IV
Он пришел к Протасову – наниматься в коммерсанты.
Как ни странно, такой важный человек, как Владимир Протасов, сидит на этаже не в самом лучшем, мягко говоря, месте. Кабинет его не располагается, как должно быть по капиталистической идее, в главной редакции, а находится в общем ряду с кабинетами других рядовых редакторов. Более того, дверь его – напротив дверей общественного туалета. Что даже по меркам социалистического чиноположения ну никак не вписывается в общий формат.
Проблема проста, как Колумбово яйцо, – коммерсантов в редакции не любят. Ввиду разверзающейся на глазах финансовой пропасти их снисходительно терпят, но не более того. Пусть они носят "золотые яйца", но не смеют вторгаться не только в саму газету, но и даже на территорию, где обитают "творцы".
Зато внутренность кабинета бывшего редактора отдела рабочей молодежи, а ныне по совместительству главного коммерсанта, выгодно отличается от обставленных в древне-советском стиле обиталищ газетных богов. Новенькая, как с иголочки, полированная мебель. Невиданная роскошь – личный факс. Телефонные аппараты самых современных моделей. Кожаные черные кресла на колесиках. Расписные китайские чайные сервизы. Холодильник. А самое главное – красивая, тихая секретарша, как непременный атрибут успеха, довершает интерьер, в котором обитает наш "меркурий".
Сюда-то, в это маленькое вместилище кооперативной роскоши и комфорта, направляет свои стопы Александр Дубравин.
Он уселся напротив Протасова на кожаном диванчике для гостей. И повел такую смущенную, драматическую речь:
– Вот, Володь! Пришел к тебе. Работать хочу!
Дубравин долго маялся, размышлял перед тем, как идти "наниматься в коммерсанты". Но, с одной стороны, его подталкивает стучащаяся в двери их квартирки нужда. С другой – понимание того, что журналистика высшего класса на сегодня умерла. И он, как человек живой, думающий и азартный, хочет попробовать себя в новом, неизвестном деле: "А чем я хуже тех ребят, что снуют сегодня туда-сюда по этажу?! Ничем! Взять того же Колю Сурнина – он уже приобрел свои четыре "д" – диплом, дом, дача и даже "Джигули". Но он тоже начинал собкором".
Протасов не успевает ответить на предложение Дубравина, как его отрывает от беседы телефонный звонок:
– Что? Нашел подводную лодку? На Северном флоте? Подходящую? Вот давай ее и продавай голландцам! Или кому там, аргентинцам. Под ресторан. Они хотят сделать такой прикольный ресторан. Из советской лодки. В каком смысле прикольный? В самом прямом. Поставить ее на прикол. У причала. И официантки в морских тельняшках и с голыми задницами будут подавать там посетителям знаменитые аргентинские бифштексы из мраморной говядины. Ну давай, давай! Я тут занят. Так вот, Саня, нам нужен человек совершенно определенного склада характера. Человек, который бы…
Но не успевает Протасов ввести Дубравина в курс дела, как в дверях рисуется стройная фигура бывшего моремана и собкора Николая Сурнина, того самого, который уже в четыре "Д":
– Все пропало, все пропало, шеф! – кричит он, заламывая руки с перстнями. – "Миски" забастовали! Не хотят грузиться на пароход. Наш конкурс красавиц "Мисс – молодежная газета" под угрозой срыва. А мы пригласили таких спонсоров, таких пацанов!.. Они отвалили такие бабки!.. Что делать?
– Кончай панику наводить! – побагровев от гнева, так серьезно отвечает ему Протасов, что Дубравин аж зябко ежится. – Я уже давно разобрался в этом деле. Тех "мисок" заменили на других… Более красивых. А вот вас я за этот прокол еще вздрючу! Чтоб знали свой контингент, изучали, как следует изнутри!
Через минуту, выставив Сурнина за дверь, он, нажав на кнопку, вызывает секретаря.
