В книгу вошли две повести - "Путь к себе" и "Отчим".
Героями первой повести являются учащиеся ГПТУ. О разных судьбах этих подростков, о формировании их жизненных взглядов, об их нравственном мужании рассказывается в ней.
Вторая повесть писателя - о воспитании подростка в семье.
Содержание:
Путь к себе 1
Отчим 18
Борис Изюмский
Путь к себе. Отчим
Путь к себе
Скандал разгорелся неожиданно.
Семейство Алпатовых: Виктор Кузьмич, Маргарита Сергеевна и почти шестнадцатилетний сын их Егор завтракали на кухне.
Просторное распахнутое окно выходило на лоджию, а за ней виднелось синее, безмятежное в этот час море.
По радио передавали "С добрым утром", выступал Аркадий Райкин, и на лицах Алпатовых - на каждом по-своему - играли отсветы смеха.
У сорокалетнего заводского экспедитора Алпатова-старшего, в профиль похожего на шахматного коня со скупыми седеющими кудрями, на лице было написано снисхождение. Продавщица универмага Маргарита Сергеевна - на несколько лет моложе мужа, плоскогрудая, с глазами, словно размытыми слезой, - сдерживала смех, при этом поблекшие губы ее вздрагивали, а обычно бледное лицо зарозовело.
Лобастенький Егор, с зачесом каштановых волос набок, в зеленой клетчатой ковбойке с подвернутыми рукавами и джинсах, ерзал от удовольствия.
После Райкина начали передавать что-то веселое о разных профессиях, сколько тысяч их на свете и как разобраться в этом океане.
И тогда Егор сказал, вроде бы между прочим, что будет учиться в профтехучилище, в областном центре.
Егор оттягивал эту минуту, зная, что родители уже решили за него, - он идет в девятый класс, а потом в институт. Не важно, в какой… У них в городе был педагогический, и мама называла ректора - Федей, потому что когда-то в школе, в четвертом классе "А", сидела с ним за одной партой. Теперь мама очень рассчитывала на давнее знакомство.
Придумать такое - он учитель! Вот откуда берутся горе-учителя вроде их классной руководительницы Ксюши: сама мучилась и учеников терзала. Наверно, пошла в пед, потому что там конкурс был меньше или свой Федя нашелся.
Отец уставился на Егора, как на полоумного. Лицо его напряглось, широкие брови взъерошились.
- Где-где ты будешь учиться?! Ничего лучше придумать не мог?
В последнее время, после возвращения с курорта, отец почему-то был особенно резким и легко взрывался. Мать, прижав тонкие пальцы к груди, спросила беспомощно:
- На грязного штукатура?
- Почему обязательно - на штукатура, - как мог независимо возразил Егор, - и, главное, на грязного? Их профессия не хуже твоей.
- Ты из интеллигентной семьи, - еще не понимая степени опасности для себя, проникновенно сказала мать. - Что мы, не в состоянии дать тебе высшее образование, прокормить? Что мы, хуже других? В ГПТУ идут те, кто не желает учиться. Их туда спихивают.
Ну, вот, пожалуйста, мотивчик Ксюши. Каждый раз, когда она отчитывала в классе Кольку Жбанова, она говорила: "Твое место в ГПТУ. Постоишь у станка - поймешь, что мы тебе добра желали".
Отец подошел к радиоприемнику и резко повернул выключатель.
- Никаких ГПТУ! - Виктор Кузьмич метнул в сторону сына стальные молнии.
- Вы даже не интересуетесь, какую профессию я избрал, - горько сказал Егор.
- Он избрал! Пока ты ешь мой хлеб, - тоном, не терпящим возражений, процедил отец, делая ударение на "мой", - и живешь в моем доме, ты будешь делать то, что я тебе говорю. У тебя еще нет своего "я". Пойдешь в девятый класс!
Собственно, Виктор Кузьмич ничего не имел против рабочих профессий. Но про себя все же делил специальности на интеллигентные и те, где "ишачат", "вкалывают".
