В среду Коди не удалось проводить Эдит: его оставили после уроков в школе; а в четверг - День благодарения, и потом до понедельника у них были каникулы.
В четверг он все утро проторчал на веранде, хотя ноябрьский день выдался сырым и холодным. Глядя в сторону улицы, на которой жила Эдит, он изо всех сил раскачивался в кресле-качалке. На пороге появилась мать, лицо ее раскраснелось от кухонного жара.
- Коди, сынок, - позвала она, - ты здесь замерзнешь, иди поколи мне орехи.
Мать колдовала над скромным праздничным обедом - индюшки не предвиделось, зато на сладкое обещан был пирог. Дом наполняли дразнящие ароматы - пахло пряностями и еще чем-то необычным. Будь у Коди хоть капля надежды увидеть Эдит, он постарался бы задержаться на веранде.
После обеда они сели играть в "Монополию". Обычно дома Коди не разрешалось участвовать в играх из-за его бзика: очень уж ему хотелось выиграть любой ценой. Он всегда стремился к победе, во что бы ли играл, и всегда побеждал. Ему помогала спортивная злость, победа для него действительно была намного важнее, чем для остальных. (Иногда он жульничал, водилось за ним и такое.) Коди хотел непременно быть первым, даже если другие и не подозревали, что участвуют в состязании. Он больше всех съедал арахиса, быстрее всех очищал кукурузный початок, первым дочитывал до конца страницу очередного комикса.
- Уходи, - слышал он, когда приближался к играющим, непринужденно тасуя колоду карт или подбрасывая в руке кости. - Ты же знаешь, мы больше с тобой не играем.
Но в тот день они приняли его. Он старался сдерживать себя. Но стоило ему "купить" гостиницу на самой выгодной клетке - Бордуок, и он уже был не в состоянии совладать с собою.
- Господи, - сказала мать, - как же я могла позабыть! Неужели он тоже играет с нами? - Но она улыбалась. На ней было нарядное платье из голубой шерсти, стянутые в пучок волосы слегка растрепались - она выглядела спокойной и умиротворенной. Она тоже бросила свою фишку (утюг) на Бордуок и промахнулась, а Эзра попал. У него, разумеется, не хватило денег ("заплатить за постой"), Коди попытался одолжить ему недостающую сумму, потому что терпеть не мог, когда противники сдавались без боя, и был счастлив, если кто-то брал у него взаймы крупную сумму и продолжал сражаться.
- Нет, сдаюсь. - Эзра по-стариковски беспомощно поднял руку, так что Коди пришлось продолжать партию с Дженни, а потом только с матерью. Они сражались до конца - когда фишка матери очутилась на клетке Бордуок, а "капитала" у нее осталось всего-навсего три доллара. Коди был в восторге.
Потом Дженни и Эзра насели на Коди и Перл, чтобы те показали их любимый скетч "Просроченная закладная".
- Ну пожалуйста! Какой же без этого праздник!
Перл и Коди дали себя уговорить, хотя уже порядком подзабыли текст; к тому же Коди никак не мог вспомнить заключительный танец. Этот скетч играли в семье Перл еще в те времена, когда она была девочкой. Его показывали на любительских конкурсах, ставили в драматических кружках. Перл исполняла роль Айви, попавшей в беду девицы, а Коди - злодея. Подкручивая свой нафабренный ус и зловеще ухмыляясь, он ворковал: "Айви, милая Айви, обопритесь на мою руку…" Перл с вытаращенными от ужаса глазами забивалась в угол. Дети считали, что она играет как настоящая актриса. Роль знает назубок. Окидывает партнера жеманным девичьим взглядом, говорит нараспев, по-старомодному. В финале появлялся герой и спасал ее. Стеснительные Эзра и Дженни в спектакле не участвовали, поэтому Коди приходилось исполнять также и роль героя. "Я выкуплю закладную на ферму", - обещал он девице и, обхватив ее за талию, в танце увлекал в столовую. В последнюю минуту Коди вспомнил весь танец, но Перл вместо "замужняя жизнь" сказала "занудный муж" и рухнула, задыхаясь от хохота. Дженни и Эзра трижды вызывали артистов.
