- Этого следовало ожидать, - пробормотал мистер Питерс.
- Извините за беспокойство, - сказал Эзра.
- Ничего страшного. Теперь мне все ясно, заказ прислан не вами.
- Может, когда я подрасту…
- Не волнуйся, сынок, ничего страшного.
Коди поднялся на душный третий этаж, где на его кровати, прислонясь к стене, сидела Лорена Шмидт. Она появилась в этих краях недавно - смуглая, черноволосая девушка. Она накручивала локон на палец.
- Кто это? - спросила она Коди.
- Из похоронного бюро.
- Ой!
- Он приходил к Эзре.
- А кто такой Эзра?
- Мой брат, дурочка.
- Откуда же мне знать? - возразила Лорена. - Тот паренек внизу - твой брат? Такой белокурый, красивый.
- Эзра? Красивый?
- Мне понравилось его лицо, - сказала Лорена. - Такое серьезное. И его светло-серые глаза.
- У меня тоже серые глаза.
- Ну и что?
- Вдобавок он припадочный.
- Да брось ты.
- Он только с виду такой. Вроде нормальный. И вдруг - хлоп! Катается по полу, на губах пена…
- Вот ужас!
- Точно. Многие просто боятся его. Когда он в таком состоянии, я один могу подойти к нему.
- Врешь ты все. - Лорена потянулась к изголовью кровати и приподняла штору. - Вон идет твоя мать.
- Не может быть! Где?
Лорена с усмешкой повернулась к нему. Передний зуб у нее был обломлен, и это придавало ее лицу неуверенное выражение, словно она сомневалась в себе.
- Я тебя разыграла.
- То-то.
- Надо же. Вот дурачок! Я ведь в жизни ее не видела. Откуда же мне знать, кто это возвращается - она или не она.
- Ты наверняка ее видела, - сказал Коди. - Она работает кассиршей в бакалейной лавке братьев Суини. Ее прозвали Злючка-Колючка.
- Мы делаем покупки у Эсмонда.
- Я бы тоже хотел там, - сказал Коди.
- А почему она работает? Где твой отец?
- Пропал без вести.
- Ой, извини.
Он небрежно махнул рукой и глотнул из бутылки.
- Она сидит за кассой. В следующий раз, когда будешь проходить мимо лавки Суини, загляни в окно. Сразу ее узнаешь. Войди и скажи: "Мэм, на этой банке с супом - вмятина. Нельзя ли ее уценить?" А она ответит: "Суп ведь хуже не стал, и цена будет прежняя".
- A-а, знаю я таких, - сказала Лорена.
- На затылке небольшой пучок. Рот - как будто в губах зажаты булавки. Кто-нибудь зайдет просто так, от нечего делать, а она непременно скажет: "Проходите, проходите, пожалуйста".
Коди говорил и улыбался, но внутри у него что-то кольнуло. Он представил себе мать за кассой и эту тревожную складку, пересекающую ее лоб, словно прядка волос или тонкий стежок портнихи.
Коди снял с кровати Эзры одеяло, подушки, простыни и матрац. Вытащил из рамы и спрятал в шкаф деревянные перекладины. Потом осторожно положил матрац на место и затаил дыхание. Матрац держался на одной раме. Коди тщательно прикрыл его постельным бельем, взбил подушку и осторожно положил ее в изголовье. Достал из тайника стопку журналов, раскрыл их и в беспорядке разбросал по полу, после чего погасил свет и улегся на свою кровать.
Эзра, босой, в пижаме, вошел в комнату, дожевывая сандвич. Сзади у него болталась завязка от пижамных штанов. Он вздохнул и плюхнулся на кровать. Раздался оглушительный треск. Задрожал пол. Мать закричала, тяжело протопала по лестнице наверх и включила свет. Коди поднял голову и посмотрел на нее сонным, отсутствующим взглядом. Она держалась за сердце и глотала воздух. За ней стояла дрожащая Дженни, прижимая к себе старого игрушечного зайца.
- Господи, спаси… сохрани и помилуй! - пробормотала мать.
Постель Эзры походила на заполненную бельем ванну. Он никак не мог выбраться из простынь. В поднятой руке был зажат недоеденный сандвич.
- Эзра, милый… - сказала Перл и, увидев журналы, добавила: - Это что такое, Эзра?