Пока происходят эти события, Дубравин сидит ни жив ни мертв. Он просто фигеет от такого потока информации: "Е-мое! Люди-то, оказывается, вон какие дела проворачивают. Не то что мы. Сидим тут, строчки собкоровские считаем. А они считают миллионы!"
Стройная, как газель, секретарша Инна – сто восемьдесят сантиметров, ноги растут от ушей – в обязательной мини-юбке и белоснежной шифоновой блузке нарисовалась из сумрака шестого этажа с чашками чудного индийского чая на подносе. Еще там в вазочке были какие-то абсолютно западные, залитые шоколадом печенюшки.
Протасов велит ей поставить угощение на стеклянный столик. И занять оборону у дверей.
– Чтоб меня не беспокоили! У меня важный разговор!
Дубравин надувается и расправляет широкие плечи от собственной значительности. Он уже в мечтах продает раритетный крейсер "Аврора" каким-то заезжим арабским шейхам, выдавая его за крейсерскую прогулочную яхту класса "Люкс".
Но разговор идет о другом. Он как раз и идет о том, о чем они говорили в феврале.
– Мы все это время занимались хрен знает чем, – продолжает объяснение ситуации Протасов. – А главным даже не интересовались. И сегодня газета стоит на грани гибели. Денег нет. Живем на дотации от правительства. Нам надо создавать собственный, независимый издательский бизнес. Рекламные службы, региональные отделения. Производственные отделы. Нельзя такую гигантскую махину, можно сказать авианосец, делать из одного места. Из Москвы. Страна огромная, условия везде разные. В каждом пункте печатания свои цены, свои порядки. Надо проводить децентрализацию. Искать людей на периферии. Учить. И вот тут, мне кажется, та идея с телепрограммой может нам сильно помочь. Двинуть дело вперед. Это сегодня самое важное место. У нас тут есть один парень, Александр Олегович Крест. Он сейчас бултыхается в этой каше. Пойдешь к нему. На подмогу.
В общем-то, не так уж и долго они обсуждали условия сделки.
Голому собраться – только подпоясаться!
Зарплата в эквиваленте двухсот долларов в месяц и маленький кабинетик на другом конце этажа, рядом с дамским туалетом – вот и весь его контракт на новой должности. Зато какие радужные перспективы! Какие возможности и горизонты!
* * *
"Вот это стул – на нем сидят. Вот это стол – за ним едят? Или его едят?" – иронизирует сам над собою Александр Дубравин, когда, наконец, устраивается на своем новом рабочем месте. Спартанская обстановка. Голые стены. Ничего лишнего. Стол, стул, ручка, телефон. Пара блокнотов.
Жаль, что нет роскошных мебелей. Зато есть абсолютно чудная идея, которую можно и нужно реализовать!
Уже потом, через несколько лет, Дубравин, обобщая собственный предпринимательский опыт, создаст некий свод правил ведения дел в новой России. Так вот, пунктом первым в этом личном катехизисе бизнеса он обозначит идею.
Как говорится, "вначале было Слово".
Вторым условием он назовет людей: "Во всяком деле нужны люди с горящими глазами…" – часто говорит он на разного рода деловых встречах и обучающих семинарах.
И только на третье место он поставит материальный ресурс. Или деньги.
Сейчас у него нет ничего, кроме предложения работать с периферийными телепрограммами. Нужно собрать людей. Но как? И тут он вспоминает, чему их когда-то учили на журфаке.
"Газета – она не только коллективный пропагандист и агитатор, она еще и коллективный организатор". Или что-то вроде этого.
"Ну, так пусть же она и организует трудящихся в свою поддержку! – решает он. – Надо просто дать объявление у себя! Со своим номером телефона. Кто, мол, хочет поучаствовать в большом деле. И помочь любимой молодежке? Требуются энергичные люди для нестандартной работы".
Сказано – но не сделано. Быстро ведь только… сказка сказывается. Газета-то никогда объявлений и рекламы за десятки лет своего существования – не печатала. Не принято это было в стране советов.
Пришлось прошвырнуться из своего маленького по большим кабинетам. Но уладили. Дали такое объявление. И пошло-поехало.
