сравнении со здешними харчами.
- Как вы сами сказали, не я это готовила. – флегматично произносит женщина, протягивая очередную фарфоровую миску.
- А жаль. Было бы кому на голову надеть. – говорит мужчина и, взяв из канцелярского стаканчика алюминиевую ложку, уносит тарелку из столовой.
- Пятый стол. - отрывисто бросает следующий в очереди и получает на руки нечто похожее на человеческие фекалии.
В ожидании Бини, мы рассаживаемся на кушетке, неподалеку от бородача с культей и его немногословного собеседника. Со времени последней встречи страсти немного улеглись.
- ИС-2... Великолепная была машина! Победная поэма есть… Кхм… Не меньше техника достойна похвалы, чем скромное изящество природы. – декламирует бородач петушиным дискантом. - Не даром ощущения даны…
- Поехали отсюда. – говорит Макс. – В Озерках съедим что-нибудь.
- Нельзя без Бини. – одергивает Егор.
- Да похуй, там встретимся. Не могу больше.
Оба вопросительно смотрят на меня. Мимо провозят еду для лежачих, за тележкой распространяется все то же вездесущее капустное амбре, провонявшее уже насквозь все и вся.
- Поехали! – говорю.
Егор нехотя достает мобильник. Воцаряется молчание.
- А кормят хреново здесь, брат… - протягивает бородач, провожая взглядом тележку.
Макс флегматично смотрит на старика.
- Напишите об этом поэму.
7
- Можно не верить, можно отрицать, все осознают по-разному, но рано или поздно всем приходится учиться жить с болячкой, любить ее, находить с ней общий язык. В какой-то момент чтобы свыкнуться с опухолью, я решил назвать ее Марла. Но потом передумал. Какой-то неуместной романтикой веет. Я побоялся, что опухоль почувствует ее и вернется.
Мы вчетвером сидим в "Кей Эф Си" в Озерках, Я, Макс и Егор закупились едой по-полной, Биня сидит с чаем, задумчиво пережевывая "веджи-твистер".
- Мне кажется, содержание людей вот так не идет им на пользу. - говорит Егор. - Они ведь ничем не заняты, кроме мыслей о себе и своей болезни. Устроили бы им активность какую-нибудь. Конкурсы там коллективные, соревнования...
- По спортивному лежанию под капельницей? - интересуется Макс. - Что они могут?
- Да, особо их ни на что не подпишешь. - подтверждает Биня, глядя куда-то в сторону. - Не самый приятный опыт, как уже было замечено. Плюс отсутствие развлечений усугубляется воровством со стороны местных. Ничего ценного лучше не приносить, а если принес - носи с собой. Помню один случай... В соседнюю палату привезли девушку восемнадцати лет. Первую опухоль у нее диагностировали в раннем детстве, с тех пор провели несколько операций и ряд курсов лучевой и химиотерапии. Для непосвященных зрелище довольно неприглядное - глаза навыкате, фигура как у маскота Мишлен, волосы на голове пучками, на макушке вмятина, словно на консервной банке. Доставили ее потому что опухоль в очередной раз выросла заново, и что-то в голове стало загнивать. Начали готовить к операции. Однажды по пути в столовую я услышал, как она разговаривает с кем-то. Ноутбук лежал у нее на коленях, в вебкамеру она пересказывала содержание только что просмотренного фильма "Аватар", перемежая события собственными впечатлениями. Рассказывала кому-то о злой корпорации, жаждущей добраться до ценных ресурсов на земле аборигенов. "Мне пора на процедуры. - сказала она после рассказа. - Позже позвоню. Люблю.". "Родитель" - подумал я тогда. - "Кто же еще?". После процедур девушка обнаружила, что ноутбука не стало. По слухам, какой-то парень в серой рубашке зашел в ее комнату на несколько секунд и тут же вышел. Ублюдок отлично знал, куда идти и где что лежит. Она плакала в коридоре, утешаемая соседями по палатам, а через пару часов приехал он. Волочащаяся нога, кривой позвоночник, лицо с застывшей судорогой. Он держал ее за руку, пока она пыталась вытереть слезы, два изувеченных существа с теплотой в глазах, до которых никому нет дела. - Биня смотрит пустым взглядом куда-то вдаль. - В тот день я окончательно утратил...
- Вот так встреча!
К столу подходит женщина лет тридцати пяти, довольно эффектная, не смотря на то, что красивое лицо уже начало отражать бремя прожитого времени. Сопутствует ей хрестоматийный жиголо, смотрящийся рядом как бельмо на глазу: обтягивающая футболка, искусственный загар, закатанные до колена джинсы.
- Привет, Витя.
- Привет. - равнодушным тоном говорит Биня, - Какими судьбами?
- Мимо ехали, решили заскочить. А тут такой сюрприз.
- С каких пор ты заскакиваешь в места, где набриолиненные усы не входят в дресс-код?
- Приятно видеть тебя во всеоружии. Быстро ты пришел в норму. - говорит женщина с улыбкой. - Даже жаль...
- Жаль?
- Да, иногда. Но знаешь, как говорится, "Я из тех, кто долго терпит, долго ждет, переживает и на что-то надеется. А потом... Безо всяких объяснений уходит. Навсегда."
- Ну, в твоем случае объяснения как раз были, поэтому я бы не стал так уж драматизировать.
Улыбка женщины исчезает.
- Или не жаль. В любом случае, я рада, что тебя ничем не проймешь, даже пройдя через ад ты все та же сварливая бабка, что и раньше.
- А что должно было измениться? Прости, но когда я слышу очередную избитую цитату из девичьих сборников, мне все так же хочется засунуть ее в зад цитирующему.
- Эй, але! Базар фильтруй! - неожиданно подключается жиголо.
- Не надо, Паш. - Женщина берет его за предплечье и что-то негромко произносит у самого уха.