- Чего таким парадом явились?
- Извини, в ломке все. Взять хотим от кашля. Не поможешь?
- В ломке по улицам не ходят, - скептически буркнул Анзор и добавил: - Там уже ничего нету.
- Как нету? Уже? Совсем? Может быть, есть еще что-нибудь? - запричитали они.
- Говорю вам, кончилось. Чуть-чуть ломку снять осталось…
И Анзор взялся за ручку двери. Но троица принялась так яростно просить его взять для них таблетки от кашля, что он, на миг замерев спиной и как бы что-то решив, обернувшись, уточнил:
- От кашля, говорите?..
- От кашля, от кашля! - закивали они.
- Ладно, давайте бабки, попробую вылечить ваш кашель.
- Вот стольник, на шесть пачек. Этаминал у нас есть.
- Да? Угостите парой таблеток!
Кока замялся. Анзор вдруг без слов исчез в дверях.
- Что ты, офигел, что ли?.. Он обиделся! Дай ему этот проклятый этаминал! - испуганно зашикали парни.
Кока не успел ответить, как появился Анзор и протянул Коке пачку:
- Вот, меняю, не думайте… Вы мне - этаминал, я вам - кодеин, ломку снять. Своим кровным заходом делюсь! Вообще я этот этаминал не очень уважаю, но у меня сонники кончились, а без них кодеин не идет, сами знаете.
- Знаем, конечно. Что ты, что ты, Анзор, мы барыги, что ли? Мы бы и так дали! - начал Кока, угодливо вылущивая таблетки этаминала, чуть ли не с поклоном подавая их Анзору и вожделенно рассматривая пачку, полученную взамен.
- Ништяк. Вы ломку снимите, а я пойду с утра, посмотрю, что к чему… Я тебя сам найду, сиди дома, - сказал Анзор напоследок и окончательно скрылся за дверью.
Они обрадовано выскочили на улицу. У ресторана сели в машину и поспешили к Коке, где и разделили ю таблеток на троих, добавили этаминала и через четверть часа уже сетовали, что кайф только пару разиков лизнул их теплой волной - и исчез. Ломота в костях, правда, умолкла, насморк стих и мигрень отстала. Но не более того.
Наутро Тугуши и Художник явились к Коке ни свет ни заря, чем очень удивили бабушку, знавшую, что бездельники обычно спят до полудня и заявляются под вечер.
Анзора не было. Успели и позавтракать и даже пообедать, хотя Тугуши повторял, что на набитый желудок кодеин пить нельзя. Но перед бабушкиными котлетами никто не устоял. Бабушка, думая, что пусть лучше лоботрясы приходят к ним, чем Кока уходит, каждый раз сервировала им стол с ненужной роскошью: салфетки в кольцах, графины, ложки и вилки на специальных подставочках, замысловатые солонки и перечницы.
Конечно, во дни больших ломок Кока воровал из дома, что под руку попадет, даже умудрился как-то продать посудомоечную машину, им же самим и привезенную с большой помпой из Парижа. Эту пропажу бабушка до сих пор вспоминает, как пример злого чуда: утром машина стояла на месте, а вечером её в кухне уже не было, а на её месте громоздился весьма странный, допотопный стул. Кока не разубеждал её. На самом деле он подсыпал бабушке в чай снотворное и, пока она крепко спала, курды-носильщики выволокли машину из квартиры и увезли на дребезжащем грузовике в валютный магазин на ул. Павлова, где её помыли, забили досками и продали как новую за весьма приличную сумму.
Сама бабушка старалась забыть эту странную историю, ибо была фаталисткой и научилась ничему не удивляться. Будучи княжеского рода, она умудрилась пронести достоинство и приветливость сквозь все дрязги и склоки советского времени и была трижды замужем (первый раз - за меньшевиком, второй - за чекистом, а третий - за работником торговли, умершем от разрыва сердца, когда Шеварднадзе начал в очередной раз сажать партийцев).