Не получивший даже среднего образования, довольствовавшийся разными курсами, Виктор Кузьмич тем не менее полагал, что "выбился в люди". На заводе он был на хорошем счету, его часто премировали, вывешивали фотографию на доску Почета. Алпатов считал себя если не инженером, то уж во всяком случае причастным к интеллигенции.
Но сын должен добиться большего, много большего.
- Я хочу… - начал было Егор.
Отец прервал его:
- Разговор окончен! Я не допущу, чтобы ты был недоучкой!
- Нет, не окончен! - вскочил Егор, и лицо его побледнело. - Я уже сдал документы!
Мать схватилась за сердце, упавшим голосом сказала:
- Георгий, не дури!
- Возьмет обратно, - грозно произнес Алпатов-старший, - или я заставлю…
Плохо знал своего сына Виктор Кузьмич, иначе не разговаривал бы с ним так.
Егор отчужденно поглядел на отца:
- Я уезжаю. Сам себя прокормлю. Жить буду в общежитии.
Он стремглав бросился из кухни, сдернул с вешалки куртку - в ней был комсомольский билет, деньги, собранные на фотоаппарат, - и выбежал на улицу.
Не слышал, как, уже вдогонку, отец крикнул:
- Ну, паршивец, ты еще пожалеешь!
"Ракета" отошла от припала и стала набирать скорость, вздымая седые буруны.
Плыли навстречу стайки арбузных корок. Пламя ранней осени подступало к стене кленов на берегу.
Егор рассеянно глядел в иллюминатор. Черт возьми, это даже хорошо, что он вырвался из "отчего дома". Там становилось невыносимо.
"Не поцарапай пол" - паркет был покрыт лаком.
"Не свали хрусталь" - этим проклятым хрусталем мать уставила, как в комиссионном магазине, все столы, сервант, даже на телевизор взгромоздила. Егор стеснился пригласить к себе в гости одноклассников.
Вывесили бы табличку, как в музее: "Руками не трогать!"
Разговоры, особенно у матери, обычно сводились к тому, что она "достала", кто ей что обещал "за услуги", где какие барахолки и базы какие вещи купили знакомые и что надо купить им, Алпатовым.
А книги Егору некуда было притулить и тиски - тоже.
Его делами в школе родители интересовались только для вида - полистают дневник, удостоверятся, что все благополучно…
Глупо было бы предполагать, что Егор против удобств, красивой облицовки стен, холодильника последней марки. Пожалуйста! На здоровье! Но сводить все - только к этому? Нет уж, извините!
Жить он будет ого-го! На свете так много интересного! Стихи, новые сплавы, фантастика, бокс, монтаж Атоммаша. Да мало ли что еще!
"Им даже безразлично, какую профессию я выбрал, - снова, с еще большим ожесточением, подумал Егор, - даже не спросили!
…Придумали словечко - "акселерация". В словаре написано - "ускорение".
Нужны туфли 44 размера - "Ах, какая акселерация!". Из пальто вырос, рост - 176 сантиметров. "Ах, ах - акселерация!"
А что характер и воля у меня могут быть акселерацные, об этом не думают, до этого им дела нет! Всё считают кутенком и лучше моего знают, что мне надо, что для меня хорошо. Мол, у нас, как у ихтиозавров - тело большое, а мозга - чуть.
"Недоучкой будешь…"
Наверно, и не слыхали, что Главный конструктор космического корабля Королев учился в одесском строительном профтехучилище, был подручным кровельщика. Ясно? А "ремесленник" Гагарин вышел из люберецкого профтехучилища литейщиком-формовщиком. Летчик Покрышкин закончил ФЗУ в Новосибирске. А скольких академиков и министров дали "трудовые резервы"!.. Недоучки!.. Нашелся учитель жизни!
Думает, я не знаю, что он изменяет маме. Видел его в темном переулке с какой-то… Эта можно?
А мама… Ну что мама - безвольная. Во всем отцу потакает. Ночью плачет, а днем делает вид, будто ничего и не происходит.
