- Сто лет. Уже десяток разменяла, - улыбаясь, ответила Юлька.
- Странно, я думал, что ты… - я хотел было сказать, что она, по моим прогнозам, должна была стать каким-то особенным человеком, а не секретаршей, пусть даже заместителя начальника главка, но вместо этого стушевался и неловко промямлил: - Ты куда-то пропала. Про всех я кое-что знаю, а ты куда-то пропала. И вот, оказывается, мы десять лет работаем в одной фирме. Странно…
- Ты все такой же чудак? - она по привычке посмотрелась в круглое зеркальце и спрятала его в стол, - наверное, не судьба, а так бы свиделись. Ты сейчас кем?
- Не знаю, вот пришел… - я протянул листок со служебной характеристикой, - может, останусь тем же, а может, и…
- Значит, ты из претендентов, - понимающе усмехнулась Юлька и безо всякого перехода спросила: - У тебя семья, дети есть?
- Семья есть. Детей нету.
- На тебя это похоже.
- А у тебя?
- Ни того ни другого. Я даже замужем ни разу не была. После школы мы как-то разбежались по разным углам. Я дважды поступала в университет, оба раза провалилась из-за своего характера. Пошла в педучилище, потом поработала годик в детских яслях воспитателем, кончила курсы машинисток и с того дня секретарствую. Сказать бы мне об этом двадцать четыре года назад, рассмеялась бы. А тут привыкла и даже временами нахожу что-то интересное… Ты еще помнишь школу?
- Да. Мы с Олей часто вспоминаем наш десятый "а".
- Я хочу забыть и не могу, а вспоминать стыдно.
Мы замолчали. Я вспомнил жаркий июнь, наверное, потому что сейчас сидел в приемной и ждал своей очереди, и тоже был на экзамене; приемная наполнилась какими-то людьми, наверное, такими же, как и я, претендентами; Юлька занялась ими, а я сидел в углу и не мог отделаться от воспоминаний…
От каждого дуновения ветерка луг вспыхивал то фиолетовым, то голубым огнем, то розовым; посреди него, словно спутанные лошади, стояли мотоциклы; не хрустела пережевываемая трава, и горький запах полыни не смешивался со сладковатым запахом бензина, который властвовал в маленьком круге; границы его то расширялись, то сужались до таких размеров, что, казалось, он исчезал в огненно-красных баках, сверкающих никелированными крышками; на коричневые сиденья, словно седла, отороченные золотистой бахромой, садились бабочки, привлеченные ярким цветом.
До озноба, до сладкой судороги по всему телу было приятно, раскинув руки, упасть в холодящую, насквозь зеленую траву; хохоча, сталкиваясь с приятелем, я катался по ней, вцепляясь пальцами в мягкую, проросшую тонкой паутиной корней землю, и замирал, ощущая ее щекочущую прохладу; и снова кидался в зеленые волны, отмываясь от липкой суеты экзаменов, мелких обид и огорчений, от иронии, которая превращает меня в ежа.
Я, словно умирал и рождался заново, все больше сливаясь с этим лугом, живущим в счастливой первозданности.
Я падал,
полз,
бежал,
падал,
полз до изнеможения,
до боли в ушах и полного забытья…
Я очнулся от громких ударов; от них колебалась земля и ритмично вздрагивало тело - колотилось перепуганное, растерявшееся сердце; оно не могло так вот, сразу, вместить
все краски, кинувшиеся в глаза,
все запахи, щекочущие ноздри,
все нежнейшие прикосновения шершавых травинок,
молниеносные касания режущей осоки…
Когда сердце немного успокоилось, в уши медленно влились тысячи шумов, самых разнообразных и неожиданных. Около моего носа микроскопический муравей тащил соломинку; она была раз в тридцать больше его; я где-то читал, что будь у человека столь же развиты мышцы, он бы одной рукой мог остановить бульдозер и запросто перемахивал бы через пятиэтажный дом. А если представить, что есть какое-то существо, примерно в такой же пропорции, как муравей, совершеннее нас в физическом отношении, выше духом, богаче чувствами и интеллектом?.. Вот я и говорю, что здесь воображения не хватает; совершенство муравья представить проще и еще проще его признать.