Наконец, с улицы послышались сигналы машины. Кока кубарем скатился по лестнице и скоро вернулся, сияющий, бросил на стол шесть пачек и, крикнув:
- Я сейчас, только этаминалом Анзора подогрею! - побежал по гулким ступеням опять вниз.
- Конечно, как не подогреть! Обязательно! - приговаривал Тугуши, дрожащими руками перебирая пачки.
Кока прилетел через секунду, не забыв по дороге заскочить в кухню и поставить чайник. Каждому полагалось по две пачки. Решили вначале принять по одной, чтоб плохо не стало. Стали их проталкивать в себя водой, по-куриному задирая головы и давясь сухими горькими пилюлями.
Потом запили всё это дело горячим чаем и стали ждать, рассуждая о том, что в вену колоться вообще лучше, потому что кайф сразу приходит, а глотать - хуже, потому что неизвестно, что там, в брюхе, происходит. Вот и сейчас кайф что-то задерживался и, кроме отрыжки и икоты, ничем себя не проявлял.
- Говорил я вам, не надо было эти котлеты жрать! Вот, пожалуйста! - шипел Тугуши, гладя себя по животу.
- Да ты сам больше всех и жрал! - отвечал Художник, а Кока бегал по комнате и делал руками и ногами разные движения, надеясь гимнастикой растрясти желудок.
Наконец, он не выдержал, схватил вторую пачку и по одной закинул в рот все десять таблеток. Парни тут же последовали его примеру. Выпив для надежности еще чаю, они подождали немного, но кайф всё никак не желал появляться.
Нывший про "блядские котлеты" и вертевший от нечего делать пустую облатку Тугуши вдруг всполошенно воскликнул:
- А где тут вообще написано - "кодеин"?
- Как где? Вот, "Таблетки от кашля" написано, не видишь! - вяло отозвался Кока, проклинавший себя за то, что поел, кроме котлет, еще и макароны, которые теперь, очевидно, не давали кайфу открыться.
- Да, но где в составе написано - "кодеин"? - продолжал верещать Тугуши.
Посмотрели - правда, кроме слов "термопсис" и "лакричный корень", на пачке ничего не обозначено…
- Эге, - зачесали они в головах и побежали вытаскивать из мусора остальные облатки.
Ни на одной из них вожделенного "Codeinum fosfat" не значилось…
Тут им стало ясно, что Анзор принес им таблетки от кашля, только без кодеина. Такие продавались во всех аптеках по 3 копейки, тоже назывались "От кашля" и были предназначены для грудных младенцев.
- Но вчера же было с кодеином? - спрашивали они друг у друга.
Да, вчера было с кодеином. Было, но мало. А сегодня много - но без кодеина! Животы у них вздулись, окаменели. Мучила отрыжка, сухостью стянуло всё внутри.
Сквозь икоту Кока позвонил Анзору и невесело сообщил ему обо всем, на что Анзор сразу ответил:
- Не может быть! Подождите, я на своей пачки посмотрю, что там написано…
Кока уныло ждал, пока Анзор ходил "смотреть". Вернувшись, тот сообщил, что у него всё в порядке, написано то, что нужно, и ледяным тоном добавил:
- Что вы мне голову морочите? Все довольны таблетками, только вы непутевый хипеш поднимаете и наглые нахалки кидаете! Без кодеина - ничего себе! Эдак каждый может пустые пачки заменить! - намекнул он с нажимом.
И Кока окончательно понял, что ловить больше нечего. Ему сразу вспомнились странные лица парней на бирже, их ухмылки и ироничные советы "не умереть от кайфа". Наверно, там все знают, что Анзор нагло кидает тех фраеров, которых можно кидать.
Повесив трубку, Кока прикинул, что будет крайне трудно что-либо доказать. По правилам он должен был сразу, получив от Анзора пачки, заметить непорядок и вернуть их - тогда шансов было бы больше. А сейчас!.. Каждый может выпить таблетки с кодеином, а облатки показать другие… Иди и доказывай!.. Словом, кидняк был проведен виртуозно, по всем правилам!