– Хеллоу! Хеллоу! Это вас беспокоит старая комсомолка, член бюро всего на свете…
– Здравствуйте! Я безработный, беспаспортный, бездомный…
– А не хотите ли разводить вместе со мною кур вновь выведенной мною лично породы "Жанашель"?
– Мы работники фабрики по пошиву чехлов для наших автомобилей страшно возмущены вашей публикацией о хищениях на "Автовазе"! Требуем опровержения!
Короче, понеслось дерьмо по трубам. Но среди этого потока нет-нет да и попадаются интересные кадры. Бывший секретарь городского комитета комсомола Ставрополя. Кооператор из Ростова. Уволенный инженер оборонного завода из Тулы. Историк из Иркутска. Бывший гэбист из Владивостока. Так, поштучно начал он отбирать людей для программы. Некоторые приезжали сами. Из Новосибирска прикатил молодой парень – директор десятка учрежденных им же самим фирм. Приехал, весь модненький, как с картинки, зашел в маленький кабинетик Дубравина. Долго смотрел на хозяина почему-то пустыми, плоскими голубыми глазами не мигая. А потом – давай "гнуть пальцы":
– Да, я! Да, мы! У себя! Все схвачено! У нас рекламное агентство "Венера Милосская!"
Этакий новорусский, чуть облегченный типаж. Но и он сгодился на первом этапе.
Встрепенулась и собкоровская братия. Огненно-рыжий, бородатый коротышка, изгнанный из Киргизии на незалежную Украину Степан Гоманюк. Казахстанский сменщик Дубравина величаво-ленивый Вова Помаров. Угнетенная женщина Востока из Уфы Гузель Бежгиева.
Со всеми он говорит. Всем рисует радужные перспективы.
Сегодня прибыл очередной ходок. Из славного города Братска. Этакий вихрастый парнишка с широченной улыбкой на сахарных устах и романтическими представлениями о бизнесе, как о некоей дойной корове, к которой только надо правильно подойти. И молоко польется рекою. Надежды юношей питают. Он с восторгом слушает Дубравина, который разливается соловьем, пытаясь завербовать очередного рекрута в свою маленькую армию.
Сейчас на каждом предприятии – большом и маленьком или совсем маленьком – происходит одно и то же. Начинается первоначальное накопление капитала и "стихийный процесс прихватизации нажитого за семьдесят лет общего народного добра".
Редакция молодежки не является исключением из общего процесса. Но имеет одно существенное отличие. Инициативной группе нечего приватизировать.
Молодежная газета ничего не имеет. Ровным счетом – ничего! Ни помещений, ни машин, ни станков, ни типографий. Не имеет даже юридического лица. И счета в банке. Даже столы и стулья, на которых сидят журналисты, и те принадлежат не им. А издательству.
У молодых и энергичных есть только головы и ручки, которыми они строчат заметки. Так что Дубравину предложить особо нечего.
Есть только один ресурс – любовь читателей.
Так вот эту самую любовь и надо им вместе превратить в материальные ценности. Бумагу, печатные машины, рекламу, здания, сооружения и все такое прочее, что в рыночной экономике называется изящно и просто – "активы".
В общем, разворовывать нечего. Надо создавать. Ну, а так как объединить людей можно только на личном корыстном интересе, то Дубравин старается:
– Представляешь себя через несколько лет. Шикарный офис! Окна во всю стену. Ты подъезжаешь на "мерседесе". На белом. Тебе подает чай красавица секретарша… – распинается он и рисует перспективы вихрастому юноше.
Чаще всего они, после такой беседы, подписывают договор. И расходятся взаимно довольные друг другом.
Дубравин, конечно, понимает, что многие из этих людей никогда не станут предпринимателями. Но это может показать только время и само дело. А шанс сегодня есть у каждого. И он его предоставляет.
Оказавшись в совершенно новой для себя ипостаси, среди новых условий и новых людей, он все так же, по-журналистски, приглядывается к типажам. Оценивает и классифицирует.
