В зале ожидания все стулья были заняты детьми, матерями и отцами, некоторые младенцы сидели на руках у своих матерей, и я хотела было вернуться в кабинет к врачу. Но тут я заметила, что подоконник очень низкий, что вполне можно на нём прекрасно рисовать. Наверное, все смотрели на меня и думали: "Эта славная девочка уже большая. Молодец! Совсем одна стоит у окна и так хорошо рисует!"
Карандаш, который дала мне доктор, не был обычным - один конец у него был красный, а другой - синий. Школьницы научили меня, что если конец цветного карандаша немного послюнявить, картинка получается особенно яркой, и я по очереди лизала оба конца. Рисунок должен был быть таким, каким и следовало быть рисунку большой и славной девочки!
- Пойдём теперь! - вдруг услыхала я немного взволнованный голос тёти Анне. - Ну, идём, опять ты копаешься! - скомандовала тётя, взяв меня за плечо. Я едва успела схватить свой незаконченный рисунок и карандаш, а тётя уже тянула меня за руку на лестницу.
- Идём, идём! - подгоняла она меня. - Нам нечего тянуть время: надо быстро поехать в Кадриорг, чтобы прогуляться по берегу моря! Надо скорее обрести душевное спокойствие, так врач велела!
- Но… - попыталась я взять слово.
- Что но? Никаких но - что врач велит, то и надо делать! - рассердилась тётя Анне. - Думаешь, у меня нет дел поважнее? Господи боже мой, у меня одна работа погоняет другую: надо забрать мясо у коптильщика и отнести проштемпелевать. И приготовить посылку для Эйно, и отнести на почту, и… Но если доктор велит обретать душевное спокойствие, возражать нельзя! Хоть разорвись, а доктора слушаться изволь!
Тётя тараторила безостановочно, и мы уже отошли далеко от поликлиники, когда мне, наконец, удалось вставить:
- Но карандаш доктора остался у меня… и рисунок я ей не отдала!
- Господи! - Тётя остановилась испуганно. - Почему ты сразу не сказала? Теперь доктор подумает, что ты украла её карандаш… Если хочешь знать, она не взяла у меня денег, ни копейки! Что нам теперь делать, пойдём обратно?
- Картинка у меня почти готова, - сказала я и показала тёте рисунок. - Я немножко написала тоже, но буквы получились не очень-то красивые…
- Да сдрасвуит! - прочитала тётя Анне и хмыкнула. - Да здравствует! - поправила она недовольно. Она имела дело с рисунком большой и славной девочки, на котором три красных флага, развевавшиеся между синими облаками, они буквально призывали воскликнуть "Да здравствует!".
- Ладно, - разрешила тётя Анне, сложила мой рисунок пополам и сунула в сумку. - Не станем опять беспокоить доктора этими флагами. А карандаш я ей верну, когда она придёт ко мне на работу делать перманент.
- И рисунок тоже отдашь?
- Ну да… - сказала тётя, помедлив. - Но нам некогда прохлаждаться. Теперь быстренько на трамвай. Поедем на прогулку!
Бег наперегонки после успокаивающей прогулки
После успокаивающей прогулки мы пришли в парикмахерскую на Ратушной площади, и обе сильно устали. Что бы ни говорила мне тётя, в ответ она слышала только одно: "Хочу домой к маме и тате!". Когда тётя Анне, наконец, повысив голос, объявила, что мамы нет дома, и только бог знает, где она вообще, я потребовала плаксиво:
- Хочу к тате!
Сладковатые запахи парикмахерской вдруг сделались приторными, жара в помещении стала удушающей, а от гудения фенов, похожих на большие каски, заложило уши. Тётя Вальве уже ушла из своей маникюрной кабины и в задней комнате поправляла швы на чулках, а сама была в удивительно красивой голубой комбинации, украшенной кружевами.
- Ой, как жаль, что у меня сегодня совсем нет времени, - сказала она мне, наспех погладив по голове, а тётя Анне в это время утверждала, что я упрямая, как незнамо вето, и что она не знает даже, что со мной делать.