И вовсе не "взбрело" мне на ум идти в профтехучилище, а все продумано и выверено. Акселерация ваша сработала".
…Егору еще в шестом классе захотелось стать монтажником. Об этой профессии понаслышался от соседа, видел монтажников во время экскурсии на завод, читал о них в книгах, даже любил насвистывать песенку из фильма "Высота". А весной этого года к ним в школу приехал из областного города молодой мастер, привез с собой живое "наглядное пособие" - выпускника училища, именно монтажника. Парень в темно-синей форме оратором был не ахти каким, но сказал что надо:
- Три года у нас проучитесь - среднее образование получите и замечательную профессию… Не думайте, что я по обязанности завлекаю… Правда - не пожалеете!
- А зарплата у вас какая? - вылез рыжий Колька Жбанов с фонарем под глазом.
- Вот Алексей, например, - мастер кивнул головой в сторону парня, - закончит с четвертым разрядом. Будет получать сто шестьдесят - сто семьдесят рублей.
Егор озлился на Жбанова. Разве дело в деньгах? Да ему, Егору, дай тысячу рублей в месяц - не выберет он нелюбимую профессию. Важно, чтобы душа ее просила. Может быть, именно Алпатову предстоит монтировать космические станции. А почему бы и нет?..
Позже Егор отправился в училище, о котором шла речь. Чудеса начались с вестибюля. На столе дежурного паренька с повязкой на рукаве - хитрое устройство. Оно показывало месяц, день; продолговатые часы соединялись со звонком. Егор только переступил порог, как на табло возле дежурного загорелось: "Грязно!" Егор поглядел на свои туфли и - назад, вытирать ноги.
Зашел снова. Объяснил, что, мол, хотел бы посмотреть училище. Дежурный вызвал по переговорному транзистору помощника, и тот повел Алпатова.
Ну, что сказать? Простор, свет, мастерские и лаборатории. То, что надо!
В сочинении по литературе "Моя будущая профессия" Алпатов написал: "Буду монтажником".
Сочинением этим он отвечал и Ксюше, что кричала Кольке Жбанову: "Иди к хулиганам в ГПТУ!"
Документы для поступления он добыл быстро, только завуч школы никак не хотел отдавать свидетельство. То говорил: "Нет печати, директор уехал в Москву", то: "Завтра приди". А потом стал уговаривать: "Не бросай родную школу".
Потом надо было еще сфотографироваться, написать автобиографию. Здесь особо не распишешься, но он все же три раза переписывал ее.
…Приемная комиссия заседала в кабинете "программированного обучения" среди каких-то мудреных приборов. За длинным столом строгий человек в очках просматривал документы.
Вместе с Егором подсели к столу тоненькая девушка и паренек его возраста, Григорий Поздняев. Был этот Григорий невысок ростом, но крепко сколочен, в ответах медлителен и с неимоверно курчавой шевелюрой, словно сбегающей на виски и щеки. Он тоже подавал заявление в группу монтажников. Председатель приемной комиссии поинтересовался:
- А почему вы избрали профессию именно монтажника?
Григорий, набычившись, долго молчал, наконец выдавил:
- Нравится.
- А может быть, пойдете в группу слесарей по ремонту автомобилей или в сантехники? У нас в группу монтажников уже конкурс документов.
Но Поздняев, посмотрев на председателя исподлобья, сказал решительно:
- Нет, только монтажником. Или никуда.
Председатель улыбнулся:
- Ну, оставляйте документы. Ответ мы вам пришлем.
У Егора председатель спросил:
- В общежития нуждаетесь?
Алпатов помялся:
- Тетка у меня здесь… Не знаю, захочет ли принять… Лучше в общежитие…
- Записываю, но это под вопросом, - будто с конкурсом уже решено, сказал председатель. - У нас с местами в общежитии туговато.