Постепенно у него появляется собственное представление о тех, с кем ему предстоит трудиться. Условно он делит их на три волны. Первая. Туда, где запахло деньгами, ринулись авантюристы и искатели приключений всех мастей. В этом нет ничего необычного. Точно так же несколько сотен лет назад двигались на завоевание новых земель пираты, конкистадоры, бродяги, воры – те, кто не имел каких-то прочных корней на земле.
Вторая волна – торгаши. Эти готовы не только грабить и растаскивать, но продавать и покупать, наваривая гигантские барыши. Они просто хотят хапнуть. Сразу и много.
Он также понимает, что уже схлынула первая волна в виде безумных кооператоров, бандитов и приватизаторов. Что пена второй волны тоже постепенно тает, сходит в небытие вместе с малиновыми пиджаками, спортивными костюмами "Адидас", золотыми цепями на бычьих шеях и распальцовками на стрелках.
Приходит время пахарей. Людей, которые состоялись, умеют работать. И готовы работать. К этой третьей волне он причисляет и самого себя. Так вот, его задача на данном этапе – выявить этих людей. Вдохновить их. И двинуть вперед.
Непростая задача, если учесть, что буквально только вчера все мы были советские. В общем-то, тихие, мирные, благообразные. Но под этой личиной копилось в народе много чего разного. Только не проявлялись эти страсти. А тихо дремали в условиях советской действительности. Подавлялись воспитанием, образованием, всем строем жизни.
Но вот рухнула система. И все, что лежало в душах под спудом, копилось, приберегалось, вдруг вырвалось наружу, вышло на поверхность жизни. Зашипело, забурлило. Выплеснулось из рамок и берегов. А ему надо на ходу разобраться со всем этим сумбуром в душах. И уловить самое важное. Уловить те души, гонимые вихрем перемен, которые готовы бороться вместе с ним за выживание газеты и за свое будущее.
* * *
Он долго-долго смотрит на эту квитанцию. И никак не может понять, что бы это значило? Как и все творческие люди, он, конечно, довольно абстрактно соображает, что бизнес должен давать прибыль. Но как это будет выглядеть на практике – ему абсолютно невдомек.
И вот изо всех этих разговоров, переговоров, подписания стандартных договоров, всего этого процесса, больше напоминавшего игру, чем серьезное занятие, вдруг появился конкретный результат. Деньги. Первые деньги.
Перевод, перечисление на семнадцать тысяч рублей. Из Ставрополя. От некоего абсолютно незнакомого Олега Черкесова.
Это был, наверное, самый важный перелом в его сознании. Как и все советские люди, Александр привык получать зарплату. И воспринимал этот процесс, как нечто само собою разумеющееся. Сумма этого вознаграждения за труд всегда определялась другими людьми. А тут ему открылось, что в принципе они могут зарабатывать столько, сколько смогут. Сами.
И еще он реально ощутил, что недаром ест свой хлеб. Экономический интерес дал свои первые плоды.
Свершилось великое дело. Появились новые самостоятельные люди. Они сами набирают на местах рекламу. Сами размещают ее на месте ненужной телепрограммы.
Механизм новой экономики для газеты запущен.
V
– Снайперская винтовка Драгунова – в просторечии СВД – должна обеспечивать поражение живой цели на дальности до девятисот метров, при вероятности попадания первым выстрелом до восьмидесяти процентов. Имеются также винтовки, близкие к спортивному оружию, например СВ-98. Такая винтовка годится для исполнения (со специальным патроном) специальных задач.
В условиях города, когда стрельба ведется на коротких расстояниях, полезно использовать бесшумные снайперские винтовки типа ВСС и ВСК-94. Снайперские "бесшумки" особенно хороши тем, что позволяют "охотнику" уйти с позиции незамеченным после уничтожения вражеской цели… Однако небольшая дальность ограничивает их применение…
Есть еще малокалиберные винтовки с оптическим прицелом! – Инструктор по снайперскому делу – длиннорукий, сухопарый капитан с орлиным носом и густой шевелюрой – отложил в сторону наставление по боевому применению и разложил на специальном техническом столе новенькие образцы снайперского вооружения: винтовки, прицелы, треногу и еще что-то непонятное.