В сумерки Коди снова появился на веранде и, не отрывая глаз, стал смотреть туда, где жила Эдит. Эзра тоже вышел на веранду и уселся в качалку.
- Хочешь, пойдем прогуляемся до Слуп-стрит? - предложил Коди.
- А что там такого, на Слуп-стрит?
- Ничего особенного. Просто там живет одна знакомая девчонка. Эдит Табер.
- А, Эдит…
- Ты что, знаешь ее?
- У нее есть дудочка, на которой можно брать и бемоли, и диезы…
- У Эдит Табер?
- Да, у нее есть блок-флейта.
- Ты, наверное, ее с кем-нибудь путаешь, - сказал Коди.
- Не знаю, может быть.
Коди помолчал, опираясь на перила веранды. Эзра мирно поскрипывал качалкой. Наконец Коди сказал:
- Такая с темными волосами. Учится в нашем классе.
- Они здесь недавно, - заметил Эзра.
- Ты когда видел ее?
- Да только вчера, - ответил Эзра. - Я шел из школы домой и играл на дудочке, а она догнала меня и сказала, что ей нравится, как я играю, и спросила, не хочу ли я посмотреть ее блок-флейту. И мы пошли к ней домой…
- Домой? А она знает, что ты мой брат?
- Вряд ли, - ответил Эзра. - У нее есть волнистый попугайчик. Он все время икает и говорит: "Извините". А ее мама угощала нас печеньем.
- Ты познакомился с ее матерью?
- Если у меня будет флейта…
- Она гораздо старше тебя, - сказал Коди.
Эзра с удивлением посмотрел на него.
- Конечно. Ей уже четырнадцать с половиной.
- На что же ей такой сопляк, как ты?
- Она хотела показать мне свою флейту.
- Ну и дела… - вздохнул Коди.
- Так мы пойдем прогуляться до Слуп-стрит, Коди?
- Нет! - Коди пнул ногой столб.
- Как ты думаешь, - спросил Эзра, - если я попрошу маму, она купит мне на рождество такую флейту?
- Дубина, - огрызнулся Коди. - Идиот. Откуда у нее возьмутся деньги на твои дурацкие свистульки?
- Ты прав. Денег у нее, конечно, нет, - согласился Эзра.
Потом Коди ушел и запер за собой дверь, а когда Эзра стал дубасить по ней, Коди сказал матери, что это всего-навсего их ненормальный сосед мистер Милледж, на которого опять накатило…
В понедельник утром по дороге в школу Коди снова высматривал Эдит, но так и не увидел ее. Она опоздала и появилась сразу после звонка. Он старался встретиться с ней взглядом, но она даже мельком не взглянула в его сторону, а уставилась на учительницу, которая объявляла распорядок дня. Когда прозвенел первый звонок, Эдит вместе со Сью Микс и Гарриет Смит направилась в класс; похоже, теперь она уже не была одинокой. К третьему уроку стало ясно: она избегает его. Он не осмеливался подойти к ней - ее все время окружали телохранители. Ну где он допустил промашку? Он поймал Барбару Пейс, смешливую рыженькую толстушку, которая была чем-то вроде связной для всех парочек в их классе.
- Что с Эдит? - спросил он Барбару.
- С кем?
- С Эдит Табер. Мы с ней вроде бы подружились, а теперь она и словечка мне сказать не хочет.
- А-а-а… - кивнула Барбара и переложила учебники из одной руки в другую. Она была в мужской рубашке навыпуск. Кстати, чуть ли не половина девчонок в классе стали носить такие рубашки, подумал он. - По-видимому, - предположила Барбара, - ей понравился кто-то другой.
- Мой брат?
- А кто это - твой брат?
- Эзра. Мой брат Эзра.
- А я и понятия не имела, что у тебя есть брат. - Барбара не сводила с него глаз.
- Во всяком случае, на прошлой неделе ей нравился я. Что же случилось?
- Видишь ли, - терпеливо объяснила Барбара, - она уже успела побывать в разных домах. Ребята собирались. И у нее, конечно, появились новые интересы. Теперь она… как бы это сказать… лучше разбирается во всем. И потом, она не знала о твоей репутации.
- Какой такой репутации?
- Ну, что ты пьешь, Коди, и все лето путался с этой дешевкой Лореной Шмидт! От тебя вечно разит табаком, а на День всех святых тебя чуть не арестовали.
- Это мой брат натрепался?
- Да при чем тут твой брат? Все говорят. Какой тут секрет?
- Ну, я никогда не корчил из себя святого, - отрезал Коди.
- Эдит говорит, ты очень красивый парень и все такое… Но она хочет дружить с мальчиком, которого можно уважать, - сказала Барбара, - например, с таким, как Фрэнсис Элберн.
- Фрэнсис Элберн? Этот слюнтяй?
- Вообще-то он даже больше в ее вкусе, - сказала Барбара.
- Да у него волосы вьются!
- Ну и что?
- Фрэнсис Элберн. Господи Иисусе!
- Не поминай имя господа всуе, - сказала Барбара.
Коди дождался, пока все ушли из школы, и отправился домой один. Он выбирал улицы, где не мог встретить ни Эдит, ни ее друзей. Случайно свернул в какой-то незнакомый переулок, и вдруг его осенило: он до сих пор чужой здесь, не знает даже своего района. Большинство его одноклассников родились и выросли здесь, в Балтиморе, между ними завязалась дружба, о которой он, Коди, и мечтать не мог. Вот, например, два его лучших друга: их родители вместе ходят в кино, матери перезваниваются по телефону, а его мать… Коди пнул ногой столб. Все бы отдал, лишь бы она походила на других матерей: сплетничала бы на кухне с подругами, они бы накручивали ей волосы на бигуди, делились разными косметическими секретами, дулись в карты, забывая о времени. "Боже, вы только посмотрите на часы! А ужин не готов. Да муж убьет меня! До свиданья, девочки!" Так хотелось, чтобы у матери были какие-то личные интересы, знакомства за стенами их мрачного дома.
А отец? Все эти его бесконечные переезды. Он то и дело перетаскивал семью с места на место. Вырывал их с корнем, едва они приживались, и бросал в новую незнакомую среду. Где же он был сейчас, когда Коди жаждал, чтобы его, Коди, вырвали с корнем именно отсюда, когда на нем клеймо дурной репутации и он отчаянно стремился уехать куда глаза глядят и начать все сызнова? Отец искалечил им жизнь во всех отношениях, подумал Коди. Хорошо бы вызнать, где он, заявиться к нему и сказать: "У меня беда. И все по твоей вине. У меня никудышная репутация. Мне необходимо уехать из Балтимора. Ты должен взять меня к себе". Но это будет всего лишь очередной незнакомый город, очередная незнакомая школа, в которую ему придется идти одному. И там его отметки наверняка поползут вниз. И соседи начнут жаловаться. А учителя тоже будут считать его виновным в любой проделке. Потом появится Эзра, как всегда, упорный, серьезный и увлеченный, и все будут говорить Коди: "Ну почему ты совсем не похож на своего брата?"
Он вошел в дом, со вчерашнего дня здесь стоял запах капусты. Уже почти стемнело, и Коди казалось, что ему приходится преодолевать сопротивление густеющего воздуха. Он устало поднялся по лестнице. Миновал комнату Дженни - она сидела за уроками в маленьком тусклом круге желтого света от настольной лампы. Худенькое личико Дженни было в тени; она не взглянула на брата. Он прошел к себе и включил свет. Только положив на стол учебники, он заметил в комнате Эзру: спит, как всегда, свернувшись калачиком на кровати, с ворохом тетрадей. О медлительный самодовольный Эзра! Он мог спать в любое время суток. Рядом довольно мурлыкала его кошка Алисия.
Коди встал на колени, вытащил из-под своей кровати недопитую бутылку кукурузного виски, пустую бутылку из-под джина, пять пивных бутылок, надорванную пачку сигарет и коробку с солеными крендельками и ловко разложил все это вокруг Эзры. Потом спустился в прихожую и достал из стенного шкафа отцовский фотоаппарат "Сикс-20-Брауни". С порога комнаты он навел объектив и нажал спуск. Просто поразительно - Эзра не проснулся. (Вспышка была такой ослепительной, что перед глазами еще несколько минут плавали темные круги.) Но кошка встрепенулась. Она поднялась и громко зевнула - вот это был зевок! Мог бы получиться потрясающий кадр: бездельник Эзра и его драгоценная Алисия, оба с разинутыми ртами. Вот если бы она проделала это еще раз!
- Зевни! - приказал он кошке и перевел кадр. - Алисия, да зевни же!
Кошка фыркнула и снова улеглась. Он зевнул сам, для наглядности, но, очевидно, такие примеры на кошек не действуют. Коди опустил фотоаппарат, подошел ближе, потрепал Алисию по голове, почесал у нее под подбородком. Ничего не помогало.
- Да зевни же, черт тебя подери! - прикрикнул он и попытался силой разжать ей зубы. Она резко выгнулась, глаза сверкнули дико, свирепо. Эзра проснулся.
- Твоя кошка - кретинка, - сказал ему Коди.
- Что?
- Не могу заставить ее зевнуть.
Эзра машинально протянул руку и обнял кошку, та зевнула, заурчала, уютно пристроилась возле него, и Эзра опять заснул. Но Коди уже не стал их снимать. Этот Эзра вечно испортит любую затею.
Коди, Дженни и Эзра отправились в магазин за рождественским подарком для матери. Каждый из своих карманных денег сэкономил за неделю по сорок центов, а у Коди в придачу был еще доллар - он стащил его из среднего ящика стола мисс Сондерс. Всего у них набралось два доллара двадцать центов; можно купить матери теплые перчатки, решил Коди. Но Дженни сказала:
- Перчатки - это очень скучно, - и предложила вместо них кольцо с бриллиантом.
- Вот балда! - воскликнул Коди. - Пора бы знать, что за два доллара двадцать центов кольцо с бриллиантом не купишь.
- Да не настоящее, а со стеклышком вроде бриллианта, - пояснила Дженни, - или еще что-нибудь такое - красивое, не обязательно полезное.
Им пришлось пойти в магазины неподалеку от дома, чтобы не тратиться на проезд.
Была середина декабря - время предпраздничных покупок. Мимо беспрестанно шли люди, целые толпы нагруженных свертками людей, в морозном воздухе их дыхание превращалось в белые клубы пара. В центре города витрины огромных универсальных магазинов сверкают сейчас, как ларцы с драгоценностями. Возле больших магазинов звучат рождественские песни, звенят колокольчиками Санта-Клаусы, светофоры разукрашены блестящей мишурой. А в их квартале - магазины поменьше, победнее, и в витринах красуются лишь венки из еловых веток или картонные Санта-Клаусы с блоком сигарет "Честерфилд" в руках. Солдаты, получившие увольнительную, рассеянно брели по двое, по трое, пешеходы с покупками, даже те, кто несли самые яркие свертки, мрачно и решительно устремлялись вперед, готовые смести любого на своем пути. Чтобы Дженни не потерялась, Коди ухватил ее за рукав.
- Нет, серьезно, - продолжала она. - Я не хочу покупать ничего теплого, ничего необходимого, ничего…
- …полезного, - добавил Эзра.
Они дружно рассмеялись.
- Кстати, если мы купим кольцо, она расстроится, что мы зря истратили деньги, - сказал Эзра. - Вряд ли она останется довольна таким подарком.
Коди терпеть не мог этого просветленного, серьезного выражения, которое иногда возникало на лице Эзры: смотрите, мол, какой я внимательный и заботливый.
- А ты бы чего хотел на рождество? - грубо спросил Коди. - Мира во всем мире?
- Чего-чего? Я хочу флейту, - сказал Эзра.
Вместе с группой военных моряков они перешли улицу на перекрестке.
- Ну так никто тебе ее не подарит, - сказал Коди.
- Знаю.
- Ты получишь шерстяную шапку с ушами и вельветовые брюки.
- Коди, - упрекнула Дженни, - ну зачем ты ему сказал…
- Да неважно, - отмахнулся Эзра.
Они обошли женщину, которая надевала ребенку варежки.
- А раньше нам дарили на рождество игрушки и конфеты. Помнишь, как весело было на прошлое рождество?
- В этом году тоже будет весело, - сказал Эзра.
- Помнишь, как мы жили в Виргинии и папа купил нам санки, а мама сказала, что это глупо, потому что там почти никогда не бывает снега. А наутро после рождества мы проснулись, а кругом - снег.
- Вот было здорово, - сказал Эзра.
- Во всем городе только у нас одних были санки, - сказала Дженни, - и Коди за деньги давал другим ребятам прокатиться. Папа научил нас, как натирать полозья, и мы залезли на самую верхушку той горы… Как она называлась? Как-то смешно…
Дженни вдруг остановилась посреди тротуара. Прохожие со всех сторон толкали их.
- Знаете… - Она запнулась. Коди и Эзра посмотрели на нее. - Он ведь к нам никогда уже не вернется, правда?
Они промолчали. А минуту спустя пошли дальше, все трое рядом. Теперь Коди ухватил за рукав и Эзру, чтобы толпа не разделила их.
Коди разбирал почту. Он отложил несколько адресованных матери конвертов, похожих на рождественские поздравления. Выбросил какой-то рекламный проспект и письмо из своей школы. Конверт с кливлендским штемпелем сунул в карман. Потом поднялся к себе в комнату и включил лампу возле кровати; дожидаясь, пока она нагреется, Коди посвистывал и смотрел в окно; но вот он дотронулся пальцем до лампочки - достаточно ли она накалилась, - обернул вокруг нее конверт и медленно сосчитал до тридцати. Распечатал конверт и вынул оттуда листок бумаги и чек.
"…говорят, что в июне 1945-го они достигнут проектной мощности, - сообщал отец. - Извини, что чек на меньшую сумму, чем я рассчитывал: у меня были некоторые…" Ничего нового, его обычное письмо. Коди сложил листок и сунул обратно в конверт - ради такого письма не стоило и стараться. Внизу хлопнула входная дверь.
- Эзра Тулл! - крикнула Перл. Стуча каблуками, она быстро поднималась по лестнице.
Коди бросил конверт в ящик комода и задвинул его.
- Эзра! - снова позвала мать.
- Его здесь нет, - отозвался Коди.
- Где он? - спросила она, запыхавшись. Ну и вид… Шляпа съехала набок, пальто снять не успела.
- Он пошел в прачечную, как ты велела.
- Что тебе об этом известно? - Мать протянула ему пачку фотографий.
Верхний снимок был сильно размыт, и Коди с трудом разобрал, что на нем. Он взял у нее всю пачку. Ах да! Это же Эзра, лежащий в беспамятстве, а вокруг - пустые бутылки. Коди улыбнулся. Он совершенно забыл об этих снимках.
- Что это значит? - спросила мать. - Я отдала проявить пленку, а когда получила фотографии, чуть не умерла от ужаса. Я просто хотела приготовить аппарат к рождеству. Думала, это старая пленка, что-нибудь летнее или торт на дне рождения Дженни… И что же я вижу? Эзра валяется - как распоследний алкоголик. Пьянь подзаборная! Неужели это правда?! Отвечай!
- Не такой он паинька, как ты думаешь, - сказал Коди.
- Но он никогда не доставлял мне огорчений.
- Знала бы ты, что он вытворяет.
Перл опустилась на кровать Коди. Потрясенная, она только и могла молча качать головой.
- Ах, Коди, ты себе не представляешь, как трудно воспитывать детей, - пожаловалась она. - Ты, наверно, считаешь, что со мной тяжело жить. Я часто срываюсь, иногда бываю ведьма ведьмой. Но если бы ты только знал… как я беспомощна. Страшно сознавать, что все, кого я люблю, зависят от меня. До смерти боюсь сделать что-нибудь не так.
Она наклонилась к нему, он подумал - за фотографиями. Но нет, она взяла его за руку. Притянула к себе и усадила рядом. Ладонь у нее была горячая и сухая.
- Наверно, я слишком часто рычу на тебя, - сказала она, - но сейчас, Коди, мне нужна твоя помощь. Кроме тебя, мне не к кому обратиться в трудную минуту. Мы с тобой гораздо больше похожи друг на друга, чем ты думаешь. Как же быть, Коди? - Она наклонилась к нему еще ближе, и Коди отпрянул. Казалось, жар струится даже из ее глаз.