- Вообще-то мы могли бы пойти в кафе "Пярл" поесть мороженого, но как раз на сегодня у меня другие планы. Видите, мой жених ждёт у двери с мотоциклом, я обещала поехать с ним в Пирита…
Мне показалось очень обидным то, что моя подруга согласилась поехать в Пирита с каким-то стриженым "под ёжик" оболтусом вместо того, чтобы лакомиться со мной мороженым. И мне совсем не понравилось, что Грибочек вдруг натянула на красивую комбинацию с кружевами мышино-серое, как мешок, платье. Оставила хотя бы кружева выглядывать из-под подола…
- Зачем ты напялила это жуткое платье? - выпалила я. - Такие ужасные рукава, что… что…
Грибочек расхохоталась:
- Рукавов-то нет - это покрой кимоно, миленькая моя! Покрой кимоно нынче в большой моде! Да-да-а!
Подруга-маникюрша послала мне с одного пальца воздушный поцелуй и поспешила к своему жениху-мотоциклисту.
- Ладно. Дадим ногам немного передохнуть, а потом ноги в руки и… - сказала тётя Анне. - Половина плана этого дня ещё не выполнена, но куда денешься! Выпьем чашечку хорошего кофе и потом начнём действовать.
Задняя комната парикмахерской была отделена от зала, где работали, маленькой лесенкой из трёх ступенек и бежевыми гардинами вместо двери. Тут парикмахерши переодевались, жевали в свободные моменты жирные пирожки из слоёного теста и ванильно-сахарные чайные булочки, а спустя какое-то время опять приходили выпить "чашечку хорошего кофе", который, похоже, никогда не кончался в кофейнике, накрытом стёганым чехлом из материи с аляповатыми цветами. С кофе и раньше случалось у меня то же самое, что с куриным супом и тушеной морковкой: запах-то очень нравился, но с первым глотком стало ясно, что запах и вкус - разные вещи. Если дома я недовольно заявляла, что совсем не хочу, то в парикмахерской следовало говорить: "Спасибо, больше не надо!" Жизненный опыт показал, что всё равно, объявляла ли я просто, что не хочу, или говорила "спасибо", резкий выговор от тёти Анне в обоих случаях был обеспечен.
Но на сей раз тётино недовольство вызвала не я, а "беспечные девчонки", опустошившие банку с кофейными зёрнами, но не позаботившиеся о том, чтобы принести из прославленной бакалеи Каарманна новую.
- Ну, я во время своего отпуска других обслуживать не стану, - рассердилась тётя. - Пойдём посмотрим, может, в кафе "Пярл" окажутся свободные места!
- Тётя Грибочек сказала, что там и мороженого можно поесть, - напомнила я, хотя надежда у меня была слабая. Это удивительное лакомство тётя Анне покупала мне лишь пару раз, но после того, как живущая в Нымме тётя Маали предупредила её о смертельной опасности мороженого, говорить на эту тему с тётей Анне было бессмысленно. Тётя Маали, выросшая на хуторе, никогда мороженого даже не пробовала и была убеждена, что это опасное лакомство, недавно она собственными ушами слышала и о том, как одна мамаша сказала своему сыночку, который упрашивал купить ему мороженое: "Я скорее тебе гроб куплю, чем мороженое!"
Похоже, тёте Маали и тёте Анне было лень возиться с покупкой гроба, и почему-то им обеим казалось, что когда моя мама вернётся из тюрьмы домой, она первым делом станет выяснять, давали ли они мне за это время мороженое…
Но, на счастье, оказалось, что тётя Анне забыла о необходимости гроба, потому что сказала:
- Да-да, в такую погоду можно и мороженого поесть. В "Пярле" отличное сливочное мороженое! А то мороженое на палочках, что продают на улицах, - оно для простолюдинов. Дамы на улице не едят, запомни!
Увы! В кафе "Пярл" отведать мороженого "дамам" не удалось. Я своими глазами видела, как многие тётеньки ели чайными ложечками из серебристых маленьких вазочек похожее на крем лакомство - шарики мороженого, немножко облитые вареньем и посыпанные шоколадными крошками. Но ни в одном из трёх залов не было ни одного свободного столика. Пустые стулья были возле нескольких круглых столиков, но сесть туда нам не разрешили. Одна тётенька сказала: "К сожалению, эти два места заняты"> другая грустно развела руками: "Сейчас сюда придёт один человек", третья ответила сердитым голосом, указывая на стул, на спинке которого болталась женская сумочка из рыбьей кожи: "Разве вы не видите, что тут сидят?".