Они только вчера вернулись с очередного учения по предотвращению терактов. И от этого в сознании Анатолия то и дело прокручивается картинка происходившего на атомной станции.
Ему вспоминается "опрокинутое" лицо пожилого охранника с недоеденным бутербродом во рту. И он тихо усмехается: "Прозевали они нас. Прозевали!"
Это высокое начальство придумало такую форму боевой учебы личного состава. Ставится задача – проникнуть на объект и установить там "условное взрывное устройство". Способ проникновения надо придумать самим.
Так они с напарником на неделю оказались в большом и многолюдном российском городе в центре страны. Задачу выполнили блестяще.
"Не зря наши нынешние заклятые друзья и союзники обеспокоены. Способна ли Россия охранять свое ядерное оружие и атомные станции? Может, ей надо помочь? Направить своих военных на эти объекты! Куда мы катимся? Это же оккупация и полная капитуляция! Фактически превращение в колонию! Японский бог! Мыслимо ли было такое еще вчера?"
Инструктор берет внушительную длинноствольную винтовку и, баюкая ее на длинных руках, продолжает занятие:
– Эффективность применения крупнокалиберной винтовки ОСВ-девяносто шесть – вопрос спорный. А почему? – хитро прищурившись, спрашивает он. – Да потому, что специальные снайперские двенадцать и семи-миллиметровые патроны к ней производятся малыми партиями, а стрельба обычными пулеметными патронами неэффективна. Слишком уж они рассеиваются… – при этом он так нежно улыбается и мурлыкает, что видно, как этот "горец" любит оружие.
"По прозвищу "Белое перо", – вспоминает Казаков, рассказанную им на прошлом занятии историю американского снайпера, который во Вьетнаме один уничтожил целую роту вьетконговцев. – А этот где отметился? Сейчас такие специалисты нарасхват. Времена пошли лихие. Будь они неладны!"
Он молча оглядывает всю свою группу – серьезные молодые люди, аккуратно конспектирующие лекцию. Что будет с ними завтра? Где они окажутся со своими орудиями смертельного ремесла? Никто не знает.
После того "опереточного путча" последствия оказались очень даже серьезными. Их родная "контора" была сильно подставлена Крючковым. И победивший Ельцин поставил во главе ее господина Бакатина. С простой и понятной задачей. Такого монстра, как КГБ, больше существовать не должно! И пошло. Отделили пограничников. Потом правительственную связь. Начались слияния и разделения других служб. А вместе с ними и сокращения. И, конечно, в первую очередь народ посыпался из пятого управления. Идеологи больше были не востребованы.
А главный телохранитель Ельцина, сам выходец из "девятки", начал создание новой охраны Президента России. Так что люди Горбачева, в общем-то предавшие его, оказались в новой структуре не нужны. А уж тем более, не вписывались в нее те, кто сохранил преданность первому и последнему Президенту СССР в пору его заключения в Крыму. И среди них его дружбан Алексей Пономарев.
Он не стал дожидаться, когда его вежливо попросят на выход. Ушел сам. Перебрался к "новому русскому". Какому-то медиамагнату Гущинскому. Там осели многие ребята. В том числе и генерал – бывший начальник "пятерки".
Оставшиеся бедствуют. Особенно тяжко семейным. Вчера они были элитой. Сегодня их мизерной зарплаты не хватает даже на еду. Выживают, как могут. Одно слово – шоковая терапия.
"Все, как в детских стихах у Джанни Родари, – печально думает капитан Казаков. – Тысячи лир превращаются в сотни, денежки тают, как снег прошлогодний. Едва подержал я монеты в руках – и снова, о чудо, сижу весь в долгах!" – Веселый итальянец. С юмором сформулировал весь ужас инфляции. Только вчера пачка кефира стоила сто рублей. А сегодня уже сто десять!"