С журнальных страниц - с каждой! - на нее смотрели женщины в ночных сорочках, купальных костюмах, поясах с подвязками, в черных кружевных бюстгальтеpax, банных полотенцах, нелепых прозрачных набедренных повязках или попросту нагие.
- Эзра Тулл! - произнесла мать.
Эзра все еще барахтался, пытаясь выбраться из кровати.
- Вот уж не ожидала от тебя, Эзра, - укоризненно сказала мать, повернулась и вышла из комнаты, уводя за собой Дженни.
Эзра наконец выбрался из кровати и набросился на Коди. Вцепился ему в волосы и стал трясти изо всех сил. Коди с мычанием отбрыкивался. Он не кричал, чтобы не услышала мать. Ему удалось вцепиться зубами в коленку Эзры, и тот, задыхаясь, в слезах, откатился в сторону. Похоже, Эзра еще раньше наткнулся на что-то - левый глаз у него заплыл и вид был несчастный. Коди поднялся с пола, показал, где спрятаны перекладины от кровати. Они положили их на раму, водворили на место матрац, старательно расправили постельное белье и одеяло. Потом Коди выключил свет, они улеглись и вскоре заснули.
Иногда по ночам Коди снился отец. Он появлялся в одном из своих коммивояжерских костюмов с вечерней газетой в руке, как бывало по пятницам. Поражала достоверность его облика: густые, падающие на плечи волосы, желтоватые мешки под усталыми глазами. Днем облик отца представлялся ему в последнее время не так реально - он расплывался, лишался объемности. "Ну как прошла неделя?" - равнодушно спрашивал он. И мать отвечала: "Нормально".
В этих снах и сам Коди был не таким, как теперь. Время поворачивало вспять. Он видел себя малышом, который семенил вокруг на своих коротких толстых ножках и отчаянно старался привлечь к себе внимание: "Ты только посмотри! Ну посмотри еще. Посмотри, как я кувыркаюсь. Видишь, как я тащу тележку?" Каждый его поступок в том возрасте, как ему представлялось сейчас, объяснялся безудержным стремлением утвердить себя, свою независимость.
Просыпаясь в темноте, он вытягивал свои длинные ноги и поднимал над головой руки, которые становились жилистыми и мускулистыми. Он думал о том, что будет, если в один прекрасный день - к тому времени он сам уже станет мужчиной - вернется отец. "Посмотри, чего я достиг, - скажет он отцу. - Видишь, чего я добился, как много успел без тебя!"
Может, я сказал что-нибудь не то? Что-нибудь сделал не так? Или чего-то не сделал? Из-за этого ты ушел?
* * *
Начались занятия в школе. Коди и два его лучших друга оказались в одном классе. Иногда Пит и Бойд провожали его до самого дома; обычно он вел их в обход, дальней дорогой, чтобы миновать стороной бакалейную лавку, где работала мать. Жизнь его была поделена на две части - друзья в одной половине, семья в другой, и он должен был следить за тем, чтобы они не соприкасались. Мать терпеть не могла, когда сын водился с чужими.
- Почему ты не пригласишь кого-нибудь в гости? - лицемерно спрашивала она.
Ну нет, его не проведешь!
- Да мне никто не нужен, - говорил он. И ответ этот был ей по душе.
- Тебе достаточно и своей семьи, - говорила она. - Нам так повезло, что мы - одна семья. Правда?
Коди приводил друзей домой, только когда мать была на работе. Иногда, сам не зная почему, хвастался ее вещами. Выдвигал маленький верхний ящик комода и вынимал оттуда золотую брошь, которую отец подарил ей еще до женитьбы.
- Видите, как он уважает мать, - говорил Коди, - сколько надарил. У нее уйма разного барахла. Всего и не показать.
Друзья томились от скуки. Тогда Коди менял тактику: доставал из шкафа ее носовые платки - они были выглажены и сложены так аккуратно, будто находились в невидимой квадратной коробке.
- Ваши матери платки так не складывают, правда? - вздыхал он и, крутя в руке какую-нибудь таинственную металлическую застежку, продолжал: - Женщины! - Кто их разберет? Разве их поймешь? Вот, например, ее любимчик Эзра, мой безмозглый брат Эзра. Ну, если бы она в Дженни души не чаяла, еще можно было бы понять: как-никак девчонка. Но Эзра! Кому он нужен? За что его любить? Ну за что?