- Подождем немного тут, у двери, - решила тётя Анне. - Отсюда увидим, если какой-нибудь столик освободится.
Я внимательно разглядывала стул, где висела сумочка из рыбьей кожи, но никого сидящего на нём не видела.
Я не малявка какая-нибудь, я читала сказку про человека, у которого была волшебная шляпа - если он надевал её, то тут же становился невидимым. Теперь надо было внимательно следить, чтобы не прозевать момент, когда этот, невидимый, который сидит на стуле, снимет шляпу и станет опять видимым и, может, даже есть мороженое начнёт!
- Что ты уставилась? - недовольно прошипела тётя Анне. - Так людей разглядывать неприлично!
Когда я сказала ей о человеке с волшебной шляпой, она прыснула со смеху.
- И чего ты только не выдумаешь - волшебная шляпа в кафе "Пярл"! Знаешь что, - добавила она деловито, - ты уже большая девочка, стой тут, и, если какой-то столик освободится, беги туда и садись за него. А если кто-нибудь захочет туда сесть, скажешь: "Извините, я жду тётю!" Поняла? А я пока пойду займу очередь в буфете, куплю нам домой несколько пончиков-берлинеров да посмотрю, есть ли песочное печенье - оно не портится, его можно положить в посылку для Эйно.
Не успела я и слова произнести, как тётя поспешила в первый зал. Мне, конечно, казалось, что я уже большая, но иметь дело с совершенно незнакомыми людьми было страшновато.
Бормотать себе под нос: "Извините, я кого-то жду" было проще простого, а вот как сказать это совершенно чужим тётям, у которых дяди с шапками-невидимками…
В кафе пахло кофе со сливками и ванильным мороженым, и я поняла, что проголодалась. С удовольствием бы съела даже сплюснутый пирожок с мясом… или его сочную начинку, но этими своими желаниями порадовать тётю Анне мне не удалось. Ибо, похоже, не было никакой надежды на возможность произнести, как подобает большой девочке: "Извините, я кого-то жду", потому что ни одна из тётенек явно не собиралась скоро уходить.
Вдруг кто-то крепко схватил меня за руку и поволок за собой. Конечно же, это была раскрасневшаяся тётя Анне, это она тащила меня к двери.
- Теперь бегом!
С татой мы часто играли в бег на Олимпийских играх, он в этой игре участвовал под именем Пааво Нурми, а я была Эмиль Затопек, но тётю Анне завлечь на такую пробежку было невозможно. А сейчас она двигала ногами быстрее, чем тренированный Эмиль Затопек! И было здорово, что ей удалось найти, с кем соревноваться: немного позади нас бежал низенький дяденька в зелёной форме и с портфелем!
- Это твой друг? - спросила я на бегу.
- Рот закрой! - шепнула тётя. - Свернём на Сайакяйк.
По этой узенькой улочке мы выбежали на Ратушную площадь и рванули направо. Возле дверей своей парикмахерской тётя на миг притормозила, бросила быстрый взгляд назад через плечо и потащила меня дальше.
- Мы сильно его обогнали, - захотела я приободрить тётю Анне, но она будто и не слышала меня. Мы единым духом примчались на улицу Вооримехе, и тётя толкнула большую, тяжелую, скрипучую дверь парикмахерской. И это место тоже было мне знакомо. Тут рабочие места парикмахеров не были разгорожены стеночками на манер кабинок, как в парикмахерской тёти Анне на Ратушной площади, но блестящие зеркала, белые халаты, сладковатый запах лака для волос и таинственное жужжание фенов, похожих на огромные каски, - всё было точно таким, как на работе у тёти Анне. А здесь трудилась тётя Лийлиа. Кресло, за которым она стояла, было как раз посередине, и в этот момент она делала причёску черноволосой даме с круглым серьёзным лицом. Рядом с ней сидел на низенькой скамеечке для ног кудрявый малыш и смотрел в серебряную трубку, которую он направил на лампу под потолком. Это была трубка моей мечты - калейдоскоп, который обещала купить мне тётя Анне, если я буду хорошим, послушным ребёнком. Похоже, этот мальчик был послушным…
- Тэре! Что должен сказать ребёнок? Пойдём на минутку в заднюю комнату! - протараторила тётя Анне на одном дыхании. Замечание "Что должен сказать ребёнок?" было совсем не к месту, потому что мое Тэре прозвучало одновременно с тётиным.
