Каждый пройденный километр отнимал много сил. Димка и Олег, не смотря на то, что были с рюкзаками, выглядели бодрее. Димка всю дорогу болтал что-то о службе, задавал вопросы, Архип смурел и иногда огрызался - ему было не до разговоров. Перекуры стали чаще. Усилием воли Архип заставлял себя вынуть из кармана фотоаппарат и даже улыбался в объектив, а потом падал на лед и отдыхал, почти ничего не ел, только пил чай, который быстро кончился. Спина мерзла без рюкзака, а на льду остывала ещё быстрее, хотя вся одежда была мокрой от пота. "Я доползу, чего бы мне это не стоило!" - утверждал сам себе Архип и продолжал двигаться. Появилась огромная трещина, которую не в состоянии был преодолеть "Уазик". "Ещё этого не хватало в конце пути!" - промелькнула мысль. Мало было торосов, на которых выворачивались ноги, и спасали только лыжные палки, чтобы не свалиться с ног. Берег приближался ужасно медленно, а силы оставляли Архипа всё быстрее и быстрее. Ребята - Олег и Димка - это видели, но продолжали идти рядом, не покидая Архипа. Он кое-где вставлял шутки, но выматывался и буксовал на скользком льду и в торосах.
Мимо пронеслись сани с рыжей "стрекозой" по направлению к берегу.
- Ну, ты скажи, - проворчал Архип, - на нас тянула, а сама уехала. Мир у неё перевернулся. Туристка, твою мать!
Олег тоже что-то нужное добавил по этому поводу, заодно, объяснил любопытному Димке, в чем дело, и всё продолжилось.
Солнце падало. Подул противный холодный ветерок. Берег был близко, но до него ещё было далеко. Архип уже брел на автопилоте, отгоняя липкие мысли: а что если не хватит сил? Хватит! Я сказал! Поднимался и шел, стиснув зубы! "Настырный, чего сказать. Надо меньше пить и курить, землячок, и тогда, как твои напарники, будешь весел и свеж. А так пока иди, скрипи зубами, но иди, не ломайся, - осталось-то фигня, пара километров. Уже окна видно в домах. Иди, малыш! Иди!" И малыш шел, скрипел, ворчал, но не ныл, не скулил, а шел и улыбался на привалах в маленькую дырочку фотоаппарата, устало поднимая большой палец вверх. Один раз, даже попытался пошутить:
- В старину, кстати говоря, туристов вообще не было. Если кто и подходил к воротам города, того быстренько стрелами отгоняли - нехер, дескать, делать внутри, а то понравится - прилетите на конях статуи рушить и девок наших топтать. Гоните его в шею, а ещё лучше поймайте, и пусть сначала расскажет, что в других княжествах хорошего видел, а потом в кипяток или на кол. Турист, твою мать!
- Да, - согласились Олег и Дика, понимая, как ему тяжело.
И зашагали дальше.
Аллес! Ну, типа - всё! Последний шаг со льда, земля, ворота из фиолетовых флагов - Финиш!
- Ну, всё, - дотянули розовой птичкой до нашей земли! - Архипу хватило сил сфотографировать ребят у ворот, пожать им руки, поздравив с "покорением" Байкала и закурить.
Теперь в детско-юношескую школу, на второй этаж (чтоб он был не ладен, этот второй этаж!) - там чай, перекус, кто хочет - водка, сертификаты героев, легкий отдых, и на автобусы в город.
От водки Архип отказался, но, увидев среди другого народа "стрекозу" в красной ветровке с обожженным солнцем лицом, специально громко сказал:
- Дима, налей мне, брат, водочки, пожалуйста!
И, несмотря на то, что лед задолбал окончательно и конкретно за этот день, стоит перед глазами, хоть не закрывай, проморозил ноги, спину и большую часть лица, пропах этим самым льдом, но на потеху публике, и, не изменяя себе, он громко добавил с живописным жестом театралов старой Европейской школы:
- Со льдом! Крупно колотым чудесным байкальским льдом!
Публика и те, кто был рядом, громко засмеялись, оценив высказывание.