И Кока принялся яростно и горестно ругать советскую жизнь, где человек за свои кровные деньги не может получить нормального кайфа, без которого так трудно жить в этой варварской стране лгунов и кидал. Tyiy- ши и Художник советовались, как бы промыть желудки и избавиться от таблеточных завалов.
А бабушка уже несла испеченную к чаю мазурку для "лоботрясов", как она называла знакомых внука, часть которых, по её мнению, была пассивными бездельниками, а другая - активными тунеядцами.
- Среди нашего рода Гамрекели никогда не было таких оболтусов, как ты! - пожурила она его, разрезая мазурку.
- Да? - огрызнулся Кока. - А мой папаша?
- Это совсем другое дело. Там душа поэта… Поэтам многое простительно… А вы, друзья, должны найти свое место в жизни, осознать себя как личности и заняться каким-либо полезным делом. Берите, пока горячая!
- Нет-нет, спасибо, горячего нам совсем не надо, нам пора, - невесело полезли они из-за стола, с отвращением глядя на мазурку: её не хватало после котлет с лакричным корнем и макарон с термопсисом!
2. Труха
После кидняка, который устроил им Анзор, Кока предпочитал на улицу не показываться, потому что был в глупом положении: ему всунули пустышку, а он её в прямом смысле схавал. За это надо было Анзора избить или ранить, но на такие подвиги у Коки не было ни сил, ни желания.
Да и сидеть в ортачальской тюрьме ему совсем не светило. На Тугуши и Художника надежды было крайне мало. А действовать самому или подключать кого-нибудь из районных громил тоже было не с руки. Тем более, что все были довольны кодеином, который брал Анзор, и вряд ли захотят портить с ним отношения из-за Коки, который сегодня здесь, а завтра - там, в парижах. А Анзор всегда тут! Конечно, если б случилось что - нибудь серьезное, Кока мог бы рассчитывать на поддержку районных ребят, но тут такой глупый пустяк, что из-за него даже как-то стыдно к ним обращаться. Кидняки и обломы были нередки в жизни Коки, поэтому он решил спустить это дело на тормозах, а себе сказал: "Хватит! Пора в Париж, подальше от варваров!".
Так он скучал около телевизора, пока сосед Нукри, любитель порножурналов, неожиданно не подкинул кусочек зеленой азиатской дури, пообещав узнать, где и за сколько её можно достать.
Курить одному было скучно, и Кока позвал Художника - тот всегда на месте, никогда ничем не занят. Папирос не было. Они неумело соорудили пару мастырок из сигаретных гильз. Покурив одну, начали смотреть какое-то видео, но дурь была так сильна, что усидеть на месте было невозможно. Они разошлись по квартире, навестили бабушку, читавшую в галерее Флобера, стали ей морочить голову всякими глупостями вроде того, что на планете Титан идут титановые дожди, жители все поголовно носят имя Тит, сидят в норах из титаниума и сосут титьки, а главный титан их тиранит. Или что Святослав Рерих имел в Ассаме гарем из панд, от которых родились бурые дети-йети. Или что в Африке наблюдается частичное превращение ленивых негров обратно в обезьян. Если труд сделал из обезьяны человека, то лень и безделье делает из человека обратно обезьяну. Логично?
Бабушка ужасалась и не верила, а они выдавали всё новые подробности:
- Некоторые негры уже из хижин обратно на пальмы перебрались!
- Да, да, правда! Затоптали костры!
- Едят только сырое!
- Тела заволосели, а вместо зубов - клыки!
- Побросали орудия труда!
- На лианах качаются!
Потом они ушли подкрепиться второй мастыркой, но бабушка, возбужденная их болтовней, а может быть, учуяв подозрительный дым, стала под разными предлогами ломиться к ним в комнату до тех пор, пока Кока силой не выпроводил её, заперев дверь на ключ.