Покачиваясь на кончике травинки, беззвучно трепещет крылышками божья коровка. Дыхание невольно задерживается: "Если полетит, то к ведру…" Мне совершенно все равно: будет завтра дождь или снег, но почему-то городские жители, надежно застрахованные от капризов погоды теплыми железобетонными стенами, троллейбусами и тротуарами, с необъяснимой настойчивостью слушают прогнозы погоды. Нет ли в этом какой-то загадки?.. Может, природа на своем языке стремительных падений температуры, гроз среди зимы и снегопадов летом пытается нам что-то сказать. Мы чувствуем это и мучаемся непониманием.
- Влад… Владик! - словно со дна колодца донесся до меня неразборчивый шепот Оли.
Я поднялся - она совсем рядом; заложив руки за голову, лежит в зеленой нише; глаза ее прикрыты, на лоб свесилась ослепительно желтая прядь.
Олины ресницы вздрогнули, узкие губы мягко раздвинула улыбка. Мне показалось, что был звук, тонкий, вибрирующий; даже не показалось, он вокруг… он во мне и вокруг…
Пораженный, я опустился на колени; хотел сказать, что пришел, но подумал: зачем? Раз она больше не зовет, значит, чувствует, что я рядом; ей нужно, чтобы я был рядом. Наконец-то!.. Я всегда, еще тысячу лет назад, знал, что настанет такой день, и тогда, очертя голову, я скажу ей все, что зрело и накопилось во мне веками, и это уместится в двух словах; и вот сейчас я скажу их шепотом, пусть Оля подумает, что это - шорох…
Из-за плотной стены кустарника стрелой вылетел реактивно пронзительный рев мотора. Опьяняя себя скоростью, по шоссе пронесся невидимый мотоциклист.
- Сумасшедший какой-то! Хоть бы у него колесо лопнуло! - раздраженно выкрикнула из травы Юлька.
Я и Оля уже не одни. Все, как говорится, обретает естественные тона.
Разминаясь, потягиваясь, поднялся Стас. Плотный, словно вытесанный из бруска твердого дерева, он лениво заметил:
- Десять минут назад мы летели точно так же. Только у него мотор без глушителей.
- Все равно сумасшедший.
- …за это права отбирают, - так, словно его не перебивали или он не заметил этого, продолжал Стас. Юльку в густой, по пояс траве, было не видно, и, казалось, что он разговаривает с полем или с легким ветерком. - Тут гаишники на каждом километре…
- Ну и что?
- Сам в бутылку лезет.
- Ты у нас очень умный, ты в бутылку не полезешь.
- Не хочу быть пробкой.
- Твои "хочу" и "не хочу" всегда совпадают с "выгодно" и "невыгодно".
- То, что делает он, - глупость.
- Я бы его поцеловала за это!
Оля, также утопает в зеленой нише, только лицо у нее стало озабоченным; ее тревожит: поссорятся Стас с Юлькой или нет? У них это - давняя и ожесточенная вражда. Вся школа знает, что Стас влюблен в Юльку. Если бы мне предложили изобразить ее графически, я нарисовал бы многоугольник, поскольку для нее не существует авторитетов; любое мнение она встречает в штыки; многие, кто не знает Юльку, мгновенно прогорают на этом, поскольку она с ее некрашеными волосами, невыщипанными бровями, сросшимися на переносице, совсем не подходит под стандарт "девочка с претензией".
Стас не хочет прощать ей ни единой мелочи, но Юльке все сходит с рук. В прошлом году на глазах у всего класса она влепила Стасу пощечину, и все из-за того, что он нечаянно наступил ей на ногу. Стас побагровел и с трудом, словно одновременно поднимал штангу, вымученно улыбнулся.
- Ну и рука!..
- Тюфяк! - повис в тишине голос Гали.
Так в нашем классе появился еще один классический треугольник. Правда, одна сторона - Галя - была незаметна, но после того случая все знали, что она есть и специально "клеится" к Витьке - закадычному другу Стаса, а Витька покровительствует Юльке, наивно считая, что этого никто не видит.