Рыжая тут же оглянулась на голос.
Она, как будто только этого и ждала. Молниеносно Рыжая нашла к кому обратиться - это была стайка женщин из обслуги пансионата в красных форменных халатах, которые вообще не знают, что такое долго ходить (и зачем?). Они раздавали чай. Она заинтересовала их своими вздохами по поводу переведшихся мужчин, и стала живописно и громко рассказывать, как мы бессовестно пили в вагоне (на глазах у детей), как еле-еле шли (последними), как не по правилам отдали рюкзак (слабаки), какие мы ленивые и болтуны (всех задерживали), но в конце добавила честно:
- Но дошли! Я сама видела. Специально следила! Сами прошли весь путь. Тем не менее, дошли. Вот, всё-таки, мужчины, какие уж есть.
- Ну, хоть так - и то хорошо! - вдруг выпалил, глядя на неё, Олег.
Олег держал рюмку в руке - он от водки не отказывался.
Казалось бы всё, но! Но вечером, в новостях передали информацию о переходе: сколько участников, сколько километров, ля-ля-ля, тополя. А в конце показали интервью с организатором марафона: рыжая "стрекоза", не снимая зеркально-матовых очков, говорила, как много людей не дошло в этом году даже до середины пути, а всё из-за лени, а ни потому, что устали. Что-то ещё говорила. А сразу за ней, на заднем плане, скорее даже фоном, Архип, облепленный молодыми особами, фотографировался, глядя куда-то влево, за кадр. Там Коля стоял. Архип и не видел, что попадает в картинку. Его, видимо, тогда больше подружки интересовали, точнее их неожиданное согласие сниматься (в смысле - фотографироваться). Но вот, надо же, - попал вместе с рыжей в программу! И на стоп-кадре они замерли и остались вдвоем: рыжая, через и сквозь очки, смотрит на телезрителей, а Архипкин профиль, в окружении юных мордашек веселых туристок, устремлен в долговечность Байкальских просторов, налево по кадру. "Как в воду глядел!" - заметил Архип, улыбнулся и набрал номер Олега. Видел ли он? Всё же - взаимосвязано!
- А ты дальше-то будешь заканчивать свою книгу?
- Не знаю. Не знаю, как закончить. Про то, как с Ольгой расстались, рассказывать неохота. Она уже взрослая женщина, у неё семья своя. Мы уже не виделись много-много лет, я не собираюсь ворошить прошлое - не царское это дело. Да и образ её детский и девичий хочу сохранить нетронутым и любимым. А без этого - не склеится. Кроме того, многие о ком я писал, уже в Мире Ином. Вот и Дария Ефимовна умерла, пока я шлепал эти строки. А уж про пацанов наших, я вообще не говорю - те давно ушли. Какой бы я не был волшебник, оживить я их не смогу.
- А обессмертить?
- Обессмертить? Это, если мою книжку будут читать. А где гарантия, что будут? Хотя, конечно, попробовать надо - вдруг получится. Тогда, выходит, они не ушли неизвестными, может про них кто вспомнит, их внукам будет любопытно узнать, что про дедушек написали в книжонке. Так?
- Ты не грузись. Напиши - чего тебе стоит? А там - посмотрим.
- Да, в общем-то, я уже написал. Что остается нам, живущим?
- Много чего ещё остается!
- Да-да. Выбрать один из четырех способов ухода? И один из миллиарда вариантов, чтобы продолжать свой полет? Красиво и, главное, достойно пролететь над суетой? Но, как не выбирай - от тебя ничего, почти, не зависит. Живи и радуйся. Любуйся и благодари. А там, как получится - придет время, отчитаешься. За всё и сполна.
- Да уж, не скажи, не зависит. Зависит.
- Что?
- Всё.
- Например?
- Про болота будешь писать?
- Буду. Обещал же Покулю, сделать его героем, вот, пусть и выводит народ из болот. Сусанин, вашу маму! У него уже есть опыт прохода по минному полю.
- Верно. Тенденция последнего полета, говоришь?
- Говорю!