- Кто тебе дал право так обращаться с женщинами? - трагично вопрошала она из-за двери, на что Кока отвечал:
- А кто учил женщину входить без стука?
- Ты ведешь себя невежливо! - пыталась воспитывать она из-за двери.
- А мозги вынимать - вежливо? - огрызался Кока.
- Оставь, она хорошая! - миролюбиво останавливал его Художник, но Кока и сам уже замолчал, сказав напоследок, что бабушку надо держать в строгости, а то на голову сядет:
- Она в последнее время что-то опять закопошилась. Слышит каждый день по телевизору - "наркотики, наркотики!" Вот тоже начала… подсматривать. Опять бинокль появился!
- Какой еще бинокль?
- У неё есть, театральный. Она меня и раньше через этот бинокль ловила. Мы тут напротив в подъезде пачку папирос держали: каждый мог брать, чтоб мастырку заделать. Вот она заметила, что я каждый раз, как из дома выйду, в этот подъезд захожу, потащилась туда, обшмонала подъезд и нашла папиросы за доской со списком жильцов…
- Выкинула?
- В том-то и дело, что нет! Оставила, хитрая! И каждый раз после меня ходила туда тайком считать, сколько я папирос взял. А потом представила счет.
- А ты что?
- Ничего. Сказал, что ничего не знаю - что еще? Какие-такие папиросы? Я сигареты курю!
- А помнишь, как мы её обкурили однажды? - развеселился Художник, вспоминая давний эпизод.
Как не помнить!.. Было много гашиша, и друзья решили обкурить бабушку. Аккуратно заделали пару мастырок и подложили в пачку её папирос - курила она всю жизнь "Казбек". Почуяв через полчаса по запаху, что бабушка добила подсадку, они вылезли в гостиную и уставились на неё. Пока гашиш открывался, бабушка сидела тихо как мышь, непонимающе поглядывая вокруг и прикладывая руку то ко лбу, то к сердцу. Но вот морщины на её длинном благородном лице как будто разгладились, она кокетливо заправила за ухо седую прядь, гордо повела головой и спросила не своим голосом: "Когда прислуге велено подавать кофе?" - "Скоро, ваше сиятельство, - отвечал Кока, давясь от смеха. - Император заняты в зимнем саду с фрейлинами, но скоро прибудут. Не извольте беспокоиться!" - "По утрам мигрень особенно несносна", - пожаловалась бабушка. - "Согласен. Туберкулез лучше всего принимать по вечерам, по две таблетки", - серьезно отвечал Кока. "Разве он не в микстуре?" - "Нет, в плаще с кровавым подбоем…" Поговорив таким образом минут десять, бабушка попросила отвести её до кровати. И надолго замолкла. Иногда из её комнаты были слышны шепот, бормотания, звуки каких-то напевов. Кока порывался посмотреть, что с ней, но Художник останавливал его: "С ней всё в порядке, оставь её! Пусть женщина покайфует первый и последний раз в своей жизни!"
Скоро Художник, сомлев от гашиша, побрел в худкомбинат за рамами, а Кока задремал в кресле. К полудню позвонил Нукри. Он выяснил, что, действительно, в городе появилась крепкая азиатская анаша, но некий Хечо, через которого её можно достать, загремел с сифилисом в вендиспансер, откуда, правда, он может за рублевку выезжать за товаром, когда ему вздумается. Поговаривают, что пакеты спрятаны где-то в диспансере, а Хечо просто ломает комедию, ездит к своему дяде в Авлабар и этот час просто пережидает у телевизора, пожирая любимый горячий лаваш с сыром и тархуном. Кто-то даже как будто уже пытался искать пакеты в его палате, но был напуган сифилитиками, тоскливым стадом гулявшими по коридору.
- Не всё ли равно - его это анаша, его дяди или его дедушки? Главное, чтоб хорошая была! - ответил Кока, окрыленный мечтой купить что - то нормальное.