Но четырехугольник не подходил под стереотип, и общественность класса, как и всякая общественность, живущая во власти традиций, отвергала его; она упорно не замечала в Витьке донжуанских наклонностей, считая, что его единственная страсть - моторы.
- Зачем Юльке Витька? - как-то со свойственной ему бесцеремонностью спросил меня Стас.
- А тебе?
- Не знаю. Иногда разбираю ее по косточкам. Красива?
- У нас красавица - Галя.
- Характер?
- Хуже не придумаешь.
- Отношение ко мне?
- Наверное, сложное… - замялся я, поскольку на языке уже вертелось "соответственное", а мне не хотелось делать Стасу больно, он говорил со мной откровенно.
- С этой сложностью - одно мученье. Жизнь куда проще, чем мы думаем, - словно заметая следы, Стас начал уходить в сторону, но не справился с собой и выложил: - Веришь, Владик, мне иногда хочется, чтобы она сказала "нет", и все дела. И тогда плевал я на все. А так живу, понимаешь, словно не для себя… - он тут же устыдился своей откровенности и замолчал.
- Я бы его поцеловала за это! - с вызовом повторила невидимая Юлька.
"Начинается", - тоскливо подумал я, хотя в душе сочувствовал Юльке; мое мнение о ней изменилось после одного урока литературы; раньше я тоже считал ее воображалой.
В тот день Раиса Ивановна, а точнее, Душечка - так ее вся школьная общественность зовет, задала на дом выучить девчонкам письмо Татьяны, а мужикам - Онегина. Кстати, это она по-божески сделала; чтобы радость моя была понятна тем, кто учился не в наши годы, поясню на примере: выхожу однажды к доске и дрожащим от волнения голосом выкрикиваю: "Ах, какая я веселая в девушках была!.." В общем, читал монолог Катерины: все ржали так, что мухи замертво с потолка падали.
Читать монолог Татьяны Юльку вызвали первой. Все ждали, что она блеснет; у всех еще свежо было в памяти, как она читала "Песню последнего промедления" Поля Элюара:
На твоих ресницах сухих,
В глубине твоего желанья
Округляется черный ноль.
Как он крохотен, как огромен,
Как способен он защитить
Самобытное в человеке!..
Все ждали.
Юлька заявила, что помнит письмо Татьяны, но читать чужие письма при всех ей стыдно.
- Я спрашиваю не по своей прихоти, а исходя из программы, - заворчала Душечка.
Юлька мгновенно повернулась одним из своих углов.
- "Я к вам пишу, чего же боле…" Так сейчас только пенсионеры в ЖКО пишут, когда у них полы скрипят!
- Юность. Жажда самоутверждения. Вы будете носить мою двойку, как медаль? - удивить нашу Раису Ивановну невозможно; она двадцать второй год в школе; всякого натерпелась. - Носите на здоровье! - Душечка аккуратно вывела двойку в журнале и, добродушно улыбаясь, осмотрела класс. - Сколько тут индивидуальностей!.. На днях я предоставлю вам счастливую возможность проявить себя. Будете писать сочинение на тему: "Как я понимаю любовь?" Кто еще не шибко силен в понимании этого вопроса, может подготовиться заранее. Вас эта тема устраивает?
- Вполне! - радостно ответили мы, довольные маленьким разнообразием в школьной жизни; каждый год катаешь про "типичных представителей", так что эта тема показалась нам прямо "лучом света в темном царстве".
- Чтобы вы не стеснялись, сочинения подписывать не нужно, - на следующий день ошарашила нас Душечка.
Честно говоря, мы прямо ошизели от удовольствия: каждый мог катать, что ему вздумается. А дальше пошло еще интереснее: учительница литературы ушла из класса.
Чтобы с таким мучением писали сочинения, я еще ни разу не видел; у всех к концу первого часа - пустые страницы; все грызут ручки и о чем-то думают.
Неделю мы сгорали от нетерпения; все ждали двоек или вызова к директору; каждый говорил:
- Я такое заделал! Она мне за это кол с минусом влепит!
В субботу Душечка принесла наши сочинения, перепечатанные на машинке.