Тетя Лийлиа, сверкнув очками, взглянула на нас испуганно, и по лицу её было видно, что она хотела бы сказать своей старшей сестре не "Да-да, но только на минутку!", а что-то совсем иное.
Задняя комната парикмахерской на улице Вооримехе была не такой светлой, как на Ратушной площади, но запах кофе был таким же.
- Ты что, не соображаешь? - сердито рявкнула тётя Лийлиа. - Сама видела, я заканчиваю причёску мадам Всевиов - не можешь, что ли, немножко подождать со своим разговором? Случилось что-нибудь? Боже, Феликса забрали?
- Одну минутку, мадам! - крикнула она в зал, и достала из кармана халата пачку сигарет, на которой был пароход, и спички. - Ох, господи!
- Не волнуйся, с Феликсом всё в порядке, - заверила тётя Анне, тяжело дыша. - Насколько мне известно. Но я сама теперь могу угодить в Сибирь… Я сцепилась с энкавэдэшником! Только что, в кафе "Пярл". Иди, взгляни, не пасёт ли снаружи такой кривоногий в зелёном пиджаке.
Озабоченное выражение исчезло с лица тёти Лийлии. Более того, она почему-то не могла сдержать смех, свой особенный смех, про который тата сказал, что это как бренчание горошин в консервной банке.
- Ну что ты ржешь! - рассердилась тётя Анне. - Если меня с чужим ребёнком уведут отсюда в наручниках, что ты тогда скажешь?
- Ой, Анхен, Анхен! - Тётя Лийлиа обняла сердитую сестру.
- Папа верно говорит, что польская кровь в тебе закипает всегда не там, где надо!
Она загасила сигарету в большой стеклянной пепельнице, вынула из кармана халата - до чего вместительный карман! - жёлто-красно-полосатую трубочку с круглыми плоскими конфетками, которые называют дропсами, и протянула мне.
- Вот, пососите эвкалиптовые дропсы и успокойте свои нервы! Я закончу укладку мадам Всевиов, и тогда поговорим подробнее, ладно?
Эвкалиптовый дропс был резкий на вкус, аж язык защипало. Тёте Анне этот вкус почему-то напомнил, что ей надо срочно в туалет.
- Точно как тогда, когда ты боялась эту Макееву? - вспомнила я, как тётя Анне всегда спешила в уборную, если появлялась бывшая невеста дяди Эйно.
- А ты теперь помалкивай! - рявкнула тётя.
Когда она вернулась, её плохое настроение улетучилось.
- Ох ты мой мышонок! - принялась она обнимать меня. - Мой бедный птенчик! Но надо сказать, ножки у тебя резвые!
Вечный партизан
Да, тата был совершенно прав, когда говорил, что с тётей Анне не соскучишься! Кросс по Старому городу был такой, что у меня не осталось и следа недовольства от напрасного ожидания в "Пярле", и даже тоска по дому стала не такой щемящей, как до этого. Конечно, жаль, что мы остались без мороженого, да и живот так подвело, что я бы, пожалуй, добровольно согласилась на жареную курятину с тушёной морковью - знаменитое блюдо тёти Анне, но ведь удирать от преследователя тоже чего-то стоило!
В Руйла, в школьном парке, старшие мальчики частенько играли в разведчиков, выслеживали друг друга. И в тех, кто был понарошке враг, они стреляли из самодельных деревянных ружей, крича "пиф-паф", и обменивались шапками и тужурками, чтобы их было не узнать, и, лазая по деревьям, издавали иной раз знаменитый клич Тарзана. Эти игры были только мальчишескими, и даже девочек постарше не принимали участвовать в них, не говоря о малявках вроде меня.