- Ну-ну! Удачи!
- Спасибо.
Архип закурил. И отошел от зеркала.
Документ: VIII–CT № 523649 (Выдан: Октябрьским РОВД г. Иркутска 16 октября 1980 г.)
Думаешь, уже созрел? Тогда
Пора решаться -
Бери в руки перо.Сначала шипящая пена тем вылетает наружу.
За ней выплескивается на бумагу Повесть.
Потом - вырываются и льются Рассказы.
После - Вытекают Этюды и капают Эссе.
Напоследок выдавливай Стих.Завари всё в хорошей бумаге,
Добавь специи из рисунков и фото,
Заправь именами редакторов и корректоров,
С благодарностью друзьям, издателю
И прочей шелупени.На скатерти с e-mail-ом продавцов
Подавай готовое людям.
Посвящается всем моим постышевским и иным друзьям.
Часть первая (волчата)
Нам нравилось жить
Нам нравилось жить. Нам просто нравилось жить! Абсолютно не интересовали нас проблемы, постулаты, инструкции, законы, табу - вообще никакие проблемы не волновали нас. Мы изучали и осваивали мир, как он есть, без прикрас - и это было важнее всего. В окружающем пространстве много таинственного и необычного, с чем стоило поближе познакомиться.
Если так разобраться, у нас было практически всё, что другим и не снилось:
Своя Река, начинавшаяся, кстати, от плотины, так что была и своя Плотина.
Сам бульвар находился под горой, значит, у нас была своя Гора и свой Бульвар.
Была своя Куча или Глина, если называть её по-другому - это отвал земли, но он был наш, там мы жгли костры и готовили разные другие интересные вещи.
Были свои Родники, весной полные гольянов, зимой в парящей воде хлюпались оляпки. Вода в них была изумительная!
Были свои Гаражи, где мы лазали по крышам.
Была Кирпичка - кирпичный завод, на котором работали солдаты из стройбата, а в поддонах мы играли в индейцев, имея на руках самострелы.
Были Длинные Озёра, где мы купались и ловили рыбу.
Ещё у нас была своя Роща - Татарское кладбище, которое заканчивалось Обрывом.
Был свой Корд, своя Конечная Одиннадцатого, Пристань и Речной трамвай, Лепрозорий - Прокажёнка, Кафе "Волна", Трасса для кросса, Подвал, Телецентр, Остров с огромным столбом ЛЭП, Школа, Кинотеатр "Баргузин", Голубятня.
Имелись к тому же: Рогатки и Луки, Гитара, "Родопи", Игральные Карты, Кимоно из скатертей, выкидные ножи - Попугаи, тёртые Джинсы, Стартовый пистолет, Фотки с Битлами, "Маяк-202" без крышки, "Восход" с подергушкой.
Много свободного времени и огромный запас энергии с наблюдательностью заодно.
У нас даже был свой Сталин. А в соседнем подъезде жила подружка Вампилова, да и сам Вампилов когда-то жил рядом.
Жизнь неслась вокруг с непостижимой быстротой. Менялись события, люди, обстановка. В один день происходило порой столько, сколько для взрослого человека не пережить и за год.
Начнем, пожалуй, а то чего-то застряли на месте, несмотря на то, что "нас абсолютно не интересовали проблемы, вообще никакие проблемы не волновали нас" (до поры, естественно), и нам нравилось жить!
Постышево
Павел Петрович Постышев, чей портрет бессменно многие лета висел на первом от гастронома доме и был виден с самой Байкальской, если спускаться по огромной лестнице вниз на Бульвар, видимо, был человеком уважаемым властями нашего города. Высокие партийные чины не жаловали наш город своим долгим пребыванием, а те, кто хоть пару дней здесь переночевал, уже получили свою улицу. Вспомнили про Пашу. Решили и его уважить. Это очевидно, раз в своё время в честь него назвали новый микрорайон, состоящий исключительно из пятиэтажных домов, которые почему-то назывались "Хрущёвками", а на самом деле их проектировщиком был дедушка Ильи Лагутенко, лидера группы "Мумитроль". Но это выяснилось через сорок лет после сдачи микрорайона в эксплуатацию, когда название "Хрущевки" к ним намертво прикипело, а Илья стал знаменитым. Но вернемся к названию.