- Мне это стоило труда, поскольку я печатаю двумя пальцами. Но теперь потрудитесь вы. Я не изменила ни одного слова, только знаки препинания расставила, чтобы наши хвостисты не выделялись. Определите сами: кто и что писал? Обнаруженным поставим пятерки за и н д и в и д у а л ь н о с т ь.
Тут такое началось! Мы вырывали листки друг у друга, чуть не передрались, но вскоре в классе стало тихо.
Я успел просмотреть страниц восемь. На одной было написано: "Любовь - это стремление двух дураков…" Дальше каждому пятикласснику понятно; я искал глазами, кто бы мог такое изобразить? И тут же поймал себя на мысли, что будь у меня скверное настроение, вполне мог бы тиснуть что-нибудь похожее.
В двух сочинениях было полно цитат из Пушкина, Шекспира, Толстого. Это вполне могли наши "хвостисты" постараться; их можно понять: иметь двойки, когда у тебя рост до потолка и когда через день перед школой бреешься, все-таки стыдно. Только один листок задержал мое внимание, в нем сначала шли цитаты из классиков, а потом: "Наверное, любовь - это талант, который с рождения дается каждому. Наверное, это самый незаметный и хрупкий талант, который и делает человека Человеком. Я ненавижу живых мертвецов!!! Может быть, это и не совсем мои мысли, но что сейчас могу сказать о любви? У меня есть только одно огромное желание не заглушить этот талант. Я так боюсь за его судьбу!.." Мне сразу стало ясно: "Юлька", и другие это поняли, больше мы никого не нашли.
- Одна пятерка на весь класс - не густо, - прищурилась Душечка, - но я так думаю, что ставить ее не будем.
Класс возмущенно зашумел.
- Да хватит вам! - вскочила Юлька. - Раиса Ивановна права: кто же ставит пятерки за искренность?
Тут весь класс мгновенно поделился на группы, пошли споры, и тогда я не выдержал, встал и говорю:
- Мне тоже надо поставить пятерку… за честность. Я один изо всего класса сдал пустой листок, правда, его почему-то не перепечатали.
Все захохотали, привыкли, что постоянно хохмлю, иногда ирония прет из меня, как на дрожжах, сам себе противен, словно все в мире - дураки, а один ты - умный. Только в этот раз я почувствовал, что попал в яблочко, и только хохот утих, заявляю: - И, вообще, мне надо сегодня по всем предметам пятерки поставить… за старание.
Осматриваюсь: кто клюнет.
- Это почему же? - попался Витька.
- Потому что я сегодня в школу самый первый пришел.
Витька даже обиделся, а Юлька и Раиса Ивановна одобрительно улыбнулись - почувствовали союзника.
Кстати, после того сочинения я перестал называть учительницу литературы Душечкой; понял, что Раиса Ивановна давно нас раскусила и с ней надо быть поосторожней и с Юлькой - тоже, очень уж она мучается.
Вот и сейчас стоит к нам спиной, словно все мы ей что-то должны…
Опять эта чертова ирония! Хоть на стенку от нее кидайся. Но иногда она мне здорово помогает. Ростом я не вышел и, наверное, природа взамен силы, которая нынче, как прочел в одной книжке, рассматривается лишь как вторичный половой признак, дала мне иное орудие защиты, и тут уж надо ради справедливости сказать, что даже змеиный яд в малых дозах обладает отличными лечебными свойствами.
Юлька стоит к нам спиной и ждет.
…на твоих ресницах сухих,
В глубине твоего желанья
Округляется черный ноль, -
вспомнилось мне.
- Юль, кончай выпендриваться! - поднялся из травы Витька. Длинный, в полосатой футболке, он очень похож на футбольного судью, даже говорит резко, с сознанием особой власти, словно разнимает дерущихся игроков.
Юлька снисходительно посмотрела на него и усмехнулась.
Витька решил отплатить той же монетой; сейчас никто не любит оставаться в долгу, если, конечно, не деньги должен.
- Хватит вам, ребята! - Оля голоском и манерой говорить, приподнимая плечи, словно крылья, похожая на пичужку, умоляюще сложила руки лодочкой. - Через три дня последний экзамен. Ведь это здорово, что школа кончается.