Самодельного деревянного ружья у тёти Анне не было, и воинственный клич Тарзана она не издавала, но основательным изменением своего вида она занялась: взяла взаймы у тёти Лийлии серый пыльник, который не сошелся у неё на груди, нашла в шкафу задней комнаты чью-то клетчатую шаль и закутала голову так, что только глаза выглядывали да нос торчал.
- Ах, не занимайся глупостями! - укоряла её тётя Лийлиа.
- Тётя Анне похожа на черепаху из книги о дядюшке Римусе! - одобрила я.
- Лучше бояться, чем потом каяться! - признала моя похожая на черепаху практичная тётя и добавила: - На всякий случай, Лийлиа, если со мной что-нибудь случится, - мои кольца и деньги в шкафу, где постельное бельё, в коробке с нитками и иголками, там корабль викингов на крышке.
- Неужто Анне в самом деле сцепилась с энкавэдэшником? - допытывалась у меня тётя Лийлиа, приводя в порядок свой ящик, в котором держала бигуди и щётки-расчёски, и засмеялась своим забавным смехом жестяной баночки. Потом махнула рукой и сказала:
- Ах, Анхен у нас паникёрша известная! Ни в жизнь не поверю, что энкавэдэшник начнет выслеживать женщину по всему городу из-за каких-то булочек… Ну разве скажешь, что Анхен лишена фантазии? Когда твой тата только ухаживал за твоей мамой, он однажды в субботу вечером не вернулся в Йыгисоо. Ясное дело, они же женихались, а мы с Анне были в тот вечер у папы с мамой. И тогда Анне принялась нам всем пилить мозги, что наверняка случилось неладное: или волки загрызли Феликса, или он, чтобы сократить дорогу, переходил по льду речку Йыгисоо, провалился под лёд и утонул…
- Неужели утонул? - испугалась я.
- Как же - утонул. Ты ведь потом родилась! - засмеялась тётя Лийлиа. - Ну, сначала мы посмеивались, но Анне постепенно всем так разбередила душу, что мама приняла валерьянку и не смогла ночью глаз сомкнуть, а наш папа утром всё глядел в окно и курил папиросы одну за другой. Меня тоже страх охватил - Феликс ведь такой отчаянный, а вдруг он и впрямь решил перейти речку по тонкому льду. Наконец папа решил идти в деревню и собирать мужиков с баграми… Ведь началась оттепель, и кое-где лёд действительно подтаял… Деревенские мужики шарили баграми и шестами в ледовой каше, и вдруг услыхали весёлый голос Феликса: "Бог в помощь! Вам помочь?" Ой, до чего же папа рассердился на всех! Самая большая головомойка досталась, конечно, брату. Но и мы с Анне долго не решались показываться в Йыгисоо - всякий раз папа нас попрекал, мол, а багры тоже с собой прихватили? Хотя я-то тут при чём.
- А где я была?
- Тебя тогда на свете не было, - услыхала я знакомый ответ. Конечно, это была наглая ложь, ведь я отлично помнила, что была всё время, но всякий раз, когда я не помнила какого-нибудь случая или места, мне говорили, что меня тогда вообще не было…
- Интересно, куда Анхен теперь запропастилась? - спросила тётя Лийлиа, взглянув на большие круглые настенные часы, и нахмурилась. - Мне домой пора. Отть приходит с работы и хочет есть… Не случилось ли чего?
- Может, тётя Анне теперь сама выслеживает того… в зелёном пиджаке? Он, похоже, хороший бегун… - предположила я.
Когда мальчишки играли в войну, всегда сначала одни с повязками из синей креповой бумаги на рукавах выслеживали тех, у кого были красные повязки, а затем сами удирали и прятались от красных.
- Похоже, ты тоже порядочная паникерша, - усмехнулась тётя Лийлиа. - Но фактически дело, видать, начинает принимать серьёзный оборот - и куда Анне так надолго пропала? Ведь всякое бывает: некоторых хватают прямо на улице и увозят в чёрных воронках… Коммунисты шуток не понимают - будь то женщины, или дети, или беспомощные старики - всех увозят в Сибирь, и ни одна собака не тявкнет.
- Мою бабушку Мари тоже увезли…
Тётя Лийлиа присела и заглянула мне в глаза.
- Ты помнишь это, Леэлочка?