Друзья пожимали плечами, равнодушно глазели по сторонам и позвякивали мелочью в карманах.
Он спрятал левый ботинок Эзры, его тетрадь с домашними заданиями по арифметике, его большую кожаную перчатку для бейсбола, его самописку, его любимый свитер. Запер кошку Эзры в стенном бельевом шкафу. Утащил в школу бамбуковую дудочку Эзры и запихнул в карман бушлата его лучшего друга Джосайи Пейсона - верзилы, которого многие считали полоумным. Но Эзра был Эзрой - он всем сердцем привязался к Джосайе и с радостью приводил бы его домой, если бы мать не боялась этого мальчишки.
Коди проскользнул в Эзрин класс, там не было ни души - все завтракали в школьной столовой. Шмыгнул за перегородку и, очутившись в раздевалке, засунул дудочку в карман огромного черного бушлата Джосайи. Наступили теплые дни бабьего лета. Джосайя не забирал домой бушлат, и все считали, что дудочка потерялась, Эзра ходил сам не свой.
- Никто не видел моей дудочки? - спрашивал он.
Наконец-то Коди избавился от песенок "Зеленые рукава" и "Ясеневая роща", которые Эзра беспрерывно наигрывал на своей свистульке; диапазон у нее был ограничен, и, чтобы извлечь из нее звуки, тем более высокие, Эзре приходилось дуть изо всех сил, терзая слух окружающих.
- Это ты ее взял? - сказал он Коди. - Я же знаю, твоих рук дело.
- На кой мне эта дурацкая свистулька?
Коди надеялся, что, когда пропажа обнаружится у Джосайи Пейсона, Эзра обозлится на своего друга, однако этого не случилось. Все вроде уладилось, и Эзра с Джосайей дружили по-прежнему. А надрывные звуки "Ясеневой рощи" снова расползлись по всему дому.
На мать накатил очередной приступ ярости.
- Перл на тропе войны, - сообщил Коди брату и сестре. В такие минуты он всегда называл мать по имени. - Берегитесь. Она уже вывалила все из Дженниного комода.
- Ой-ой-ой… - вздохнул Эзра.
- Рвет и мечет.
- О боже… - загрустила Дженни.
Коди поджидал их на веранде, они задержались в школе. Он тихонько открыл дверь, и они на цыпочках поднялись по лестнице. Осторожно перешагнули через скрипящую ступеньку, хотя мать все равно бы ничего не услышала. Она бушевала на кухне. Оттуда доносился грохот; уж не швыряет ли она кастрюля в закрытые окна?..
Они на цыпочках пробрались по коридору в комнату Дженни.
- Ну и погром, - ахнул Эзра.
На полу - груды вещей. Тут и там выдернутые из комода ящики. Дверцы шкафа распахнуты. На перекладине болтаются вешалки, а платья Дженни с рукавчиками-фонариками свалены в кучу. Дженни застыла в дверях…
- Дженни, - спросил Коди, - ты натворила что-нибудь?
- Ничего, - дрожащим голосом ответила Дженни.
- Вспомни, может, чепуха какая-нибудь? Может, ты просто забыла?
- Да ничего не было. Точно.
- Помоги мне засунуть ящики обратно в комод, - попросил Коди Эзру.
Одному с этой работой не управиться. Громоздкие дубовые ящики застревали в пазах. Коди и Эзра пыхтели, задвигая их на место. С глазами, полными слез, Дженни бродила по комнате и собирала свои вещи.
- Прекрати! - крикнул Коди, увидев, что она утирает нос то одной, то другой парой свернутых носков. - Как только мать заметит сопли на носках, она снова все вывалит на пол.
Вместе с Эзрой они подбирали трусики и ленты, встряхивали блузки, пытались повесить на вешалки платья. Безнадежно помятые вещи разглаживали руками и убирали в шкаф, подальше от глаз. А Дженни, опустившись на коленки и шмыгая носом, подбирала свои майки.
- А ведь можно просто уйти, - сказал Эзра, - и не возвращаться, пока она не придет в себя.
- Она не уймется, пока не закатит скандал, - возразил Коди. - Ты же знаешь ее. Тут уж ничего не попишешь.