- Да, да, я просто так говорю, что слышал. Давай вечером съездим, у меня есть стольник, - предложил Нукри (который так старался, потому что рассчитывал получить от Коки новые порножурналы, а Кока был готов за хороший кайф отдать что угодно).
Под вечер они приехали в вендиспансер. Из-за колючего забора девки переговаривались со стоящими на улице парнями.
- Что это, турбаза, что ли? - удивился Кока.
- Когда-нибудь же вылечатся, - лаконично пояснил Нукри.
Они нашли вдребезги пьяного сторожа, вызвали Хечо, вручили ему деньги и проследили из-за угла, как он, воровато оглядываясь, выскочил за ворота, юркнул в такси и уехал. Через час вернулся и отдал пакет с зеленым, пряно-пахучим порошком, не преминув рассказать о том, какие сложности ему пришлось пережить, пока он добывал эту анашу, хотя пахло от него тархуном, а на куртке сидели хлебные крошки. Нукри поделил пакет и половину отдал Коке с тем, чтобы тот завтра взял на стольник и вернул ему одолженное.
На следующий день Кока отправился к дальним родственникам, наплел им что-то о болезни бабушки, выпросил в долг юо рублей, а потом поехал в вендиспансер и отдал Хечо деньги. Получив через час пакет, привез его домой и спрятал, как обычно, в книгах, а сам отправился со знакомыми девушками на Черепашье озеро.
Вернувшись, он заметил, что бабушка не спит. Заглянув к ней, увидел, что она нервно курит. На вопрос об ужине обычного энтузиазма не проявляет и даже как-то не смотрит в сторону Коки, горестно отводя глаза, обычно лучащиеся любовью.
Почуяв недоброе, он ринулся в коридор, к полкам с книгами. Схватил том, в который был засунут пакет с анашой - и не обнаружил ничего!.. В другом томе - тоже пусто!.. Он стал хватать книги, раскрывать их одну за другой. Пусто!.. Пусто!.. Всюду пусто!.. Ничего!.. Классики пялились на него из разбросанных и раскрытых книг.
Тут трагический голос сказал:
- Не трудись понапрасну, мой милый. Оно было в Александре Блоке.
Бабушка в ночной рубашке стояла в дверях. Ее морщинистое лицо выражало сильную гамму чувств (это называлось - "поразить паршивца взглядом").
- Ты взяла? - зловеще спросил Кока.
- Я! - твердо ответила она. - Я нашла это.
- Ты перетрясла все книги?
- Да. Все. Я поняла, что ты недаром крутишься около полок. Я нашла это и высыпала в туалет, - ответила бабушка.
- Что?.. - Кока сел на пол и обхватил голову руками. - Что ты наделала?! Мне конец!.. Всё кончено!.. Меня убьют!.. Смерть ожидает меня!..
- Кто?.. Кто тебя убьет?.. - всполошилась бабушка.
- Как кто?.. Хозяин этого…
- Разве эта гадость не твоя? - вопросила она, явно не готовая к такому повороту.
- Нет, конечно. Меня просто попросили спрятать. Если я завтра не отдам, будет плохо, очень плохо… Во-первых, тот человек умрет без этого. Во-вторых, меня убьют его друзья. Ты что, не понимаешь?.. Телевизор не смотришь?
- А чье это?
Кока мгновенно перебрал в уме варианты и выбрал оптимальный:
- Одного калеки. У него сильные боли. - (Он справедливо полагал, что бабушке вряд ли ведомо, что дурь помогает только от боли душевной, но не от физической).
- Какого еще калеки? - с подозрением спросила бабушка (подобного она тоже не ожидала).
Воодушевленный, Кока принялся сочинять про одного несчастного бедняка, курда Титала, после операции вынужденно ставшего наркоманом, про его трагедию и про то, что ребята из района помогают ему из жалости - он лежит в кровати, а они носят ему еду, питье и анашу. Он знал, на какие педали надо нажимать: