"Закруживай, закруживай!" - вдруг, услышал он голос. Точно! Архип стал кружить их на месте. Удары стали проскальзывать мимо. Они сами себе мешали. А он раскручивал и раскачивал их в тесноте подъезда, пытаясь сдвинуться вниз, к выходу, на улицу, где будет возможность вырваться и садануть им по ногам, если ещё работает спусковой механизм. Но слишком их было здесь много! Архип конкретно начинал уставать. Он уже почти ничего не соображал, мышцы не слушались. А удары летели.
Снова раздался голос. Теперь он узнал его - это брат Бугуля из табора, который уходит в небо: "Ой-да не выклеет вороньё глазаньки мои фиолен-товые!", и снова кто-то советовал: "Закруживай, закруживай!" А между ними женщина какая-то шептала: "Ай, Забар! Ай, погублю я тебя!" "Давай, старик, давай отец - не время сейчас, после переговорим!" - перебивал всех Володя Высоцкий.
"А-а! Ёбаные!" - орал Архип, кружил, получал скользящие удары и выдавливал свору наружу. А они всё пытались отнять у него ружьё, топтались, спотыкались, толкали друг друга и колотили его, чем придется по спине, по затылку, по ушам, по бокам, по ногам. А он всё кружил их, крепко стоял на ногах, получая удары, вцепившись в ружьё. Прижимая к плечам затылок и уши, когда была такая возможность, одной на мгновенье свободной рукой, перехватывая свою пушку, он резко бил пальцем свободной руки, пытаясь выбить кому-нибудь глаз. Но мазал всё время - палец скользил то по щеке, то попадал в переносицу или в лоб. Ногами не работал - боялся оступиться и упасть. И снова хватал за оружие, снова кружил, получал, но стоял, давил и давил пьяных тварей наружу. А баба всё в ухо шептала: "Ай, Забар! Ай, погублю я тебя!" А Володя темп задавал: "Здесь на милость не надейся, стиснул зубы да терпееееть!" и сразу же: "Чтоб не достаться спрутам или крабам…"
Вся морда была в крови. Липкие струйки протекали за воротник из разбитого скальпа. Рука скользила от крови из-за раны у локтя, но все же Архип держала ствол. Но не было боли. Не чувствовал боли Архип. Досада - вот чего было много! Досада, что не выходит, не получается, их не вытолкнуть. Много их, слишком много. И устал он. Сильно устал. "Стиснул зубы, да терпеть!.." И жажда! Сильная жажда выбить кому-нибудь глаз! И он вдруг решился! "Последние силы жгуууу!" Знал, что не правильно, знал, что опасно, знал, что сил больше нет, но решился! Из самых последних, из самых истерзанных, из липких от крови, из самых - из самых, оставшихся, липких, истерзанных, но всё же,… В своём же подъезде,… А эти подонки… Его здесь хотели… Его здесь хотят завалить…. Из самых последних,… Ну нет, не последних, но все-таки, уже на исходе измученных сил…. И он заорал во всё горло, что было оставшейся мочи: "Фая, Блядь, Мясо! Уроды Ебаные! Стойте! Стойте, я говорю!"
И они почему-то на миг расступились.
Он был уже на улице! Он снял с предохранителя "остатки ружья"! Они выбегали за ним! Сейчас он им так захерачит! Холостыми, с ближины, прямо в морду - нормально! Не покажется мало! Ну, что, членососы! Молитесь!..
Менты его сшибли с ног. На курок он нажать не успел. Скрутили, вырвали пушку. Подняли под руки. Бросили животом на капот (Аж, три машины, оказывается, стояло у подъезда).
- А где же вы раньше-то были, уроды?!
Удар прилетел точно по почкам.
Дыхание перехватило. Капот оказался теплым и так близко к лицу…
И кроме него никого не поймали. Все разбежались. Его повязали. В кровище, с разбитою мордой, с поломанным носом, с пропоротой рукой, избитого в стельку. Ну, конечно же - он же ведь с пушкой, зачем наркоманов ебучих ловить?
Его милицейской силой прилепили как надо к машине:
- Ноги шире! Грудью на капот!
И пнули ещё по ногам.
Архип, стоя "звездой", с досадой заметил:
- А я чё делаю?! - и добавил: - Ребята, вы не того повязали!
- Какие ребята?! Молчать! Стоять смирно! Башку прострелю!
Потом, один юный сержантик, посмотрев сквозь стволы на свет ближних окон, сказал:
- Чисто, как зеркало - он не стрелял.
А, показав, всем патроны, добавил:
- Холостые.
Другое дело, тогда.
Его отпустили, и разрешили присесть на скамейку.
Кто, что, почему, что здесь случилось?
- Лейтенант, давайте потом, а? Сейчас бы в больничку мне, я ранен немного. И мне так хреново, мужики. Увезите в травмпункт.
Архип незаметно, в удобный момент сбросил в траву заряженные мелкой дробью патроны, которые были в кармане. Проскочило.
В подъезде нашли нож, чей-то тапочек женский, и груду разбитых бутылок.
Сержантик сообщил:
- У него ножевая рана левой руки. Открытый перелом носа. Голова пробита в разных местах. Поломано ухо. Повезли парня в травмпункт.
- Спасибо, братишка, - прошептал Архип, теряя последние силы и, наверно, сознанье.
И его усадили в машину и повезли зашиваться.
В травмпункте, тут же вызвали скорую, наспех зашив руку и нос, заткнули нос ватой. Примотали ухо бинтом к голове. Голову затюкали йодом. Менты пытались снять показания, но он им ответил: "Потом". В карточке записали: "В состоянии алкогольного опьянения". Приехала Скорая. Его сразу повезли в Областную больницу, пообещав сообщить родным. В машине ему не давали заснуть. Доктор тряс руку и все ворковал: "Держись, паренек, сейчас приедем". Кровь из носа не останавливалась. Не вытекая наружу, она сочилась вовнутрь, и Архипу приходилось её всё время глотать, - некуда было сплюнуть. В голове пел Высоцкий: "Он мне сказал, держись, браток, и я держался, и я держался…" А баба не унималась, шептала: "Ай, Забар, ай, погублю я тебя!.."
- Не спать! - тряс доктор. - Не спать! Скоро, уже скоро. Немного осталось!
Доехали.
В операционной.
Когда железной фигнёй ковырялись в носу, было больно - наркоз не действовал. Пьяных наркоз не берёт. Наоборот, больно даже. Он терпел, сжимал ручки сиденья, иногда непроизвольно дергал головой.
- Спокойно! - тогда говорила ему сильная женщина в наморднике. - Терпи!
И продолжала "пытать".
Терпел - что делать?
Кровь не останавливалась, но текла в глотку уже чуть меньше, чем в машине.
Когда его повели в палату, еле ворочая языком и с трудом произнося слова, из-за закупоренного носа, он сказал:
- Мне нужно позвонить.
- Утром, - ответила врач.
- Нет. Меня дома потеряли. Наверняка, уже с ума сходят. Мне НУЖНО позвонить! - не унимался гнусявить Архип.
- Пойдемте в палату, там скажете номер, я позвоню.
- Вы напугаете своим звонком. У меня матушка (он специально сказал именно это слово) старенькая, её сердце не выдержит, если ей сообщат, что я в Областной Больнице. Да ещё, после операции. МНЕ нужно позвонить! Пожалуйста.
Врач думала - она же не изверг и понимает, каково сейчас матушки Архипа. Потом открыла ординаторскую, мимо которой они медленно брели, включила свет и пропустила Архипа к телефону. Только тут Архип понял, что совершенно не помнит номер телефона Юльки - её сотик был забит в его, и высвечивался под именем "Заяц", а номер он позабыл, как только его вколотил. Номер своего сотового он и в помине не знал. (А кто знает номер своего сотового?) Тогда он набрал номер домашнего телефона Покуля, который, если и не дома, то автоответчик-то точно у него включен. Так и получилось - Ленкин голос просил оставить сообщение после сигнала. "Я в областной больнице, - сообщил Ленкиному голосу Архип. - В челюстно-лицевой. Андрюха, позвони Юльке, скажи, что всё нормально. Принесите мне мой телефон". И подумав секунду, он добавил: "Целую, твой суслик". Ему казалось это сейчас смешным. И положил трубку.
- Спасибо, - поблагодарил он врача.
- Не за что, - ответила врач.
Его довели до палаты, усадили на кровать, обложив подушками и одеялом, прикатили тяжёлую, железную, белую стойку для капельницы, воткнули в вену иглу и сказали: "Сиди смирно. Аминокапроновая кислота - кровь должна остановить. Сиди, и не делай резких движений. Смотри, чтоб иголка не выскочила. Как кровь остановится - всё хорошо. Вену внутри носа тебе перебили. Не остановится кровь в течение двух дней - пиши завещание. Уловил? Думаю, всё будет нормально. Удачи! Если что - позовешь, вот кнопка". И ушла врач, оставив приоткрытой дверь в коридор.
Вокруг на кроватях зашевелились перебинтованные люди. "Опять упыри!" - подумал Архип, а в слух произнес: "Обрадовала!"
Архип, тихонько прислонил разбитый затылок на холодную железную спинку кровати, расслабил (наконец-то) истерзанное тело и, безотчетно изредка проглатывая кровь, незаметно уснул.
Когда расцвело, "упыри" оказались довольно милыми людьми, слегка побитыми, но уже идущими на поправку бедолагами - хуже всего и всех здесь выглядел (и имел состояние здоровья) Архип. Он так и не понял - спал он или продолжал драться, или всё ещё сидел на операционном кресле, или спорил с ментами, что ружье они ему обязаны вернуть, или серое утро в больничной палате ему только снится и эти люди в пижамах с разбитыми лицами.
Но утро пришло, как назло, солнечное, летнее, с шумным гомоном птиц за окном, с привкусом крови во рту, с раскалывающееся головой, со жжением в левой руке "в районе локтевого сустава", с болью в правом боку, с нетерпимым желанием курить, хотя и дышать-то было не легко!
Морда Архипа, надо сказать, представляла из себя ни столько жалкое, сколько смешное зрелище: глазенки превратились в узкие щёлочки над надувшимися синюшными щеками; нос разбарабанило до невероятных размеров, где каждая пора напоминала кратер вулкана (даже Архип это видел) и из носа торчали куски окровавленной ваты; губы разбитые, опухли и стали варениками; перемотанный верх головы и заклеенная пластырем переносица превратили его шарабан в самодельный шлем лисихинского мотоциклиста. В общем, хреново он выглядел - даже родная "матушка" его бы не узнала. Да, он сильно заболел! Вот так! Нормально сходил за "Клеопатрой"!
Капельница - собака - ещё не кончилась! Рука под иглой онемела.
В восемь часов пришел врач.
- Как? - спросил он.
(Теперь врачом был мужчина).
- Хор! - ответил Архип.
- Не понял, - сказал врач.
- Жаль, - сказал Архип.
- Ну, пошли на перевязку, - врач выдернул иглу из вены, приложил мокрую ватку.
Архип согнул руку, придавил ватку, почувствовал, как побежали мурашки по руке.
Врач помог ему подняться.
Кровь ещё текла в глотку - Архип чуть не подавился.
Нежадно и обильно смочив перекисью вату, торчащую из носа, врач немного расшатал тампоны, потом резко выдернул один.
Боль прошпилила мозги!
- Блядь! - непроизвольно вырвалось у Архипа, и он крепко схватил подлокотники.
- Спокойно, - сказал доктор. - Ещё одну.
И вырвал второй кляп.
Подлокотники чуть не раскрошились под давлением пальцев.
Кровь потекла из носа. Пришлось тут же втыкать новые.
- Хреново, - сказал доктор, - не останавливается. - И пошатал двумя пальцами переносицу, что показалось Архипу наглостью.
- У меня вот здесь боль адская, - сказал Архип, показывая на правый бок.
Доктор потрогал, определил перелом ребер, сказал, что нужно сделать рентген, сказал, что это чуть позже, а пока…
Поменяв повязку на голове (ухо горело, но, "кажысь, хрящ прирос на место", как сказал доктор), осмотрев швы на переносице, перебинтовав заново руку, доктор, казалось, выполнил положенную процедуру. Сделав шаг назад, он посмотрел на Архипа. Скрутив губы дудочкой, потерев нос, врач пробурчал: "Н-да, уж", и пошел в угол кабинета, где стояли стол и шкафы, заваленные бутылочками, пузырьками, коробочками и коробками, и множеством (беспорядочно торчащих отовсюду) рекламных листовок известных фармацевтических фирм.
Он что-то помараковал у прозрачного "шкапчика" с лекарствами и никелированными банками, достал какой-то пузырек, набрал из него светло-зеленой жидкости в шприц, и предложил Архипу встать и приспустить штаны.
Архип повиновался, за что и получил укол.
- Ладно, - выдохнул доктор. - Нужно будет ещё прокапать. Идем в палату.
В девять притащился легавый.
- Где моё ружье? - сразу ему задал вопрос Архип, находясь в состоянии нового капанья кислого амина и капрона.
- В дежурной части, до выяснения обстоятельств, - ответил молодой милиционер.
- Вы мне какую-нибудь бумажку выпишите, что оно у вас. А то у меня могут начаться проблемы.
- Выпишем, выпишем. Всё выпишем. Проблемы у тебя уже начались.
- Не смеши, я не сделал ни одного выстрела, а нож в меня воткнули, - и Архип приподнял перемотанную руку. А потом разозлился и добавил: - Мы, что на "Ты" перешли?
- Виноват, - штампованно ответил дознаватель.
- Ещё как! - подтвердил Архип. - Показаний давать не буду - болен! После переговорим. И ружьё мое не потеряйте?
Милиционер был бессилен, что-либо сделать, хотя обозначил попытку, все-таки мирно (под протокол) побеседовать. Начал заходить издали.
- Слушай, голова кружиться, не соображаю - могу такого нагородить. Поймали наркоманов? - вставил Архип в паузу между его мягких вопросов.
- Одного поймали со сломанной челюстью.
- Кто такой?
- Седой, пожилой, в клетчатой рубахе, - зачем-то про рубаху сказал милиционер. - Был такой?
- Нет, - ответил Архип. - Кажется, не было. Там все молодые были.
А на душе просто расцветали сады - сломал, значит, челюсть! Это я его прикладом! Это хорошо! Значит, возможно, где-то в соседней палате лежит. Не один я маюсь! И тут же пришел вопрос:
- Мне бы посмотреть на него, в какой он палате?
- Он не здесь, он на рынке.
Ещё лучше! У Архипа, честно говоря, не было желания лежать с ним по соседству и, вообще, общаться с ментами.
- А как Ринат? Жив татарин? - вспомнил Архип.
Он почему-то был уверен, что Рината уже нашли. А как иначе? Ринат должен объявиться, а то, действительно, с оружием могут быть проблемы.
- У того всё нормально - отделался ссадинами. Дома. С похмелья болеет. Вкратце рассказал, что и как, но не всё. Так с чего всё началось? - не унимался оперуполномоченный.
Настроение ещё более улучшилось.
- Давай, дня через три - мне даже говорить больно - кровь горлом идет. Хорошо? Не обижайся, - Архип, от полученной информации, решил не хамить и не ссориться с властями. - Потом сам позвоню, и переговорим. Оставь свой телефон.
- Мы перешли на "Ты"? - улыбнувшись, спросил молоденький опер.
- Да, - однозначно ответил Архип.
Милиционер хмыкнул, достал свою визитку, накарябал на ней номер сотового телефона, и положил визитку на тумбочку возле Архипа.
- Вот - в любое время. Звони.
- Позвоню, - пообещал Архип.
- Ну, всё, выздоравливай, - милиционер поднялся.
Прежде, чем выйти за дверь, он оглянулся, посмотрел на Архипа, непроизвольно улыбаясь, и добавил:
- Да, круто они тебя.
- Ленту заклинило, - попытался пошутить Архип, намекая на пулемет, Анки-пулеметчицы, кто понимает.
- Какую ленту? - милиционер разворачивался, чтобы остаться.
- Иди уже, - махнул свободной от иглы, перевязанной рукой Архип, - позвоню.
- Понял! - сказал оперок и вышел.
- Чего? - спросил Архип у невольных, молчаливых слушателей - соседей по палате, остолбеневших от таких прелюдий к разговору, не поняв ни хрена, кроме того, что идет следствие, есть ружье, ножевая рана руки, кто-то ещё в больнице с поломанной челюстью, и какой-то татарин Ринат жив. - Чего застыли, милые? Семерых завалил, восьмой ушел. Сейчас на рынке с переломанным ебалом. Слышали? Наполните глаза свои надеждой. Вы меня всё равно не узнаете, встретив на улице, а я вас всех хорошо запомнил! Все-ех! Хорошо-о! - и после паузы добавил: - Шучу! Не переживайте. Всё, я - спать!
Закрыв щёлочки глаз, он прислонил замотанную голову к холодному железу кроватной спинки, проглотил кровь и растворился в своей усталости. Баю-бай!
В одиннадцать открылась дверь, и Покуль начал хохотать. Такого развороченного мусала он ещё не видел. Тем более, у Архипки. Он не мог остановиться и разбудил всех, кто спал в палате. Архип открыл глаза.
Юлька стояла рядом с Андреем, не веря своим глазам - она бы в жизни не узнала Архипа. Слезы навернулись сами собой.
- Не плач, Зайчонок, - сказал он ей, - иди сюда. А ты, урюк, прекрати ржать - больных напугаешь! - сказал он Покулю.
Покуль, вытирая глаза, ответил:
- Ну, прости-прости. Сам бы на себя посмотрел! - и снова стал ржать.
- Идиот, - сказал Архип Юльке, показывая на Андрюху. - Не обращай внимания. Телефон принесла?
- Да, заспешила Юля, вытаскивая из сумки всё, что принесла. - Вот, ещё постельное белье, халат, пижаму купила. Тут сок, вот морс. Тут курочку мама сварила. Вот ещё книгу…
- Блокнот и ручку не забыла?
- Забыла, - расстроилась Юлька.
- Я в низу куплю, - выручил её Покуль, потирая глаза, - сейчас вернусь, а то лопну.
И он быстро вышел из палаты.
- Я так испугалась, - Юлька боялась даже смотреть на разбитое, опухшее и посиневшее лицо Архипа, поэтому только гладила его ладонь и смотрела на перемотанную руку. - Больно?
- Ерунда, до свадьбы заживет, - обнадежил её Архип.
- У нас весь подъезд в крови. Старухи, когда я к тебе пошла, на меня так смотрели!..
- Покуль с тобой был?
- Да, он и привез меня.
- И что он им сказал?
- Кому?
- Старухам.
- А? Сказал, что с ними так же будет, если они не помоют стены.
- Узнаю брата Колю, - улыбнулся Архип (но его улыбка была похожа на раздавленную грузовиком банку сгущенки).
Он заметил, что Юля почти не смотрит на него.
- Не переживай, - Архип пожал Юлькину руку. - Пару дней - и я дома. Долго тут валяться не буду. Заживет.
- Нет, ты уж давай лечись. Я справлюсь.
- С чем? С хозяйством? С гусями и коровами? - Архи даже хотел засмеяться, но резкая боль в правом боку осадила его. - У-у, - простонал он и схватился за бок.
- Что? - Юлька с испугом посмотрела на него.
- Ничего - бок колит.
- Ты цел? Что там? - Юлька тихонько потрогала бок.
- Да, фигня - пару ребер сломали. Может три. Потом рентген сделаю - узнаю. Ерунда. Ребра - ерунда.
Юлька ему не поверила, и слезы опять заблестели в глазах.
- Тыс-с! - Архип приложил палец к губам. - Не реви. Всё нормально, Зайкин.
Покуль вернулся с блокнотом и ручкой.
- Вот, строчи, как по жбану получил. Одни растраты с тобой.
- Спасибо, жирный, - поблагодарил Архип, хотя Покуля трудно было заподозрить в жире.
- Пожалуйста, луноликий, - ответил Андрей и опять коротко хохотнул.
- Иди в жопу, - посоветовал Архип.
- Тебе сейчас, наверное, нельзя, - предположил Покуль. - Выздоравливай быстрее.
- Юль, впиши ему, а то мне вставать лень.
- Ну, прости-прости, - улыбался Андрюха. - тебе вредно шутить.