- Жалко, нет папы.
- Нет - и нет. Заткнись.
Эзра расправил поясок от какого-то платья. Слава богу, все уже разложено по местам. Они уселись на постель Дженни. Теперь на кухне не грохотало - слышался звон ножей, вилок, посуды. Мать накрывала на стол? У Коди в горле стоял ком, он и думать не мог о еде. Наверное, Эзра и Дженни тоже. Эзра все время как бы пытался проглотить этот ком.
- Давайте убежим из дому, - предложила Дженни.
- Нам некуда бежать, - сказал Коди.
Мать позвала их снизу писклявым, как у комара, голосом:
- Дети!
Они спустились гуськом, шаркая ногами. В ванной на первом этаже стали мыть руки, с особым усердием намыливая ладони. Потом все вместе вошли в кухню. Мать нарезала ломтиками прямоугольный кусок консервированного мясного фарша. Как только дети уселись за стол, не глядя на них, заговорила:
- Мало того, что работаешь с утра до ночи; приходишь домой, а здесь конь не валялся. Шляетесь допоздна, отираетесь в подворотнях черт знает с кем, транжирите время в школьном хоре и всяких там кружках. Стол не накрыт, посуда не мыта, пол не метен, почта валяется на коврике у двери, а вас и след простыл… Кто-кто, а уж я-то знаю, что здесь творится! Вижу, чем вы занимаетесь! Дикари - вот вы кто. Водитесь со всякой шпаной… Что мне делать? Как прибрать вас к рукам? Никудышная дочь, два неслуха сына… Я слышу… слышу, что говорят люди. Думаете, покупатели удержатся, чтобы не позлорадствовать? Зайдет кто в лавку и с ангельским видом: "Ну, миссис Тулл, ваш старший растет не по дням, а по часам. Встретила его с пачкой сигарет в руках перед домом этой девчонки Барлоу". Я слушаю и только улыбаюсь как дура, а они небось думают: "Бедная миссис Тулл, каково ей смотреть людям в глаза? Дети совсем отбились от рук, позорят ее. Затыкают сырыми картофелинами выхлопные трубы автомобилей, прокалывают шины, палят из мелкашек по уличным фонарям, снимают колпаки с автомобильных колес, срывают дорожные знаки, украли из палисадника у миссис Коррелли статую мадонны и перетащили ее на заднее крыльцо Санни-Боя Брауна, околачиваются на улице с девчонками, настоящими шлюхами - свитера в обтяжку, на ногах цепочки". Куда ни повернусь - одно и то же…
- Но это ведь не про меня, мама.
- Что?
- Я же ничего такого не делаю.
Разумеется, Дженни ничего такого не делала (все это выходки Коди). Но ей лучше было помолчать. Перл мигом переключилась на нее и с новой силой бросилась в атаку:
- И ты тоже хороша!.. Выхожу в воскресенье из церкви, а ты стоишь с этой Мелани Миллер, одноклассницей из церковной школы. И что же я слышу?! Прямо ушам своим не поверила! "Ах, Мелани, - манерно передразнила она визгливым голосом, ничуть не похожим на голос Дженни, - до чего мне нравится твое платье, вот бы и мне такое…" Подумать только! - обратилась она к сыновьям. - Платье - дешевка! Клетка и та не подогнана. На подоле оборка - как на сельский праздник. А у пояса искусственные цветы. Надо же: так вырядить девятилетнюю девочку! "Ах, вот бы и мне такое!" - вздыхает ваша сестра. А люди кругом смотрят и думают: "Бедная миссис Тулл. Ей не по карману купить дочери даже дешевое платье с искусственными цветами. Целый день работает в лавке как каторжная, а по ночам ломает себе голову: на чем бы сэкономить? Как дотянуть до конца недели? Живет надеждой, что никто в ее семье не заболеет и не придется вызывать врача, платить ему за визит, молит бога, чтобы ноги у ее детей не росли так быстро…" А мать Мелани, стоит обронить при ней хоть слово насчет платья, сразу тут как тут, такой уж она человек. Не успеешь оглянуться, а она уже у двери. "Миссис Тулл, - скажет, - вот у меня случайно остался каталог, ну тот, по которому мы заказывали платье для Мелани. Если надумаете купить такое же для вашей Дженни…" Так я и допущу, чтобы моя дочь носила приютское платье! Я не позволю, чтобы она одевалась точь-в-точь как другой ребенок! "Нет уж, - скажу я, - благодарю вас, миссис Миллер. Может, мне не все по средствам, но если я покупаю платье, то швы у него должны быть заделаны. Не нужен мне ваш замечательный каталог, по которому вы заказываете дешевые платья без припуска на подол, с безвкусными цветами из бархатной бумаги…" Что же это творится на белом свете? Выходит, я недостаточно хороша для своей родной дочери? Неужели она не видит, как я из кожи лезу, чтобы у вас было все? Почему моя дочь водится с какими-то подонками? Зачем тащит домой всякое отребье? Мы же одна семья! Самые близкие друг другу люди! Что случилось? Как она могла предать семью?