Павел Петрович Постышев, судя по его биографии, появился в Иркутске после каторги в Одна тысяча девятьсот двенадцатом году в двадцатипятилетнем возрасте. И протолкался здесь почти шесть лет. Чем он тут промышлял и на что жил? - в биографии точно не сказано. Сдается мне, ничего хорошего не делал, так как официальные источники сообщают: "вдохновенно ведет партийную работу, борется за претворение в жизнь решений Пражской конференции РСДРП, направленных на очищение пролетарской партии от оппортунистов". Чушь какая! Парень с "волчьим билетом", на работу не берут, а он очищает какие-то мифические ряды партии, состоящей в лучшем случае из пяти человек в те времена. Оппортунисты какие-то. Полный бред.
Дальше ещё хлеще: "После того как в ночь с 13 на 14 июня 1918 года в Иркутске вспыхнул белогвардейский мятеж, оставив Иркутск, красногвардейцы под командованием П.П. Постышева организованно прибыли в Верхнеудинск, а затем в Хабаровск". Каково? Организованно и под командованием. Да линяли они, только шубы заворачивались, не смотря на летнюю, теплую ночь. Во, нам бошки-то дурили!
Всё бы ничего, но товарищ Постышев стал членом Политбюро ЦК ВКП(б) и членом ЦИК СССР и, всплыв на Украине, осел в городе Харькове.
Дословно:
"Память народная сохранила немало примеров, показывающих, как умел Павел Петрович по-ленински вникать в самые различные дела, усматривая в них государственный смысл.
Харьковчане рассказывают: его видели однажды терпеливо стоящим в длинной очереди у кассы городского сада. Купив билет, стоивший 50 копеек, Постышев прошел в сад, обошел все его уголки, а на другой день поставил перед руководством города вопрос: за что берем с трудящихся деньги? За воздух?
Через некоторое время сад лишился своей высокой ограды, был благоустроен и превратился в одно из любимейших мест отдыха горожан".
Умение вникать по-ленински, для любого члена - это талант. Даже, дар! Можно живо представить, как Павел Петрович, как член, вникая, пытается пройти мимо старушки-контроллера.
- Ваш билетик? - спрашивает она.
- Ты что - не видишь? Я же член! Я вникаю по-ленински! - с негодованием говорит ей Павел Петрович.
- Много вас таких тут ходит. Приобретайте билет, - говорит ему бабуля, рожденная ещё при Александре Македонском.
- Ну, старая буржуйка! Запомню я тебе! - злится Петрович и отходит к кассам.
- Мне билет! - говорит он кассирше, протягивая мелочь.
- Слышь, мужик? В очередь встань! - говорят ему мужики, с детьми на руках.
- Я член Политбюро! - представляется всем Павел Петрович.
- Вот именно! - отвечают ему люди. - Не встанешь в очередь, куда-нибудь тебя члена засунем!
Их много. Они революционно настроены. Ничего не поделаешь - приходится вставать и "терпеливо" стоять.
Вот что ему в саду надо было? Сдается мне - подружку потерял? Все уголки обошел - пусто. Видимо ушла, так как теперь кассирша и старушка-контроллер безработные. А городская казна оскудела. Куда делся металл высокой ограды городского сада? И во что превратился сад, став излюбленным местом горожан?
Это ещё не всё. Читаем:
"Постышев ходил по улицам, наблюдая за работой транспорта, за санитарным состоянием дворов. Как-то рано утром он пришел на трамвайную остановку на Юмовской улице, где к тому времени скопилось много рабочих, спешащих на завод. Трамвая долго не было, люди нервничали. После этого Павел Петрович собрал совещание трамвайщиков и заявил, что дальше терпеть такое положение с транспортом нельзя. Вскоре трамваи в Харькове стали ходить четко по графику".
Рассуждаем логично.
Вопрос: Как и почему попал Павел Петрович рано утром на Юмовскую улицу ждать трамвай, если членам Политбюро и ЦИК положен служебный автомобиль?
Несколько вариантов ответа:
А) возвращался от любовницы;
Б) всю ночь бухали и играли в карты с партийцами;
В) его там не было - он всё сочинил.
* Подсказка: В любом случае он должен быть с похмелья, так как действие происходит утром на Украине. На Украине много самогона. (И сала!) И сала, конечно. А утром - все с похмелья, и ни только на Украине.
Дальше думайте сами!
И на закусочку:
"Нередко можно было видеть Постышева обедающим в заводских столовых. И после каждого такого обеда рабочие подмечали, что в столовой, как правило, становилось чище, борщ подавали наваристее".
Молодец! Он ещё и жрал на халяву в заводских столовых. В стране голод, разруха после гражданской войны. Поволжье, Украина голодают. Члены отправляют отобранное у крестьян зерно в Германию, как решил Великий Ленин. А Паша нашел нормальный выход - жрать на халяву в заводских столовых. И даже не соизволил придумать себе какой-нибудь повод, там появляться, например, с проверкой по линии санэпиднадзора или ещё что-то. Просто приходил и жрал! И становилось, разумеется, чище в заводских столовых "после каждого такого обеда"! Насчет борща - не знаю! Не уверен! Полагаю, только для Петровича готовили наваристый, а остальные лишь с завистью глотали слюну.
Петровичу приносили приборы, салфетку, желали приятного аппетита.
Он с шумом садился за стол, кряхтел, затыкал салфетку за подворотничок.
- Итак-с, начнём! - говорил Павел Петрович, потирая руки. - Людочка, горчички принеси.
Вывод: Паша - скотина. Но бульвар его именем уже назван. Следовательно, Постышевскими мы были не по убеждению, а по месту проживания. Так сказать, географически. И, заявляю прямо, лично нам нравился наш Бульвар и его окрестности.
Осенью берёзы татарского кладбища роняли желтые листья на ещё зеленый ковер травы меж могилок без оградок с памятниками из песчаника и с выбитой на них непонятной вязью и полумесяцем. Рябины и боярышник алели спелыми ягодами, меж ними школьники в новых костюмах курили то тут то там.
Зимой, когда парила, замерзая, Ангара, на горизонте за рекой висело огромным розовым шаром холодное солнце. А мальчишки рубились в хоккей, несмотря на морозы.
Весной ручьи глубоко прорезали ледовые дороги возле домов, по ним можно было пускать кораблики и всю ночь слушать, как ревут застрявшие в трещинах машины.
На реке тоже таял лед, и кого-нибудь обязательно и в этом году на льдине уносило.
В мае Бульвар утопал в белых цветах молодых яблонь и груш.
Чайки с приветственным криком скользили по воздуху над головами, и становилось ясно, что точно уже наступила весна.
Как по заказу, жужжали сверчки.
Когда надо, матерились и орали солдаты из стройбата, а местные жители их зачем-то и куда-то гнали. Это часто случалось.
Звучала мелодия Тухманова "Я мысленно вхожу в ваш кабинет" из чьего-нибудь открытого окна, на подоконнике которого загорала молодая пара, причем девушка обязательно давила прыщики на спине юноши.
Вверх от ментов на своем "Восходе" с треском уносился волосатый Сорока, ныне живущий в ФРГ. Или Ткач. Или Зелик. Или Старший Нечёс. Да, кто угодно - был бы мотоцикл.
Знакомые девчонки в ярких красных болоньевых куртках производства Японии, несмотря на свой юный возраст, курили на торце двенадцатого дома около телефонной будки. Те, кто постарше, из этой будки куда-то вечно звонили.
Если начинали орать стрижи, значить, наступало лето.
Если орали за окном: "Мама, Витька, Ольга, Людка, Зять!" - значит кто-то бил Колю Середовского. И поделом ему!
Скрипел автобус своими тормозами в любое время года. На задней площадке у него есть такая штука, куда вставляется номер маршрута, так вот, она вся исписана нашими именами.