Девушка назвала себя Тоней Дашковой. Оказывается, у нее десятиклассное образование. ("Вот никогда не подумал бы, пигалица такая".) Тоня подавала заявление в группу полиграфистов.
Так они втроем и вышли из кабинета. У Тони гладкие длинные волосы золотистого отлива собраны сзади в узел, на лице едва заметны веснушки, глаза со стрельчатыми светлыми ресницами, ясные, кроткие, словно бы излучают тепло.
- Ну, мальчики, - сказала она им, как уже знакомым, и улыбнулась, отчего открылся впереди зуб со щербинкой, - я побежала на "ракету"… До встречи в училище.
Тоненькие загорелые ноги в белых царапинах промелькнули и исчезли. А Егор с Гришей пошли подкрепляться в кафе, здесь же, неподалеку.
Дверь кафе то и дело открывалась, и луч солнца слепил глаза, будто чья-то озорная рука наводила зеркальце.
Гриша остановился у входа, блаженно прищурился.
- Как ты думаешь, примут нас?
"Чудак какой-то, - покосился на Поздняева Егор, - ишь, нос-то картошкой…"
- Примут, - уверил он.
Тетка Анна Кузьминична - женщина с множеством бородавок на щеках и подбородке, с голосом, удивительно похожим на голос отца, низким, властным, - встретила Егора недоуменным вопросом:
- Ты опять приехал?
- Да, буду здесь учиться.
Он назвал номер училища. Увидев у тетки в глазах беспокойство, поспешил заверить:
- Дня через два в общежитие перееду.
- А родители отпустили?
- Что - родители? Профессию-то получать мне, - грубовато ответил Егор.
2
Директор училища Иван Родионович Коробов, не старый, но почти совсем седой, так расположил к себе Егора, что он, сам не понимая почему, рассказал и о том, что произошло дома, и о нежелании жить у тетки. Выслушав эту исповедь, Иван Родионович раздумчиво помял ладонью стесанный подбородок. На правой щеке у директора зеленовато-синее пятно давнего порохового ожога, на горле - затянувшийся рубец.
Ребята постарше успели рассказать Егору, что рубец этот - от пули. За несколько дней до окончания Отечественной войны шел капитан Коробов парламентером к фашистам под Берлином, а они его подстрелили. С тех пор ему трудно поворачивать шею.
Иван Родионович написал что-то на листке бумаги и протянул его Алпатову:
- Идите к коменданту общежития. Она вас устроит.
К большой радости Егора, его определили в одну комнату с Гришей Поздняевым. Третьим оказался Антон Дробот - русоволосый, широкоплечий парень, ростом повыше Егора. Крепко пожав Алпатову руку, Антон сказал весело:
- Гвардейский экипаж монтажников укомплектован.
Лицо у Дробота продолговатое, с хрящеватым носом и тугими скулами. "Волевое", - подумал Егор.
Он с Гришей пошел осмотреть училище.
На зеленых железных воротах были вырезаны гаечный ключ и полоток. У входа в трехэтажное здание висела на стене мемориальная доска с именами выпускников, еще ФЗО, погибших в Отечественную войну.
В просторном вестибюле дежурные драили пол. Здесь стояло под стеклом знамя ЦК ВЛКСМ, а рядом висело обращение Алексея Стаханова: "Дорогие мои юные современники! Сегодня я обращаюсь к вам, как к родным сыновьям и дочерям. Именно вам предстоит продолжать дело, начатое ударниками первых пятилеток, нести дальше трудовую эстафету дедов и отцов".
Что бы ни рассматривали Егор с Гришей - спортивные кубки, галерею знатных людей, музей (девять воспитанников училища снаряжали корабль Гагарина), выставку моделей, - их не оставляло ощущение, что это все серьезное, настоящее.
Они заглянули в актовый зал с полукружием сидений, широким, приподнятым сейчас экраном, большой телеустановкой. В кабинете эстетики их внимание привлек барельеф женщины со странной фамилией Нефертити, ну, а балерину Надю Павлову - сразу узнали.
Они сейчас походили на молодых круглоголовых гусят, с любопытством взирающих на мир.
И каких только кабинетов здесь нет! Технического черчения, технологии металлов, обществоведения; и даже кабинет с настольным "полигоном", где, видно, обучали правилам автомобильного движения.
Егор в какой уже раз с неприязнью вспомнил: "Недоучки!"
Торжественная линейка, для посвящения новобранцев в "резерв рабочего класса", выстроилась на стадионе училища в семь утра.
- Под знамя - смирно!
И знамя, проплыв вдоль строя, остановилось на фланге.
Егор слышал, как их мастер Петр Фирсович Голенков - саженного роста, с прядями волос, похожим и на два светлых крыла над моложавым лицом, - сказал кому-то:
- Пустили двигатель!..
Первый урок был Ленинским. После звонка учащиеся разошлись по классам, чтобы встретиться с ветеранами войны и труда.
А второй урок у монтажников вел преподаватель спецтехнологии Константин Иванович Середа. Он понравился всем с первых же минут: корректный, деловитый и, как они определили, - современный. И внешностью, и манерой держать себя.
Константин Иванович среднего роста, спортивен, его легко представить на лыжах, в плавательном бассейне. У него здоровый загар, густая шапка вьющихся темно-каштановых волос, на которых и шляпа, наверно, с трудом удерживается, модная прическа с "полными баками", воротник в крупную клетку выпущен поверх темно-синей шерстяной фасонной куртки.
Обмениваясь позже впечатлениями об этом человеке, Егор и Антон пришли к выводу, что на прикрепленного преподавателя им повезло, как и на мастера: Фирсович, кажется, любил пошуметь, но - безвредно.
Середа сразу же провел ребят в свой кабинет, где были выставлены лучшие работы учащихся и смонтированный ими небольшой робот. Этот робот сказал ржавым голосом сначала по-английски, а потом по-русски:
- Разрешите представиться: я - Сенечка.
Поклонился, снял шляпу. Уши у него треугольные, над лбом-трапецией - металлический начес. Ребята глядели пораженно.
- Неужели и мы сможем… - мечтательно протянул Антон.
- Гарантирую! - уверенно пообещал Константин Иванович.
Серые глаза его смотрели спокойно, им нельзя было не поверить.
Он подошел к доске, мелом, без циркуля, одним движением начертил безупречную окружность. Затем быстро, точно набросал разметочным инструментом геометрические фигуры на металлических заготовках, начал объяснение. Ребята перешептывались:
- Вот это да!
Они и потом, позже, не однажды будут восхищаться умелостью своего преподавателя, тонкого знатока монтажного дела. А пока он вел беседу:
- Скажите, пожалуйста… Не торопитесь… Вдумайтесь…
Этот стиль им нравился, поднимал в собственных глазах.
Пообедав после занятий, ребята пришли в общежитие. Их переполняли впечатления от уроков, новых предметов, новых преподавателей. Они устали, но были взбудоражены.
Гриша, спрятав под матрац брюки, чтобы сохранилась складка, повесив на плечики рубашку в шкаф, присел в трусах и майке на свою койку. Крепкое, мускулистое тело его темно от загара, а белые волоски на руках, ногах походят на выступившую соль.
Каким малоразговорчивым и замкнутым ни был Поздняев, а Егор все же выведал у него, что отец Гриши - токарь-фрезеровщик - долго сомневался: следует ли отпускать сына в большой город с его соблазнами. Наконец поддался уговорам, но обещал вскоре приехать и "если что не так - забрать". И мать, работавшая в сберкассе, всячески противилась отъезду сына в "чужой город", даже плакала. Но он им уже написал, что все в порядке, пусть не беспокоятся.
Сейчас Гриша спросил:
- Вы заметили, у нашего Петра Фирсовича любимое выражение: "в таком сочетании"?
Егор расхохотался:
- Не заметил! А вот запомнил, он сказал: "Посеешь шуруп - новый не вырастет". Он говорит - как на качелях катается…