Перл спокойно села, словно раз и навсегда покончила с этой темой, и протянула руку за миской с зеленым горошком. Слезы ручьем текли по щекам Дженни, но она не проронила ни звука, и мать, казалось, не замечала ее.
Коди кашлянул.
- Да ведь это же было в воскресенье.
Ложка Перл застыла на полпути между миской с горошком и тарелкой. На ее лице появилось нечто вроде вежливой заинтересованности.
- Да, - подтвердила она.
- А сегодня среда.
- Да.
- Сегодня среда, черт возьми! Уже три дня прошло. Зачем вспоминать, что было в воскресенье?
Ложка Перл полетела в лицо Коди.
- Выскочка! - Перл влепила ему пощечину. - Выродок… Чудовище! - Она схватила Дженни за косу и дернула с такой силой, что девочка слетела со стула. - Дурак, балбес! - крикнула она Эзре и треснула его по голове миской с горошком. Миска уцелела, но горошек разлетелся во все стороны. Эзра пригнулся и закрыл голову руками. - Паразиты! - вопила Перл. - И почему только вы раньше все не передохли и не освободили меня? Почему я не похоронила всех вас в детстве?!
Она поднялась наверх. Дети перемыли и убрали посуду, вытерли обеденный и рабочий столы, подмели кухню. Обнаружив крошку или пятнышко, они радостно набрасывались на них с кухонным порошком "Бон-Ами". Задернули занавески на окнах, заперли заднюю дверь. На улице соседские ребята собирались играть в прятки, но голоса их были едва слышны, точно их отделяло от дома Туллов не только пространство, но и время. Так в воспоминаниях или в странных, похожих на явь снах возникают голоса и смех людей из давнего-давнего прошлого.
В конце ноября, незадолго до Дня благодарения, у них в школе появилась девочка по имени Эдит Табер. Коди, который сам не единожды переходил из школы в школу и всякий раз испытывал на собственной шкуре, что значит быть новичком, мгновенно отметил вызывающий поворот головы, с каким новенькая вошла в классную комнату. В руке у нее была папка на молнии, что никак не соответствовало школьным правилам, а поверх юбки - подумать только! - мужская рубашка навыпуск. Густые черные волосы придавали ее облику нечто цыганское, и это очень понравилось Коди. Притягивала и ее манера гордо, с презрительной миной входить в класс. Такая же одинокая, как я, думал Коди (в душе он считал себя одиноким). Поэтому после уроков он пошел следом за ней (выяснилось, что она живет всего в квартале от них), а на следующий день догнал ее и пошел рядом. Похоже, Эдит обрадовалась его обществу и болтала без умолку. Время от времени она прихватывала у горла воротник, как взрослая. Ее брат служит на флоте, сказала она, обещал привезти ей шелковое кимоно, если вернется с войны живым; Балтимор не такой уж шикарный город; а мисс Сондерс, учительница английского языка, похожа на кинозвезду Лану Тернер. Хорошо, заметила она, когда у мальчишек волосы не зализаны назад, а свободно падают на лоб, как у Коди. Он провел пятерней по волосам и сказал, что, в общем-то, не уверен, он всегда думал, что девочкам нравятся вьющиеся волосы. А Эдит ответила, что терпеть не может курчавых мальчишек. Остаток пути они молчали, иногда Коди принимался насвистывать, и единственная песенка, которая пришла ему на ум, была Эзрина "Ясеневая роща".