- Начинается пора зрелости, которая, по словам моих предков, сводится к самостоятельному пропитанию, получению отдельной квартиры, - меланхолично заметил Стас, - и произведению потомства, которое должно быть лучше нас. К этому еще надо добавить уважение окружающих, хорошую пенсию, и цикл завершен.
- Не надо, Стасик, я уже много раз это читала. Ты сам в это не веришь.
- Ты, твой Владька и Юлька любите играть в красивые слова. Вы живете иллюзиями. - Стас даже не взглянул на Юльку. - Вы живете в книжках… школьной программы. Может, так удобнее: живи себе в облаках и строй из себя ангела.
- Да, но… - Оля запнулась и виновато посмотрела на нас, словно хотела сказать: я бы прошлась колесом, только бы все улыбнулись, но я не умею…
По шоссе снова с пронзительным ревом пронесся мотоциклист.
- Я бы его поцеловала за это, - с раздражением, словно себе самой, сказала Юлька.
Стас вытащил из заднего кармана техасов ключ на тонкой серебряной цепочке, поиграл им и кинул Юльке.
- Если постараешься, ты его догонишь.
Юлька рывком схватила ключ, словно боялась, что его отнимут, презрительно посмотрела на нас и побежала к мотоциклам.
Все знали, что она еле держит руль.
Витька даже приподнялся на носочки и, гогоча, советовал:
- Упрись нотами в землю. Как почувствуешь, что покатился, беги рядом!
Из травы поднялась Галя, фигурой похожая на спелую грушу, лицо у нее было то ли сонное, то ли мечтательное, и движения плавные, мне иногда кажется, что она не сможет провести рукой прямую линию, у нее обязательно получится изящная дуга.
- Вить, кинь сигарету! - небрежно сказала она, поймала брошенную пачку, заправским движением чиркнула спичку и закурила, затягиваясь глубоко, по-мужски, но не теряя женского обаяния.
- Психопатка, - пренебрежительно заметила Галя, - чего ей надо?.. Чтобы мы встали перед ней на колени, позавидовали ее индивидуальности?..
Едва Витька раскрыл рот, как я молниеносно опередил, выдав его коронный афоризм:
- Завидовать надо курице, она яйца несет.
Витькины влажные губы обиженно выпятились, он не любит, когда его опережают, да еще так нагло! Витька гордился тем, что у него на каждый случай в жизни есть афоризм. Если у вас случится неприятность, он скажет: "Бывает и хуже, но реже", а если вам повезет, он непременно выдаст: "Одним везет, другие везут".
- Слышь, завела! - хлопнул себя по спине Стас, словно я не слышал, как ревет трехсотпятидесятикубовая "Ява".
Юлька выкатила мотоцикл на тропинку, села и выжала сцепление - "Ява" дернулась и покатилась по утрамбованной поверхности.
Гул мотора стал натужным - Юлька поднималась по откосу, мне показалось, что я слышу даже, как похрупывают мелкие камешки под колесом и, выпрыгивая, стукаются о щитки.
Онемев от удивления, мы смотрели на непроницаемую стену кустарника, за которой скрылась Юлька, словно ждали, что кусты вот-вот раздвинутся, и мы увидим ее.
Мотор затарахтел беспорядочно и легко, радуясь удачно взятому подъему. Юлька, видимо, выехала на шоссе и остановилась, может, она думала: ехать или не ехать?.. смотрела на высокую стену кустарника и тоже ничего не видела.
Витька секундной стрелкой прошелся мимо нас и остановился перед Стасом.
- Может, догнать?
- Мне уже не на чем.
- Но почему я?..
- А почему я?..
Витька досадливо сплюнул и пошел по кругу. "Стас дал ей ключи, пускай сам и расхлебывает… А причем Стас? К черту Стаса! Почему я все время должен жить с оглядкой на него?.."
- Послушай, если тебе все равно, я поехал, - замер Витька.
- Я тебе не мама, чтобы у меня разрешения спрашивать! - усмехнулся Стас.
Витька вскипел мгновенно.